Преобразование страны

Разгром оппозиции совпал не только с X годовщиной Октябрьской революции, но и достижением страной довоенного уровня экономического развития. В своем докладе XV съезду партии Сталин констатировал, что «продукция сельского хозяйства составляет 108,3%, а продукция промышленности — 100,9%» от довоенного уровня.

Сравнивая темп прироста национального дохода в СССР (11,4% за 1926/27 хозяйственный год и намеченный Госпланом прирост дохода на 7,3% в 1927/28 году) со средним ежегодным приростом национального дохода США (3—4%), Англии и Германии (1—3%), Сталин заявлял: «Нужно признать, что темп роста национального дохода СССР за последние годы является рекордным по сравнению с крупными капиталистическими странами Европы и Америки. Вывод: народное хозяйство нашей страны растет быстрым темпом. Задача партии: двигать дальше развитие народного хозяйства нашей страны по всем отраслям производства».

Ссылаясь на сведения за последние годы и наметки Госплана относительно производства в 1927/28 хозяйственном году, Сталин говорил, что на протяжении пяти лет среднеарифметический ежегодный прирост промышленной продукции составит 15%. Сравнивая эти данные с темпами развития промышленности в США и в царской России в периоды про-

мышленного бума, Сталин утверждал: «Процент ежегодного прироста продукции нашей социалистической промышленности, а также продукции всей промышленности есть рекордный процент, какого не имеет ни одна крупная капиталистическая страна в мире».

Рассказав об успехах Советской страны, Сталин указал и на множество недостатков, особенно в деятельности партии. Одним из главных недостатков Сталин считал «безудержное желание видеть везде праздничное настроение, эта тяга к декорациям, ко всякого рода юбилеям, нужным и ненужным, это желание плыть, пока плывется, не оглядываясь, куда же это нас несет, — все это и составляет... основу наших недочетов в нашем партийном быту».

Это замечание свидетельствовало о том, что сведения об успехах скрывали многочисленные проблемы, которые могли обернуться катастрофическим развитием событий. Однако несмотря на предчувствия, которые явно беспокоили Сталина, он, как и другие руководители страны, упустил развитие кризиса хлебозаготовок, который начался уже в августе 1927 года. К январю 1928 года государство сумело заготовить лишь 300 миллионов пудов хлеба, в предыдущий же год было заготовлено 428 миллионов пудов.

Позже Сталин писал, что кризис был порожден как стремлением крестьян, прежде всего богатых, попридержать хлеб, так и ошибками государственных заготовительных организаций, которые, конкурируя друг с другом, увеличивали цену на хлеб, ослаблением борьбы с кулачеством местных партийных организаций в деревне и недостаточным количеством промтоваров, направленных в деревню. «Все это, соединенное с такими ошибками в нашей работе, как запоздалый подвоз промтоваров в деревню, недостаточность сельхозналога, неумение извлечь денежные излишки из деревни и т.п., — создали условия, приведшие к кризису в хлебозаготовках». Позже Сталин признавал и «ошибки ЦК», а фактически — свои собственные: в конце 1927 года Сталин и другие руководители страны проглядели нараставший кризис хлебозаготовок, и о нем ничего не говорилось в отчетном докладе ЦК.

Первые директивы ЦК ВКП(б) о хлебозаготовках от 14 и 24 декабря 1927 года не дали результата. Тогда политбюро 6 января 1928 года издало директиву, являвшуюся, по характеристике Сталина, «совершенно исключительной как по своему тону, так и по своим требованиям». Сталин писал, что эта директива «кончается угрозой по адресу руководителей партийных организаций в случае, если они не добьются в кратчайший срок решительного перелома в хлебозаготовках... Тем не менее ЦК счел уместным пойти на этот шаг ввиду тех исключительных обстоятельств, о которых говорилось выше».

