Самоотдача

Здесь мы столкнулись с общим принципом, объясняющим, как укореняются в нас наши убеждения. Вместе молотка и щупа мы можем обсуждать интеллектуальные

' В u s s е 1 W. Brain, Mind, Perception and Science. Oxford, 1951, p. 35. По поводу других вариантов деперсонализации см., например: Henderson and Gfllespie. A Textbook of Psychiatry Oxford Medical Publications, 7th Edn, 1951, p. 127.

Fl4

инструменты, рассматривать любые системы понятий, в особенности формальные построения точных наук. Я имею и виду не'те утверждения, которыми наполнены учебники, но те предпосылки, которые составляют основу метода, полволяющего прийти к этим утверждениям. Большинство этих предпосылок мы усваиваем, когда учимся говорить на определенном языке, содержащем названия разного рода объектов, которые позволяют классифицировать эти объекты, а также различать прошлое и будущее, мертвое и живое, здоровое и больное и тысячи других вещей. В наш язык входят и числа, и начала геометрии; это позволяет говорить о законах природы, а затем переходить к более глубокому их изучению на основе научных наблюдений и экспериментов.

Удивительно то, что мы не обладаем ясным знанием этих предпосылок, а если пытаемся их сформулировать, формулировки оказываются неубедительными. В главе, посвященной вероятности, я показал, сколь двусмысленны и проблематичны все утверждения, касающиеся научною метода. Теперь я хочу выдвинуть точку зрения, что все попытки зафиксировать предпосылки науки оказались тщетными, потому что реальные основания научных убеждений выявить вообще невозможно. Принимая определенный набор предпосылок и используя их как интерпрета-тпвную систему, мы как бы начинаем жить в этих предпосылках, подобно тому как живем в собственном теле. Некритическое их усвоение представляет собой процесс ассимиляции, в результате которого мы отождествляем себя с яимп. Эти предпосылки не провозглашаются и не могут быть провозглашены, поскольку это возможно лишь в ра-ч-кпх той системы, с которой мы отождествили себя в дап-ный момент. А так как сами эти предпосылки и образуют эту систему, они в принципе не могут быть сформулированы.

Этот механизм ассимиляции научных понятий дает возможность ученому осмысливать опыт. Осмысление опыта — особое умение, предполагающее личный вклад ученого в то знание, которое он получает. Оно включает в себя искусство измерения, искусство наблюдения, позволяющие создавать научные классификации. Помимо этого, ученый должен быть своего рода знатоком, знакомым, например, с абстрактной математикой (к которой принадлежала. Скажем, до 1912 г. теория пространственных групп) и представляющим себе возможности применения такой тео-

рии к повым явлениям (что и произошло в 1912 г., когда теория пространственных групп была использована для анализа дифракции рентгеновских лучей в кристаллах).

Обнаруживая корни личностного знания в периферическом осознании тела, которое является фоном для сознания, сфокусированного на внешних объектах, мы проясняем не только логическую структуру личностного знания. но и его динамические источники. Я уже проанализировал убеждения, которые лежат в основе использования некоторого объекта в качестве инструмента. В повой схеме, которую я только что обрисовал, внешний объект осмысляется благодаря тому, что он становится нашим собственным продолжением и в результате убеждения преобразуются в более активные интенции, пронизывающие все наше существо. В этом смысле я бы сказал, что объект превращается в инструмент, попадая в операциональное поле, созданное нашим целенаправленным действием, и выступая в этом поле как продолжение нашего тела. Если я, стремясь к какой-то цели, опираюсь на объект, он является инструментом, даже в том случае, когда я этой цели не достигаю. Точно так же произнесение магической формулы, долженствующей служить проклятием или благословением, — вербальное действие, осмысленное для того, кто производит его, веря и его эффективность. И наоборот, если результат достигается с опорой на такие средства, которые мы не предполагали использовать, эти средства не имеют инструментального характера. Если крыса случайно нажимает на рычаг, открывающий ей доступ к пище, она не пользуется им как инструментом; он станет таковым лишь после того, как крыса научится пользоваться им намеренно. Бойтен-дейк описал (более подробно, чем его предшественники) то радикальное изменение, которое происходит в поведении крысы, научившейся проходить по лабиринту1. Животное перестает изучать на своем пути каждую деталь стены, каждый угол и использует их только как дорожные указатели. Дело выглядит так, будто крыса учится не фиксировать на них фокус своего внимания, а осознавать их лишь периферическим образом как вспомогательные средства на

пути к цели.

Как уже было сказано, инструмент представляет собой

только один из примеров врастания части в целое (или

' В и у t e n d i ] k F. J. J. Zielgerichtetes Verhalten der Ratten in einer Freien Situation. — In: "Archives Neerlandaises de Physiolo-gie", 1930, 15, p. 405.

гештальт), где он начинает выступать в роди вспомогательного средства и осмысляется в свете того, на чем сосредоточено наше внимание. Я обобщил эту структурную схему, включив в нее также знаки, выражающие последовательность событий, и символы, замещающие определенные объекты. К этим случаям приложимо все, что было до сих пор сказано об инструментах. Подобно инструменту, знак или символ является таковым только для человека, который опирается на него, чтобы достичь или обозначить что-то. Эта опора представляет собой акт самоотдачи, присутствующий в каждом интеллектуальном свершении, и стягивающий множество вещей к единому фокусу. Всякое действие, связанное с ассимиляцией каких-то вещей, которые благодаря присутствию их в периферическом сознании становятся нашим продолжением, является актом самоотдачи, способом реализации собственной личности.

Но нашим представлениям о цели и самоотдаче, которые составляют суть того личностного вклада, который познающий вносит в создаваемое им знание, не хватает пока динамики. Вкладывание себя в предметы, доставляемые опытом, осмысление их в свете какой-то цели или в определенном контексте, безусловно, требует усилий. Ведь мы не сразу приходим к использованию инструмента. Если, будучи зрячим, человек вдруг теряет зрение, он не сможет найти путь с помощью трости столь же умело, как слепой, у которого за плечами большой опыт. Он чувствует, что трость время от времени натыкается на что-то, но ве может связать воедино, соотнести эти сигналы. Этому можно научиться, только пытаясь выстроить мысленную картину, соответствующую восприятию вещей, на которые наткнулась трость. Тогда постепенно вместо ряда ощущаемых пальцами толчков, характерных для первых неловких попыток, будет возникать связная картина препятствий определенной формы и фактуры, расположенных на расстоянии вытянутой трости. Мы можем сделать более общий вывод: усилие, направленное на реализацию избранного нами плана действий, помогает включить в деятельность все элементы ситуации, которые в ином случае воспринимались бы лишь сами по себе, но в данном случае их восприятие объединено той целью, для достижения которой мы их используем.

Когда толчки и удары трости становятся для нас источником информации о предметах, на которые она натолкнулась, сама интерпретация этих ощущений производится

уже бессознательно. И так в любой практической деятельности: осваиваем ли мы молоток, теннисную ракетку или автомашину, действия, с помощью которых мы управляемся с ними, в результате оказываются бессознательными. Этот переход в бессознательное сопровождается появлением в сознании нового умения, новой способности в операциональном плане. Поэтому нет смысла описывать приобретение новой способности как результат повторений;

это — структурное изменение, возникающее вследствие повторения чисто умственных усилий, направленных на инструментализацию каких-то вещей и действий во имя достижения определенной цели.

Дата добавления: 2015-07-11