Штаб 2-го батальона: конец легенды?

(по материалам исследований на завале «штаба 2-го батальона»)[1]

Из множества завалов, находящихся на территории Центральных Аджимушкайских каменоломен, лишь немногие, даже из имеющих собственные имена и сопутствующие им легенды, вызывают постоянный интерес исследователей. К числу подобных объектов, несомненно, относится и завал «штаба 2-го батальона», получивший свое название по, пожалуй, самой знаменитой документальной находке за всю историю поиска в Аджимушкае [Соколов, 1988-б; Симонов, 2008]. Впрочем, этот интерес всегда был обусловлен не только сенсационной находкой документов штаба одного из батальонов, но и некой незавершенностью истории, связанной с тем, что ряд вопросов (о которых подробнее будет сказано ниже), даже после десятка отработанных на завале сезонов так и оставался открытым.

Если вернуться к истории поисковых работ на завале, то, согласно отчетам, хранящимся в Научном архиве Керченского историко-культурного заповедника,[2] эти работы проводились достаточно долго – в период с 1984 по 1993 гг., хотя в разные годы и характер этих работ и, соответственно, их результаты сильно отличались друг от друга. Объединяло их одно – попытки проникнуть в завал и достичь какого-то конкретного результата предпринимались в соответствии с практиковавшейся в то время методикой, которая в принципе исключала возможность вскрыть заваленные участки выработки на большой площади, чтобы оценить ситуацию в целом. Опыт полного разбора завалов появился гораздо позже, уже после работ на завале «Политотдел», завершившихся в 2005 г. [Демиденко, Симонов, 2004, с. 457-458; Симонов, 2006], где и была в совершенстве отработана методика, позволявшая подойти к исследованию объектов любой сложности.

Именно эти два обстоятельства – желание до конца прояснить ситуацию с находкой документов штаба 2-го батальона и приобретение к этому моменту необходимого опыта и навыков для проведения работ на значительных по объему породы и сложных по характеру обрушения завалах – стали определяющими при выборе очередного объекта исследований экспедицией «Аджимушкай», когда в 2008 г. было принято решение о возобновлении раскопок на завале «штаба 2-го батальона».

Понятно, что основной вопрос, который волновал исследователей с момента находки документов в 1987 г., – чем объяснить их подобную «комплектацию», в первую очередь: единичность приказаний, которых явно должно быть большее количество, и странные разрывы в датировке строевых записок, составляться которые должны были ежедневно или, в крайнем случае, через день. Логично было предположить, что найдены не все документы штаба. На это указывали и крайние даты на документах (25 июня и 29 августа 1942 г.), и то, что самые ранние даты, обозначенные в строевых записках, более чем на месяц отстояли от времени начала обороны каменоломен. Характерно, что некоторые группы документов (например, акты о смерти и наличии вещей у умерших) были представлены только за какой-то ограниченный период, тогда как явно составлялись и в другое время. Причем, если бы документы сохранились единым массивом за определенный промежуток времени (пусть, даже не с самого начала обороны каменоломен), можно было бы допустить, что более ранний блок документов был уже передан в штаб гарнизона. Но достаточно просто перечислить даты сохранившихся строевых записок – 25, 27, 28 июня, 18-22, 24, 26 июля, 5-13, 15, 16, 19-27 августа – чтобы понять, никакой логики в их подборке нет. Создается впечатление, что документы спешно складывали в ящик, не разбирая; собирали то, что попадало под руку.

На эту поспешность обратил внимание еще В.М. Соколов, имевший непосредственное отношение и к находке документов, и их детальному изучению. Уже в момент первого посещения «комнаты», где они были найдены, ему бросился в глаза «беспорядок», свидетельствующий о поспешности, с которой командиры покинули штаб. Тогда же В.М. Соколовым был сделан вывод - «… командиры спешно эвакуировали штаб, вероятно, догадываясь по характерному стуку на поверхности о готовящемся фашистами взрыве. Но все унести они не смогли…» [Соколов, 1988-б, с. 14].

Отметив, не совсем понятную на наш взгляд деталь, что именно могло помешать забрать с собой сравнительно небольшой ящик с документами, если часть из них (как можно допустить, не меньшую) командиры сумели вынести, остановимся на причинах этой поспешной эвакуации. Случаи определения при помощи прослушивания районов, где немецкие саперы готовились подорвать кровлю, хорошо известны. Действительно, было замечено, что каждому взрыву предшествует определенная работа на поверхности и участки, где будет произведен взрыв, аджимушкайцы научились определять достаточно точно. Этим занималась специальная команда «слухачей» [Щербак, 1989, с. 65]. Но подготовка шурфов под закладку взрывчатки была процессом относительно длительным. Трудно допустить, что, заслышав шум от производства подобных работ над территорией штаба, командиры стали собираться в невероятной спешке, бросив часть документов. Тогда, что могло стать причиной такой поспешной эвакуации, что привело к гибели штаба и не остались ли в помещении еще какие-либо документы?

Справедливости ради, следует отметить, что именно последний вопрос и был причиной продолжения работ на завале в 1988-1993 гг.[3] Тогда, не считая 1988 г., существенных результатов достичь не удалось, хотя, как мы это уже отмечали выше, те попытки заведомо были обречены на неудачу. Опыт, накопленный за прошедшее время, позволил вновь вернуться к этому (да и не только) вопросу, так и не дававшему покоя всем, кто занимался изучением истории обороны каменоломен.

Таким образом, перед началом нового этапа исследований этого легендарного завала нами были сформулированы основные задачи, которые предполагалось решить в ходе раскопок:

- вскрыть подступы к месту расположения штаба и само штабное помещение;

- выяснить в деталях оборудование и устройство помещения штаба;

- выяснить, не осталось ли в помещении штаба «недостающих» документов.

Конечной целью исследований было выяснение причин и обстоятельств гибели штаба 2-го батальона, а также характера использования прилегающей территории в различные периоды обороны.

Завал «штаба 2-го батальона» находится в восточной (юго-восточной) части Центральных Аджимушкайских каменоломен на границе между массивом выработок и обширным полностью обрушенным районом, на расстоянии примерно 40 м от старой (ныне полностью разрушенной) линии входов (рис. 1). Он лежит на пересечении нескольких штолен, одна из которых представляет собой «централку», когда-то ведущую от входа в глубину шахтного поля в южном направлении. На поисковых картах обозначен, как «место № 67». К моменту возобновления работ завал был сопряжен с обширным провалом неправильной, формы. Спуститься по конусу завала под землю можно было только в его юго-западной части, через сравнительно небольшие лазы, идущие вдоль стен «центрального»[4] целика, к северо-востоку от которого, судя по рассказам ветеранов поиска,[5] под обрушившейся породой и находилось помещение штаба, а также через широкий лаз, ведущий к проходимому завалу, примыкающему к месту № 67 с юго-востока. По всему остальному периметру провала конус завала смыкался с обнажившейся в результате обрушения толщей кровли.[6] В видимой части конус завала состоял из плит среднего размера и обломков камня, щебня, тырсы,[7] только в его северо-восточной части (переходящей в полностью заваленную и хорошо «читаемую» с поверхности штольню) уже в верхнем слое были хорошо видны огромные плиты, упавшие под углом.

Штольни, подходящие к завалу «штаба 2-го батальона» с южной стороны, достаточно чистые – без упавшей с потолка породы и отходов камнерезного промысла, но с юго-запада и запада картина несколько иная: относительно чистые участки подземных коридоров чередуются с участками, сплошь заваленными бутом, обрезками камня и обрушившимися с потолка «коржами», имеющими значительные габариты и толщину. Наибольшие разрушения выработок от множества произведенных в 1942 г. взрывов отмечаются на участке северо-западнее завала «штаба 2-го батальона», переходящем в подступы к завалу № 104,[8] также сопряженному со сквозной воронкой и имеющему выход на поверхность.

