Жертва системы?

Когда Бородин находился в американской тюрьме, я виделся с его женой Валентиной и поддержал ее, как мог. Я сказал ей, что всегда отделял правовую сторону от человеческой и что от своей принципиальной позиции я не отказываюсь, но в человеческом плане отношусь к ее мужу вполне сочувственно.

Я действительно искренне переживал за Бородина. Это был уже по крайней мере второй случай в моей жизни, когда, понимая, что по‑иному поступить не могу, я искренне переживал: а правильно ли я сделал? Первый раз такое же смутное чувство было у меня, когда я избрал для бывшего исполняющего обязанности Генерального прокурора России Илюшенко меру пресечения — заключение под стражу. То, что дело против него возбудил, что расследование проводил — это все правильно, но вот мера пресечения…

До сих пор не уверен, прав ли я был…

* * *

И вот после долгого перерыва я наконец‑то встретился с Бородиным. Это было уже после того, как он вернулся из американской тюрьмы. Встречу эту организовал один наш общий знакомый по своей инициативе. Он сказал: «Мне бы совсем не хотелось, чтобы два моих хороших друга между собой враждовали», после чего предложил в одно и то же время прийти к нему в гости. Я не возражал. Совесть моя по отношению к Пал Палычу была чиста: у меня никогда не было намерения во что бы то ни стало посадить Бородина в тюрьму, было лишь желание вернуть Родине украденные деньги.

Да, Бородин совершил противоправные действия, в этом, как ни прискорбно, я уверен до сих пор и считаю, что поступил абсолютно правильно, возбудив дело «Мабетекса». Мне искренне жаль, что расследование это Генпрокуратура прекратила, оно могло дать хорошие, показательные для всей страны результаты.

Но за это время я понял и другое.

Несчастье Бородина состояло в том, что он оказался «при государе»: порочной была сама система, при которой материально‑финансовое обеспечение всех высших органов власти находилось в руках одного человека — руководителя президентской администрации. Это было грубым нарушением принципа разделения властей: используя свои возможности распределять квартиры, машины, дачи, Бородин умело влиял на представителей законодательной власти.

Чтобы понять, как он это делал, приведу простой пример. В свое время Федеральная служба налоговой полиции РФ и Генпрокуратура РФ активно начали собирать различные документы о деятельности Управления делами Президента РФ в дачных окрестностях Рублевки. Но вскоре все проверки деятельности Управления делами «зависли» на неопределенное время.

К примеру, только взялась Счетная палата РФ копаться в бухгалтерии ГУП «Жуковка», как неподкупному аудитору Александру Кушнарю предложили оформить в собственность небольшую дачку № 13 в поселке Успенское всего за 252 тысячи рублей (это примерно в 10 раз ниже реальной стоимости подобных коттеджей на Рублевке). Так или иначе, но итоговый отчет Кушнаря получился радужный и нейтральный. А аудиторы Счетной палаты, ютившиеся в тесных кабинетиках, стремительно перебрались в фешенебельный офис, щедро отделанный гранитом и мрамором.

Так же постарался Пал Палыч обезопасить себя и со стороны Генеральной прокуратуры РФ. С его подачи за символическую цену (около 50 тысяч долларов) сумели обзавестись рублевской собственностью заместитель Генпрокурора Александр Розанов (дача в престижном поселке Успенское), Главный военный прокурор Юрий Демин (поселок Успенское), первый заместитель Генпрокурора Юрий Чайка (поселок Успенское)…

В общем, «разобрался» Пал Палыч с этими организациями быстро. Кстати, интересно, каким таким непосильным трудом, видимо, не доедая, экономя каждую копейку, эти видные госчиновники, официальный доход которых — только зарплата, смогли заработать по 50 тысяч долларов?

* * *

Недопустимо, когда администрация главы государства становится государственно‑коммерческой структурой. Это — самая питательная почва для злоупотреблений. Такой порочной управленческой схемы не должно быть и нет нигде в мире, кроме России. Это все равно что передать коммерческой структуре некоторые функции государственного управления, что категорически запрещено законом.

* * *

Очень важным итогом моих размышлений стал вывод, что Бородин — больше жертва, чем преступник, что он всего лишь исполнитель, но никак не главное действующее лицо, не организатор махинаций. Это и есть тот главный вопрос, от осознания которого, в принципе, и зависит мера ответственности Бородина. Сама ситуация, когда от него требовали деньги, много денег, вынуждала его искать нечестные пути.

