|
Читайте также: |
Аннотация:
Осталось четыре дня.
Частный пляж (...и яхта).
Уже не та девушка-невидимка.
Возможно, уже не такой придурок-хулиган, каким был в начале.
Что в худшем (или лучшем) случае может произойти?
Кэйтлин узнает, что жизнь за пределами научного кабинета мрачная, освещаемая... только ее трусиками.
Когда все накаляется между Кэйтлин Паркер и Мартином, ранее известным как придурок-хулиган Сандеки, она доверяется человеку, которому думала никогда не сможет довериться, не говоря уже о том, чтобы чувствовать себя в безопасности. К счастью или несчастью для Кэйтлин, она вместе с доверием отдает свое сердце.
Но как мир, за пределами их убежища, отреагирует на их вновь обретенные отношения? Вскоре сенаторы, бесхарактерные миллиардеры и все, кого не могут контролировать Мартин и Кэйтлин, захотят повлиять на будущее молодой пары.
Проходя по неконтролируемому аду новой любви, Кэйтлин поймет, что на это она не рассчитывала, и это оказывается больше, намного больше, чем ее доверие или сердце смогут выдержать.
ГЛАВА 1: Термохимия
Я двигалась по дому в поисках тишины и спокойного места. В конце концов, онемение прошло, и я приняла это. Я решила ничего не делать и поразмышлять о моей идеальной вечеринке.
Я бы предпочла званый ужин, пригласить не более пяти человек, где были бы разговоры между собой, обсуждение новостей, хороших книг, еды или странных происшествий. Это было мое представление о том, как хорошо провести время.
Без кегов[1], сотен людей на частном острове, ди-джея и несовершеннолетних девчонок, которых тошнило в кустах, а другие обменивались венерическими заболеваниями в гидромассажных ваннах. Добавьте к этому Мартина, который игнорировал меня, зажимаясь с девушками.
Не это. Это не было смешно.
Я наткнулась на библиотеку или просто комнату с множеством книг. Комната была забита людьми, некто пытался схватить меня, когда я протискивалась мимо тел к полкам с книгами. Я просматривала полки и почувствовала искру чего-то хорошего, чего-то приятного, когда я заметила книгу «Двадцать лет спустя» Александра Дюма. Я бы хотела ее прочитать. Там рассказывалось о трех мушкетерах спустя двадцать лет после их приключений.
Справа от меня кого-то стошнило на ковер. Я посмотрела на парня и решила, что если кого-то тошнило на ковер, то уж, если бы я позаимствовала книгу, никто точно не потревожился.
Я сняла книгу с полки, прижав к груди, и пошла искать тихое место. Я бродила по дому, раздумывая о том, чтобы вернуться к гольф-картам и подождать всех там, но отказалась от этой идеи. Там мало света для чтения. Еще я отклонила спальни — они точно были бы заняты. Ванная была очевидным выбором, но не лучшим, потому что пользовалась повышенным спросом, и было бы эгоистично с моей стороны закрыться там, чтобы почитать.
Я пыталась найти шкаф с лампочкой. В коридоре я чуть не споткнулась о лежавшего в отключке Бэна. Я огляделась вокруг и увидела неподалеку Герка, который разговаривал с несколькими девушками. Он кивнул мне. Я отвернулась и продолжила свой путь. Поняла, что мои подозрения подтвердились: Герк присматривал за Бэном. Я подумала: а вдруг Бэн нечаянно съел свой препарат для насилования.
Я сделала себе мысленную пометку сообщить полиции кампуса насчет Бэна по возвращении домой. Мартин пообещал, что справится с этим — чтобы это не значило — но если это для того, чтобы Бэн избежал тюрьмы, я была намерена вмешаться и сделать что-нибудь.
Отбросив мысли о Бэне-насильнике, я совершенно случайно наткнулась на прачечную. Идеально. Здесь было чистое одеяло, свернутое на стиральной машинке, и достаточно света для чтения. Поэтому я уложила, расправила одеяло и запрыгнула на стиральную машинку, и, облокотившись о стену, начала читать.
Это действительно была отличная книга. Я не знала, сколько прошло времени — два часа, может три. Портос... клянусь, он был бунтарем. Его выходки всегда заставляли меня смеяться. Хотя Атос был моим любимчиком. Я думала, это из-за его трагического прошлого. Я была немного простовата для парня с трагическим прошлым.
— Что ты делаешь?
Я не сразу подняла глаза на звук голоса Мартина. Я дочитала абзац, после чего посмотрела вверх, удерживая палец на том месте, где остановилась.
Он был одет в плавки, и он был мокрый, капельки воды стекали по его груди. Он выглядел супер горячо. Однако была видна только правая сторона его тела, поскольку он удерживал дверь. Его рука все еще была на дверной ручке, подавшись чуточку в сторону, он полностью вошел в комнату.
Мои глаза блуждали по его телу, и я позволила себе оценить красоту Мартина Сандеки, словно он был бездушной, холодной статуей. Физически он был великолепным образцом мужчины: косые мышцы живота, длинные конечности. Он был достоин внимания, особенно с тех пор, как я узнала, что у него был — хотя и испорченный — мозг. Воистину он был одним из лучших. Его предки могли похлопать себя по спине.
Небольшой бассейн собрался у его ног, отчего я задалась вопросом, как долго он здесь стоял.
Мои глаза снова поднялись вверх по его телу, и я заметила его сердитое выражение. Он был в ярости.
Я немного вздрогнула от его горячего раздраженного взгляда. Я огляделась вокруг в поисках источника его гнева. И поняла, что я все еще была одна. Поэтому я предположила, что его ярость, должно быть, была направлена на меня.
Но чтобы убедиться, я сказала:
— Кто? Я?
— Да. Ты, — прорычал он, после чего шагнул в комнату, закрыв дверь. — Что ты здесь делаешь?
Я подняла книгу, повернув голову в его сторону.
— Я читаю.
Мартин громко выдохнул, издав еще один рык.
— Я вижу это, Паркер. Но какого хрена ты здесь читаешь?
Я нахмурилась от прозвучавшей ненормативной лексики, мои плечи сжались гармошкой от напряжения. Тогда я поняла, что уже привыкла к его упрямству, приняла это как часть его. Но это было до того, как он оставил меня у входа на вечеринку, куда я не хотела идти, после чего увидела, как он целовал какую-то девушку.
— Это продолжение «Трех Мушкетеров». Я давно собиралась прочитать. Я нашла ее на полке в библиотеке или гостиной, в какой-то непонятной комнате. В этом доме слишком много комнат, даже не знаю, как и половина из них называется. — Мартин стиснул зубы, и у меня сложилось впечатление, будто он хочет задушить меня.
— Паркер. Это вечеринка. А ты сидишь в прачечной? Читаешь?
Я помедлила с ответом, чтобы убедиться, что не было никакого подвоха. Когда я не нашла ничего плохого в его вопросе, я медленно кивнула.
— Да. Это вечеринка. Я в прачечной читаю.
— Почему? Что с тобой?
Я открыла и закрыла рот, но слова не шли, потому что его вопрос совсем запутал меня. В конце концов, я призналась:
— Мартин, я не понимаю, что ты пытаешься мне сказать или почему ты расстроен. Я нашла книгу, когда была в комнате, полной книг. Я хотела ее почитать. Так что я взяла ее и нашла тихое место. Почему ты злишься?
Он бросился ко мне, и я безуспешно пыталась бороться, сидя на стиральной машине. Меньше чем за секунду он вырвал книгу из моих рук, бросив ее слева от меня, оперся руками по обе стороны от моих ног, наклонившись вперед.
Я поняла, что из-за него потеряла страницу, на которой читала. Но решила не озвучивать свои жалобы по этому поводу, потому что его глаза были слишком горячими.
Они горели синим пламенем. Я напряглась и, настороженно смотря на него, вздрогнула, когда он поднял руку. Чуточку расслабилась, когда он всего лишь убрал волосы с моего плеча.
Когда он заговорил, его голос был низким, напряженным, словно он старался усмирить свой нрав:
— Я предполагал, что у нас здесь свидание. У нас был уговор.
Я кивнула.
— Да. Я знаю.
— И вместо того, чтобы общаться с людьми и веселиться, ты здесь читаешь книгу.
