БЕСЕДА 41

«Придя в синагогу, он небоязненно проповедывал три месяца, беседуя и удостоверяя о Царствии Божием» (Деян. 19:8).

Почему Павел часто входил в синагоги. — Ослепление иудеев. — Землетрясение в Константинополе. — Грех лютее демона. — Случай с найденным сокровищем.

1. Смотри, как (Павел) везде сам входит в синагоги и потом выходит; он везде хотел начинать с них, как я и прежде говорил. Язычники с ревностью и усердием принимали его; и иудеи, когда язычники принимали, приходили в раскаяние. Он хотел отделить оттуда учеников и начать с них, так чтобы они не собирались вместе с теми, и делал это не без причины. Потому он часто беседовал с ними, что убеждал (их). Слыша о дерзновении (Павла), не прими это за упорство. Он беседовал о предметах полезных, о царствии (Божием): кто же не стал бы слушать этого? «Но как некоторые ожесточились и не верили, злословя путь Господень перед народом, то он, оставив их, отделил учеников, и ежедневно проповедывал в училище некоего Тиранна. Это продолжалось до двух лет, так что все жители Асии слышали проповедь о Господе Иисусе, как Иудеи, так и Еллины» (ст. 9, 10). «Путем» они справедливо называли проповедь; она действительно была путем, ведущим в царствие небесное. «В училище», говорит (писатель), «некоего Тиранна. Это продолжалось до двух лет, так что все жители Асии слышали проповедь о Господе Иисусе, как Иудеи, так и Еллины». Видишь ли, сколько пользы принесла неутомимая ревность? Слушали и иудеи и язычники. «Бог же творил немало чудес руками Павла, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них» (ст. 11, 12). Не касались только, принося (к больным), но, взявши, возлагали на них. Потому, я думаю, не попустил ему Христос идти в Азию, что имел в виду это время. «Даже некоторые из скитающихся Иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует» (ст. 13). Так все они делали по любостяжанию. Смотри: веровать не хотели, а изгонять бесов этим именем захотели. Да, так велико было имя Павла! «Это делали какие–то семь сынов Иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто? И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они, нагие и избитые, выбежали из того дома. Это сделалось известно всем живущим в Ефесе Иудеям и Еллинам, и напал страх на всех их, и величаемо было имя Господа Иисуса» (ст. 14–17). Они делали это тайно, но потом бессилие их делается весьма явным. «И напал страх на всех их, и величаемо было имя Господа Иисуса. Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои» (ст. 17, 18). Так как они имели такую силу, что и чрез бесов делали такие дела, то и следовало быть этому. «А из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми, и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм. С такою силою возрастало и возмогало слово Господне» (ст. 19, 20). Видя, что нет им никакой пользы, они сожигают книги, когда и сами бесы делают такие дела. Таким образом, имя не делает ничего, когда будет произносимо без веры. Прикровенно указывая на это, премудро сказал (Христос): «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12). Смотри, как они пользовались этим оружием против себя самих. И стязашеся, говорит (писатель), «в училище некоего Тиранна. Это продолжалось до двух лет», — там, где были верные, и весьма верные. Те (заклинатели) не считали Иисуса великим, если присоединяли к имени Его имя Павла, почитая этого за нечто великое. Здесь достойно удивления то, почему бес не содействовав обману заклинателей, но обличил их и обнаружил притворство их. Мне кажется, что он весьма озлобился, подобно тому, кто, находясь в крайней опасности и будучи оскорбляем кем–нибудь из людей маловажных и незначительных, пожелал бы изливать на него всю свою злобу. Чтобы не показалось, что он пренебрегает именем Иисуса, он сначала исповедует Его и потом показывает свою силу. А что не имя Его было бессильно, но все произошло от их обмана (видно из того), что с Павлом этого не случилось. «И бросился», говорит (писатель), «на них человек». Может быть, разорвал им одежды и разбил им головы. Это выражается словом: «бросился», т. е. стремительно бросившись на них, так что мог сделать это. Что значит: «оставив их, отделил учеников»? Отклонил их злословие. Он делает это и отделяется, потому что не хотел разжигать их зависть и возбуждать большую распрю. А словом: «небоязненно» выражается, что он был готов и на опасности и говорил явно, не прикрывая учения. Отсюда мы научаемся не иметь общения с злословящими, но уклоняться от них. Слыша злословие, он сам не злословил, но беседовал ежедневно, и еще более привлекал к себе тем, что и слыша злословие не отступал и не отделялся. И смотри: когда кончилось искушение от внешних (людей), началось от бесов.

