На поклон к Зосиме

Так называемые «богомольцы», спасавшиеся в подземные скиты уральских лесных дебрей, держались совсем иного приема. Они не появлялись никогда в заводе, не бравировали ни перед властями простыми заводскими смертными, а даже самые имена их как вычеркивались из памяти родных, друзей и знакомых. Был какой-нибудь Семен Плечев, ушел в «богомольцы», и не стало его!...

Богомольцы скрывались преимущественно на севере от Златоуста, за Таганайские горы, на Юрьме и по реке Келииму. К северу и северо-западу от завода, по крайней мере, на протяжении ста верст, шли тогда дремучие, первобытные леса, во всех направлениях перерезанные скалами, россыпями, речками и болотами. Нужно было знать в мельчайших подробностях эти мрачные хвойные, покрытые седым мохом леса, чтобы отважиться проникнуть в них при ежеминутной опасности от встречи с медведем, рысью, лосем или росомахой. Но заводское ярмо было так тяжело, что вековая темь лесов казалась земным раем, а ощущения от встречи с зверями не сильнее тех, которые испытывались под розгами и на «зеленой улице»…

Уральские раскольничьи скиты строились не на земле, а под землею, до того искусно маскируясь снаружи гранитными и сланцевыми глыбами, вывороченными с корнем деревьями, мохом и т. п., что не посвященный в тайну этих построек, бродя, но крышам скита, никогда не мог догадаться о существовании его. С своей стороны скитские отшельники бывали крайне осторожны в сношениях с миром и допускали к посещение подземных келий только хорошо известных им лиц, на благоговейное молчание которых полагались вполне и абсолютно. Приведу рассказ, записанный со слов старушки, в молодости ходившей на поклонение могиле раскольничьего скитского старца Зосимы, похороненного где-то у подножия Юрьмы.

Дело происходило в 50-х годах, в конце июля. Умерший старец в свое время пользовался необычайной популярностью. На благословение к нему являлись за сотни и даже тысячи верст и с тем большею ревностью, чем большими препятствиями обставлялось проникновение в скит, в котором спасался старец. Умер Зосима, и народные уста сложили молву, что молит­ва на могиле старца исцеляет от болезней и помогает в мирских печалях.

– Митревна, идешь что-ль к Зосиме-то? – спрашивала одна соседка другую за несколько дней до «памяти» умершего.

– Пойду, милая Федотовна, беспременно пойду. Только кто ж у нас в поводырях-то будет?

– Слышь, Байдогов, Васильевны свояк... Да нам что: ведь не мы одне пойдем, человек двадцать собираются.

– О?...

– Правду говорю.

– И, матка, так нам не страшно будет!

– Вестимо, не страшно.

Накануне «памяти» целая толпа заводских баб и мужиков с пестерями на плечах и берестяными бурачками в руках медленно поднимались по тропинке, вьющейся по берегу быстрой речки Каменки, близь которой нынче построена железнодорожная станция «Златоуст». Богомольцы почти исключительно принадлежали к лону православной церкви, но этому никто не удивлялся, потому что на заводах и теперь еще в религии немного придерживаются «старого духу». Двоеверцы себе на уме рассуждают так: «кто их разберет, кто прав, кто виноват? Наши попы говорят одно, а их другое. Сем-ка я послужу и тем и другим»...

К вечеру, отмахавши на крепких ногах, около сорока верст, толпа была у цели. Здесь они застали других богомольцев, пришедших какими-то таинственными дорожками из других заводов и заводских селений. Смерклось.

– Господи, помилуй! – проговорил в темноте чей-то старчески гнусавый голосок. Все зашевелились, обнажили головы, зажгли свечи, принесенные из дому. Присутствующее увидали на земле простой медный крест с зажженной перед ним свечою: крест был воткнуть на могиле старца, не имеющей никаких отличий во избежание «соблазна»... Началась всенощная. Гнусавый голосок долго читал, такие же голоски подпевали

– Аминь! – сказал начетчик, исправлявший должность попа.

Свечи потухли. Лесная темнота после огня представилась кромешною тьмою, в которой несколько мгновений слышался шепот людей и травы и листьев. Затем все смолкло, и две соседки, Митревна с Федотовной, инстинктивно жавшиеся во время моления одна к другой, очутились среди леса, кинутые на произвол судьбы.

– Федотовна!

– Ась?

– Ты тут ли?

– Тут, матка... Что-то как будто все куда-то ушли?

– И вправду, милая, ушли... Вот страсти!.. Давай кричать.

– Ay, ay! – раздалось в темноте.

Ответа никакого. Бабы перетрусили и заплакали.

– Кто тут реветь? – спросил их осторожный мужской голос.

– Батюшка, мы, мы, заводские из Златоуста... Пришли на могилку помолиться, а заместо того нас бросили...

– Знакомые-то в кельях у вас сеть ли?

– Не, милый, нету никого,…

– Ах вы, малоумные женщины! Да разве можно приходить в скит не за знамо дело?.. Вот все ушли по своим кельям, по знакомым, значит, а ви остались... Кто у вас в поводырях-то был?

– Байдогов, Васильевны свояк, батюшка... Уж ты ради нашей глупости не брось нас... ведь мы тут сгинем...

Мужчина пошептался с кем-то, потом поворочал что-то, словно отваливал камень или тяжелую западню, и через минуту ввел испуганных женщин в бревенчатую келью, в которой при свете восковых свечей тра­пезовали богомольцы.

Рано утром весь пришлый народ высыпал из келий слушать «обедню» на могилке Зосимы, потом посидели на берегу ручейка, закусили и разбрелись восвояси. Когда соседки оглянулись на покинутый ими скит, то кроме леса, камней и валежника, под которыми были замуравлены жилища с отшельников, не заметили ровно ничего...

* * *

И уж совсем разоблачительный материал о таганайских старцах – прочесть читатель начала XX века в 15-м нумере «Уфимских епархиальных ведомостей» за 1 августа 1911 года. Статья за подписью епархиального миссионера священника Ал. Диаконова называлась

Дата добавления: 2015-07-11