Я постаралась сохранить ровный и спокойный голос:
— Я веселюсь. Я читаю книгу.
— Ты пытаешься наказать меня за то, что я выиграл наше пари.
Я покачала головой, надеясь, что он увидел бы то, что я была честна в своем отрицании.
— Нет. Я обещала. Мне просто нравится читать.
— Кто приходит на вечеринку, где в твоем распоряжении весь особняк, и читает Дюма в прачечной? Я искал тебя два часа.
Он искал меня? Два часа? Зачем?
— Если ты искал меня, то почему ты мокрый?
— Здесь бассейны с пещерами, я прошел через все, чтобы найти тебя. Ты избегаешь меня.
— Если честно Мартин... — я пожала плечами, — я не думала, что ты это заметил.
— Ты не думала, что я заметил? — прокричал он.
Я вздрогнула.
— Точно.
Он несколько раз моргнул, после чего замер. Черты его лица не менялась, замерев в разгневанном состоянии. Я могла видеть что-то в его глазах: словно наблюдала, как вдалеке собиралась буря. Поэтому я решила объясниться, прежде чем он бы потерял контроль.
— После того как я переоделась, — я указала на бикини, в которое я была одета, — я вышла на помост и увидела, что у тебя и так много забот: у тебя во рту был язык, не твой между прочим, так что я поняла, у тебя все отлично. Ты развлекался, больше не нуждаясь в том, чтобы я сопровождала тебя.
Он вздрогнул, быстро заморгав во время моих объяснений, словно я плеснула ему воды в лицо, и выпрямил спину.
— Ты видела это? — Он, казалось, был удивлен.
Подняв руки, будто сдаюсь, я кивнула и продолжила:
— Но не беспокойся. Я понимаю, что целовать случайных девушек для тебя в порядке вещей. Что я тебе и говорила все это время, мы не совместимы. Поскольку, как я уже говорила — и не в осуждение — я не целуюсь с парнями, которые целуют других девушек. Это не в моих правилах. Поэтому можешь возвращаться к своей девушке. Я останусь здесь, дочитаю не спеша. Но если ты планируешь остаться здесь на ночь, дай мне знать, чтобы я договорилась поехать вместе с Эриком и Сэм или Рэем. Для твоей же безопасности убедись, что простыни чистые. Я слышала, как парень в библиотеке говорил, что у него лишай. Я не спросила, в какой спальне он был.
Мартин сощурил глаза, пока я говорила, скривив рот в печальную линию. Когда я закончила, он поднял взгляд к потолку, едва уловимо покачивая головой; закатил глаза с шепотом:
— Блять.
Я снова вздрогнула от его сквернословия, сморщив нос, вновь посмотрела на выброшенную книгу. Я гадала, как долго продлился бы этот разговор, потому что от проделок Портоса я смеялась до упада.
— Паркер...
Я вернула свой взгляд к нему, он в очередной раз тоже смотрел на меня. Он больше не выглядел рассерженным, теперь он был расстроен.
— Да?
Мартин поднял руку, будто собирался опустить ее на мою ногу, но остановился, когда я напряглась. Он снова выругался. Снова покачал головой и стиснул зубы.
— Слушай, — сказал он, — если бы ты осталась, то увидела бы, как я оттолкнул ее. Она мне не интересна. — Он немного расслабился, и я увидела вспышку обнадеживающей ранимости. Мое сердце яростно забилось в ответ.
Глупое сердце.
Он дотронулся до моей щеки, большим пальцем прочертив линию вдоль челюсти, и добавил:
— Я не заинтересован ни в одной девушке здесь, кроме тебя.
Я сжала губы, чтобы не поморщиться, но, видимо, глаза выдавали мое недоверие, потому что разочарование Мартина усилилось.
Прежде чем он смог продолжить, я прервала его:
— Мартин, даже если я поверила тебе — что вряд ли — это ничего не значит. Ты словно передал меня Рэю, чтобы он подвез меня. Когда мы приехали к этому дому, ты оставил меня. Ты просто ушел и даже не представил меня никому. Ты ушел, будто меня здесь и нет. Я не знаю этих людей, и я ужасна на вечеринках.
Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Так вот из-за чего все это? Ты здесь, потому что тебе не понравилось, что я ушел? Хотя я сделал так, как ты и хотела. Ты сказала, что не хочешь, чтобы я был собственником. Это что, какое-то наказание? Потому что я плохо реагирую на такую выносящую мозг пассивно-агрессивную ерунду.
Несмотря на мое желание оставаться спокойной, эти слова словно разожгли огонь в моей груди, но до сих пор мне удавалось оставаться спокойной. Мой гнев все возрастал, а вместе с ним увеличивалась громкость моего голоса.
— Нет, Мартин. Я не занимаюсь пассивно-агрессивной ерундой и не наказываю людей. Это одно из моих жизненных правил. Я честная. Если что-то расстраивает меня, я говорю об этом. Но для того, чтобы расстроиться, я должна быть удивлена твоим ужасным поведением. То, что ты оставил меня одну в комнате полной незнакомцев, делая сердечно-легочную реанимацию[2] женской половине вечеринки, не расстроило меня, потому что я не ожидала чего-то большего от тебя.
Настала его очередь вздрагивать. Он втянул воздух, внезапно выпрямившись, его глаза стали холодными, словно сосульки.
— Что, черт возьми, это должно означать?
— Это значит, что ты привык получать все, что ты хочешь или кого ты хочешь, когда ты этого хочешь. Я бы не расстроилась, если бы ты был сейчас наверху, участвуя в оргии с этой группой, у которых лишай. Потому что все это время я знала, что ты придурок, и ты не знаешь, как общаться с приличным людьми.
Он приоткрыл рот и уставился на меня, по-видимому, от моих слов и враждебного тона. Он выглядел так, будто потерял дар речи.
Я не хотела терять самообладание. На самом деле я гордилась тем, как непринужденно я контролировала свою реакцию и никогда не теряла самообладания. Поэтому потеря контроля была раздражающим приобретением после времени, проведенного с придурком Мартином Сандеки.
Наконец он обрел голос. На удивление, он был уже не таким злым.
— Если тебе не нравится, как я обращаюсь с тобой, почему ты позволяешь мне тебя целовать?
— Удобный случай и страсть.
Гхм... это прозвучало язвительно.
Он вздрогнул, словно я ударила его, и отвел взгляд. Из-за его реакции у меня заболело сердце, поэтому я сделала гигантский вздох сожаления.
Слова вырвались сами собой.
— Это не правда. Извини. Мне не стоило этого говорить. Правда...
Он поднял взгляд, и его неприкрытые эмоции заставили меня забыть все. Забыть об осторожности. Совершенно не думая о том, что собиралась сделать, я выдала ему всю горькую правду.
— Ты умный — это факт, у тебя бывают проблески гениальности, что огромная перемена для меня, ты веселый и очаровательный, когда захочешь этого. Со мной ты добрый и уважительный. А еще ты отлично целуешься. Сначала я думала, что это из-за отсутствия у меня опыта, но теперь понимаю, что ты действительно отлично целуешься. Мне нравится целоваться с тобой. Мне нравится, как это ощущается. Я люблю, когда ты прикасаешься ко мне. Но то, что ощущается хорошо, не всегда хорошо для меня, и я не готова оставаться с кем-то, кто иногда обращается со мной хорошо. Лучше я буду одна.
В конце моей незапланированной речи онемение вернулось вновь. Я всматривалась в него, надеясь, что он понял бы, насколько мы были несовместимы, и потянулась за книгой. Все это время я пыталась подавить румянец унижения.
— А теперь, извини меня, Портос такой очаровательный, я хотела бы дочитать эту главу прежде, чем мы уедем.
Мартин переводил взгляд с меня на книгу. Прежде чем я поняла, что происходило, он вырвал книгу у меня из рук и отбросил ее. Я взвизгнула от удивления, но не смогла достать книгу, поскольку он шагнул вперед, заполняя собой все пространство. Он схватил меня за талию, притянув ближе к себе, так, что он оказался у меня между ног, а моя грудь напротив него.
Мой разум, может, и был в шоке, но трусики точно нет. Я резко вдохнула от этого контакта, все скручивалось и затягивалось, словно готовясь к его прикосновениям.