Видишь ли слепоту иудеев? Они, увидевши, что одежды его чудодействуют, ему не внимали. Что может быть больше этого? А им и это послужило к противному. Если кто из эллинов не верует, то видя, как тень производит (чудеса), пусть уверует. Таким образом, чрез отделение от них злословящих и порицающих учение, — оно именно здесь названо «путем», — побеждаются; а он отделяется так, что и учеников не оставил и тех не привел в ярость, показывая, что он всегда имел в виду спасение. Он и здесь не оправдывается пред ними, потому что язычники везде уже веровали. И «проповедывал» не просто в каком–нибудь месте, но там, где было училище, как в месте удобнейшем для собрания.

2. Вот, какова сила верующих: и у других является способность совершать то же самое! Какое же ослепление в тех, которые и после явления такой силы оставались в неверии! Как Симон домогался благодати Духа для прибытка, так и эти делали то же для того же самого. Какое ослепление! А почему Павел не запрещает им? Потому что это показалось бы делом зависти: поэтому–то так и устрояется. Это было и при Христе, но тогда не оказывается препятствия (потому что тогда было начало дела). Так, Иуда, будучи вором, не встречает препятствия, Анания же и Сапфира были лишены жизни. И многие из иудеев, оказывая сопротивление, ничего не терпели, а Елима был ослеплен, потому что «не послал», говорит (Христос), «Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3:17). Посмотри на их нечестие: оставаясь иудеями, они захотели воспользоваться именем (Иисуса), — потому что делали все из тщеславия и корыстолюбия. Смотри, как везде люди обращаются не столько помощью полезного (внушения), сколько страхом. По случаю смерти Сапфиры страх объял Церковь и «из посторонних же никто не смел пристать к ним» (Деян. 5:11, 13); здесь брали платки и полотенца — и исцелялись, и после этого «исповедуя и открывая» грехи свои. Из того, что бесноватый бросился на них, видно, как велика сила бесов в отношении к неверующим. Почему же злой дух не сказал, кто это Иисус, а высказал слова, не принесшие пользы? Он боялся, чтобы самому не потерпеть наказания, так как знал, что наказать этих обманщиков ему попущено было силою того же самого имени. Почему и эти несчастные не сказали: веруем (в Него)? Они боялись Павла, хотя им было бы гораздо более славы, если бы они сказали это и признали владычество Его. Притом у них было в памяти случившееся в Филиппах (Деян. 16:18). Заметь, как краток наш писатель, как он только пишет историю, а никого не осуждает. Это делало апостолов достойными удивления. Впрочем, упоминает, чьи были дети (заклинатели), имя их и число, и этим сообщает признак достоверности написанному. Для чего они «скитались» по селениям? Для прибытка, а не для проповеди? Но хорошо, что они и после бегали, проповедуя о том, что терпели. Указывая на это, и (писатель) говорит: «это сделалось известно всем живущим в Ефесе Иудеям и Еллинам». Не должно ли было это, скажи мне, обратить и самих упорствующих? Но не обратило. И не удивляйся; злобу ничто не убеждает. Но посмотрим, какой великой злобы было дело заклинателей. Почему не было того же при Христе, это мы рассмотрим в другое время, а не теперь; заметим только, что здесь было сделано хорошо и полезно. Мне кажется, что они это делали издеваясь, потому и наказываются, чтобы после никто уж не дерзал произносить это имя как попало. Это многих из уверовавших привело к исповеданию, произвело в них страх и было величайшим доказательством того, что Бог знает все. Прежде, чем они были обличены бесами, они обвинили сами себя, боясь чтобы не потерпеть того же. И справедливо. Если покровительствовавшие им бесы стали их обвинителями, а не помощниками, то какая оставалась надежда, кроме исповедания делами? Смотри, как скоро, после таких знамений, является зло. Такова человеческая природа: она скоро забывает благодеяния.