Работа с Ельциным поставила Бородина перед нелегким выбором. Как я уже рассказывал, у меня с Бородиным всегда были, в общем‑то, неплохие отношения. Так вот, он сам мне жаловался, что президентская семья требует от него все больших и больших «вливаний». Как‑то в приватной беседе он в сердцах проговорился: «Я уже не могу больше, тянут с меня деньги страшно». В связи с этим, наверное, и была вскоре отлажена схема денежных поступлений через «Мабетекс».

Именно тогда Бородин и допустил огромную ошибку, не сказав откровенно своему шефу примерно так: «Борис Николаевич, я не Али‑Баба и даже не старик Хоттабыч… В рамках существующего законодательства я не в состоянии обеспечить такие‑то Ваши запросы. Либо изыскивайте какие‑то новые ресурсы, и я готов помогать Вам, либо оставьте меня в покое».

Объективно говоря, доля Бородина была незавидной. Постараюсь объяснить, что означает в российско‑кремлевских условиях фраза «требует все больше и больше денег». Представьте себе какие‑нибудь давние или не совсем давние времена. Некий русский царь (назовем его условно Борисом) находится вместе со всем своим двором с визитом за границей. Уже перед возвращением домой говорит он слуге своему: «Надо мне, Пашка, сделать подарки кое‑какие жене любимой да дочерям‑красавицам». Идут они в ювелирную лавку и там царь выбирает себе драгоценностей на десятки тысяч тамошних рублей — долларов. А, выбрав, пытливо смотрит на слугу своего Пашку: дескать, раскрывай мошну, не царское это дело — за цацки какие‑то расплачиваться… Долго ли прослужил бы слуга после того, как царь‑государь всея Руси в какой‑то там заморской лавке не смог бы то ли намеренно, то ли по недоразумению, оплатить свои покупки? Полагаю, начни он возражать, его прогнали бы тут же…

Я не оправдываю Бородина, но по‑человечески понимаю, что в ситуацию он при «царе Борисе» попал незавидную. Но, к сожалению, Пал Палыч выбрал для себя далеко не лучший выход.

Один из счетов — а Карла дель Понте дала мне их полный перечень — был открыт перед поездкой Ельцина в Венгрию. Через зарубежные счета Бородина на него был переведен ни много ни мало, а один миллион долларов. Для каких целей это было сделано?

Итальянская «Correra della Sera» приводит фрагмент допроса Беджета Паколли в швейцарской прокуратуре.

На вопрос Карлы дель Понте, кто является получателем платежа в один миллион долларов, переведенных с личного счета Паколли на счет Бородина, а потом оттуда таинственно уплывших в один из будапештских банков, Паколли ответил:

— Они предназначались для президента.

— Для президента Ельцина? — спрашивает швейцарский прокурор.

— Для президента. В эти дни он находился с официальным визитом в Венгрии, ему были нужны деньги на мелкие расходы. Видите ли, у меня здесь есть выписки со счета. Президент в общем‑то потратил довольно мало.

Еще 200 тысяч долларов перевели в Париж для пошива президентских костюмов. Почему‑то мои костюмы Кремль заинтересовали, а костюмы Ельцина — нет. А ведь и миллион долларов на «мелкие расходы», и 200 тысяч на президентское платье не были предусмотрены никакой сметой. А то, что они были потрачены — не сомневайтесь: уж если мои костюмы Паколли оплатил, то для Ельцина он и подавно расстарался…

* * *

Чьей же жертвой был Бородин? В первую очередь системы, которая тогда существовала. И семьи (как президентской, так и в кавычках), которая нуждалась в гораздо больших средствах, нежели Бородин мог дать через официальные каналы. То, что Ельцин действовал тем самым не по закону — это очевидно, поскольку существуют указы, где четко и детально прописано, какие средства он имеет право использовать и на что. Вот и приходилось изобретать такие схемы, которые позволяли бы иметь дополнительные финансовые вливания. Бертоса правильно сказал: «Самое интересное, что же произошло с деньгами в конечном итоге». Это действительно важно.

Если Бородин из этих денег ничего сам не получил, не потратил ни рубля на свои нужды, тогда его роль чисто вспомогательная, техническая. Это обстоятельство позволяет Бородину выйти из неприглядной ситуации относительно незапятнанным. Относительно, поскольку ответственность все равно лежит на нем: счета были оформлены лично на него, деньги, бесспорно, отмывались, причем он так или иначе в этом непосредственно участвовал. Если правда, что деньги на счетах размещались на имя Бородина, а реально тратились на семью Ельцина, то Бородин в деле «Мабетекса» — трагическая фигура. И мне его искренне жаль.