Он долго смотрел на меня, за это время — стыдно признаться — мой пульс подскочил, а тело отреагировало, еще больше прижавшись к нему. Когда он прошептал, его голос был раздраженным и враждебным.
— Послушай меня, одну, блядь, секунду, хорошо?
Я тоже прошептала, но только потому, что он шептал:
— Только если ты перестанешь использовать это слово на букву «Б», словно тебя платят за то, что ты говоришь это.
— Я, блядь, буду говорить те слова, блядь, которые хочу, блядь, говорить, — прошептал он в ответ.
Я покачала головой и сказала, словно обращаясь к другой стиральной машине и паре сушилок вдоль стены.
— И опять же это подтверждает мою точку зрения: ты придурок.
— Кэйтлин, мне это надоело.
— Взаимно, придурок.
— Особенно, когда ты права.
— Ну, ты можешь... — Я замолчала, заморгав от его шокирующих слов. — Постой, что?
Он осматривал мое лицо, пока говорил это, и его тело немного расслабилось. Краем глаза я заметила, как он скользнул рукой вдоль завязок моего бикини, к обнаженной спине.
— Извини, — он опять говорил этим раздражающим шепотом.
Я прищурилась, всматриваясь в него, словно ища обман. Помимо этого я пыталась игнорировать волну мурашек по коже там, где его ладони соприкасались с моей спиной, и порхающих бабочек в животе.
Красивый, как дьявол, мужчина мог стать самым мощным оружием.
Секунды тикали, пока мы неотрывно смотрели друг на друга. Я задумалась, выглядела ли я так же враждебно, как и он.
Я ответила:
— Ты знаешь, за что извиняешься?
— Да, — опять ворчание.
— И за что же?
— За то, что я бросил тебя, когда мы пришли сюда. Я должен был быть рядом с тобой и не позволять Даниэль приближаться ко мне, не тогда, когда мы вместе.
Мой мозг запнулся на слове вместе, и я в замешательстве нахмурилась от такого точного списка.
— Эти внезапные извинения как чудо.
Он стиснул зубы.
— Ты серьезно собираешься отчитывать меня за извинения?
Я покачала головой.
— Нет. Нет. Я принимаю твои извинения. Спасибо.
Его глаза метались между моими, в итоге опустившись на мои губы.
— Теперь твоя очередь.
— Моя очередь?
— Твоя очередь извинится.
Мои брови подскочили на дюйм вверх.
— За что я должна извиниться?
— За то, что всегда думаешь, что я мудак.
Настала моя очередь пялиться на него, пока он молчал, приближая подбородок ко мне, наши рты оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Я не оставлю тебя, потому что я пытался быть придурком. Хотел дать тебе пространство. Думал, если я немного отступлю, а потом найду тебя... чтобы ты поняла, что я доверяю тебе. Я не знаю, как быть рядом с тобой, не будучи при этом собственником, потому что каждый раз, когда парни смотрят на тебя, я хочу поотрывать им головы. До этого я никогда не ходил на вечеринки с кем-то. Я не знаю этих ваших девчачьих правил. Это в новинку для меня. Я не целовал Даниэль. Она поцеловала меня, а я оттолкнул ее, а ты, по-видимому, уже ушла, когда несколько секунд спустя я сказал ей, что не заинтересован.
Мой рот открылся и снова закрылся. Я была в шоке. Его слова шокировали меня.
Он еще не закончил.
— Ты пообещала мне, что дашь этому шанс. Но ты уже составила обо мне свое мнение. Сидеть здесь, избегать меня — это не попытка. Увидеть, что другая девчонка целует меня, и уйти— это не попытка. Ожидать только худшего от меня — это не попытка. Либо ты делаешь это по-настоящему, либо отказывайся от своих обещаний. Но не сваливай все на меня. Я тебе не чертов ясновидящий.
Я пробормотала, ошеломленная:
— Хорошо, извини. Извини, что ожидаю от тебя худшего. Мне не следовало этого делать.
— Извинения приняты. Теперь поцелуй меня.
Я уклонилась от его губ, упираясь ладонями в его грудь.
— Постой, подожди минутку. Я не знаю. Что ты хочешь от меня? Мне пойти и вырвать этой девчонке волосы?
— Да, — заявил он решительно, вместе с этим кивая головой и опустив взгляд к моей груди. Маленькие треугольнички едва прикрывали грудь; я чувствовала себя так, словно на мне были декоративные накладки на соски с ниточками. Казалось, Мартин любит и ненавидит мое бикини, потому что он издал расстроенный, разочарованный звук и поднял на меня взгляд. — Да, если это имеет для тебя значение.
— Мартин... Я... — Я покачала головой, затрудняясь найти правильные слова. Они закрылись в шкафчиках в моем мозгу, маленькие негодяи.
Наконец я справилась:
— Мне не нравится это. Я не вступаю в гонку, которую мне не выиграть.
Его руки двигались по моей спине, большим пальцем вырисовывая кружочки на моих ребрах, щекоча меня, прикасаясь ко мне, чувствуя меня.
— Тебе определенно стоило побороться с ней. Она плохой борец. Она предпочитает правую сторону.
Я рассмеялась, поскольку то, что он сказал, было нелепо и смешно, и с облегчением увидела, что даже после нашего грубого обмена любезностями, он пытался снять напряжение юмором.
— Это не то, что я имела в виду. Я смогла бы ее вырубить. Она же днями ничего не ест, бедняжка.
— Тогда, что ты имела в виду? Потому что ты единственная лодка в этой регате.
Я покачала головой, чувствуя себя одновременно слабой и сильной, и всем, что между.
— Я не знаю, как это делается. Я из девушек, которые изящно выглядят, не из тех, кто дерется за парня на вечеринке. Не тогда, когда моя конкурентка супермодель.
Взгляд Мартина был серьезный и строгий, а его палец замер на моей коже.
— Если бы мне нужна была супермодель, я бы не был здесь с тобой.
Я сморщилась от этих слов. С одной стороны, это звучало как комплимент, но с другой — как оскорбление. У меня не было никаких иллюзий насчёт моей внешности, но для моих ушей его заявление звучало как, если бы он хотел кого-то красивого, то он бы не был со мной. Я знала, что неправильно и несправедливо искажать его слова, поэтому выбросила это испорченное толкование в помойку, где ему и место... Но моё сердце замерло.
Он зарычал и закатил глаза.
— Это не... вышло неправильно. Я имею в виду, да, конечно, я хочу быть с кем-то красивым.
Но ты гораздо больше, чем это. Зачем мне ялик для гонки с восемью людьми? Незачем.
— Алик?
— Ялик. Лодка с одним гребцом и двумя вёслами. Гоночная лодка с восемью людьми всегда побеждает ялик.
Я покосилась на него и коротко кивнула, зажала губы между зубами, стараясь не смеяться над его мужественной гребной аналогией. Я дала ему знать, что поняла суть его слов и не собиралась держать его в заложниках этого разговора.
Он продолжил:
— Но мне нужно, чтобы ты сражалась, а не изящно уходила от проблемы. Когда ты хочешь что-то, ты сражаешься за это.
Я опустила взгляд к его шее, глядя на то, как он глотнул. Я глубоко вздохнула, не зная, как поступить и что сказать. Не так я представляла себе наш разговор.
— Посмотри на меня, — потребовал он, и я послушалась.
— Когда ты чего-то хочешь, то должна бороться за это, — повторял он, усиливая давление рук на моем теле, тем самым показывая мне, что хотел меня, что боролся бы за меня.
Потом он спросил:
— Ты хочешь меня?
Я потрясенно уставилась на него, в уме я уже сформулировала свой ответ, но медлила. Я чувствовала, что если бы призналась Мартину в том, как хотела его, это дало бы ему власть надо мной, а я была не готова уступать.
Должно быть, он заметил мою борьбу с самой собой, потому что прежде, чем я смогла что-то сказать, он предложил:
— Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас. Скажешь, когда будешь готова, хорошо?
Я кивнула, прерывисто вздыхая.
— Мартин...
— Шшш, просто... просто послушай меня. — Он облизал губы, его рот был всего в нескольких дюймах от меня. Его глаза сказали мне, что он был заинтересован во мне, а язык его тела показал мне, что он говорил правду. Может, я и не была газелью, но его тело хотело меня.
