На фронте «от чемберлена

ДО ТРОЦКОГО»

Внимание Сталина к международной жизни было оправданным. В начале 1927 года бурные события развернулись в Китае. Там революционные силы под руководством партии Гоминьдан, в состав которой входили тогда коммунисты, овладели Шанхаем, а затем Нанкином. Однако 12 апреля командующий революционными армиями Чан Кайши совершил переворот, а коммунистов стали арестовывать и расстреливать. Сталин комментировал эти бурные события в своих выступлениях, а несколько своих работ и речей специально посвятил вопросам китайской революции.

Не оставил Сталин без внимания и кризис в отношениях между СССР и Великобританией. Нота министра иностранных дел Великобритании О. Чемберлена от 23 февраля 1927 года, содержавшая угрозы денонсации торгового соглашения с СССР и разрыва англо-советских дипломатических отношений вызвала разговоры о возможной войне. Выступая 1 марта 1927 года, Сталин обратил внимание, что большинство записок, посланных ему из аудитории, сводились «к одному вопросу: будет ли у нас война весной или осенью этого года? Мой ответ: войны у нас не будет ни весной, ни осенью этого года».

Однако в то время казалось, что Сталин ошибся, так как в последующие месяцы международная обстановка продолжала обостряться. 6 апреля в Пекине полиция совершила налет на советское полпредство и несколько дипломатических сотрудников были арестованы. 12 мая в Лондоне полиция вторглась в помещение англо-советского акционерного общества «Аркос», а 27 мая правительство Великобритании разорвало отношения с СССР. 7 июня в Польше был убит советский полпред Войков. Создавалось впечатление, что Советский Союз исключают из международного сообщества и международное право не защищает более советских представителей за рубежом. 15 июня в Женеве состоялась секретная встреча министров иностранных дел Великобритании, Германии, Франции, Бельгии, Японии, на которой обсуждался «русский вопрос». Лишь Германия отказалась поддержать антисоветские ме-

роприятия, на которых настаивал английский министр иностранных дел О. Чемберлен.

Против СССР была развернута шумная пропагандистская кампания, которую организовал хозяин «Ройял Датч Шелл» сэр Генри Детердинг, потерявший после 1920 года богатейшие нефтепромыслы в Баку, и Лесли Уркварт, владевший до революции предприятиями на Урале и в Сибири. Они финансировали заговоры против Советской страны, в которых наряду с видными деятелями Великобритании участвовали французский маршал Фердинанд Фош, глава американской миссии в Берлине Дризел (его помощником был будущий шеф ЦРУ Аллен Даллес). На конференции, организованной Детердингом в 1927 году, обсуждался «план Гофмана», предусматривавший военную интервенцию стран Западной Европы против СССР.

Эти международные события подтолкнули оппозицию к активным действиям. 9 мая 1927 года, выступая по случаю 15-летия «Правды» в Колонном зале Дома союзов (выступление транслировалось по радио), Зиновьев подверг резкой критике внешнюю политику СССР в Англии и деятельность Коминтерна в Китае. Зиновьев утверждал, что причиной возросшей враждебности Великобритании к СССР стало сотрудничество ВСЦПС с «соглашательскими» британскими профсоюзами, а руководство партии и Коминтерна виновато в перевороте Чан Кайши. 25 мая 1927 года в ЦК ВКП(б) было направлено письмо, подписанное 83 оппозиционерами во главе с Троцким и Зиновьевым. «Заявление 83» открывалось обвинением руководства партии в неверной политике в Китае и в отношении английских профсоюзов. Корень зла оппозиционеры видели в «теории социализма в одной стране», она объявлялась «неверной», «мелкобуржуазной», «не имеющей ничего общего с марксизмом». «Неправильная политика», основанная на этой теории, утверждалось в «Заявлении», «ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюрократа». Оппозиционеры требовали созыва пленума ЦК, на котором следовало добиться «единодушных решений». В противном случае предлагалось развернуть широкую дискуссию, в ходе которой оппозиции должны были быть представлены такие же возможности, что и большинству, для изложения своих взглядов. Оппозиция организовала сбор подписей под «Заявлением 83».