Я не сочувствовал Бородину до того момента, как он оказался в тюрьме. Но когда в «Шереметьево» я увидел его лицо — изможденное, с печатью мученника — понял, что он страдал. И даже не потому, что отсидел почти три месяца — в конце концов это не такой уж большой срок. Видно, он переживал… Я помнил Бородина самоуверенного, если хотите, наглого, кричащего, что все, дескать, эта швейцарская Карла сделала по заказу, чуть ли не за деньги. А тут — уже совсем другой Бородин…

* * *

Я уже не был прокурором, поэтому посчитал, что мы должны обязательно встретиться и объясниться. Встреча состоялась. Мы крепко пожали друг другу руки… Зла у меня на Пал Пальма не было; думаю, то же самое по отношению ко мне испытывал и он. Мы оба пережили непростые дни и смотрели на мир несколько другими, чем раньше, глазами. Нас обоих потрепала и проверила на прочность жизнь.

Паша извинился передо мной за костюмы, за свои высказывания по поводу меня и Карлы. Мы разговаривали больше часа. Прощаясь, обнялись… Это не был отказ от моих прежних позиций. Я просто знал: в тюрьме ему было труднее, чем мне.

Мартиролог «Мабетекса»

Следователей по особо важным делам на нашем рабочем языке называют «важняками».

«Важняки» — особые фигуры. Опытный следователь в прокуратуре на вес золота, особенно сейчас. По статистике в основном стаж работы следователей в районе — около трех лет. Большая текучесть кадров — люди не выдерживают нагрузок: постоянные стрессы, условия для работы ужасные, а процессуальные сроки очень жесткие. Кое‑кто даже спивается… Одним словом, специфика работы курорт мало напоминает — приходится работать в тюрьмах, выезжать на осмотры места происшествия; скандалы, трупы… В общем, очень тяжелая, но необходимая для общества работа.

Следователи прокуратуры — особая каста; здесь авторитет человек зарабатывает годами благодаря своим реальным делам и поступками.

Когда я пришел в прокуратуру, то больше всего боялся потерять доверие следователей. Я всегда прислушивался к их мнению, старался помогать, курировал ход расследования, но в само дело вмешивался очень редко, пытался больше учитывать позицию следователей и надзирающих прокуроров.

Тяжело говорить об этом, но нынешнее руководство Генеральной прокуратуры сегодня «выдавливает» из системы наиболее крепких, опытных и сильных следователей.

* * *

Не хватит пальцев на руках, чтобы сосчитать тех, кого убрали или кто вынужден был уйти сам в связи с моим делом или на его фоне. Управление по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры было практически обескровлено.

Весной 1999 года ввиду особой неуправляемости и принципиальности был «задвинут в дальний угол» мой заместитель по следствию Михаил Катышев. Сначала он был отстранен от курирования следствия, через некоторое время у него «отобрали» надзор за ФСБ и налоговой полицией. Ненавистный Кремлю прокурор после этого мог осуществлять надзор лишь за работой управления делопроизводством, отделом писем, приемной и управлением реабилитации жертв политических репрессий. Убрали Владимира Казакова, начальника Управления по расследованию особо важных дел, а также Бориса Уварова, Николая Волкова; на другую работу, подальше от следственных дел перевели Георгия Чуглазова.

В течение одной недели работу покинули сразу несколько блестящих следователей. Николай Индюков, занимавшийся расследованием убийства генерала Рохлина и делом о терракте в Пятигорске, ушел сам. Доведя до суда дело о двух чеченских женщинах‑террористках, — Тайсмахановой и Дадашевой — он первым доказал, что с терроризмом можно и нужно бороться законным путем, что это зло не фатально, а вполне наказуемо и искоренимо. Опытнейшего Бориса Погорелова и «важняка» Владимира Елсукова, блестяще раскрывшего убийство ханты‑мансийского прокурора, убрали. Этим расследованием Елсуков, классный специалист по экономическим преступлениям, доказал, что и «заказные» преступления тоже поддаются расследованию. Ушли добровольно их коллеги: Владимир Данилов, заместитель Генерального прокурора Владимир Давыдов…

Убрали Евгения Бакина, руководителя следственной группы по делу Холодова — перевели в НИИ Генпрокуратуры. Несколько ранее был буквально выдавлен с работы Владимир Киракозов, мой советник, в прошлом начальник Управления по надзору над следствием в органах прокуратуры.