О том, что кризис был действительно исключительным, свидетельствовало то, что в различные края страны для контроля за хлебозаго-

товками были направлены Микоян, Каганович, Жданов, Шверник, Андреев и другие видные партийные деятели. В Сибирь, на Алтай, отправился и Сталин. Эта поездка продолжалась три недели. Выступая на совещаниях в Новосибирске, Барнауле, Рубцовске, Омске и других городах, Сталин говорил о необходимости принять жесткие меры для выполнения плана хлебозаготовок. Он настаивал: «а) потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам; б) в случае отказа кулаков подчиниться закону, — привлечь их к судебной ответственности по 107 статье Уголовного Кодекса РСФСР и конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства с тем, чтобы 25 процентов конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита». Сталин требовал отстранения от работы представителей прокурорских и судебных властей, которые «не готовы к этому делу».

Кризис заставил его отказаться от позиции, которую занимал в декабре 1927 года, когда в отчетном докладе заявлял: «Неправы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать и точка. Это средство — легкое, но далеко не действительное. Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности».

Теперь Сталин говорил: «Нет никаких гарантий, что саботаж хлебозаготовок со стороны кулака не повторится в будущем году. Более того, можно с уверенностью сказать, что пока существуют кулаки, будет существовать и саботаж хлебозаготовок».

Кризис хлебозаготовок послужил для Сталина доказательством необходимости коренного переустройства экономики страны, о чем он говорил еще после окончания Гражданской войны. Такая политика неизбежно вела к глубоким социальным переменам. При этом Сталин теперь считал, что осуществлять этот курс следует немедленно и в кратчайшие сроки. По сути дела, речь шла об осуществлении не эволюционных, а революционных преобразований, но на сей раз для этого не надо было захватывать власть, а осуществить «революцию сверху».

Успехи, достигнутые в восстановлении хозяйства, разрушенного Гражданской войной, Сталин рассматривал как стартовую площадку для быстрого движения вперед. Выступая на ноябрьском (1928) пленуме ЦК ВКП(б), Сталин заявил: «Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, Советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того, чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в технико-экономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут». «Это верно не только с точки зрения построения социализма. Это верно также с точки зрения отстаива-

ния независимости нашей страны в обстановке капиталистического окружения. Невозможно отстоять независимость нашей страны, не имея достаточной промышленной базы для обороны».

В своем докладе «Об итогах июльского пленума» на собрании актива ленинградской организации ВКП(б), Сталин, говоря о внешней уязвимости страны, напоминал о главных реалиях современности: «противоречие между капиталистическим миром и СССР,...не ослабевает, а усиливается. Нарастание этого противоречия не может не быть чревато опасностью военной интервенции... Опасность новых империалистических войн и интервенций является основным вопросом современности». Выступая на ноябрьском (1928) пленуме ЦК ВКП(б), он говорил, что «мы имеем чрезвычайно отсталую технику промышленности», в то время как «мы имеем вокруг себя целый ряд капиталистических стран, обладающих гораздо более развитой и современной промышленной техникой, чем наша страна... Там техника не только идет, но прямо бежит вперед, перегоняя старые формы промышленной техники».

В конце 1927 года страна все еще отставала от довоенного уровня металлургического производства. На XV съезде нарком по военным и морским делам К.Е. Ворошилов рассказал о плачевном состоянии тяжелой промышленности: «70,5% чугуна, 81% стали, 76% проката по сравнению с довоенным уровнем — это, конечно, недостаточно для нужд широко развивающегося хозяйства и обороны». Модернизация же вооружений, особенно активно развернувшаяся в ведущих странах мира в годы Первой мировой войны, требовала не просто восстановления былых позиций в тяжелой промышленности, но и создания принципиально новых отраслей производства. Между тем Ворошилов признавал: «Алюминия, этого необходимого металла для военного дела, мы у себя совсем не производим... Цинка и свинца, весьма ценных и необходимых металлов для военного дела, мы ввозим из-за границы в 7 раз больше, чем производим у себя в стране. Даже меди, которой у нас бесконечное множество в недрах, мы ввозим 50% по сравнению с тем, что производим в стране».