Отреагировал на обострение международной обстановки и Сталин, резко изменив свое мнение о возможности войны. В «Заметках на современные темы», опубликованных в «Правде» 28 июля 1927 года, он писал: «Едва ли можно сомневаться, что основным вопросом современности является вопрос об угрозе новой империалистической войны. Речь идет не о какой-то неопределенной и бесплотной «опасности» новой войны. Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в особенности». Более того, в своей речи на

пленуме ЦК ВКП(б) 1 августа он сурово осуждал Зиновьева за то, что в его статье «Контуры будущей войны» не нашлось «ни одного слова о том, что война стала неизбежной».

Летом 1927 года почти ни у кого в Советской стране не было сомнений в том, что война неизбежна. Именно по этой причине письмо Троцкого к Орджоникидзе от 11 июля о том, что такое «пораженчество» и что такое «оборончество», выглядело как программа действий, которые он намерен предпринять в случае войны. Отвергая обвинение в том, что борьба оппозиции против руководства равносильна пораженческой позиции, Троцкий объявлял, что пораженчеством можно называть лишь борьбу против правительства антагонистического класса, и ссылался на действия лидера французской радикальной партии Жоржа Клемансо во время Первой мировой войны. Хотя Клемансо представлял те же буржуазные классы, что и критикуемые им правительства, он требовал их отставки. Троцкий писал: «Несмотря на войну и военную цензуру, несмотря даже на то, что немцы стояли в 80 километрах от Парижа (Клемансо говорил, «именно поэтому»), он вел бешеную борьбу против мелкобуржуазной дряблости и нерешительности». Эта борьба увенчалась тем, что «группа Клемансо пришла к власти».

Троцкий явно проводил аналогию между этой ситуацией и положением в СССР. Поэтому он заявил, что «политическая линия невежественных и бессовестных шпаргальщиков должна быть выметена, как мусор, именно в интересах победы рабочего государства». Троцкий утверждал, что тот, кто выметет этот мусор, не становится пораженцем, а является подлинным выразителем революционного оборончества: «идейный мусор победы не дает!» Эти высказывания Троцкого Сталин в своей речи 1 августа истолковал так: «Что это за «мусор»? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства. Так вот, оказывается, что, когда враг подойдет на расстояние 80 километров к Кремлю, этот опереточный Клемансо будет заниматься не тем, чтобы оборонять СССР, а свержением нынешнего большинства партии. И это называется у него обороной!»

Высмеивая претензии Троцкого, напоминая ему, что под заявлением оппозиции подписалось не более тысячи человек, Сталин в то же время осознавал опасность, исходившую от оппозиционеров. Он заявил: «Перед нами имеются две опасности: опасность войны, которая превратилась в угрозу войны, и опасность перерождения некоторых звеньев нашей партии. Идя на подготовку обороны, мы должны создать железную дисциплину в нашей партии. Без этой дисциплины оборона невозможна». Еще раньше Сталин поставил на одну доску действия крупных капиталистических держав против СССР и выступления оппозиции. 24 мая на пленуме ИККИ Сталин заявил: «Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком

неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают ВКП(б) войной и интервенцией. Другие — расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого».

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), продолжавшемся с 29 июля по 9 августа 1927 года, развернулась острая полемика между оппозицией и руководством по всему спектру международных проблем. Сталину приходилось оправдываться за события в Австрии, Польше, Англии, Китае. Эти обвинения в адрес Сталина А. Улам комментировал так: «Нам представляется, что эти обвинения были еще более нечестными, чем заявления американской оппозиции, которая винит правительство США в том, что число стран «свободного мира» сокращается. Но каким образом Советский Союз мог отвечать за то, что коммунизм не одерживал побед в 1926 году? Как Сталин мог стать причиной экономического возрождения Германии, или неудач коммунистов Франции на выборах, или провала британской всеобщей забастовки?»