Все подступы к завалу № 104 подверглись интенсивным грабительским раскопкам и изобилуют многочисленными шурфами, насыпями просеянной тырсы и бутовками из выбранной из завала породы. По мере приближения к завалу «штаба 2-го батальона» эти следы теряют свой масштабный характер, а грабительские раскопы фиксируются в отдельных местах. Непосредственные подступы к завалу с юго-западной стороны активно отрабатывались ростовскими группами в середине 1980-х гг. [Наиболее интересные и редкие находки…, 2012, с. 210, 219-223], а небольшие участки южнее и юго-западнее завала были исследованы экспедициями «Аджимушкай» в конце 1990-х гг. [Симонов, 1999, л. 8-10; 2000, л. 8-13].

Последнее обстоятельство было учтено нами при составлении плана работ и определения исходной точки для начала движения вглубь завала. Именно участки с южной стороны не требовали дополнительной зачистки, были наиболее удобны для складирования породы из конуса завала и могли вместить большой объем этой породы. С целью увеличения темпов проходки (напрямую связанной с возможностями быстрой откатки породы), работы велись сразу в двух направлениях, в обход «центрального» целика с двух сторон, имея конечной целью подойти «широким фронтом» к предполагаемому помещению штаба и полностью зачистить его. По мере продвижения к центру завала задачи корректировались, и на определенном этапе потребовалось расширить участки работы, разбирая не только проход к северо-восточной стенке «центрального» целика, но и «языки» завала, перекрывшие прилегающие штольни. Это диктовалось как соображениями безопасности и удобства,[9] так и получаемыми результатами.

На первых этапах все работы выполнялись вручную. С выходом в створ провала появилась возможность использовать технику с поверхности. На протяжении нескольких сезонов конус завала разбирали с помощью автокрана грузоподъемностью 20 т, что позволило не только быстро убирать огромные, тяжелые плиты, но и поднимать на поверхность в лотке и мягких контейнерах мелкий бут, щебень, тырсу. Это оказалось достаточно важным, учитывая значительные объемы конуса завала и то, что отработанной породой были «забиты» практически все прилегающие штольни и штреки.

Откатка породы осуществлялась тачками и на носилках, из крупных обломков камня складывали бутовки вдоль стен выработок, оставляя только узкие проходы. Отработанная порода складировалась до потолка, а на открытых участках – на максимальную высоту (до 6 м), в многоярусные сооружения, что позволило на протяжении практически всех сезонов обеспечить наличие открытых площадок для нормального проведения раскопок.

Как отмечалось выше, работы были начаты с южной стороны от существовавшей на тот момент границы завала. Первоначально раскопки велись в штреке юго-западнее «центрального» целика, на участке, носившем следы работ 1980-х гг. и перекрытом отвалами более поздних раскопок. Вещевой материал, фиксируемый в перекопанных и переотложенных слоях, был представлен разнообразными фрагментами обмундирования, снаряжения, военного и гражданского быта и интереса не представлял, за исключением стандартного эбонитового медальона-смертника с вкладышем на имя Степаненко Афанасия Дмитриевича, [10] мл. лейтенанта, год рождения 1923, урож. УССР, Днепропетровской обл., район Юрьевский, сельский/с Черноглазовский, деревня Черноглазовка, родственники – Степаненко Евдокия, который был найден в непосредственной близости от разрозненных останков.[11]

Следы старой проходки были найдены еще в одном месте – вдоль северо-западной стены «центрального» целика, где обнаружены элементы деревянного крепления, установленного в свое время ростовскими поисковиками [Щербанов, 1986].[12] На всей остальной площади четко фиксировались два культурных слоя, не считая не имеющего какой-либо привязки вещевого материала, повсеместно встречающегося в толще конуса завала.

Первый (ранний) культурный слой фиксировался на всей исследованной площади непосредственно на полу выработки. Пол на участке ровный, без существенных перепадов, хорошо утоптан. Слой имел сравнительно небольшую толщину и сильно отличался как по характеру, так и по вещевому материалу в разных частях исследованного участка.

С северо-западной стороны от «центрального» целика были зафиксированы следы сильнейшего пожара (рис. 2): гарь на полу и камнях, пятна какой-то маслянистой жидкости с характерным запахом ГСМ (пропитавшей слой тырсы до скального основания – примерно на 0,2 м), сильно обгоревшая – до изменения цвета[13] – стена целика, с образованием слоя извести на ее поверхности.[14] Первоначально проследить место возгорания и границы пожара не удалось. В то же время это представлялось весьма важным, так как возник вопрос, не мог ли пожар такой силы в непосредственной близости от помещения штаба и быть причиной поспешной эвакуации личного состава. Тем более что в нескольких десятках метров к северу находился большой склад боеприпасов, создававший серьезную угрозу при распространении пожара.[15]

В связи с этим была расчищена часть штольни западнее «центрального» целика, на которой удалось выявить место возгорания, а в ходе последующих работ на основном участке и направление распространения огня. На месте возгорания был обнаружен образовавшийся в результате пожара слой извести (толщиной около 0,3 м, площадью в несколько десятков квадратных метров), смешанной с обгоревшими гвоздями и полосками металла. Под этим слоем, прямо на полу, посередине коридора выявлены следы нескольких металлических прямоугольных в плане емкостей с широкими горлами, которые полностью прогорели. Судя по следам продуктов горения, цвету и характеру тырсы, именно эти емкости были центром пожара, причем, непосредственно под ними и вокруг них тырса была пропитана какой-то горючей жидкостью, видимо, и ставшей причиной столь сильного пожара.

В результате теплового воздействия на кровлю, потолок осыпался, перекрыв на большой площади горящую растекающуюся жидкость слоем породы толщиной 0,40-0,45 м, что и привело к образованию извести там, где горение было наиболее сильным.

Напрашивался вывод, что в этом месте сгорел склад ГСМ, но форма емкостей не совсем соответствовала стандартам, принятым для хранения и перевозки горючего. Удивляло и то, как эти емкости стояли – в центре штольни, причем, выставленные в одну линию, поперек прохода. Тогда было высказано предположение, что в емкостях находилась жидкость для заправки ранцевых огнеметов, а все вместе они могли составлять, так называемый, «огневой фугас» [Оружие Победы, 1987, с. 461; Федосеев, 2004], предназначенный для быстрого уничтожения склада в случае, если бы развитие ситуации приобрело критический характер, что, видимо, и произошло.[16] Кроме того, это заграждение могло быть использовано и при реальной угрозе прорыва противника к какому-то достаточно важному объекту гарнизона.

То, что пожар в этом месте и возгорание склада связаны друг с другом сомнений не вызывало, так как в горелом слое попадалось огромное количество осколков 45-мм снарядов, их головные части, фрагменты сильно оплавившихся латунных гильз,[17] остатки сгоревших патронов, а также – фрагменты обгоревших досок и петли зарядных ящиков. Более того, судя по тому, что огромное количество осколков и деформированных гильз 45-мм осколочно-фугасных выстрелов встречалось поверх осыпавшейся с потолка породы, пожар на складе боеприпасов возник позже, то есть именно возгорание или поджог горючей жидкости стали причиной пожара на складе.[18]

Как уже отмечалось, непосредственно над центром пожара и далее, по направлению горения – в сторону выходов, практически до северного угла «центрального» целика потолок по всей ширине штреков и штолен осыпался, перекрыв первый культурный слой слоем сильно закопченного «щебня», достигавшего ближе к центру пожара толщины около 0,25 м и постепенно уменьшавшегося в северо-восточном направлении. Этот слой обгоревшего «щебня» фиксировался и далее, практически до северной и северо-восточной границ раскопа постепенно сужающейся полосой.

На проходах с южной, восточной и, частично, северо-восточной сторон от «центрального» целика никаких следов пожара не было, а вещевой материал, представленный винтовочными гильзами и патронами, фрагментами снаряжения, отдельными предметами быта, встречался в тонкой темной прослойке, образовавшейся непосредственно на полу выработки. Значительная часть предметов была «втоптана» в пол.[19] Здесь же попадались и кости животных (крупного рогатого скота, лошадей), дельфинов, рыбья чешуя.