В итоге он продолжил соблазнительным шепотом:
— Возможно, ты права. Может, я не знаю, как обращаться с людьми. Но я правда думаю, то что сказал... твою мать, я хочу тебя. Ты мне нравишься. Я весь твой. Я не лжец, я делаю все от меня зависящее. Пойди мне навстречу.
Я кивнула, больше не чувствуя онемения.
Я поняла о его намерениях по глазам, прежде чем он переместился, и я замерла в предвкушении. Он скользнул рукой по моим ребрам до самой шеи и потянул за веревочку, удерживающую мой топ. Он отклонился всего на дюйм в сторону, тут же осуществив задуманное, и маленькие треугольнички упали, обнажая меня.
— Мне нужно прикоснуться к тебе, — сказал он, прежде чем прикоснулся ко мне, поглаживая, массируя.
Я вздохнула, выгнув спину, полностью предлагая себя его мозолистым рукам.
— Мне нужно, чтобы ты прикоснулся ко мне, — прошептала я, задыхаясь. Пальцами он потянул за сосок, посылая жидкий огонь прямо к моему центру.
Наклонив голову, он укусил меня за шею, после чего осторожно поцеловал укусы, оставленные им вчера.
— Мне нравится это. Мне нравится видеть мои отметины на тебе.
Костяшками пальцев он задевал жесткие пики. Я пыталась сильнее прижаться к нему, я нуждалась в его поглаживаниях, не легких, сводящих с ума, и дразнящих руках.
Он проник языком в мое ухо, отчего я задрожала, пока его горячее дыхание не опалило мою щеку и шею.
— Я хочу попробовать тебя.
Словно вспышка, изображения мысли промелькнули у меня в голове, заставив меня застонать. Мартин встал на колени, опустив рот на мой центр, полизывая, потягивая, посасывая, будто дегустируя, пока я полулежала на стиральной машинке, его глаза не отрывались от меня. Темная, сошедшая с ума от удовольствия часть меня была одержима этой фантазией.
— Ох, пожалуйста, да, — задыхалась я. Я потеряла всякую гордость.
Он усмехнулся. Это звучало порочно, хрипло и действительно грешно. Неудивительно, порочный и грешный Мартин Сандеки. Отчаявшись от потребностей моего тела, я прикоснулась пальцами к его груди, потом ниже, к его животу и еще ниже к материалу его купальных шорт.
Он ошеломленно вздохнул, и я почувствовала, как он стал твердым и вытянулся, когда я взяла его в руку и сжала. Ощущение его твердости и толщины привело меня в восторг. Это была жадная часть его, вызывающая всплеск силы, увеличивающая мой сексуальный импульс.
— Трахни меня, — выдохнул он с закрытыми глазами, совершая бедрами грубые и дикие движения.
— Удивлен? — спросила я. Я сама была удивлена своей смелостью.
Он рассмеялся, это был напряженный и мучительный звук.
— Тебе нужно остановиться, — сказал он, прижимаясь полностью к моей руке.
— Или что?
— Или я кончу на твои сиськи.
Я думала об этом. Видела что-то подобное в порно. Тогда я съежилась от того, как это выглядело грязно. Но с Мартином это звучало сексуально. Не видела в этом проблемы.
— Хорошо.
— Не говори, если на самом деле не думаешь так. — Он выглядел восхитительным, диким, и я знала, он пытался контролировать этот темный импульс, брать не спрашивая.
— Я серьезно.
Зарычав, он накрыл мой рот своим, словно пожирая меня губами и языком, отчаянно, почти разъяренно. Он скинул шорты, положив одну руку туда, где я сжимала его. Направляя меня, он делал грубые толчки. Я почувствовала, как он вздрогнул, его рот оторвался от меня, он судорожно вздохнул и выдохнул.
— Блядь, блядь, блядь... — сказал он.
— Назови меня по имени, — прошептала я. Все время слышать слово "блядь" уже действовало мне на нервы. Поэтому я решила предложить ему альтернативу. — Скажи вместо этого Кэйтлин.
Его глаза заблестели. Его бедра прижались к моей ладони, челюсти были сжаты, когда он прорычал:
— Кэйтлин.
Я улыбнулась. Из-за моей улыбки он застонал. Его голова упала мне на плечо, а руки сжимали мою задницу.
Он повторял:
— Кэйтлин, Кэйтлин, Кэйтлин... — Если честно, меня это завело. И вскоре я тяжело дышала.
Он отпустил одну руку, вернувшись к моей груди, грубо схватив и сжав, при этом кусая меня за плечо своими острыми зубами и продолжая толкаться в мою руку.
— О Господи, Кэйтлин. — Он уже почти не контролировал свои слова. Все его мышцы напряглись. Его захват на моем теле был такой сильный, казалось, останутся синяки, и я наконец поняла, что люди имели в виду говоря: «Развалился прямо в руках».
Потому что Мартин разваливался на части в моих руках. И да, одна часть его разлилась у меня на груди. В основном, он разваливался на части везде, кроме моих рук. Я ахнула, не готовая к такому, после чего рассмеялась своему удивлению.
Конечно, я видела порно и сам момент выстрела. Но сперма Мартина — ее казалось намного больше чем то, что я видела в грязных фильмах.
Его дыхание было неровным, он повис на мне, его хватка ослабла, он перестал дрожать и теперь тяжело дышал. Я гладила его по спине от лопаток до основания позвоночника и обратно. Я почувствовала и услышала его удовлетворенный вздох. Я делала это снова и снова, успокаивая его.
Он оставлял поцелуи на моем плече, пока его сердцебиение не успокоилось.
— Я не знаю, что делать, — внезапно сказала я, озвучивая свои мысли.
Он напрягся — совсем чуть-чуть — и отклонился, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Ты не знаешь, что делать с чем?
— С тобой... — Я медлила, чувствуя себя неловко. Это было странно, я не возражала сделать это, но мне противно было говорить об этом. Я прочистила горло, решившись, что я не какая-то там простушка. Поэтому я смело сказала:
— Я не думала, что твой эякулят так сильно выстрелит.
Он выгнул брови и улыбнулся мне удивленной, озорной улыбкой.
— Мой эякулят?
— Да. Словно пушечный взрыв со спермой и тут, и здесь очень много. Везде.
Мартин удивленно рассмеялся, смотря на меня так, словно я странная и удивительная.
Но потом он внезапно успокоился и спросил:
— Тебе... Тебе неприятно? — Он передвинулся, собираясь взять одну из мочалок, сложенных на столе.
— Нет. Не особо. Немного прохладно.
Он уставился на меня. Я смотрела на него в ответ. Я не знала, что мне следовало делать, стоило ли отпустить его пенис, потому что я все еще держала его в руке. Я попыталась снова его погладить. Он вздрогнул, отскочил и тяжело сглотнул.
— Кэйтлин, нет, нет, не делай этого.
— Извини. Я не хотела... Просто я не знаю, что делать после... — Он выдохнул, положив руки на бедра и опустив подбородок, но я успела заметить его улыбку. Тем временем я сделала то, что сделал бы любой в этой ситуации. Я откинулась на стиральную машину и рассматривала его, потому что Мартин Сандеки был обнаженным. Он был полностью голый. Он безумно красивый. Я же не была идиоткой, чтобы не воспользоваться таким моментом.
Я вздохнула, а затем закусила губу, потому что по-прежнему была возбуждена, а он был голый. Отличный образ перед сном.
Он поднял голову на звук, его глаза с желанием двигались по моему телу. Должно быть, он заметил, что я смотрела на него так же, потому что усмехнулся. Мартин не спеша подошёл ко мне, схватил полотенце и вытер мои живот и грудь, уделяя им больше времени и заботы, чем необходимо.
В какой-то момент его старательной помощи я начала чувствовать смущение — не потому, что стыдилась своего тела — а потому что не привыкла быть под пристальным вниманием. Не привыкла, чтобы на меня голую смотрели с желанием или вообще. Я всегда была скромной, и поэтому, когда он швырнул грязное полотенце на пол, я двинулась, чтобы прикрыть своё тело.
Мартин перехватил мои руки, накрыв своими, останавливая мои попытки.
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь прикрыться.
— Почему?
— Потому... — Я оглядела комнату, чувствуя себя неловко, затем честно ответила: — Потому что не привыкла к такому: выставлять себя на обозрение.