Помимо международных проблем, снова поднимались вопросы теории и истории партии, снова вспоминали, кто и как себя вел с 1903 года. Пытаясь изобразить себя и своих сторонников истинными революционерами, Троцкий провел историческую аналогию между событиями в России после 1917 года и французской революцией XVIII века. Троцкий утверждал, что в стране происходит термидорианское перерождение, а Сталин и его сторонники — это «термидорианцы», уничтожающие подлинных революционеров, таких как Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие. Дискуссия становилась все более жесткой. 5 августа Сталин предъявил оппозиции очередной ультиматум, потребовав от нее под угрозой исключения Троцкого и Зиновьева из состава ЦК «отказаться решительно и бесповоротно от «термидорианской» болтовни и несуразного лозунга насчет клемансистского эксперимента», осудить своих сторонников в партиях Коминтерна и порвать с ними, «отказаться от всякой фракционности и от всех тех путей, которые ведут к созданию новой партии в ВКП(б)».

8 августа Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Смилга, Раковский, Муралов и другие направили в ЦК покаянное письмо, второе после осени 1926 года. Выразив удовлетворение тем, что оппозиция «по всем... вопросам, нами поставленным, в известной мере отступила», Сталин заявил: «То, что предлагает нам оппозиция, нельзя считать миром в партии. Не надо поддаваться иллюзии... Это временное перемирие, которое может при известных условиях явиться некоторым шагом вперед, но может и не явиться». В то же время было очевидно, что Сталин не хотел идти на окончательный разрыв с оппозицией в условиях, когда

над страной нависла угроза войны. Обращаясь к тем своим сторонникам, которые требовали от оппозиционеров полной и безоговорочной капитуляции, Сталин говорил: «Нет, товарищи, нам перемирие нужно, вы тут ошибаетесь. Если уж брать примеры, лучше было бы взять пример у гоголевского Осипа, который говорил: «Веревочка? — давайте сюда, и веревочка пригодится». Уж лучше поступать так, как поступал гоголевский Осип. Мы не так богаты ресурсами и не так сильны, чтобы могли пренебрегать веревочкой».

Однако второе перемирие было еще более коротким, чем первое. Не исключено, что активизации деятельности оппозиции опять способствовало очередное обострение международной напряженности. Осенью 1927 года во Франции развернулась кампания за разрыв отношений с СССР. Эту кампанию направлял и финансировал Детердинг, прибывший в Париж. 2 сентября в Варшаве было предпринято очередное покушение на жизнь советского дипломата. В этой обстановке 3 сентября 13 членов ЦК и ЦКК во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым представили в ЦК подготовленный к XV съезду партии проект «Платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)». Через три дня Троцкий, Зиновьев, Муралов и Петерсон, ссылаясь на сокращение сроков предсъездовской дискуссии до одного месяца, потребовали созыва пленума ЦК 15—20 сентября.

Очевидно, на сей раз руководство страны решило не допускать новой дискуссии. 13 сентября ОГПУ сообщило, что в ходе обыска на квартире некоего Щербакова, сына бывшего фабриканта, была обнаружена подпольная типография. Расследование установило связь Щербакова с рядом членов партии — сторонников оппозиции (Грюнштейн, Гердовский, Мрачковский, Охотников и другие). В сообщении приводились слова арестованного Щербакова: «В военных кругах существует движение, во главе которого стоят тт. Троцкий и Каменев... О том, что организация предполагает совершить переворот, не говорилось, но это само собой подразумевалось».