На всей территории, как под слоем осыпавшегося потолка, так и под упавшими впоследствии от взрывов плитами были найдены металлические скобы с фарфоровыми изоляторами и прикрепленные к ним провода, идущие в разных направлениях вдоль штолен. Восточнее «центрального» целика был найден большой кусок силового кабеля. Все это свидетельствовало о том, что участок был освещен еще до начала обороны, возможно хорошо «обжит», что и послужило причиной активного использования его защитниками каменоломен.

В этом слое немногочисленные находки были равномерно «распределены» по всей площади, не было выявлено мест скопления вещевого материала, не считая отдельных локальных участков между плитами, куда предметы просыпались сверху, с более позднего слоя.

Исключение составили небольшое углубление в виде «ступени» (с перепадом высот 0,30-0,35 м) поперек коридора юго-западнее «центрального» целика, и локальный участок у стены целика, находящегося у северо-восточной границы исследованного участка.

В углублении слой был весьма насыщен вещевым материалом, представленным, в том числе, и довольно массивными металлическими предметами, включая детали и фрагменты узлов и механизмов автомобиля, мотоциклетный бензобак, а также эмалированные кружки, жестяные консервные банки и пр.[20] Непосредственно на полу выработки были найдены и другие предметы, которые относились к периоду, когда здесь еще не обрушилась кровля: 7,62-мм винтовка сист. Мосина с лежащим под ней артиллерийским кругом, полные и пустые подсумки, снаряженные обоймы к винтовке сист. Мосина, винтовочный шомпол, запал к РГД-33, пустая лента к пулемету MG и мелкие обрывки ленты к станковому пулемету сист. Максима, двугорлые масленки и винтовочные протирки.

За «ступенькой» пол был буквально усыпан многочисленными мелкими фрагментами автомобильных стекол, там же был найден кожаный шлем, напоминающий летный, а под стеной целика – колесо от телеги. Здесь же, на полу, стали встречаться в большом количестве хитиновые оболочки личинок мух, появление которых могло быть связано с разложением большого количества органики. Но на зачищенных площадях останков погибших не было. Разрозненные человеческие останки были замечены в щелях между плитами дальше в юго-восточном направлении, за поворотом целика, где видна придавленная плитами телега.

Под стеной целика были найдены явные следы боя: большое количество 7,62-мм винтовочных гильз и патронов, различных запалов к ручным гранатам и граната РГД-33, сильно обгоревшая 7,62-мм винтовка сист. Мосина, фрагменты брезентовой сумки и металлический ящик с тремя снаряженными дисками к 7,62-мм ручному пулемету ДП. Подтверждали интенсивную перестрелку и гранатный бой в этом месте, и мелкие осколки, застрявшие в упавших потолочных плитах, и побитые пулями стены целика.

Вопрос о времени, когда это произошло, остался открытым. С одной стороны, учитывая расстояние до ближайшего выхода, трудно представить, что подобное боестолкновение было возможным еще до обрушения потолка и образования здесь сквозной воронки; с другой, примеры прорыва групп противника через передовые позиции аджимушкайцев известны из результатов поисковых работ [Симонов, 2004, с. 223-224], да и практически весь вещевой материал был привязан к первому слою.

Как уже отмечалось выше, первый (ранний) культурный слой на участке пожара был перекрыт слоем обгоревшей растрескавшейся породы, осыпавшейся с потолка, с постепенным уменьшением к северо-востоку (направление тяги при пожаре). Сверху, по всей площади участка, обрушились потолочные плиты, толщина которых северо-западнее «центрального» целика достигала около 0,40 м с постепенным увеличением толщины слоя обрушившейся породы до 1,5 м севернее, северо-восточнее и восточнее целика.

Второй (поздний) культурный слой образовался на этих плитах. Он также представлял собой плотные тонкие наслоения темного цвета. Судя по насыщенности вещевым материалом, этот слой формировался на протяжении более длительного временного отрезка, он также фиксировался практически по всей площади, достаточно равномерно, не считая отдельных лакун между упавшими плитами и глыбами камня. Как стало понятно позже, это объяснялось различной толщиной пластов упавшей породы и образовавшимися между отдельными плитами и глыбами камня углублениями, «ступеньками» и щелями. Предметы просыпались в эти щели и углубления (иногда застревая между плитами, иногда до самого пола выработки), а пустоты засыпались обрушившейся позже породой. В связи с чем, на уровне одного по времени слоя появлялись небольшие по площади, на первый взгляд «чистые» участки.

Вещевой материал был представлен довольно большим количеством предметов. Подавляющее большинство из них составляли элементы и фрагменты военного снаряжения и обмундирования, а также личные вещи военнослужащих, в том числе: стальной шлем (каска), поясные и брючные ремни, истлевшая пилотка, фрагменты плащ-палаток, единичные знаки различия с петлиц, кобура для 7,62-мм револьвера сист. Нагана, снаряженные и пустые подсумки, посуда (банки, кружки, ложки, ранцевый термос), предметы личной гигиены (зубные щетки, мыльницы, помазки, бритвы, оселки, расчески) и т.п. В этом ряду казалось случайным присутствие фрагментов медицинских (хирургических) инструментов и ампул с сохранившейся маркировкой «MORPF.MURIAT. 1%». Севернее «центрального» целика была найдена зажатая между упавшими плитами командирская полевая сумка, в которой находились: половинка мыльницы с помазком, ремешок от этой же сумки, три катушки с нитками и бумажный сверток со стандартной армейской мыльницей (в которую был сложен бритвенный станок), чашечкой (для бритья), бритвенными лезвиями марки «Стандарт» (в пачке и отдельно). Рядом с сумкой лежали (видимо, выпавшие из нее, так как клапан был открыт) столовая ложка и опасная бритва с граффито «Писарев В(Ф).Н.».[21] Практически под стеной целика, в нескольких метрах к юго-западу найдены несколько пар солдатских ботинок.

На проходе южнее «центрального» целика и далее, ближе к его северо-восточной стене, также встречалось большое количество обуви, в том числе кирзовые сапоги, со следами ремонта, на некоторых из которых вместо стандартных подошв использовали самодельные, вырезанные из автомобильных покрышек. Здесь же среди находок были несколько фрагментов масок, шлангов и фильтрующе-поглощающих коробок противогазов, один противогаз сохранился полностью.

Чуть далее к северо-востоку, почти на середине штольни были обнаружены хаотично разбросанные предметы: два армейских котелка, еще три кирзовых сапога со следами неоднократного ремонта (в одном из них лежала столовая ложка), ручные гранаты Ф-1 и РПГ-40, запалы к РГД-33, истлевшие шинель, трехпалая рукавица и немецкая плащ-палатка, алюминиевый стаканчик, части шомпола ручного пулемета ДП обр. 1927 г. и линейка-угольник с граффито «ПАБ».[22] Самой интересной находкой здесь оказался комплекс предметов, видимо, принадлежавших командиру одного из подразделений 2-го батальона: пустые кожаный портфель и кирзовая полевая командирская сумка, красноармейский поясной ремень, командирский поясной ремень с одним плечевым ремнем и чехлом для свистка, кобура с 7,62-мм пистолетом ТТ и протиркой.[23]

На восточной границе раскопа было расчищено небольшое пространство, образованное прямоугольным запилом-нишей в стене целика и упавшими с потолка плитами, как оказалось, активно использовавшееся воинами подземного гарнизона. В углу ниши обнаружили следы неоднократно разжигаемого или долго горевшего костра (судя по закопченной стене, выгоревшей тырсе и оплавленным осколкам бутылок). Рядом, к стене целика был прислонен лист жести размерами примерно 0,6х0,4 м, который либо служил в качестве «плиты», либо прикрывал костер, чтобы тот не создавал бликов на окружающих стенах.[24] Вокруг кострища разбросано много раздробленных костей крупных животных (коровы или лошади) и мелкого скота, рыбьей чешуи. Рядом лежали эмалированная кружка и жестяная консервная банка с войлоком внутри, пропитанным какой-то горючей жидкостью, видимо, использовавшаяся в качестве стационарного светильника. Впрочем, это был не единственный источник света. И рядом с кострищем, и вокруг него, и на прилегающей территории встречалось множество как сравнительно целых, так и совсем коротких огарков факелов, сделанных из автомобильных покрышек. Здесь же были найдены обломки досок и деревянного бруса, деревянный ящик, сбитый из досок щит (возможно, остатки стола). В слое морской травы попадалось большое количество мелких предметов: форменных пуговиц, карандашей, 7,62-мм винтовочных и пистолетных патронов, обрывков тряпья, бумаги и т.п.