Мартин отпустил мою руку, и я всё-таки завязала верх купальника, но затем он сунул пальцы в чашечки моего бикини, массируя, лаская, овладевая, словно говоря, что его не волновало, что я прикрылась. Он мог прикасаться к моему телу, как пожелал. Это смущало меня, потому что приводило в восторг. Я чувствовала себя в его власти, и мне нравилось это. Он нависал надо мной, изучал меня весь такой высокий, сильный, мощный... и голый.
— У тебя самая восхитительная грудь, — прошептал он, затем набросился на мои губы, его язык спешил их попробовать.
— Да? Самая? — Я задыхалась.
Я чувствовала, что его ухмылка вернулась.
— Да. Самая.
— Восхитительная?
— И вкусная?
— Правда? У них есть вкус?
— Да. Вкус Кэйтлин, а сейчас еще и Мартина. Интересно, а каково все остальное на вкус.
Мои глаза метнулись в сторону двери, за которой оглушительный шум от вечеринки постепенно затихал, едва прорываясь в маленький мирок, который мы создали в прачечной. Глубоко вздохнув, я проглотила свое желание. Я и так вышла далеко из своей зоны комфорта, достаточно для одной ночи. Мне было нужно время подумать и перестроиться.
Так что я покачала головой, вновь посмотрев на Мартина.
— Нет, нет. Я в порядке.
Он выгнул в удивлении брови.
— Ты... в порядке?
Я кивнула.
— Да. Было весело... посмотреть на тебя и, хм, прикасаться к тебе в процессе. Я в порядке.
Прищурившись, он рассматривал меня.
— А что, если я не в порядке?
Я посмотрела в одну сторону, потому в другую, пытаясь выяснить, почему же он был не в порядке.
— Я сделала что-то не правильно?
— Нет, нет. Ты была великолепна. Я не это имел в виду. Что если... — Он замолчал, рассматривая меня с ног до головы, посылая мурашки по коже. Он потянулся к моей руке и взял мой средний палец в рот. Я замерла, когда он начал посасывать его, кружа языком. Я застонала. Да. Потому что внутри его рта было, словно в воротах рая.
— О, Мартин, что ты делаешь?
Вытащив мой палец, он провел им по своей нижней губе.
— Мне нужно попробовать тебя, Кэйтлин. Я хочу трахнуть тебя языком.
Я судорожно вздрогнула, не имея понятия, как ответить на то, что он сказал.
— Не знаю, как реагировать на это.
— Скажи да. Скажи: «Да. Мартин. Я хочу, чтобы ты трахнул меня... своим языком».
— Не думаю, что из моего рта вырвутся такие слова. Я не очень общительная.
Улыбнувшись, он поднес костяшки пальцев к губам, скользнув языком между указательным и средним пальцем, облизывая пространство между ними. Я ахнула, а он, не теряя времени, наклонился, найдя кратчайший путь к моему клитору.
Я отдернула руку, соскочив с машинки, резко встала, заставляя его отступить. Он взволнованно попытался дотянуться до меня, но я уперлась руками в его грудь, дурацкую идеальную грудь, удерживая его на месте.
— Просто... просто, дай мне минуту.
— Кэйтлин.
— Нет, нет, нет. Мне нужна минутка.
— Позволь мне…
— Думаю, я еще не готова для этого, понимаешь?
Он словно поймал меня, поставив руки на машинку позади меня.
— А мне раньше казалось, что ты уже готова к этому. — Его голос был дразнящий, полный чувственных обещаний, что так нравилось моим трусикам. Думаю, мои трусики были президент фан-клуба чувственных обещаний Мартина Сандеки.
Я покачала головой, уставившись на него, слова просто вырвались из меня:
— Нет. Ну, в смысле, я хотела, хочу, чтобы ты это сделал, но думаю, я еще не готова. У меня только вчера днем был мой первый оргазм. Мы с тобой поцеловались только в пятницу. Пятница. Для меня это слишком быстро. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к изменениям, понять, что это значит.
Его знойный взгляд смягчился, задумавшись, он отстранился, оставляя мне пространство.
Я продолжила:
— Если я отдамся сейчас, то все это не имеет смысла.
Последнее утверждение имело огромное значение. Он, покачиваясь, отступил и кивнул, чем очень меня удивил.
— Это имеет смысл.
Я сжала руки и кивнула в ответ.
— Все правильно? Я имею в виду, мы можем наброситься друг на друга прямо здесь в этой прачечной, но что это будет значить? Ощущения хорошие, очень-очень хорошие, но...
— Но это не будет ничего значить для тебя, — закончил он за меня, его глаза всматривались в мои. Голос Мартина стал ниже, а взгляд стал серьезным и открытым. — Я хочу, чтобы это что-то значило, Паркер. И я уже смирился с ожиданием некоторых вещей, но мне необходимо к тебе прикасаться.
Я слегка улыбнулась ему, опустив руки на бедра. Я чувствовала себя немного глупо, стоя перед ним и рассуждая о важности физической близости, пока остатки его спермы высыхали на моем животе и груди.
— И мне необходимо к тебе прикасаться, Мартин. Это часть отношений... Я думаю. Суть в том, что мы пытаемся разобраться в этом, правильно? У нас получится.
— Хорошо. — Он двинулся ко мне, словно ему нужно быть рядом. Его руки опустились на мою талию, а потом ласково переместились на плечи. — Хорошо. Мы понимаем друг друга.
— Хорошо, — я взволнованно усмехнулась.
Это случилось, я впервые поняла, что у нас что-то могло получится. До этого я была на стороже, пытаясь доказать нулевую гипотезу[3], готовясь к тому, что Мартин все испортил бы или понял, что его интерес ко мне был временным и неуместным.
Должно быть, он заметил, как изменилось мое выражение лица, потому что его улыбка стала мягкой и обнадеживающей.
Он спросил:
— Не хочешь попробовать такос?
— Что? Здесь? Сейчас? У них есть такос?
— Ага, — Мартин осматривал мое лицо, и у него загорелись глаза от моего восторга, — у них есть тако-бар.
— О Боже мой, — я смотрела на него разинув рот, потом яростно закивала, и я заявила: — Это самая лучшая вечеринка!
ГЛАВА 2: Химия окружающей среды
Я проснулась на следующее утро, пораженная супер гениальной идеей.
Вообще-то уже был полдень, так что можно было считать, что я проснулась на следующий день, пораженная супер гениальной идеей.
Это было связано с тем, что сказал вчера Мартину, как раз перед тем, как мы съели такос.
Вчера вечером, после того, как Мартин взял чистое полотенце из сушилки, мы покинули прачечную, полную чувственных обещаний. Мы шли, взявшись за руки, с Мартином это было совершенно по-другому, чем в одиночестве. Океан тел расступался — люди, увидев его или почувствовав, расступались.
Он не спеша привел нас обратно к бассейну. Вдоль одной из стен были три открытых душа. Мартин подошел к одному из них, установил температуру воды потеплее и потянул меня под душ, смывал следы нашей встречи с моей кожи.
Из-за этого я чувствовала себя одновременно чистой и грязной. Чистой по понятным причинам. Грязной, потому что он не сделал не единой попытки, чтобы скрыть, каким взглядом он на меня смотрел. Очевидно, он оценивал мои формы. Глазами он следил за водой, которая стекала по моим плечам, между грудей, по моему животу и ногам. Под тяжестью его знойного взгляда я попыталась напомнить себе о своих феминистских убеждениях: что я была направлена на эту землю не для того, чтобы привлекать мужчин.
Но теперь эти идеалы чувствовались чем-то таким далеким, немного наивным и слишком неудобным.
Быть желанной и соблазнительной — пьянящее чувство. Это было захватывающе, ощущения были просто отличные. То, как Мартин смотрел на меня, желал меня, сосредоточенно и едва сдерживая напряжение, заставило меня задуматься, а так ли были хороши печенье и штаны для йоги.
Такие мысли казались кощунством.
Затем он наклонился и прошептал мне на ухо:
— Все, о чем я могу думать, — это как прикоснуться к тебе.
От этого комментария меня кинуло в жар, потому что все, о чем могла думать я, — это как Мартин прикоснулся бы ко мне.