Кроме сообщений о разговорах по поводу «движения», участники которого «подразумевали» совершение «переворота», ОГПУ не могло предъявить ничего существенного, а «классово чуждое» происхождение Щербакова необязательно свидетельствовало о «белогвардейской» природе типографии. Однако уже 15 сентября секретариат ЦКК заслушал доклад Е.М. Ярославского «Об участии членов ВКП(б) в деятельности нелегальной контрреволюционной организации вместе с беспартийными», в котором было приведено это сообщение ОГПУ. 22 сентября политбюро и президиум ЦКК известили все партийные организации об обнаружении подпольной типографии и о том, что «часть арестованных беспартийных действительно связана с некоторыми лицами из военной среды, помышляющими о военном перевороте в СССР по типу перево-

рота Пилсудского». Эти утверждения легли в основу одного из главных обвинений в адрес оппозиции.

Выступая на объединенном заседании президиума ИККИ и ИКК 27 сентября 1927 года, Сталин заявил: «Оппозиция до того запуталась, так ловко загнала себя в тупик, из которого нет выхода, что она очутилась перед выбором: либо Коминтерн и ВКП(б), либо... ренегаты из нелегальной антипартийной типографии. Нельзя болтаться между этими двумя лагерями. Пора сделать выбор. Либо с Коминтерном и ВКП(б) и тогда — война... против всех и всяких ренегатов. Либо против ВКП(б) и Коминтерна, и тогда — скатертью дорога... ко всяким ренегатам и перерожденцам, ко всяким Щербаковым и прочей дряни». Аргументы Сталина повторяли и другие ораторы, и после недолгой дискуссии Троцкий был исключен из Исполкома Коминтерна.

21—23 октября 1927 года объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) вновь рассмотрел вопрос об оппозиции, и вновь в дискуссии выступил Сталин. На сей раз Сталин начал с «личного момента». Он так объяснил, почему стал главной мишенью оппозиции: «Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это Меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что же, пусть ругаются на здоровье».

Сталин вновь вернулся к ленинскому «Письму к съезду», в частности к замечанию Ленина о том, что «Сталин слишком груб...» и т.д. На этот раз Сталин фактически отверг ленинскую критику: «Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают партию». Пользуясь тем, что оппозиция многократно возвращалась к словам Ленина о «грубости» Сталина, он постарался показать, что эта характеристика является чуть ли не единственным аргументом в арсенале оппозиции и с его помощью нельзя объяснить многие проблемы идейной борьбы в партии. Он вспоминал борьбу Троцкого с Лениным до 1917 года, позицию Троцкого в вопросе о Брестском мире и его участие в профсоюзной дискуссии и всякий раз заключал эти напоминания словами: «Может быть, тут виновата грубость Сталина?» или «При чем же тут грубость Сталина?»

Сталин постарался показать, что не он, а Ленин был непримирим к фракционности, и обратил внимание, что многие в ЦК ругали его за мягкость по отношению к оппозиции. В ответ на это замечание раздался чей-то голос из зала: «Правильно, и теперь ругаем!». На этот раз Сталин не был настроен миролюбиво: «Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК». Это предложение было поддержано пленумом.

Очевидно, что Сталин отказался от нового компромисса не из-за сомнительной истории о типографии и сообщений председателя ОГПУ В.Р. Менжинского, а потому что угроза войны была устранена. Еще летом Советское правительство не только не опровергало слухи о неизбежной войне, а даже осуждало тех, кто им не верил, но 23 октября 1927 года Сталин заявил: «У нас нет войны, несмотря на неоднократные пророчества Зиновьева и других... А ведь сколько у нас было пророчеств насчет войны! Зиновьев пророчил, что война будет у нас весной этого года. Потом он стал пророчить, что война начнется, по всей вероятности, осенью этого года. Между тем мы уже перед зимой, а войны все нет».