Было очевидным, что здесь располагалось какое-то подразделение гарнизона. Какое именно, подсказывало множество стреляных гильз и 7,62-мм винтовочных патронов, свидетельствовавших об активном огневом контакте с противником. Учитывая то, что примерно в этом же месте и культурный слой более раннего периода сохранил явные следы боя, становилось понятным, что речь может идти о подразделении, осуществлявшем охрану этого района. А само место, где находились воины подземного гарнизона, могло быть последним рубежом боевого сектора.

Это предположение подтверждалось и тем, что буквально в нескольких метрах к северо-западу, у угла целика на противоположной стороне прохода был обнаружен небольшой фрагмент оборонительной стены, установленной поперек штольни.[25] Сложена стена из стандартного «штучного» камня и обломков плит, кладка сделана в два ряда, с перевязкой камней между собой. Судя по характеру кладки, можно допустить, что стена достраивалась, и позже с внутренней стороны был доложен третий ряд кладки, для усиления и большей надежности конструкции. Весь пол и камни перед стеной были буквально усеяны гильзами 7,62-мм винтовочных патронов, судя по следам на капсюлях, отстрелянных из ручного пулемета ДП, явно свидетельствующими о том, что в этом месте не просто шел бой, а была оборудована пулеметная точка.

Подтверждением того, что исследуемый район был линией ожесточенного противостояния, могла служить и еще одна находка. Чуть южнее ниши, где группировались бойцы, на большой плоской плите, среди камней были найдены аккуратно уложенные в ряд восемь 50-мм минометных мин.[26] Учитывая то, что практически в этом же месте нашли и артиллерийский круг, предназначенный для определения угловых величин при расчетах для стрельбы и управления огнем, логично было предположить, что здесь располагалась минометная позиция, тем более что среди находок 1987 г. был и 50-мм ротный миномет [Соколов, 1988-б, с. 14]. Если в результате подрыва над централкой, которую перекрывала оборонительная стенка, существовал провал, то вести из него беспокоящий минометный огонь было задачей если и не простой, то и не невыполнимой. Не исключено, что габариты провала давали возможность опытному минометчику вести и прицельный огонь по крупным, заранее засеченным целям.

Как представляется, найденная оборонительная позиция в начальный период находилась в глубине района и не являлась местом боевых столкновений. Ее значение возросло по мере того, как противник, осуществляя подрывы кровли выработок и продвигаясь от первоначального входа вдоль по «централке», создавал все новые и постоянно приближающиеся провалы (рис. 4), через которые мог вести прицельный огонь по позициям аджимушкайцев и предпринимать попытки штурма. Судя по гильзам, такие попытки были не единичными. В какой-то момент линия противостояния приблизилась вплотную к оборонительной стенке, а огневые контакты осуществлялись в непосредственной близости от нее.

Для постоянного контроля над образовавшимся провалом и пресечения вылазок, предпринимаемых защитниками каменоломен, противник, как можно допустить, оборудовал на поверхности пулеметное гнездо, которое находилось на противоположной стороне от спуска в образовавшийся провал. Это давало возможность не только вести огонь по воинам подземного гарнизона, в случае их попыток выйти на поверхность или переместиться от своей оборонительной позиции по «централке» вперед, но и оставаться немецким и румынским пулеметчикам защищенными от ответного огня.

Об интенсивности этих огневых контактов дает представление множество гильз 7,92-мм винтовочных патронов,[27] в большинстве отстрелянных из ручного пулемета ZB, найденных нами в конусе завала в районе оборонительной стенки. Не исключено, что находившийся в этом месте узел обороны подземного гарнизона сильно мешал противнику, а аджимушкайцы не покидали район, несмотря на предпринимаемые меры, в связи с чем, в какой-то момент тот участок, где было оборудовано пулеметное гнездо, также был взорван, оборонительная стенка оказалась под завалом, а все гильзы, валявшиеся на поверхности вокруг пулеметного гнезда, – на конусе завала.

Впрочем, противник не только обстреливал позиции аджимушкайцев из стрелкового оружия, но и постоянно забрасывал гранатами, что подтверждается множеством колпачков, вытяжных колец и чек ручных гранат М-24, М-34, М-39, также найденных в конусе завала над оборонительной стенкой. Время от времени предпринимались попытки «выкурить» защитников каменоломен из-под земли – в провал бросали дымовые гранаты типа М-24 обр. 1939 г. (с характерными отверстиями на нижней стороне корпуса) [Шунков, 1999, с. 551] и дымовые шашки,[28] фрагменты и части которых тоже были здесь найдены. Видимо, эти меры оказались недостаточными, а сопротивление было настолько упорным, что осаждающим пришлось вести по этому узлу обороны и минометный огонь – стабилизаторы 50-мм мин германского производства и 82-мм – итальянского,[29] а также единичные неразорвавшиеся боеприпасы встречались в конусе завала.

Даже после подрыва кровли непосредственно над оборонительной стенкой, аджимушкайцы не покинули этот участок, видимо, представлявшийся им достаточно важным. Хотя корректировать систему обороны им пришлось по мере изменения ситуации. О том, что происходило здесь в более поздний период, уже после сильных обрушений, дают представление результаты исследований на участке штольни юго-восточнее «центрального» целика, где также четко зафиксированы два слоя.

Характер раннего (нижнего) культурного слоя, совпадавшего с уровнем «пола» идентичен аналогичному слою на остальной исследованной территории и сохранил следы начального периода обороны: пустые и снаряжённые подсумки, запалы от ручных гранат, гильзы винтовочных и пистолетных патронов, ружейные маслёнки,[30] а также обрывки и куски различной проволоки, проводов, кабеля, кости рыбы и крупных животных.

По мере продвижения в южном направлении, после прохождения стенки целика с восточной стороны, открылась технологическая насыпь высотой до 0,50 м, состоящая из тырсы и мелкого бута. Насыпь хорошо утоптана, культурный слой поднимается по ней. За насыпью характер слоя резко меняется: тырса с большой примесью глинистого грунта и остатков растительности,[31] много битого кирпича, деревянных щепок и обломков досок. Под плитой, лежащей поперёк штрека, отходящего в восточном направлении, зажат кусок колеса телеги, отдельные мелкие фрагменты которого хаотично разбросаны по не накрытому плитой слою.[32]

Под углом противоположного (южного) целика, кроме прочего, также зафиксированы следы боя: на небольшом участке пола большое количество стреляных гильз и 7,62-мм винтовочных патронов, пустых обойм; здесь же, на углу целика отчётливо виден след копоти, оставленный светильником.