Не припомните ли, что тоже самое произошло и в наше время? Скажи мне, в прошлом году, не поразил ли Бог землетрясением весь город? И что же? Не все ли приняли крещение? Блудники и люди, преданные роскоши и сластолюбию, оставив те жилища и места, в которых проводили время, не исправлялись ли, не делались ли благоговейными? А едва прошло три дня, как они опять обратились к свойственному (им) пороку. Отчего это происходит? От великого нерадения. И что удивительного, если это происходит по прошествии событий, когда бывает тоже и там, где образы (событий) остаются постоянно? Событие, бывшее в Содоме, скажи мне, не остается ли навсегда? А что? Живущие близ него сделались ли оттого лучшими? Нисколько. А что сын Ноев? Не был ли он таков? Не остался ли он злым, хотя и видел своими глазами такое запустение? Не будем же удивляться, что при таких событиях иные не веровали, если часто самое вероучение обращают к противному — ко злу, если, например, и о Сыне Божием говорят, что «бес в Тебе» (Ин. 8: 48). Не видите ли и ныне то же самое, как многие люди, неверные и неблагодарные, уподобляются ехиднам, — будучи облагодетельствованы и призрены другими, огорчают потом своих благодетелей? Это сказано нами для того, чтобы никто не удивлялся, что и при таких знамениях не все обратились.

3. Вот и в наше время были события с блаженным Вавилою, события в Иерусалиме, события при разрушении храмов, и однако не все обратились. К чему говорить о древнем? Я сказал уже, что было в прошлом году, и никто не обратил внимания, но мало–помалу опять стали предаваться распутству и грехопадению. Небо постоянно взывает, что есть Господь, что все это (разумею мир) есть дело некоего Художника, а некоторые говорят, что нет. Случившееся с Феодором в прошлом году кого не поразило? И однако больше ничего не произошло, но сделавшись на время благоговейными, потом возвратились к тому же состоянию, из которого перешли к благоговению. Тоже было некогда с евреями. Потому и сказал пророк: «когда Он умерщвлял их, они искали Его и скоро обращались к Богу» (Пс. 77:34). И вообще что надобно сказать? Как многие, впадая в болезни, обещались по выздоровлении совершенно исправиться, и однако оставались такими же! В этом особенно и открывается нам произволение и свобода падшей природы, — во внезапной перемене. Если бы зло было нам естественно, то не было бы этой перемены; что естественно и необходимо, в том измениться мы не можем. И однако, скажешь, изменяемся. Не видим ли мы, как некоторые, имея от природы зрение, от страха становятся слепыми? Это оттого, что нашей природе свойственно сокращаться, когда приходит другое естественное действие; так и терять зрение от страха нам естественно, и с другой стороны также естественно, что при большем страхе другой (меньший) исчезает. Что же? Если, скажешь, любомудрие свойственно природе, то как же страх, овладевая ею, изгоняет его? А что, если я докажу тебе, что некоторые и в это время не бывают любомудрыми, а даже среди самого страха остаются смелыми? Это уже неестественно. О древнем ли говорить или о новом? Сколько было людей, которые и во время страха оставались смеющимися, издевающимися, и не испытывали ничего такого (подобного страху)? Так фараон, скажи мне, не тотчас ли (после наказания) переменялся и возвращался к прежнему нечестию? Так и здесь заклинатели, хотя сами знали (о ком говорят), над бесноватыми говорили просто: «заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует». Из того, что они говорят в подтверждение, видно что они знали. Говорят только: «Иисусом», между тем как следовало сказать: Спасителем вселенной, воскресшим (из мертвых). Они не хотели исповедать славу Его; потому бес, бросившись на них, обличил их и сказал: «Иисуса знаю, и Павел мне известен»; как бы так сказал: вы не веруете, но говорите это, злоупотребляя именем; и потому, говорит, храм (ваш) пуст, оружие не крепко, вы — не проповедники, но принадлежите мне. Велика ярость беса! Апостолы могли бы сделать с ними тоже, но не делали; повелевая теми, которые делали это, они тем более сами могли бы сделать тоже. Отсюда открывается кротость их, т. е. когда гонимые так поступают, а бесы, которым люди служили, делают противное, «Иисуса», говорит, «знаю», стыдитесь же вы, которые не знаете (Его). «И Павел мне известен». Хорошо и это сказано; признает его проповедником Божиим. Потом бросается на них и раздирает им одежды, и этими действиями как бы выражает: не подумайте, что я делаю это из презрения к тем (апостолам). Велик страх бесовский! А почему он не разорвал одежды их без всяких слов? Этим он выразил свою ярость и остановил их обман. Он боялся, как я сказал, неприступной силы (Христовой), и не преодолел бы таким образом, если бы не сказал этого. Смотри, как везде бесы оказываются благоразумнее иудеев и не смеют ни противоречить, ни порицать апостолов или Христа. Там они говорят: знаем Тебя, кто Ты; и: «пришел Ты сюда прежде времени мучить нас»; и еще: «знаю Тебя», Сыне «Божий» (Мф. 8:29. Мк. 1:24). А здесь: «сии человеки — рабы Бога Всевышнего» (Деян. 16:17); и опять: «Иисуса знаю, и Павел мне известен». Они весьма боялись и страшились тех святых. Может быть и из вас иной, слыша это, желает иметь такую же власть, чтобы бесы не могли взирать на него, и называет тех святых блаженными потому, что они имели такую силу. Такой пусть послушает, что сказал Христос: «не радуйтесь, что духи вам повинуются» (Лк. 10:20), так как Он знал, что все люди стали бы особенно радоваться этому из тщеславия. Если ты ищешь угодного Богу и полезного обществу, то к этому есть другой лучший путь. Не так важно — изгнать беса, как — освободиться от греха. Бес не препятствует достигнуть царствия небесного, а еще содействует, — хотя невольно, но содействует, делая одержимого им более любомудрым; а грех удаляет (от царствия).