Особую озабоченность руководства страны вызывала оборонная промышленность. По числу танков СССР (менее 200 вместе с броневиками) отставал не только от передовых стран Запада, но и от Польши. В Красной Армии имелось менее тысячи самолетов устаревших конструкций и лишь 7 тысяч орудий разных калибров, что в 1927 году было совершенно недостаточно для защиты такой огромной страны, как СССР. Однако состояние оборонной промышленности не позволяло надеяться на быстрое создание мощного арсенала современных вооружений. О предприятиях оборонной промышленности Ворошилов говорил, что «когда их видишь, берет оторопь... Нельзя индустриализировать страну и одновременно в качестве тягловой силы опираться на недостаточный и не-

доброкачественный конский состав и на наших отечественных быков. Тракторостроение у нас почти отсутствует».

Несмотря на успехи в сельскохозяйственном производстве, Сталин в отчетном докладе на XV съезде констатировал: «Темп развития нашего сельского хозяйства нельзя признать достаточно удовлетворительным». Сталин объяснял это обстоятельство «как чрезмерной отсталостью нашей сельскохозяйственной техники и слишком низким уровнем культурного состояния деревни, так и, особенно, тем, что наше распыленное сельскохозяйственное производство не имеет тех преимуществ, которыми обладает наша крупная объединенная национализированная промышленность».

Деревня не только отставала от города по темпам развития, но и тормозила развитие промышленного производства. Низкая товарная продуктивность мелких крестьянских хозяйств мешала развитию промышленных отраслей, потреблявших сельскохозяйственное сырье. Руководитель Центросоюза И.Е. Любимов говорил на съезде: «Мы удовлетворяем примерно на 60—65% потребности населения по хлопчатобумажным тканям, на 30—35% — по сукну». Между тем необходимость в ускоренном развитии тяжелой промышленности, особенно в связи с нуждами обороны, не позволяла успешно развивать легкую промышленность. Выступая с докладом на съезде, председатель Совнаркома А.И. Рыков признавал: «Развить тяжелую индустрию в наших условиях можно только при суровом режиме на первое время в области товарооборота и при некоторой нехватке в отдельных случаях тех или иных товаров широкого потребления».

«Нужно ли уничтожить «ножницы» между городом и деревней, все эти недоплаты и переплаты? Да, безусловно нужно уничтожить, — говорил Сталин. — Можем ли мы их уничтожить теперь же, не ослабляя нашу промышленность и наше народное хозяйство? Нет, не можем». «Это значит затормозить индустриализацию страны, в том числе индустриализацию сельского хозяйства, подорвать нашу неокрепшую молодую промышленность и ударить, таким образом, по всему народному хозяйству». «Нужно иметь в виду, что наши города и наша промышленность растут и будут расти с каждым годом. Это необходимо для индустриализации страны, — продолжал он. — Следовательно, будет расти с каждым годом спрос на хлеб, а значит будут расти и планы хлебозаготовок. Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем».

Объясняя на июльском пленуме ЦК ВКП(б), почему необходимо создать надежные резервы хлеба, Сталин выделил четыре обстоятельства: 1) «мы не гарантированы от военного нападения»; 2) «мы не гарантированы от осложнений на хлебном рынке»; 3) «мы не гарантированы от неурожая»; 4) «нам абсолютно необходим резерв для экспорта

хлеба». Со времен изучения Ветхого Завета Сталин усвоил, что Иосиф обеспечил могущество и процветание Египта, а также спасение населения от гибели в годы «тощих коров», благодаря тому, что своевременно создал огромные государственные запасы зерна. Сталин указывал на то, что существовавшее тогда сельское хозяйство не обеспечивает страну необходимыми зерновыми резервами, потому что не производит в достаточном количестве товарного хлеба, то есть хлеба на продажу.

Понимая, что Красная Армия не сможет защитить страну без высокоразвитой оборонной промышленности, а стало быть, без высокоразвитой тяжелой промышленности и значительно большего числа промышленных рабочих, Сталин также понимал и то, что для обеспечения Красной Армии и увеличивающегося числа городских промышленных рабочих требуется больше продовольствия, чем производило тогда сельское хозяйство.