Поскольку для дальнейшего продвижения в восточном направлении нужно было убирать массивные плиты и снимать конус по всей высоте, а состояние потолка вызывало определенные сомнения в его устойчивости, дальнейшие работы в этом месте свелись к попыткам расчистить небольшие участки между плитами. Никаких существенных результатов это не дало, не считая фиксации материала, выявленного на отдельных локальных участках. Так, с южной стороны штрека мы зафиксировали крепление (подпорку) под упавшей плитой средних размеров, выполненное обрезком соснового бревна длиной около 0,75 м, диаметром около 0,30 м; на одной из плит были выложены фрагменты солдатских ботинок и кости стоп;[33] на небольшом участке между упавшими плитами, присыпанном мелким бутом, видны кости крупного животного. Там же, на слое между плитами, была сделана и, пожалуй, единственная здесь, довольно интересная находка – полусгнивший обрезок ветки фруктового дерева длиной 11 см и диаметром около 2,5 см, с насаженным на него обручальным кольцом из белого металла.[34] Впрочем, эта находка была сделана в раннем слое, в чистой тырсе, поэтому может относиться как к обороне каменоломен, так и к довоенному периоду.

Второй (поздний) слой, резко уходил вверх по крупным, лежащим друг на друге плитам. Он представлял собой неравномерно расположенные «пятна»[35] грязной сероватой тырсы, смешанной с тротиловой сажей и мелкими частицами истлевшей ткани и деревянных щепок, как на самих плитах, так и в трещинах между ними. В нем также встречалось огромное количество осколков осколочно-фугасных 45-мм снарядов, обусловленное близостью выгоревшего склада боеприпасов, и много огарков резиновых факелов, что свидетельствовало о высокой активности защитников каменоломен в этом месте.

Продвигаясь по второму слою, удалось выйти на торчащую из конуса завала массивную плиту, толщиной около 0,50 м, образующую удобный для использования выступ (размерами примерно 1,5х1 м). С края этого выступа, придавленные небольшой плитой, свисали фрагменты полуистлевшей материи (судя по всему, остатки ватника). На самой плите чётко фиксировался культурный слой и многочисленные потёртости, которые свидетельствовали о том, что выступ использовался длительное время. Ряд обнаруженных на нем предметов позволял предположить, что какое-то время использовали плиту в качестве своеобразного «стола»: две аккуратно стоящие крышки от котелков-«манерок», одна из которых с процарапанными надписями «МАРИКЯН»[36] (на стенке) и «Е.В.Г.» (на верхней плоскости), вторая – «МАТ» (на стенке) и «… ВКОВ» (на внутренней стороне ручки), закрытая мыльница с небольшим куском мыла, половинка мыльницы, настольное зеркало, пустая бутылка из-под зажигательной смеси, двухсекционный подсумок, истлевшая противогазная сумка. Там же, на плите, были зафиксированы мелкие фрагменты истлевшей ткани зеленоватого цвета и найден нарукавный знак различия (угольник) лейтенанта, судя по которым на «столе» была разложена гимнастерка (возможно, он был застелен ею).

На границе свободной части плиты и массива завала, в горизонтальной щели, образовавшейся между «столом» и плитой, лежащей на нем, были обнаружены противогаз, ножны штыка от 7,92-мм винтовки сист. Маузера иранского производства и придавленная плитой полевая сумка (комсостава), в которой находились столовая ложка и полевой бинокль. Все обнаруженные в щели предметы, видимо, были уложены в неё специально, как в нишу.

Далее (в южном направлении) культурный слой резко ушёл вверх и продолжился уже практически по конусу завала, прикрытый лишь небольшим слоем тырсы и мелкого бута, местами – плитами толщиной не более 0,30 м. Сразу за расчищенным выступом («столом») он представлял собой прослойку толщиной до 0,50 м из мелкого бута и тырсы со следами тротиловой сажи. Кое-где в нём встречались разрозненные фаланги пальцев руки, что нередко бывает признаком наличия в непосредственной близости останков, но, ни продвижение по слою, ни целенаправленный поиск между плитами результатов не дали.

Наиболее существенные находки были сделаны в верхней части завала: в восточной части конуса под небольшой плитой была обнаружена хорошо сохранившаяся 7,62-мм винтовка сист. Мосина,[37] а чуть далее к югу (и выше), под слоем небольших плит (толщиной около 0,30 м) – кусок фанеры и навал тряпья, среди которого удалось определить армейскую шинель, плащ-палатку, одеяло (?), и женское платье из красного ситца с жёлтым растительным орнаментом. Слой полуистлевшей ткани, придавленный плитами, местами достигал толщины 5-7 см, что давало возможность предположить его первоначальную толщину, как минимум, вдвое больше. То, что этот навал тряпья занимал площадь примерно 1х1,5 м, и находился в едва заметном углублении между нагромождением камней, позволило сделать вывод о том, что это была специально подготовленная «лежанка», на которой мог располагаться часовой, скорее всего одного из подразделений, обеспечивающих охрану наружных входов.[38] Тем более что «лежанка» располагалась почти на самом верху завала, откуда не только хорошо видна та часть конуса, по которой можно было спуститься под землю, но и где, как известно, воздух более тёплый, что тоже было весьма существенным в условиях каменоломен.

В непосредственной близости от «лежанки» было обнаружено компактно расположенное скопление различных предметов снаряжения и обувь: три противогаза (в том числе, один – гражданский); две полевых сумки (одна – для начсостава – «сержантская», вторая – для комсостава) и палетка («планшетка»), оказавшиеся пустыми, два поясных ремня, кобура от 7,62-мм револьвера сист. Нагана, истлевшие противогазные сумки, две пары сапог, а также личные вещи: портмоне, две ложки, катушка с нитками, карандаши. Там же был найден и металлический медальон-смертник обр. 1925 г. («ладанка»), с заполненным простым карандашом вкладышем на имя Иванченко Григория …, житель Краснодарского края, Усть-Лабинского района,призван Новороссийским ГВК. [39]

Среди найденных предметов особый интерес вызывали очки с затемнёнными стёклами, которые, как логично было предположить, могли использовать защитники каменоломен для адаптации зрения в светлое время суток, поскольку сама «лежанка» находилась на границе темноты и света. Вокруг «лежанки» было обнаружено и большое количество обгоревших щепок, обрывков и кусков немецкого телефонного кабеля.[40] Других предметов в этом месте найти не удалось, за исключением еще одной, видимо, отброшенной в сторону пустой полевой («сержантской») сумки. На внутренней стороне крышки была написана чернильным карандашом фамилия владельца, от которой сохранились только окончание и инициалы – «…нко В.И.»

Сама лежанка, учитывая выбор места для ее обустройства (движение теплого воздуха), обеспечение средствами для относительно быстрой адаптации к резко меняющимся условиям освещения, характер оборудования, сопутствующий материал и возможности контроля с этой точки прилегающей территории, была идентифицирована нами как пост охраны, относящийся к последнему периоду обороны.

Таким образом, становилось очевидным, что располагавшийся здесь узел обороны (оборонительный участок) на протяжении длительного периода обеспечивал защиту всего района, находящегося южнее и юго-восточнее. В результате проведенных противником взрывов и происходивших в этой связи изменений, характер системы обороны менялся, хотя задачи оставались прежними: охрана «централки» и прилегающих к ней участков. Даже после широкомасштабных взрывных работ, которые привели к значительным разрушениям района, здесь оставалось боевое охранение, осуществлявшее наблюдение и готовое пресечь любые попытки врага спуститься под землю через образовавшиеся провалы.

Собственно, и характер позиции и варианты ее использования сомнений не вызывали. Оставалось неясным только, как в нескольких метрах от места, где периодически шел бой, мог располагаться штаб батальона? Более того, никаких элементов, которые могли бы свидетельствовать о существовании здесь штабной комнаты, найти не удалось – ни стен помещения, ни остатков мебели, ни хоть каких-то предметов, ассоциирующихся с работой штаба. Все это заставляло еще раз обратиться к свидетельству тех, кто побывал здесь в 1987-1988 гг. и видел «помещение штаба» собственными глазами.