4. Может быть, кто–нибудь скажет: я не желал бы достигать такого любомудрия. И я не желаю этого, но желаю другого — того, чтобы делать все из любви ко Христу. Если же и то случится, — чего да не будет! — и об этом должно молиться. Итак, если (бес) не удаляет (от царствия небесного), а грех удаляет, то избавление от последнего есть большее благо. Потому будем стараться освобождать от него ближних наших, а прежде ближних — нас самих. Будем пещись, чтобы нам не сделаться одержимыми бесом, будем тщательно смотреть за собою. Но лютее беса грех, так как тот еще делает людей смиренными. Не видите ли, как бесноватые, когда они получают облегчение от этой болезни, бывают печальны и кротки, какая стыдливость выражается в лице их, как они боятся даже смотреть вокруг себя? Посмотри же, какая выходит несообразность: те стыдятся своих страданий, а мы не стыдимся своих дел; те стыдятся, претерпевая зло, а мы не стыдимся, совершая зло; их положение достойно не стыда, но сострадания, человеколюбия, снисхождения, великого удивления и тысячи похвал, если только они, противодействуя бесу, переносят все с благодарностью; а наше положение достойно посмеяния, стыда, осуждения, наказания, мучения, крайних бедствий и самой геенны, и не заслуживает никакого снисхождения. Видишь ли, как грех лютее беса? Те от своих страданий получают двоякую пользу: во–первых, вразумляются и делаются более любомудрыми; во–вторых, потерпев здесь наказание за свои грехи, отходят к Господу чистыми. Мы часто говорили об этом и учили, что наказываемые здесь, если терпят благодушно, могут избавиться от множества грехов. От грехов же бывает двоякое зло: первое — то, что претыкаемся, второе — то, что становимся худшими. Обратите внимание на слова мои. Не только то зло мы терпим от греха, что грешим, но еще и то, что душа приобретает дурной навык, подобно как бывает с телом. Сказанное будет яснее на примере. Как одержимый горячкою не только то терпит зло, что находится в болезни, но и то, что после болезни становится слабее, хотя бы он уже и выздоровел от продолжительной болезни, так и по совершении греха, хотя бы мы и исцелели, мы еще имеем нужду в большей силе. Представь человека, который нанес кому–нибудь обиду и не получил наказания: не потому только он достоин слез, что не потерпел наказания за обиду, но и по другой причине. По какой? Потому, что душа его стала бесстыднее. От каждого греха, как скоро он сделан и окончен, в душе нашей остается некоторый яд. Не слышишь ли, как некоторые, исцелившись от известной болезни, говорят: «я еще не осмеливаюсь пить воды?» Хотя он и выздоровел, но болезнь причинила и это зло. Те, тяжко страдая, благодарят; а мы и при благосостоянии хулим Бога и ропщем на Него; и подлинно, ты найдешь делающих это больше в здоровье и богатстве, чем в бедности и слабости. Бес стоит (пред ними), как истинный палач с сильными угрозами, или как учитель с поднятою плетью, не дозволяющий никакой отрады. Если же некоторые и при этом не делаются любомудрыми, то, по крайней мере, они претерпевают наказание. И это не маловажно. Как от безумных, как от сумасшедших, как от детей не требуют отчета в их действиях, так и от них; и нет человека, столь жестокого, чтоб наказывать за то, что сделано по неведению. Таким образом мы — согрешающие — оказываемся гораздо хуже беснующихся. Но мы не извергаем пены, не извращаем глаз и рук? О, если бы мы делали это с телом и не делали с душою! Хочешь ли, я покажу тебе, как душа извергает нечистую пену и извращает умственные очи? Посмотри на гневающихся и неистовствующих от ярости, не извергают ли они слов, которые нечистее всякой пены? Подлинно они как бы источают смрадную слюну. И как те не узнают никого из присутствующих, так и эти. При своем помраченном уме и извращенных очах они не различают ни друга, ни врага, ни почтенного человека, ни презренного, но на всех смотрят (просто). Можешь видеть, как они и трясутся, также как те. Но они не падают на землю? За то душа их падает низко и лежит в трепете; если бы она стояла прямо, то с нею не было бы того, что бывает тогда. Подлинно не низкой ли и потерявшей самосознание душе свойственно то, что делают и говорят неистовствующие от ярости? Но есть и другой вид неистовства, еще худший. Какой? Тот, когда не хотят оставить гнева, но питают в себе памятозлобие, как какого домашнего палача. Самих же их первых мучит памятозлобие еще и здесь, не говоря о будущем. Подумай, какое терпит мучение человек, возмущенный душою, каждый день помышляя о том, как бы отомстить врагу? Прежде всего он мучит сам себя и томится, раздражаясь, досадуя на самого себя, разгорячаясь. Точно огонь постоянно горит в тебе, и, когда горячка усиливается до такой степени, ты не ослабляешь ее, думаешь, как бы причинить какое зло другому; а между тем терзаешь самого себя, постоянно нося в себе сильный пламень, не давая успокоиться душе своей, постоянно свирепея, и содержа ум свой в тревоге и смятении.