Сталин утверждал, что разрядка напряженности произошла главным образом благодаря усилиям СССР. Для такого заявления были определенные основания. Напряженность в отношениях с Францией была смягчена после начала переговоров с СССР о частичной компенсации за царские долги. В 1927 году были подписаны договоры о ненападении с пограничными с СССР странами — Латвией и Ираном (договор с Ираном имел особое значение ввиду планов Детердинга о нападении на Баку). СССР принял активное участие в разработке соглашения о разоружении, а в конце 1927 года советская делегация на этих переговорах выступила с декларацией об основных принципах всеобщего и полного разоружения.

Помимо усилий советской дипломатии, ослаблению угрозы войны способствовало и нежелание многих влиятельных кругов в капиталистических странах поддерживать заведомо авантюристические планы. Наряду с Германией Франция, Италия и другие страны Западной Европы не поддержали антисоветскую кампанию Великобритании. В самой Англии также не было единства в отношении этих антисоветских затей. Лидер британских либералов Ллойд Джордж заявил в палате общин, что разрыв отношений с СССР — это одно из «самых рискованных и азартных решений, когда-либо принимавшихся английским правительством».

На решительные действия Сталина и его сторонников подтолкнуло и улучшение положения в стране. Сталин подчеркивал, что это улучшение произошло «за два года», то есть в тот период, когда Зиновьев и Каменев перешли в оппозицию. Сталин констатировал, что партия «добилась умиротворения деревни, улучшения отношений с основными массами крестьянства... А что такое умиротворение деревни? Это есть одно из основных условий для строительства социализма. Нельзя строить социализм, имея бандитские выступления и восстания среди крестьян. В настоящее время мы имеем расширение посевной площади до размеров довоенного уровня (95%), умиротворенную деревню, союз с середняком, более или менее организованную бедноту, окрепшие Советы в деревне, возросший авторитет пролетариата и его партии в деревне». Сталин напоминал, что Зиновьев и Каменев на XIV съезде «попытались

подорвать эту политику партии, предлагая заменить ее, по сути дела, политикой раскулачивания, политикой восстановления комбедов. Это была, по сути дела, политика восстановления гражданской войны в деревне».

Сталин говорил и об успехах в развитии промышленности страны. Он напоминал, что «еще в апреле 1926 года на пленуме ЦК оппозиция утверждала, что своих внутренних накоплений не хватит у нас для того, чтобы подвинуть вперед переоборудование промышленности. Оппозиция пророчила тогда провал за провалом. А между тем на поверку оказалось, что нам удалось за эти два года двинуть вперед дело переоборудования нашей промышленности... Мы добились того, чего не добивалось еще ни одно государство в мире: мы подняли нашу промышленность, мы начали ее переоборудовать, мы двинули вперед это дело за счет своих собственных накоплений».

Благодаря успехам в сельском хозяйстве и промышленности население стало получать больше товаров.

Успехи в развитии промышленности позволили Советскому правительству ввести семичасовой рабочий день на промышленных предприятиях. Оппозиция допустила грубейшую ошибку, осудив решение ЦИК СССР о переходе на семичасовой рабочий день. Сталин не мог не воспользоваться этим: «Весь рабочий класс, вся передовая часть пролетариев всех стран... дружно аплодирует идее перехода на семичасовой рабочий день, — а оппозиция голосует против Манифеста... Я не думал, что оппозиция может дойти до такого позора». Как справедливо замечал Дейчер, решению правительства о сокращении рабочего дня оппозиция могла противопоставить вопросы, «которые для рабочих казались абстрактными: Гоминьдан, англо-русский комитет, перманентная революция, термидор, Клемансо и т.д. Единственный вопрос, по которому язык оппозиции не был труден для понимания, было требование улучшить положение рабочих». Теперь после ее выступления против семичасового рабочего дня «вокруг оппозиции возникла стена безразличия и враждебности», писал Дейчер.