Как писал В.М. Соколов: «Фонарь осветил серые, в трещинах стены. Кое-где виднелась облупившаяся побелка. Потолок, крепившийся рельсами и толстыми бревнами, накренился, не выдержав страшного взрыва. Под осевшей стеной виднелась раздавленная железная кровать. Дверь, которая вела сюда из штольни, привалило глыбами породы. Откуда-то тянулась электропроводка, оборванная при взрыве. На полу среди камней были рассыпаны винтовочные патроны, валялись цинковые патронные ящики, цветные карандаши, циркуль…

Сергей Коновалов бросился собирать коробки из-под пулеметных лент … Рядом подобрали несколько дисков с патронами и нарукавную нашивку – комиссарскую звезду.

Почти посредине комнаты под слоем пыли лежали офицерский ремень, кобура от револьвера системы «наган» и планшет» [Соколов, 1988-б, с. 14-15].

И «побелка», оказавшаяся следами сильного пожара, и оборванная электропроводка, и характер находок не противоречили картине, увиденной нами. Даже «потолок, удержанный рельсами и толстыми бревнами» был обнаружен у северо-восточной стены «центрального» целика, где в ходе работ открылось пространство, образованное упавшими под углом потолочными плитами, удержали которые рельсы узкоколейки. Фрагменты потолочного крепления в виде обломков рельс и следов перегнившего дерева были найдены рядом и в толще завала. Более того, и диван, упоминаемый В.М. Соколовым в отчете за 1988 г. [Соколов, 1988-а, л. 1], раздавленный у стены целика, оказался на месте. Точнее не диван, а автомобильное сиденье, пружины и обшивка которого вполне могли быть приняты В.М. Соколовым и С.С. Коноваловым за диван в условиях тесноты и невозможности расчистить хоть какую-то часть «комнаты», чтобы точно идентифицировать находку.

Но даже при таком количестве совпадений и деталей, которые не оставляли места для сомнений по поводу того, что именно здесь были найдены документы штаба 2-го батальона, ничто не напоминало «комнату», да и вообще какое-либо помещение, пригодное для работы штаба. Полная зачистка участка вокруг «центрального» целика только лишь подтвердила уверенность в том, что в этом месте помещения штаба батальона не было.

Впрочем, документальные находки, несомненно, имеющие отношение комплексу штабных документов, найденных в 1987-1988 гг., были. Практически на полу выработки, в углу северо-восточной стены «центрального» целика было найдено кожаное портмоне,[41] крест-накрест перевязанное телефонным проводом, в котором, кроме осколка карманного зеркала и канцелярского ластика, находились:

- красноармейская книжка, выданная 21.4.42 г. красноармейцу Паршину Мих. Григор.,[42] заверенная круглой гербовой печатью 9-й запасной стрелковой бригады;[43]

- красноармейская книжка, выданная 21.4.42 г. красноармейцу Ткач Ник. Гавр., [44] ВУС1, образование 5 классов, русскому, 1923 г.р., призванному 5 февраля 1941 г. Алексеевским военкоматом, специальность до призыва – сапожник, домашний адрес: Воронежская обл., Алексеевский р-н, Алениковский с/с, село Алениково,заверенная круглой гербовой печатью 9-й запасной стрелковой бригады;

- красноармейская книжка, выданная 27.1.42 г. красноармейцу Уварову Афанасию Иван., [45] рядовому 51-го з.с.п., 2-го батальона, 5-й роты, № личного знака 126, русскому, 1906 г.р., призванному в 1942 г. по мобилизации Лиманским РВК Краснодарского края, специальность до призыва – колхозник, домашний адрес: Краснодарский край, Лиманский район, село Екатериновка, записи о прохождении службы: 51-й з.с.п. 1/42, 655 с/п 3… 3-я пульрота – 25.4.42., книжка заверена круглой гербовой печатью 51-го запасного стрелкового полка, записи о прохождении службы – круглой гербовой печатью 655-го стрелкового полка;[46]

- красноармейская книжка, выданная 24.4.42 г. Шкитову Ивану Ф., [47] рядовому 54 ЗСП, [48] 2 бат [альон], 4 роты, ВУС 1, образование 3 кл., русскому, 1910 г.р., призванному 1941/VI Ворошиловским РВК, специальность до призыва – чернорабочий, домашний адрес: г. Ворошиловск, 1-я Каминоломская, 25, родственники Шкитова Анаст. И… военную присягу принял 24.4.42 г., записи о прохождении службы: 54 зсп 2-й бн, 4 рота 24-04-42;

- аттестат, выданный 9/IV1942 г. [49] на предоставление вещевого имущества состоящего на … т. Малахов К.И. [50] с перечислением полученного имущества (13 предметов) и подписанный К.И. Малаховым и помощником…СКВО по м/ч техник-интенд. II ранга…;

- денежный аттестат №…, выданный … политруку Малахову К.И., с указанием должностного оклада 725 руб. (выдан), размеров выплаты денежного содержания и членов семьи, датирован 9 апреля 1942 г.;

- партбилет № 1967212 на имя Малахова Константина…;

- две квитанции о приеме почтовых переводов, датированные 1942 г. на суммы 177 руб. 35 коп. и 200 руб., отправленных в Омск на имя Карпушиной (?), завернутые в лист какой-то книги.

Судя по всему, это были личные документы военнослужащих погибших или пропавших без вести, подготовленные для передачи в штаб подземного гарнизона. Возможно, выпавшие из найденных ранее ящика или командирских сумок.

Еще один интересный документ был найден в северной части раскопа. На первый взгляд, стандартный медальон-смертник с вкладышем (заполненным фиолетовыми чернилами) на имя Туголукова Алексея Ферапонтовича, [51] красноармейца, год рождения 1921,урож. РСФСР, область Ростовская, г. Ре… (?), район Дубовский, с/совет Малолученский, деревня Кривская, адрес семьи: Туголуков Ферапонт Василь., край Орджоникидзевский, г. Моздок, район Моздокский, сельский/с Луковской, деревня Луковская, призван Моздокским РВК, группа крови 1-я, на обороте продублирован (простым карандашом) адрес родных: Орджоникидзевский край, г. Моздок, ст. Луковская, Туголуков Ф.В. Но внутри медальона вместе с вкладышем был свернут еще один документ. Он представлял собой прямоугольный листок бумаги размером 9х5,5 см, вырезанный из топографической карты, на оборотной стороне которого (свободной от изображения) было напечатано на машинке «Тагалуков А.Ф. – 599» и поставлена круглая печать какого-то воинского соединения.[52]

Из воспоминаний аджимушкайцев известно, что в гарнизоне несколько раз проводили учет личного состава, данные на всех бойцов и командиров заносили в списки, а защитникам каменоломен выдавали специальные пропуска для свободного передвижения под землей. Подобный пропуск хранится в фондах Керченского историко-культурного заповедника [Фонды КИКЗ, Д-2407].[53] Как рассказывал участник обороны С.С. Щайдуров,[54] передавший этот пропуск в фонды музея в 1966 г.: «Такие личные знаки выдавались нам два раза: первый раз до газовой атаки, второй раз – после нее. При этом нам разъяснялось, что это важнейший документ, подтверждающий участие в обороне каменоломен, [55] и его надо тщательно беречь. Номера моих знаков были 1631 и 1359. Несмотря на то, что я попал в плен, потом воевал в партизанском отряде, где был тяжело ранен, свой личный знак я сохранил и передал в Керченский историко-археологический музей» [Абрамов, 1983, с. 35]. Некие сомнения в возможности сохранить подобный документ при таких обстоятельствах, заставляли ранее скептически относиться как к подлинности реликвии, так и к достоверности рассказов о бытовании такого рода документов.

В то же время листок бумаги, найденный в медальоне А.Ф. Туголукова, без сомнения был таким пропуском. На нем присутствовали и фамилия с инициалами, и цифры, бывшие, видимо, порядковым номером в списках личного состава, и даже печать, которая могла служить дополнительной «защитой» от подделки столь примитивного документа.[56]

Тем не менее, несмотря на находку портмоне с документами и медальона со своего рода уникальным подземным пропуском, было очевидным, что штаба 2-го батальона в том месте, где в 1987-1988 гг. нашли комплекс документов, нет. Судя по следам пожара и характеру завалов на всей площади вокруг «центрального» целика, позволившим восстановить последовательность обрушений, а также с учетом анализа вещевого материала можно уверенно говорить о том, что штаб и не мог располагаться в указанной точке в период, которым были датированы найденные ранее документы.