Но в ясном полуденном свете я осознала, что прикосновения — хотя и очень, очень приятные — могли стать проблемой.
Сэм снова спала со мной. Я попыталась ей объяснить, что у нас произошло с Мартином, версию "только для взрослых", и как мы неправильно истолковали поцелуй. Она прервала мои объяснения, сказав, что знала, что мы не правильно все поняли. Видимо, Сэм решила противостоять длинноногой блондинке Даниэль от моего имени. И Даниэль призналась, что Мартин был не заинтересован. Большую часть ночи Сэм пыталась найти меня, чтобы рассказать эту новость.
Как только она увидела, что мы с Мартином едим такос, она поняла, он сам меня нашел и мы все выяснили.
Тем не менее, Сэм настояла, что она спит со мной. Думаю, мы в некотором смысле были как пояса целомудрия друг для друга. Если мы спали друг с другом, то не смогли бы переспать с кем-то еще.
Я тихонько встала с кровати, сходила в душ и, переодевшись в шорты и футболку, пошла на поиски Мартина. Сначала я увидела Гриффина и Рэя. Они были на многоуровневом балконе, который занимал всю заднюю часть дома. К моему удивлению, они занимались.
Рэй сообщил мне, что Мартин, должно быть, еще не проснулся, потому что сегодня был единственный день, когда они не планировали тренироваться.
— Он старается поспать так долго, насколько это возможно, если нет тренировок, —объяснил Рэй. — Но я могу рассказать, где его комната. Не думаю, что он будет возражать, если ты разбудишь его.
— Хммм... — Я колебалась. Я не хотела его будить, тем более, что ему редко удавалось поспать подольше.
— Не думаю, что он будет возражать против этого, — добавил Гриффин с усмешкой, его карие глаза оценивающе рассматривали меня от лодыжек до самых глаз.
Я прищурилась, глядя на него. Он был похож на тот тип, что доедал объедки, если представлялась такая возможность.
— Конечно, — сказала я Рэю. — Можешь нарисовать карту?
Пока Рэй вытаскивал чистый лист бумаги, чтобы нарисовать схему дома, Гриффин ухмылялся моему недоверчивому взгляду.
— Так твой дед астронавт?
Я кивнула.
— Ага.
— А твоя мама сенатор?
— Точно.
— Твоя бабушка разрабатывала атомную бомбу или типа того?
— Типа того. — Моя бабушка по материнской линии была физиком. Она не работала непосредственно над Манхэттенским проектом[4], но она помогала правительству США запустить первую Атомную Подводную Лодку.
— Должно быть странно быть выходцем из такой знаменитой семьи.
Я сморщила нос.
— Мы не знаменитые.
— Но это не так. Ты словно из Американской королевской семьи. Разве твой отец не президент чего-то там?
— Нет. Он декан колледжа медицины.
Гриффин присвистнул, его взгляд из оценивающего превратился в задумчивый. Он выпрямился, его лицо и тон стали практически благоговейным.
— Так ты действительно умная, да? Чем ты собираешь заниматься? Какая у тебя специальность? Ты, наверное, будешь лечить рак или типа того.
Я уставилась на него, не желая отвечать. Я гордилась своей семьей, но их достижения — не мои, а их амбиции — это не мои амбиции.
К лучшему или нет, но о нас судят по нашим предкам. Люди ожидали, что я смогла бы достать до звезд.
Я была умной, но я не была гением физики, работающем на атомных подлодках, или астронавтом, или деканом колледжа медицины. Мне пока было нечем гордиться. У меня не хватило бы терпения для такого рода давления. Меня устраивала моя нормальная, личная жизнь, и мне просто нравилось играть на гитаре.
Я перевела взгляд на Рэя и увидела, что он наблюдал за мной, его брови были приподняты, как бы говоря: "Посмотри. Ты идеальная девушка для брака".
Я проигнорировала вопрос Гриффина, натянуто, уклончиво улыбнувшись, обращая все свое внимание к Рэю.
— Итак, Рэй, насколько мы близки к тому, куда приводит карта?
* * *
Мартин спал, когда я нашла его. Он был без футболки, запутавшийся в простых коричневых простынях и одеяле на двуспальной кровати, которая выглядела слишком маленькой для него. Он прижимал подушку к груди, другая была у него за спиной, ещё одна — под головой. Кровать стояла в углу. Он окружил себя комфортом со всех сторон, словно его обнимали, пока он спал.
Размер кровати удивил меня. Меня также удивило, насколько маленькой была его комната. Она была в разы меньше кровати королевского размера, на которой спала я, и была скудно обставлена для настоящей спальни. В дополнение к кровати здесь были комод без зеркала, стол с простым деревянным стулом и тумбочка. Одежда валялась на всех поверхностях, как будто человек действительно жил здесь.
Комната была противоположностью роскошных апартаментов, которые он предоставил мне. Моя комната была смешением стерильно белого и роскоши — такую комнату вы увидите в модном журнале. Его же была уютной, неряшливой и настоящей. Она напоминала мою комнату в доме родителей.
Я смотрела, как он спал почти минуту, зависнув на входе в комнату, словно лиана. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Чтобы не быть словно зависшая, нерешительная лиана, я решила закрыть за собой дверь и присесть за стол, притаившись, чтобы немного напугать его, когда он бы проснулся и увидел, что я смотрела на него. Эта мысль заставила меня зловеще рассмеяться.
Я выдвинула стул и уже собиралась сесть, как вдруг Мартин до смерти напугал меня. Он сел, схватил меня и бросил на кровать. Затем он перекатился на меня и прижал к матрасу.
— О боже мой, Мартин! — Весь воздух вышел из моих лёгких. — Ты напугал меня!
Он пронзал меня смеющимся взглядом, опираясь на матрас и касаясь меня только там, где его руки держали меня за запястья над головой.
— Доброе утро, Паркер.
— И давно ты не спишь? — Я сердито посмотрела на него, желая, чтобы моё сердце успокоилось, и краткий всплеск адреналина отступил.
— Около пяти минут. Я проснулся, когда ты постучала, и услышал, как открывается дверь. — Он улыбнулся мне. Его голос был восхитительно хриплым ото сна.
— Ты всегда, когда просыпаешься, хватаешь девушек и бросаешь их на свою кровать?
— Только если эта девушка — Кейтлин Паркер.
Я оценила, что он использовал мой способ против меня же самой, и покачала головой от его махинаций. Казалось, это сделало его счастливым, потому что его глаза загорелись угрожающим удовлетворением.
Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем плотнее становился воздух между нами и тем тяжелее мне становилось дышать. Его взгляд изменился, вспыхнув новым пламенем, порочным и голодным. Я моментально забыла, зачем пришла и какая у меня была супер гениальная идея. Все, что я знала, — это его взгляд, полный обещаний чего-то фантастического.
— Мне нравится, что ты здесь, — прошептал он, его полуприкрытые глаза переместились на мои губы.
— Где именно я нравлюсь тебе?
— В моей постели. Пусть одним из твоих жизненных правил будет находиться в моей постели каждое утро.
— Ох.. — Каждый вздох стал болезненным, тяжелым.
— Все, о чем я могу думать, так это как прикоснуться к тебе, — сказал он, наклоняясь, чтобы меня поцеловать.
Это была ключевая фраза, которая всколыхнула мою память. Я вспомнила, зачем я здесь. Я вспомнила свою супер гениальную идею.
— Подожди! — сказала я, отворачиваясь в сторону. — Подождешь?
— Да, подожди. У меня есть одна идея, и она не связана с поцелуями.
— Звучит как ужасная идея. — Он уткнулся носом мне в шею, полизывая шею, а его горячее дыхание заставляло меня извиваться.
— Предполагается, что ты должен отпустить меня.
— Еще одна ужасная идея.
— Вовсе нет. На самом деле она гениальная... Ох!
Мартин раздвинул мои ноги коленом и устроился на мне, потеревшись своей утренней твердостью о мой центр.
— Ты такая сладкая, — сказал он, кусая меня и пробуя своим языком. — Я не могу насытиться тобой. Я мечтал о тебе со вчерашнего дня, под душем...
— Серьезно, послушай меня. — Мои слова были слабыми, я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на всех ощущениях, связанных с Мартином надо мной, Мартином, облизывающем меня, Мартином, прикасающемся ко мне. Инстинктивно я подалась бедрами к нему. — Это правда очень важно, и я думаю это... ох... ох, так хорошо ощущается...