Выступая 28 мая 1928 года перед студентами Института красной профессуры, Комакадемии и Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова, Сталин приводил данные о производстве хлеба до войны и в 1926/27 хозяйственном году. Согласно таблице, составленной членом коллегии ЦСУ известным экономистом Немчиновым, до войны наибольшая доля товарности хлеба приходилась на помещичьи хозяйства — 47%. Следом шли кулацкие хозяйства — 34%. Затем — хозяйства середняков и бедняков — 14,7%. В 1926/27 годы первое место по товарности занимали колхозы и совхозы — 47,2%. Второе — кулацкие хозяйства — 20%. На последнем месте по товарности находились хозяйства середняков и бедняков — 11,2%. Из таблицы следовало, что товарность всех индивидуальных крестьянских хозяйств снизилась, а колхозы и совхозы, которые собирали всего 1,7% урожая зерна и давали 6% товарного зерна, не заменили помещичьи хозяйства по производству товарного хлеба, так, до революции они давали стране 12% урожая и 21,6% товарного зерна. Поскольку сократилось и число кулацких хозяйств, которые давали 50% товарного зерна до войны, то количество товарного зерна сократилось в 2 раза, а экспорт зерна упал в 20 раз.

Сталин справедливо указывал, что мелкие крестьянские хозяйства, количество которых резко выросло после революции (с 15—16 миллионов до 24—25 миллионов), не могли «применять машины, использовать данные науки, применять удобрения, подымать производительность труда и давать, таким образом, наибольшее количество товарного хлеба». Такие хозяйства Сталин назвал «полупотребительскими», «малотоварными».

Таким образом, для того чтобы поднять товарное производство хлеба и других сельскохозяйственных продуктов, надо было или возродить Помещичье землевладение, или поощрять развитие кулацких хозяйств, Или развивать колхозы и совхозы. Для Сталина, как и для всех коммуни-

стов, было очевидно, что единственно верным путем является коллективизация мелких деревенских хозяйств и превращение их в колхозы или их огосударствление и превращение в совхозы.

«Где выход для сельского хозяйства? Может быть, в замедлении темпа развития нашей промышленности вообще, нашей национализированной промышленности в частности? — рассуждал Сталин. — Ни в коем случае!.. Выход в переходе мелких распыленных крестьянских хозяйств в крупные и объединенные хозяйства на основе общественной обработки земли, в переходе на коллективную обработку земли на базе новой, высшей техники. Выход в том, чтобы мелкие и мельчайшие крестьянские хозяйства постепенно, но неуклонно, не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения, объединять в крупные хозяйства на основе общественной, товарищеской, коллективной обработки земли, с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приемов интенсификации земледелия. Других выходов нет».

По мнению Сталина, увеличить производство товарного хлеба можно путем: «1) организации колхозов» (он полагал, что «мы могли бы добиться того, чтобы года через 3—4 иметь от колхозов до сотни миллионов пудов товарного хлеба»); «2) создания крупных совхозов» (Сталин рассчитывал «иметь от старых и новых совхозов года через 3—4 миллионов 80—100 пудов товарного хлеба»); «3) обеспечения подъема урожайности мелких и средних индивидуальных крестьянских хозяйств» (Сталин планировал «иметь года через 3—4 дополнительно не менее 100 миллионов пудов нового товарного хлеба от мелких и средних индивидуальных крестьянских хозяйств»). Выполнение этой программы «через 3—4 года» должно было обеспечить «дополнительно новых 250—300 миллионов пудов товарного хлеба, более или менее достаточного для того, чтобы должным образом маневрировать как внутри страны, так и вне ее».

Еще на XV съезде Сталин настоял на включении в его резолюцию положения, которое гласило: «В настоящий период задача объединения и преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы должна быть поставлена в качестве основной задачи партии в деревне». (Позже этот съезд партии был объявлен «съездом коллективизации».) Напоминая в 1928 году об этой резолюции съезда, Сталин подчеркивал, что советский строй не может долго держаться «на разнородных основах» — «на объединенной социализированной промышленности и на индивидуальном мелкокрестьянском хозяйстве, имеющем в основе частную собственность на средства производства». Сталин указывал: «Нужно постепенно, но систематически и упорно переводить сельское хозяйство на новую техническую базу, на базу крупного производства, подтягивая его к социалистической промышленности. Либо мы эту задачу решим, — и тогда окончательная победа социализма в нашей стране

обеспечена, либо мы от нее отойдем, задачи этой не разрешим, — и тогда возврат к капитализму может стать неизбежным».