Однако Троцкий, Зиновьев и другие упорно не замечали этой стены отчуждения. Их самоослепление усилилось после событий в Ленинграде. Там 17 октября после юбилейной сессии ЦИК состоялась праздничная демонстрация, посвященная X годовщине революции. Когда демонстранты миновали трибуну, на которой стояли представители руководства страны, они неожиданно обнаружили открытый грузовик, в кузове которого стояли Троцкий, Зиновьев и другие лидеры оппозиции. По словам Дейчера, демонстранты «узнали двух вождей оппозиции и остановились». Некоторые помахали им шапками, платками. Поведение толпы, стоявшей перед Троцким и Зиновьевым, по мнению Дейчера, «было двусмысленным». Очевидно, в реакции людей преобладало любопытство.

Однако, как писал Дейчер, «лидеры оппозиции неверно истолковали настроения демонстрантов», решив, что массы идут за ними.

Поэтому, выступая на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК, Троцкий заявил, что «рабочий класс Ленинграда... выразил в форме яркой демонстрации 17 октября... свое законное недовольство ростом бюрократизма и зажима». Оппозиционеры стали готовить контрдемонстрации в Москве и Ленинграде в день празднования X годовщины Октябрьской революции под лозунгами: «Выполним завещание Ленина», «Повернем огонь направо — против кулака, нэпмана, бюрократа». Однако попытки Троцкого, Зиновьева, Смилги, Преображенского и других лидеров оппозиции обратиться к колоннам демонстрантов были сорваны активными действиями представителей Московского комитета партии и московских райкомов партии. Было также очевидно, что «рабочие массы» не поддержали оппозицию. Контрдемонстрации превратились в цепь скандалов, сопровождавшихся драками, потасовками и швырянием друг в друга разных предметов.

14 ноября 1927 года на совместном заседании ЦК и ЦКК после обсуждения событий 7 ноября было принято решение об исключении Троцкого и Зиновьева из партии; остальные активные деятели оппозиции были выведены из состава ЦК и ЦКК.

Итоги предсъездовской дискуссии показали, что политику ЦК поддерживают 738 тысяч членов партии, не поддерживают — немногим более 4 тысяч, а менее 3 тысяч воздержались. В партии сторонники оппозиции составляли лишь около 0,5% от общего числа членов. Выступая 23 ноября на Московской губернской партконференции, Сталин заявил: «Провал оппозиции объясняется ее полной оторванностью от партии, от рабочего класса, от революции. Оппозиция оказалась кучкой оторвавшихся от жизни, кучкой оторвавшихся от революции интеллигентов, — вот где корень скандального провала оппозиции».

Напомнив, что оппозиция дважды нарушила свои покаянные заявления, Сталин сообщил о ее третьем покаянном заявлении и заявил, что обмануть партию в третий раз не удастся. Он предложил оппозиции жесткую альтернативу: «Либо оппозиция сама уничтожит эту вторую, троцкистскую партию, отказавшись от своих антиленинских взглядов и заклеймив открыто перед всей партией свои собственные ошибки; либо оппозиция этого не сделает, — и тогда мы сами уничтожим троцкистскую партию без остатка. Либо одно, либо другое».

Состоявшийся в декабре 1927 года XV съезд партии подтвердил решение ЦК и ЦКК о Троцком и Зиновьеве, а также исключил из партии еще 75 активных членов оппозиции, в том числе Каменева, Пятакова, Радека, Раковского, Сафарова, Смилгу, И. Смирнова, Н. Смирнова, Сапронова, Лашевича. Выступая на съезде партии, Сталин говорил, что руководство поступило мягко с оппозицией: «По правилу, за такие попыт-

ки активных деятелей оппозиции мы должны были бы переарестовать 7 ноября. (Голоса: «Правильно!» Продолжительные аплодисменты.) Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься».

Вскоре Троцкий и многие другие видные оппозиционеры были высланы из Москвы. Как и грозил Сталин, троцкистская партия была политически и организационно уничтожена.

Дата добавления: 2015-07-12