Его смех был довольным.
— Ты сдаешься, Кэйтлин? Могу ли я попробовать твою сладкую киску? Или мне заставить тебя кончить вот так?
— Нет. — Я покачала головой, зажмурив глаза, мои слова были с придыханием. — Нет. Я хочу, чтобы это что-то значило. Я хочу, чтобы это продолжалось.
Мартин перестал двигаться, его рот замер на моей шее, я почувствовала, как его тело напряглось, а потом расслабилось.
— Ах... Черт. — Он вздохнул, оставив мягкий поцелуй на моей ключице, после чего скатился с меня, отпустив мои запястья.
Я сделала огромный вдох, наполняя легкие свежим воздухом и сжимая колени вместе. Мои трусики меня ненавидят. Ненавидят. Меня.
Черт, так мне и надо.
Проклятье, черт, черт возьми, вот не задача, черт побери, к черту.
Мы лежали рядом в течение целой минуты. Наши тела соприкасались, но мы не делали попыток прикоснуться друг к другу. Наше дыхание было одинаково резким и прерывистым. Закрыв лицо руками, я поняла, что покраснела. Не удивительно. Я вся горела.
— Мартин... — Ладони приглушали мои слова, но я должна была закрывать лицо руками. Если бы я не сделала этого, то набросилась на него, умоляя удовлетворить мои трусики. — Моя супер гениальная идея состоит в том, что мы должны утвердить Неприкосновенный вторник.
Он очень долго ничего не говорил, так долго, что я подумала, слышал он меня или нет. Я уже хотела повторить то, что сказала, когда услышала, как он переместился и теперь лежал на боку. Я посмотрела на него сквозь пальцы, заметив, что он лежал, опираясь на локоть, с лицом искаженным от ужаса.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал он, положив другую руку на мой живот и скользя пальцами под подол моей рубашки, чтобы соприкоснуться с голой кожей, как бы подчеркивая свои слова.
— Позволь мне объяснить.
— Позволь мне видеть твое лицо.
— Хорошо. — Я медлила, убирая пальцы от лица и складывая их на груди. — Вот, что я думаю. Никто из нас раньше ни с кем не встречался, правильно?
Он прищурился.
— Ты же вроде говорила, что у тебя был парень.
— Он был геем.
Мартин нахмурился.
— Что? Как это возможно? — Его взгляд скользнул вниз, затем вверх, рассматривая мое тело. Он был в ужасе.
— Не то чтобы я превратила его в гея. Очевидно, он был геем еще до того, как мы начали встречаться. Он... Ну, я была его прикрытием.
— И ты согласилась на это?
— Нет. Я не знала.
Он рассматривал меня пронзительным взглядом.
— Как долго вы были вместе?
— Четыре года.
— И ты не знала?
— Нет. Не знала. Думаю, до колледжа перспектива свиданий для меня была как Дисней — наивно и нейтрально. Мы целовались, в основном на вечеринках, где было много людей. Мы держались за руки, обнимались. Но когда мы были вместе, то просто тусовались, хорошо проводили время. Мы были хорошими друзьями. Это было как у моих родителей. Они любят друг друга, но прежде всего, они хорошие друзья. Могу подсчитать, сколько раз я видела, как они целовались.
— А тебе хотелось... В смысле, не хотелось ли тебе...
— Большего? Да. Хотелось.
— А он?..
— Он сказал, что хочет подождать до свадьбы.
— Почему ты не порвала с ним?
Я открыла рот, чтобы ответить, но потом закрыла его, так ничего и не сказав. Я задумалась над вопросом Мартина. Я обдумывала это в течение минуты.
Потом я ответила правду:
— Не знаю. Хотя, думаю... не знаю. Тогда это имело смысл. Мы были друзьями. Мы нравились друг другу. Мы поддерживали друг друга много лет. Я была рядом с ним, когда его родители развелись, и после, когда его отец умер от рака. Мне было тринадцать, когда мы были вместе. Были просто Кэйтлин и Картер. Люди ожидали, что мы будет вместе.
— Так что, ты никогда не заходила дальше поцелуев? Все четыре года? — Я кивнула.
Он со свистом вздохнул, его взгляд переместился на кровать за моим плечом.
— Не удивительно, что тебе требуется время... Что за придурок.
Я фыркнула от смеха.
— Он был милым геем. Он просто запутался, и я рада, что смогла помочь ему.
Мартин снова посмотрел на меня, сильно нахмурившись.
— Нет. Он придурок. Он использовал тебя, смешав тебя с грязью, заставил тебя думать, что с тобой что-то не так, что ты не сексуальная, что ты не чертовски великолепная и горячая, как сам ад. Если бы он был хорошим парнем, то оставил бы тебя, чтобы у тебя была возможность быть с кем-то на заднем сидении автомобиля, кто не думал бы ни о чем другом, кроме как залезть к тебе в трусики.
Я сморщила нос.
— Звучит просто восхитительно. Мне так жаль, что я подпустила к себе озабоченного подростка, который использовал меня, чтобы пошутить.
— Ты не правильно поняла. Я говорил не от тех, кто бы использовал тебя только ради твоего горячего тела. Ты слишком умная для этого. Ты бы почувствовала это за милю. Я говорю о парне, который бы не смог перестать думать о тебе, потому что хочет только тебя, а не каком-то неразборчивом придурке.
— Цель моего пребывания на этой земле — быть не привлекательной для мужчин. —Эти слова сорвались с моих губ, только потом я подумала, что же сказала.
Мартин поднял голову и посмотрел на меня — нет, скорее, он сердито смотрел на меня — в течение нескольких секунд.
— Что, черт возьми, это значит?
Я пожала плечами, пытаясь придумать, как объяснить что-то такое очевидное о себе.
— Это значит, что мне не важно, насколько я привлекательна для мужчин.
— Что за чушь. Это полная чушь. — Мартин сжал губы и покачал головой. То, каким взглядом он посмотрел на меня, заставило меня рассмеяться. Было так смешно смотреть на его лицо типа: "Дееееееевочка, ты сумасшедшая!".
— Это не чушь! — настаивала я сквозь смех. — Не хочу, чтобы все мои решения зависели от того, насколько я привлекательна для противоположного пола. Я хочу, чтобы мои решения основывались на другом: насколько хороший я человек.
— Тебе не все равно, — категорически заявил он. — Никому не все равно. Каждый человек на земле хочет быть лучше, хочет быть желанным.
— Хорошо, давай я перефразирую. Я не хочу переживать об этом. Я стараюсь, чтобы меня это не волновало.
— Теперь, это кое-что другое, — признал он, его рука переместилась ниже по моему животу, касаясь кожи чуть ниже пупка, словно чувствовать мою кожу было ему просто необходимо. — Но ты не думала о том, что дело в балансе? И найти кого-то, кто... Кого-то кого это волнует? Где его мнение имеет значение, потому что это важно? И быть желанной этому человеку, стремиться для этого человека стать лучше?
Теперь была моя очередь уставиться на него. Хотя я не была сердитой. Я просто смотрела. У его слов был глубокий, философский смысл, абсолютный шок от такой перемены, чего не ожидала от парня, которого я называла придурком.
— Мартин Сандеки, — я покачала головой, мои губы открылись в удивлении. — Я ошибалась на твой счет. Извини.
Он поморщился. Немного, но было заметно, и он перевел взгляд на потолок.
— Не знаю, как сильно ты ошибалась на мой счет, но это факт, что все, кого я встречал за всю мою жизнь до тебя, раздражали меня.
Не смогла справиться с этим. Я снова засмеялась.
Его взгляд вернулся ко мне, и я увидела, как неохотная улыбка заиграла на его губах.
— Все? — спросила я, дразня его и толкая в бок для пущей выразительности.
— Не все, только большинство людей. Я не люблю, когда меня загоняют в рамки человеческих ожиданий. Повзрослев, я стал общественной собственностью своих родителей.
— Даже твоей мамы?
— Особенно моей мамы. — Он закатил глаза, с обидой наклонив свой подбородок. — Она хотела, чтобы её любили все, но никто в частности. Хотела, чтобы ей поклонялись, но её не волновало, знали ли её люди или нет.