5. Что хуже этого неистовства — всегда мучиться, раздражаться и воспламеняться? А таковы души злопамятных. Они, как скоро увидят того, кому хотят отомстить, тотчас же выходят из себя; услышат ли голос его, падают и дрожать; лежат ли на постели, придумывают тысячи мучений, как бы поразить и растерзать своего врага; а если при этом увидят его благоденствующим, о, какое для них наказание! Прости же другому проступок его и избавь себя от мучения. Для чего ты непрестанно мучишь себя, чтобы однажды поразить и наказать его? Для чего причиняешь самому себе изнурительную болезнь? Для чего продолжаешь гнев свой, когда он готов прекратиться? Да не продолжится (гнев ваш) даже «до вечера», говорит Павел (Еф. 4:26); он, как бы какая тля и моль, подъедает корень нашей души. Для чего удерживать внутри себя этого дикого зверя? Лучше положить змея или ехидну на сердце, нежели гнев и памятозлобие; от тех скоро можно было бы нам освободиться, а этот остается постоянно, вонзая свои зубы, впуская свой яд, возбуждая злые помыслы. Я делаю это, скажешь, для того, чтобы тот не стал смеяться надо мною, не стал презирать меня? Жалкий и безрассудный человек! Ты не хочешь быть посмешищем для подобного тебе раба, а подвергаешься неблаговолению своего Владыки? Не хочешь быть в презрении у равного тебе раба, а сам презираешь Владыку? Не можешь снести презрения (от человека), а не подумаешь, что ты прогневляешь Бога, посмеваешься над Ним, пренебрегаешь Им, не оказывая Ему повиновения? А то, что он не будет смеяться над тобою, это очевидно. Если станешь мстить, то будет великий смех, великое презрение, так как это — дело малодушия; если же простишь, то — великое удивление, так как это — дело великодушия. Но тот, скажешь, не узнает этого? Пусть узнает Бог, чтобы ты имел за то большую награду. «Взаймы давайте», говорит Он, «не ожидая ничего» (Лк. 6:35).