В этой связи на первое место выходил вопрос, каким же образом документы здесь оказались? То, что их не прятали, было очевидным, поверить в то, что их бросили или потеряли, было сложно. Может быть в 1987-1988 гг. документы были найдены не в этом месте? Возникал и главный вопрос, где же собственно был штаб батальона?

Ответ на первый вопрос, несомненно, связан с последним. Понимание того, где действительно располагался штаб 2-го батальона, могло бы дать возможность объяснить и причину, по которой документы оказались брошенными у северо-восточной стены «центрального» целика. Что же касается сомнений в правильности указания непосредственными участниками истории более чем 30-летней давности места нахождения документов, то при серьезном анализе всех, имеющихся в нашем распоряжении материалов, эти сомнения представляются лишенными оснований.

Конечно, учитывая как в 1987 и 1988 гг. попадали в «помещение штаба» (а, по словам О.А. Боброва, пустоты и щели между упавшими плитами, через которые протискивались поисковики, сопрягались под разными углами, на разных уровнях и имели различную протяженность), можно допустить, что место, где были найдены документы, указано приблизительно. Но вряд ли эта погрешность могла составить несколько десятков метров, а любые меньшие значения нивелировались бы общей площадью выработки, расчищенной нами от завала. То есть документы были найдены где-то под этим завалом.[57]

А раз это так, и попасть сюда они могли только из штаба, можно допустить, что их эвакуация была связана с какой-то реальной и быстро надвигающейся угрозой, документы были брошены и забрать их уже не смогли. Причем, версию об угрозе взрыва над штабом, мы, как уже было сказано ранее, не можем считать достаточно убедительной.

Пытаясь ответить на вопрос, почему документы оказались именно здесь (соглашаясь, что их бросили во время поспешной эвакуации), можно привести только одно достаточное убедительное объяснение. Это место находилось на пути, который был хорошо известен аджимушкайцам и им постоянно пользовались, проходя от помещения штаба к каким-то другим важным объектам батальона или гарнизона. В таком случае, при возникновении реальной угрозы, командиры могли, спешно захватив документы, быстро уходить по привычному пути. Бросить или обронить документы, упакованные в несколько полевых сумок и ящиков, нести которые было не очень удобно, могли по причине все той же поспешности, а вернуться за ними уже не смогли.

Если принять все это во внимание, то можно попытаться определить, что же могло угрожать работникам штаба.

Во-первых, это могла быть угроза прорыва под землю противника. В таком случае, сборы командиров действительно были бы поспешными, и они должны были быстро покинуть помещение штаба. Вот только брошенные документы либо достались бы противнику, если бы он сумел прорваться так далеко и захватить оборонительный рубеж аджимушкайцев, либо за ними обязательно вернулись бы после отражения штурма. Так что подобная версия представляется маловероятной.

Во-вторых, и это кажется гораздо более убедительным, существовала реальная угроза обрушения потолка над штабом, но не из-за того, что немецкие саперы начали подготовительные работы прямо над ним. Могло случиться так, что в результате нескольких взрывов, проведенных на прилегающих территориях, кровля на обширном участке начала падать. При этом коржи падали с потолка «волной», начинавшейся от места подрыва и расходившейся во всех направлениях. Таким обрушениям кровли, несомненно, сопутствовали уже хорошо знакомые, весьма характерные признаки – шум, треск, появление и расширение трещин, осыпание тырсы с потолка [Бекендам, 2002, с. 266, 270]. Это действительно могло стать причиной поспешных, граничащих с паникой, сборов, когда наспех сгребали со столов или из сейфов бумаги и выносили то, что успели собрать. В таком случае останавливаться, чтобы поднять оброненные сумки или ящики, было смертельно опасно, да и возвращаться за ними бессмысленно, если обрушения «накрыли» район, где их бросили.

Тогда становится очевидным, что помещение штаба должно было располагаться ближе к выходам (от места нахождения документов), так как в случае появившейся угрозы люди на подсознательном уровне стремились бы в более безопасную сторону, а для них таковой, несомненно, была глубина выработок.[58]

Если принять эту версию за основу и считать, что штаб 2-го батальона располагался сравнительно недалеко от разобранного завала, но ближе к выходам, то штабное помещение следует искать к северу, востоку или юго-востоку от места № 67. Однако севернее находились склады боеприпасов, граница которых, как показали исследования, подходила практически вплотную к «централке» (и вряд ли штаб располагался на пожарище, вокруг которого оставались тысячи, если не десятки тысяч сгоревших и целых артиллерийских выстрелов). Располагать штаб рядом с «централкой» тоже вряд ли было удобно. Остаются привходовые районы к востоку и юго-востоку от завала.

Этот участок выработок на сравнительно протяженном отрезке не имел входов с поверхности, что само по себе создавало некую иллюзию безопасности – удаленности от «передовой линии». Но именно иллюзию безопасности, потому что кровля здесь достаточно тонкая и не просто легко пробивалась взрывами, но под воздействием взрывной волны расслаивалась и при проведении массированных взрывных работ «опускалась» огромными пластами, зачастую спустя некоторое время после произведенного подрыва. Как представляется, такие обстоятельства могли стать причиной гибели штаба 2-го батальона, местонахождение которого предстоит еще найти.

Таким образом, суммируя все, изложенное выше, можно гипотетически восстановить динамику событий в этом районе.

Весной 1942 г. севернее места № 67 расположился большой склад боеприпасов к стрелковому оружию и 45-мм артиллерийских выстрелов, который занял обширную территорию к северо-западу и северу от «централки». Еще до начала обороны каменоломен (до формирования подземного гарнизона), но, как логично допустить, уже в ходе боевых действий в районе Аджимушкая, на складе возник сильный пожар либо случайно, либо при отходе наших войск, как результат акции по уничтожению боеприпасов, которые не успели вывезти.[59] В результате пожара произошли обрушения на значительных площадях, местами довольно сильные (от детонации артиллерийских боеприпасов), в сам район стал непригодным для размещения личного состава гарнизона. Тем не менее, именно здесь, учитывая некоторые особенности шахтного поля и наличие «централки», ведущей вглубь южной части каменоломен, был оборудован сектор обороны, последний рубеж которого находился в месте № 67, где не только была сооружена мощная оборонительная стенка с пулеметной позицией, укреплена рельсами и бревнами кровля, но и предусмотрены условия для размещения личного состава боевого охранения, включая места для отдыха, приготовления и приема пищи. Судя по многочисленным следам, здесь с первых дней постоянно находилась большая группа бойцов, готовых отразить попытки противника проникнуть под землю. Представляется вероятным, что это была группа боевого резерва, способная быстро выдвинуться на опасное направление в случае вражеского штурма. Можно допустить, что весь район в целом по какой-то причине (возможно, из-за активности защитников каменоломен) представлял угрозу для немецких войск, в связи с чем взрывные работы на этой территории приобрели широкомасштабный характер. По мере приближения «зоны разрушений» вследствие взрывов и образования по линии «централки» новых провальных воронок эта оборонительная позиция играла все более важную роль, став в какой то момент передовой линией обороны. После первых обрушений кровли непосредственно у «центрального» целика, позиция не была оставлена аджимушкайцами, а территория по-прежнему полностью контролировалась ими. Учитывая смену частей, осаждавших каменоломни, и найденные в конусе завала гильзы, можно предположить, что это случилось не позже первой половины июля 1942 г.[60] Узел обороны продолжал существовать здесь на протяжении всего лета, и был уничтожен в последних числах августа или начале сентября в результате очередной серии взрывов, вследствие которых было завалено и помещение штаба батальона, находившееся неподалеку. При этом часть документов, которые командиры вынесли из штаба, были утеряны во время спешного отхода и оказались под обвалившимися плитами. Но даже после того, как оборонительная позиция была полностью завалена, аджимушкайцы оборудовали непосредственно на конусе завала, к югу от провалов, наблюдательный пост, бойцы которого контролировали движение у образовавшихся провалов и щелей, чтобы пресечь возможные попытки проникновения под землю вражеской агентуры и провокаторов. Видимо, такой же пост, накрытый очередным взрывом или обрушением, при котором погибли находившиеся там бойцы [Шербанов, 1986; 2012, с. 154-155], был и северо-западнее «центрального» целика. Какое-то время, пока у воинов подземного гарнизона оставались физические силы и возможность держать под своим контролем подступы к участкам каменоломен, где еще находились люди, здесь оставались посты. Потом они были сняты или уничтожены противником.