— Она была актрисой, верно?
— Да. — Он кивнул, его глаза снова вернулись к потолку. Мартин плюхнулся на спину рядом со мной. Его рука искала мою, нашла, подняла её, чтобы он мог видеть и держать её между нами. — Она умерла, когда мне было тринадцать.
— Мне жаль.
— Не стоит. Это было освобождением.
— Господи, Мартин. — Его бездушное замечание высосало весь воздух из моих легких. Я попыталась собраться, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты говоришь ужасные вещи.
— Это правда. Она была наркоманкой. Она использовала меня для саморекламы и дурацких денег, все время. Она пыталась устроить меня в шоу-бизнес или в модели. Я ненавидел это. Я не хотел этим заниматься. Она делала... кое-что и похуже. — Внезапно, он разочарованно вздохнул. — Я.. Я не хочу об этом говорить.
Я взяла его за руку, положив голову ему на плечо, прижимаясь к нему.
— Тогда мы не будем об этом говорить.
Он сжал мою руку, прижав ее к груди.
— Это угнетает, а я не хочу, чтобы ты, лежащая в моей постели, ассоциировалась с печальными событиями. Я хочу, чтобы ассоциации с тобой были горячие, потные, голые.
Несмотря на всю серьезность нашего разговора, после его комментария меня окатило волной понимания. Я была поражена тем, насколько быстро, всего за несколько слов он мог завести меня.
— Ну, мы не будем заниматься сегодня этим. Сегодня Неприкосновенный вторник.
— Мы уже прикасаемся.
— Ты знаешь, что я имела в виду. Мы сделаем кое-что прикольное.
— Я думал, ты сказала, никаких прикосновений.
Я шлепнула его по плечу.
— Мы сделаем кое-что прикольное без прикосновений.
— Ты можешь прикасаться к себе? Я не прочь посмотреть.
Этим комментарием он заслужил щипок. Я подняла голову, наклонившись над ним, и ущипнула его чуть ниже ребер.
— Ау! — Его руки взметнулись к тому месту, где я ущипнула его. — Вот, что бывает за твою дерзость.
— Святое дерьмо, Паркер! Больно. Хорошо. Что ты задумала? — Я видела, как он потирал кожу. Его тон и выражение лица были как у недовольного подростка, хотя я видела, как он старался не усмехнуться.
— Я научу тебя танцевать, а ты научишь меня грести.
— Я думал, ты не умеешь танцевать?
— Я умею танцевать только бальные танцы. Я научу тебя танго.
Он выгнул одну бровь. Это была бровь подозрения.
— Ты умеешь танцевать танго?
— Да.
— Хмм.
— А ты научишь меня грести.
— Хмм... Я буду прикасаться к тебе, когда буду учить.
— С такими прикосновениями все в порядке — это учебные прикосновения. Это не делается с чувственными намерениями.
— Паркер, все это время я прикасался к тебе с чувственными намерениями. — Его голос был категоричным.
Я фыркнула, гордясь собой, что не закатила глаза или улыбнулась.
— Ну, тебе нужно контролировать себя один день.
— Зачем мы опять это делаем? Почему это хорошая идея? — Он опустил взгляд к моей груди, туда, где она прижималась к его плечу.
— Потому что мы действительно не знаем друг друга.
— Я знаю тебя.
Я проигнорировала его заявление, потому что это была чепуха.
— Вчера мы договорились, что оставим это в прошлом, так? На эту неделю?
Он кивнул, по-прежнему глядя на мои сиськи.
— Гхм... Ты меня слушаешь?
— Да. Ты все еще хочешь меня. — Я опять ущипнула его.
Он подпрыгнул. Подняв взгляд на меня, он схватил мои руки.
— Перестань щипать меня.
— Перестань вести себя как кобель.
Он пытался удержать их вместе, но в итоге проиграл битву смеху.
— Тебя так легко раздразнить.
— Ох? Ты хочешь, чтобы я дразнилась в ответ? Потому что я могу это сделать. — Мой голос прозвучал угрожающим, низким, чем я очень гордилась.
Он перестал смеяться. Его глаза расширились и стали серьезными.
— Паркер...
— Думаю, у меня где-то есть бикини. Возможно, я могла бы помочь наносить пену и мыть гольф-кары...
Он вздохнул, что больше походило на рычание, и его глаза закрылись. Он отпустил мои запястья и прижал ладони к глазам.
— Это неприятно.
Впервые я использовала свою сексуальность для чего-то, чего не делала никогда раньше. Я привыкла полагаться только на свой мозг. Использовать свою женственность было забавно. Кто знает?
Конечно, после этой мысли последовало чувство вины. Напоминая мне, что многие поколения до меня, как моя мама, работали не покладая рук, чтобы освободить женщин от оков сексуальности, как единственного источника важности женщин.
Женщина значит больше, чем состояние ее девственной плевы или размер платья.
Тогда моя сексуальность-сучка ударила по моей вине. После чего моя простофиля-вина стукнула по моей сексуальности. Я мысленно сделала шаг назад, оставляя их бороться между собой, словно гигантский кальмар и кашалот в глубинах океана.
Я покачала головой, прежде чем сказать, пытаясь освободиться от своих раздвоенных мыслей.
— Тогда послушай меня и перестань дразниться. Если ты действительно хочешь отношений с кем-то, то должен узнать человека, и не только в физическом плане. Неприкосновенный вторник — это хорошая вещь. У нас будет немного времени без давления, чтобы больше узнать друг о друге.
— Я знаю тебя. — Его глаза были все еще закрыты, он словно говорил это комнате.
— Нет. Не знаешь. Какую начинку я люблю в пицце?
Мартин молчал. Я восприняла это как хороший знак. Но он выглядел подавлено, когда открыл глаза и посмотрел на меня.
Очевидно, мне стоит напомнить ему, что Неприкосновенный вторник не длится вечно.
— И тогда завтра... — Я провела пальчиками по его груди, вниз по животу, к краю его боксеров. Он поймал меня за запястье прежде, чем я смогла проскользнуть внутрь.
— А завтра что? — зарычал он, его глаза сверкнули опасным блеском.
— А завтра среда. Может, мы сыграем в шахматы или поработаем над нашей лабораторной по химии.
Он медленно покачал головой, его голос стал низким и хриплым.
— Думаю, ты не понимаешь, как сильно я тебя хочу.
Очередная волна понимания распространилась по моему телу, посылая ощутимые уколы везде, но особенно в моих трусиках. Инстинктивно я сжала бедра вместе.
— Мартин...
Он сел и подался вперед, его перемещения заставили меня замолчать, так что я снова легла. Мы поменялись местами, и теперь он нависал надо мной.
Он не отводил взгляд до последней секунды, пока не наклонился и прошептал:
— Так много способов... — Он поцеловал меня в щеку, рукой скользнув по животу, его пальцы пробрались под хлопок моих шортиков, дразня мои завитки, лаская их, лаская меня. Я инстинктивно подалась бедрами навстречу его прикосновениям. Но сердцем я знала, что должна была оставаться спокойной.
— Это Неприкосновенный вторник, Мартин, — я вздохнула, потянувшись к его запястью.
Его рука замерла, а лицо опустилось к моей шее.
— Хорошо. Неприкосновенный вторник. Но завтра будет Мокрая и Дикая среда, Язык и зубы в четверг и пятницу... — Он укусил меня своими острыми зубами — почему они такие острые?! — потом облизал это место. — Ну, я думаю, ты догадываешься, что произойдет в пятницу.
ГЛАВА 3: Константы равновесия в растворах
Неприкосновенный вторник был огромным успехом и огромной болью в моих ягодичных мышцах.
Я только десять минут рассказывала об основах танго, как Эрик и Сэм поймали нас с поличным. Наша пара превратилась в четверку, и это было хорошо, потому что танго — танец не для платонических отношений, чтобы узнать друг друга получше. Я показала Мартину правильное положение рук, и он смотрел на меня так, будто немного ненавидел.
Поэтому я танцевала с Эриком, Сэм — с Мартином, а в один момент, Мартин танцевал с Эриком и пытался опрокинуть его.
Видеть, как Мартин дурачился со своим другом, было большим откровением для меня. Еще одним откр
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 107 | Нарушение авторских прав