Развивая положения резолюции съезда, Сталин выдвинул программу действий по «социализации всего сельского хозяйства»: «во-первых... нужно постепенно, но неуклонно объединять индивидуальные крестьянские хозяйства, являющиеся наименее товарными хозяйствами, — в коллективные хозяйства, в колхозы, являющиеся наиболее товарными хозяйствами»... «во-вторых... покрыть все районы нашей страны, без исключения колхозами (и совхозами), способными заменить, как сдатчик хлеба государству, не только кулаков, но и индивидуальных крестьян»... «в-третьих, ликвидировать все источники, рождающие капиталистов и капитализм, и уничтожить возможность реставрации капитализма»... «в-четвертых, создать прочную базу для бесперебойного и обильного снабжения всей страны не только хлебом, но и другими видами продовольствия с обеспечением необходимых резервов для государства». Сталин подчеркивал, что «это значит... создать единую и прочную социалистическую базу для Советского строя, для Советской власти. Это значит... обеспечить победу социалистического строительства в нашей стране».

Признавая верной предшествующую политику, Сталин в то же время предлагал новый курс на ускоренное развитие страны, предусматривавший глубокие общественные и хозяйственные преобразования в стране и принципиально отличавшийся от новой экономической политики. Победу, которую коммунисты одержали в ходе Октябрьской революции и отстояли в Гражданской войне и период нэпа, Сталин предлагал поставить на прочную материальную основу, наглядно показав преимущества социалистической общественной организации. Несмотря на новизну этих задач, Сталин подчеркивал преемственность проводимой им политики и не отрекался от нэпа. Однако его интерпретация нэпа фактически означала свертывание рыночных отношений. Он утверждал: «Нельзя рассматривать нэп, как только лишь отступление... Нэп предполагает победоносное и систематическое наступление социализма на капиталистические элементы нашего хозяйства». На деле такое наступление было связано с принципиально новым сталинским курсом на революционное преобразование страны сверху.

Теперь Сталин иначе интерпретировал лозунг «смычки с деревней». Он говорил, что не столько производство изделий легкой промышленности, сколько производство товаров для удовлетворения производственных возможностей крестьян должно лечь в основу «смычки с середняком». «Мы даем крестьянству не только ситец. Мы даем ему еще машины всякого рода, семена, плуги, удобрения и т.д., имеющие серьезнейшее значение в деле поднятия и социалистического преобразования крестьянского хозяйства. Смычка имеет... своей основой не только текстиль, но и металл. Без этого смычка с крестьянством была бы непрочной... Смыч-

ка по металлу... касается... производственной стороны крестьянского хозяйства, его машинизации, его коллективизации, и именно поэтому должна иметь своим результатом постепенную переделку крестьянства, постепенную ликвидацию классов, в том числе и класса крестьян». Совершенно очевидно, что «смычка по металлу» была направлена не столько на рост производительности индивидуальных хозяйств, сколько на преобразование их в коллективные.

Но если нэп предполагал наступление социализма на капиталистические элементы в сельском хозяйстве, если «смычка по металлу» должна была увенчаться ликвидацией класса крестьян, то неудивительно, что Сталин заявлял о том, что «нэп ecть своеобразное выражение и орудие диктатуры пролетариата... есть продолжение классовой борьбы». Правда, он оговаривался, что «нашу политику никак нельзя считать политикой разжигания классовой борьбы», так как такая политика «ведет к гражданской войне», но предупреждал, что «это вовсе не означает, что тем самым отменена классовая борьба или что она, эта самая классовая борьба, не будет обостряться».

Выступая 9 июля 1928 года на пленуме ЦК ВКП(б), Сталин произнес свою знаменитую формулу: «По мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику разложения врагов рабочего класса, наконец, политику подавления сопротивления эксплуататоров, создавая базу для дальнейшего продвижения вперед рабочего класса и основных масс крестьянства». Это означало, что «революция сверху» будет связана со столь же острой социальной и внутриполитической борьбой, какая была характерна и для «революции снизу».