Подводя итоги исследований, проведенных в 2008-2013 гг. на завале, которым, как долгие годы считалось, был засыпан штаб 2-го батальона, можно отметить следующее.

В ходе работ удалось полностью разобрать завал и зачистить значительные по площади участки штолен и штреков, прилегающих к «центральному» целику, у которого в 1987-1988 гг. нашли комплекс документов.

Остатки оборонительных сооружений, оценка культурных слоев (двух периодов), характер вещевого материала позволили сделать однозначный вывод о том, что здесь располагался последний рубеж боевого сектора. Место было крайне важным для аджимушкайцев, которыми были предприняты разнообразные меры для усиления этого узла обороны. Можно утверждать, что сопротивление в этом районе было длительным и упорным и сопровождалось постоянными огневыми контактами с противником.

Особенности оборудования указанного района и динамика происходивших здесь событий, на наш взгляд, полностью исключают вероятность расположения в этом месте помещения штаба батальона. И хотя в ходе работ было найдено несколько документов, несомненно, имеющих отношение к найденному ранее комплексу, того блока, который представляется недостающим, найти не удалось.

Анализ результатов работ и характера выработок прилегающих районов позволил выдвинуть предположение о возможном месте расположения штаба 2-го батальона, поиск которого следует продолжать.

Исследования на завале «Штаба 2-го батальона» можно считать завершенными, поскольку сам объект разобран полностью и зачищены прилегающие к нему участки. Тем не менее, весь район по-прежнему представляет значительный интерес и продолжение работ здесь целесообразно, в том числе с поверхности, с использованием тяжелой техники. В этой связи наиболее перспективными представляются работы на заваленных участках, находящихся восточнее и юго-восточнее исследованного района, где сплошь обрушившиеся штольни, ведущие к довоенным входам на восточной границе шахтного поля, могут скрывать еще множество интереснейших объектов, хранящих неизвестные страницы легендарной обороны Аджимушкая.

Литература и источники:

Абрамов В. Как они жили // Вокруг света, 1988. № 5.

Абрамов В. Героическая оборона Аджимушкайских каменоломен. М., 1983.

Бекендам Р.Ф. История крупномасштабных обвалов в каменоломнях Голландии // Спелестологические исследования. Ежегодник. М., 2002. Вып. 1.

Боевой состав Советской армии. Часть II (январь-декабрь 1942 г.). М., 1966.

В катакомбах Аджимушкая. Документы, воспоминания, статьи. Симферополь, 1970. Изд. второе.

Гогольков Г. Бумеранг беспечности // Керченский рабочий, 1989. 27 августа.

Демиденко О.И., Симонов В.В. Военно-поисковая экспедиция «Аджимушкай». Страницы истории // Керчь военная. Сборник статей. Керчь, 2004.

Дислокация запасных стрелковых и артиллерийских полков в 1941-1946 годах. Справочник // [электронный ресурс] www.soldat.ru/spravka/zsp.

Иллюстрированное описание обмундирования и знаков различия Советской Армии. 1918-1958 гг. Л., 1960.

Михалюк Ю. 600 км под землей // Знамя коммунизма, 1988. 13 марта.

Монастырев А.В. Производство извести. М., 1971.

Наиболее интересные и редкие находки Ростовского областного клуба «Память-Поиск» в каменоломнях Аджимушкая (фрагмент) // Открывая тайны Аджимушкая. Ростов-на-Дону, 2012.

Обжиг извести, процессы, протекающие при обжиге извести // [электронный ресурс] www.voscem.ru/articles/vyagugie-materialy/izvest/objig.

Оружие Победы / И.В. Бах, И.И. Вернидуб, Л.И. Демкина и др. М., 1987.

Сейсморазведка. Действие взрыва в грунтах // [электронный ресурс] shalyapin.su/2012/10/17/dejstvie-vzryva-v-gruntah/

Симонов В.В. Исследования на завале «Политотдел» // Научный сборник Керченского заповедника. Керчь, 2006. Вып. I.

Симонов В.В. Комплекс документов штаба 2-го батальона гарнизона Центральных Аджимушкайских каменоломен в фондах Керченского заповедника // Научный сборник Керченского заповедника. Керчь, 2008. Вып. II.

Симонов В.В. Оборона Аджимушкайских каменоломен подземными гарнизонами в мае-октябре 1942 г. // Керчь военная. Сборник статей. Керчь, 2004.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-98». 1999 г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 1063.

Симонов В.В. Отчет военно-поисковой экспедиции «Аджимушкай-99». 2000 г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 1064.

Соколов В.М. Справка по работе в Центральных (Больших) Аджимушкайских каменоломнях. 1988-а г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 980.

Соколов В.М. Штаб 2-го батальона // Вокруг света, 1988-б. № 12.

Тарунов А. Солдатский медальон // Вокруг света, 1987. № 4.

Федосеев С. Огненный меч. Огневые фугасы и огневые заграждения (преграды) // Техника и вооружение, 2004. № 3.

Шевченко Ю. Спешит на выручку сапер // Вечерняя Одесса, 1989. 10 ноября.

Шунков В.Н. Оружие пехоты 1939-1945. Минск, 1999.

Щербак С.М. Легендарный Аджимушкай: путеводитель. Симферополь, 1989.

Щербанов В. Второй батальон продолжает бой // Военная археология, 2011. № 1.

Щербанов В.К. Дневник Ибрагима // Открывая тайны Аджимушкая. Ростов-на-Дону, 2012.

Щербанов В.К. Как это было // Вокруг света, 1986. № 11.

Щербанов В.К. Материалы историко-патриотической экспедиции «Аджимушкай-84». 1984 г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 846.

Щербанов В.К. Отчет о работе экспедиции поиска документов и боевых реликвий обороны Аджимушкайских каменоломен воинами подземного гарнизона Центральных каменоломен в мае-октябре 1942 г. 1985 г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 885.

Щербанов В.К. Отчет о работе экспедиции «Аджимушкай-88». 1988 г. // НА КИКЗ. Оп. 4. Ед. хр. 915.

Подписи к иллюстрациям.

Рис 1. Схема Центральных Аджимушкайских каменоломен с указанием места нахождения завала «штаба 2-го батальона».

Рис. 2. Схема района «штаба 2-го батальона» с указанием центра воспламенения, зоны и направления распространения сильного пожара.

Рис. 3. Схема района «штаба 2-го батальона» с указанием границ исследованной территории и основных, выявленных в ходе раскопок объектов:

1 – командирская полевая сумка с личными вещами;

2 – несколько пар армейских ботинок, стоящих под стеной целика;

3 – комплекс предметов: портфель, командирская сумка, ремни, кобура с 7,62-мм пистолетом ТТ;

4 – пулеметная точка;

5 – 50-мм минометные мины (минометная позиция?);

6 – плита-«стол» с комплексом предметов;

7 – «лежанка»;

8 – портмоне с красноармейскими книжками и другими документами.

Рис. 4. Условный разрез з

Дата добавления: 2015-07-14