Будем благодетельствовать тем, которые не чувствуют, что им благодетельствуют, чтобы они, воздавая нам похвалы или что другое, тем не уменьшили нашей награды. Если ничего не получим от людей, то тем больше получим от Бога. Что смешнее, что грубее души, непрестанно гневающейся и желающей мщения? Это — женское и детское желание. Как та (гневливая жена) гневается и на бездушные вещи и, пока хотя не топнет об пол, не оставляет своего гнева, так и эти (злопамятные) желают отомстить своим оскорбителям и делаются сами достойными смеха, потому что увлекаться гневом свойственно детскому уму, а преодолевать его возмужалому. Итак, не мы будем в посмеянии, когда окажем любомудрие, и они (оскорбители). Не покоряться страсти — дело людей не презренных; а презренным свойственно бояться смеха других до такой степени, чтобы из–за этого решиться — покоряться собственной страсти, оскорблять Бога и мстить за себя. Это, поистине, достойно смеха. Будем же избегать этого. Пусть тот говорит, что он причинил нам тысячу зол, а сам ничего не потерпел (от нас), пусть говорит, что если он и еще поругается над нами, так же не потерпит ничего. Если бы он захотел хвалить нас, то не иначе стал бы проповедовать о нашей добродетели, не иные стал бы употреблять слова, как именно эти, которыми он думает унизить нас. О, если бы все говорили обо мне, что «это — человек холодный и жалкий; все оскорбляют его, а он терпит; все нападают на него, а он не мстит за себя»! О, если бы прибавили еще, что «он даже и не может сделать этого, хотя бы и хотел», — мне похвала была бы от Бога, а не от людей! Пусть говорят что мы не мстим по трусости. Это нисколько не вредит нам; Бог видит и уготовляет нам большее сокровище. Если бы мы стали смотреть на тех людей, то лишились бы всего. Будем же смотреть не на то, что о нас говорят, а на то, что нам должно делать. Некоторые говорят: пусть не смеется надо мною, пусть не издевается. О, безумие! Никто оскорбивший меня, говоришь ты, не смеялся надо мною, т. е., я отомстил. Но потому ты и достоин посмеяния, что отомстил. Откуда явились эти слова — постыдные и гибельные, низвращающие нашу жизнь и общество? Не отголосок ли сопротивления Богу. Что делает равным Богу, т. е. немстительность, то почитаешь ты смешным. Не в праве ли смеяться над нами и мы сами, и эллины, когда так говорим мы вопреки Богу?

Хочу рассказать нечто, бывшее в древности, касающееся не гнева, но имущества. У одного человека было поле, в котором было скрыто сокровище, о чем господин ничего не знал. Это поле он продал. Купивший, раскапывая землю, чтобы разработать и насадить ее, нашел скрытое сокровище. Продавший, узнав об этом, пришел к купившему и стал насильно требовать себе сокровища: я, говорит, продал поле, а не сокровище. Тот отказал ему, сказавши, что он купил поле вместе с сокровищем и ничего более знать не хочет. Начали тяжбу, один надеясь получить, а другой, стараясь не отдать. Нашедши какого–то человека, они обратились к нему с этим делом и спросили его: кому должно принадлежать сокровище? Он не дал ответа, но сказал, что разрешит тяжбу их: пусть он будет господином (сокровища). Взявши его себе с их согласия, он испытал впоследствии много зла от этого сокровища и на деле убедился, что не напрасно они отступились от него. Подобным образом должно поступать и по отношению к гневу, — мы должны стараться не мстить, а оскорбившие — признавать себя виновными. Но, может быть, это кажется смешным. Когда слишком усиливается это безумие, то люди благоразумные смеются, и среди множества неистовствующих непричастный их неистовству также кажется неистовствующим. Потому, увещеваю вас, будем терпеливы и не станем выходить из себя, чтобы, очистившись от этой гибельной страсти, мы могли сподобиться царствия небесного, благодатию и щедротами Единородного Сына Его, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Дата добавления: 2015-07-12