Сталин исходил из того, что фронт классовой борьбы проходит не только в деревне. Арест работниками ОГПУ 50 с лишним инженеров, работавших в городе Шахты, и обвинение их во вредительской деятельности позволили Сталину сделать далеко идущие умозаключения. Ссылаясь на данные следствия, Сталин утверждал, что «шахтинское дело есть экономическая контрреволюция, затеянная частью буржуазных спецов, владевших раньше угольной промышленностью». Существует мнение, что Сталин был чуть ли не инициатором «шахтинского дела», так как якобы ненавидел техническую интеллигенцию. На самом деле эти события были для него неожиданными, о чем он не раз говорил в 1928 году. Говоря в отчетном докладе на XV съезде партии о «недовольстве среди известных слоев интеллигенции», Сталин отнюдь не призывал к борьбе против этого слоя. Более того, он считал, что «было бы ошибочно думать, что весь служилый элемент, вся интеллигенция переживает состояние недовольства, состояние ропота или брожения против Советс -

кой власти». В этой связи он особо отмечал позицию технической интеллигенции, ее сдвиг «в сторону Советской власти». Он высоко оценил роль технической интеллигенции в таких стройках, как «Волховстрой, Днепрострой, Свирьстрой, Туркестанская дорога, Волго-Дон, целый ряд новых гигантов-заводов». При этом он подчеркнул, что «это есть не только вопрос о куске хлеба для них. Это есть вместе с тем дело чести, дело творчества, естественно сближающее их с рабочим классом, с Советской властью».

Однако данные следствия по «шахтинскому делу», очевидно, убедили Сталина не только в виновности арестованных, но и в том, что среди технической интеллигенции есть немало таких, кто враждебно настроен к Советской власти. Угрозу, исходившую от «буржуазных контрреволюционных специалистов», Сталин видел прежде всего в том, что их настроения могут быть использованы зарубежными врагами СССР. Ссылаясь на утверждения следствия по «шахтинскому делу» о наличии связей между «шахтинцами» и зарубежными странами, Сталин говорил, что «мы имеем здесь дело с экономической интервенцией западноевропейских антисоветских капиталистических организаций в дела нашей промышленности». Исходя из того, что внутренняя контрреволюция получала поддержку со стороны внешней контрреволюции, Сталин считал, что перед страной стоит альтернатива: «либо мы будем вести и впредь революционную политику, сплачивая вокруг рабочего класса СССР пролетариев и угнетенных всех стран, — и тогда международный капитал будет нам всячески мешать в нашем продвижении вперед; либо мы откажемся от своей революционной политики, пойдем на ряд принципиальных уступок международному капиталу, — и тогда международный капитал, пожалуй, не прочь будет «помочь» нам в деле перерождения нашей социалистической страны в «добрую» буржуазную республику».

Решительно отвергая второй вариант политики, Сталин заявлял: «Мы не можем пойти на... уступки, не отказавшись от самих себя, — именно поэтому мы должны быть готовы к тому, что международный капитал будет нам устраивать и впредь все и всякие пакости, все равно, будет ли это шахтинское дело или что-нибудь другое, подобное ему».

Исходя из перспективы обострения борьбы с внутренней и внешней контрреволюцией, Сталин делал четыре «практических вывода» из «шахтинского дела». Он обращал внимание на то, что коммунисты, занимая посты директоров предприятий, фактически отстранены от контроля над производством из-за своей некомпетентности. «Говорят, что невозможно коммунистам, особенно же рабочим коммунистам-хозяйственникам, овладеть химическими формулами и вообще техническими знаниями. Это неверно, товарищи. Нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики». В его докладе «Об итогах июль-

ского пленума» говорится: «Урок, вытекающий из шахтинского дела, состоит в том, чтобы ускорить темп образования, создания новой технической интеллигенции из людей рабочего класса, преданных делу социализма и способных руководить технически нашей социалистической промышленностью». «Революция сверху» Сталина предполагала создание максимально благоприятных условий для социального роста лучших представителей пролетариата.