Уволили Василия Кобзаря, замначальника уголовно‑судебного управления по обеспечению участия прокуроров в поддержании гособвинения по уголовным делам, а также Петра Трибоя — прекрасного следователя, руководителя следственно‑оперативной группы по делу Листьева.

Избавились в Генпрокуратуре и от прекрасных и перспективных молодых людей — «важняка» Гребенщикова и помощника Генпрокурора по особым поручениям Белоусова. Их участь разделили ветераны — заместитель Генпрокурора Николай Макаров и прокурор Краснодарского края Анатолий Шкребец.

В общей сложности к весне 2000‑го года из Генпрокуратуры России убрали 48 человек!

Нехорошее сравнение, но этот список читается как какой‑то мартиролог. А ведь все эти люди — цвет российской прокуратуры, ее элита. Ушли не просто высочайшие профессионалы, ушли те, кто имел свое мнение, не хотел прогибаться под политическим давлением и действовал по закону. В свое время я многих из них сам «сманивал» на работу в Генпрокуратуру, зная их как классных специалистов. А сколько высококвалифицированных работников ушло из региональных прокуратур! На смену им пришли «свои», верные «семье» люди, слабо подготовленные, с небольшим опытом работы.

В прокуратуре воцарилась атмосфера, в основном исключающая всякую самостоятельность, независимость: начальство дало команду, и ее безропотно исполняют…

Дело «Мабетекса» было показательно тем, что это было коллективное расследование. Я опирался в нем на своих коллег, которые сознательно занимали такую же, как и я, позицию, и, несмотря на противодействие, проводили обыски у высокопоставленных чиновников и даже в Кремле. Дело «Мабетекса» давало России шанс создать независимую уголовную юстицию. Но главное — прокуратура впервые выступила против кремлевской верхушки, обвиняя ее в коррупции.

Противостояние закончилось не в пользу прокуратуры. Оно, к сожалению, показало, насколько наша страна далека оттого, чтобы сделать судебную власть объективной.

Но личный ущерб каждого из нас, прокуроров и следователей, пострадавших из‑за дела «Мабетекса», несравним с колоссальным для России международным ущербом, с неверием простых россиян в возможность и перспективу каких‑то перемен к лучшему в стране.

Увольняли профессионалов не только из системы прокуратуры. В разное время убрали Министра внутренних дел РФ Анатолия Куликова, Директора ФСБ РФ Николая Ковалева. Сняли с должности Сергея Алмазова — честного налогового полицейского, убрали Игоря Кожевникова — главного следователя МВД РФ, из ФСБ убрали Алексея Пушкаренко и Дедюхина. Список этот можно продолжить.

* * *

Однако нельзя не отметить некий отрезвляющий эффект, произведенный на российских казнокрадов принципиальностью западной судебной системы.

Раньше наши высшие государственные чиновники, замешанные в незаконных делах, в общем‑то были спокойны за свое будущее: чуть что не так — можно сразу уехать за рубеж, поближе к своим валютным счетам, размещенным в западных банках. Теперь же жесткая позиция швейцарцев по отношению к российской коррупции, поведение американцев в деле с Bank of New York сулят нашим коррупционерам ощутимые неприятности и на вожделенном Западе.

Испуг коррумпированных чиновников был силен. Раньше они знали, что если в России случится какая‑нибудь революция или смена власти, то они спокойно осядут за границей и будут жить как порядочные бюргеры. Теперь же они знают, что любого из них могут арестовать и привлечь к ответственности.

Вороватые россияне убедились, что на Западе они никому не нужны — там и своих жуликов хватает. И теперь они говорят: «Никуда не поедем, нам и тут неплохо!».

Теперь, в этой новой для себя ситуации, раз уж приходится, разбогатев, жить на земле не очень любимой Родины, они будут вводить в России свои порядки. За такую страну, какая им сейчас нужна, они будут сражаться до последнего.

Бороться с ними не просто. У них реальная власть, огромные средства, возможность воздействовать на общественное сознание, наконец связи. И ради своего будущего спокойствия они попытаются взять под свой контроль прежде всего правоохранительные органы.

Надо сказать, эта сегодня эта задача ими фактически уже решена — на руководящие должности поставлены люди, которые четко понимают, чего желает от них Кремль.

Вопрос лишь в том, как долго это будет продолжаться…

Дата добавления: 2015-12-08