Призывая усилить техническую подготовку коммунистов, работающих на производстве, Сталин указывал на недостатки существующей системы подготовки специалистов: «Многие наши молодые специалисты не идут в дело, оказались непригодными для промышленности... потому, что они учились по книжке, они спецы от книжки, у них нет практического опыта, они оторваны от производства, и они, естественно, терпят поражение... Необходимо изменить их обучение, причем изменить надо таким образом, чтобы молодые спецы с первых же лет своего обучения во втузах имели неразрывную связь с производством, с фабрикой, с шахтой и т.д.».

Сталин считал, что не только получившие высшее образование специалисты, но и рабочие предприятий должны активно участвовать в управлении производством. «Шахтинское дело», по его словам, показало, что вследствие недостаточного вовлечения трудящихся в управление предприятиями и исключительного терпения рабочих, законы об охране труда нарушаются. Сталин предупреждал, что «держаться долго на старом моральном капитале и растрачивать его так безрассудно — нельзя!»

Наконец, из «шахтинского дела» Сталин делал вывод о плохой проверке исполнения: «Руководить, это еще не значит писать резолюции и рассылать директивы. Руководить — это значит проверять исполнение директив, и не только исполнение директив, но и самые директивы, их правильность или их ошибочность с точки зрения живой практической работы». Сталин предлагал посылать «наших руководящих товарищей на временную работу на место не в качестве командующих, а в качестве обычных работников, поступающих в распоряжение местных организаций». Он считал, что такая практика стала бы «лучшим способом обогатить опыт наших уважаемых руководителей... Уверяю вас, что законы, которые мы пишем здесь, и директивы, которые мы вырабатываем, были бы куда жизненней и правильней, чем это имеет место в настоящее время». Как и всегда, Сталин видел в хорошо организованном контроле со стороны надежных и преданных делу людей гарантию исполнения принятых решений.

Важным составным элементом сталинской программы «революции сверху» стал лозунг «самокритики». Хлебозаготовительный кризис и «шахтинское дело», по мнению Сталина, стали возможными потому, что вовремя не поступили сигналы о неблагополучном положении. В то же

время Сталин обращал внимание на то, что лозунг «самокритики» стал актуальным после разгрома оппозиции: «Ввиду легкой победы над оппозицией, которая (т.е. победа) сама по себе представляет серьезнейший плюс для партии, в партии может создаться опасность почить на лаврах, предаться покою и закрыть глаза на недостатки нашей работы». Сталин делал вывод, что «у нас создалась группа руководителей, поднявшихся слишком высоко и имеющих большой авторитет». Понимая, что «без наличия такой авторитетной группы руководителей руководить большой страной немыслимо», он указывал, что «вожди, идя вверх, отдаляются от масс, а массы начинают смотреть на них снизу вверх, не решаясь их критиковать, — этот факт не может не создавать известной опасности отрыва вождей от масс и отдаления масс от вождей. Опасность эта может привести к тому, что вожди могут зазнаться и признать себя непогрешимыми... Ясно, что ничего, кроме гибели для партии, не может выйти из этого».

Сталин говорил, что трудящиеся страны боятся высказывать критические замечания в адрес руководителей «не только потому, что им может «влететь» за это, но и потому, что их могут «засмеять» за несовершенную критику. Где же простому рабочему или простому крестьянину, чувствующему недостатки нашей работы и нашего планирования на своей собственной спине, где же им обосновать по всем правилам искусства свою критику?» Сталин призывал «внимательно выслушивать всякую критику советских людей, если она даже является иногда не вполне и не во всех своих частях правильной». Он требовал, чтобы «бдительность рабочего класса развивалась, а не заглушалась, чтобы сотни тысяч и миллионы рабочих впрягались в общее дело социалистического строительства, чтобы сотни тысяч и миллионы рабочих и крестьян, а не только десяток руководителей, глядели в оба на ход нашего строительства, отмечали наши ошибки и выносили их на свет Божий». Эти призывы Сталина критически относиться к руководителям становились все более актуальными по мере обострения разногласий в руководстве страны.

Дата добавления: 2015-07-12