Читайте также:
|
Как я уже говорил, мышление нашей психологии меня интересует только потому, что она спрятала в нем и рассудок и разум.
Вот такой научный подход: не разделять понятия, а свалить все в общую кучу, дать почти случайное имя для всего вместе, а потом изучать по кирпичику.
Кстати, вопрос о кирпичике или единице того, что называется мышлением, был очень насущен для психологии вообще и для Рубинштейна в частности. Для Рубинштейна именно потому, что от того, чья первооснова психологии победит, зависело, и кто лучший психолог. Поэтому рассказ о мышлении Рубинштейна надо начинать с главы, где он говорит об этой «клеточке». А говорит он о ней в главе «Психические процессы и действие». Глава начинается с постановки задачи:
«Для того чтобы понять многообразные психические явления в их существенных внутренних взаимосвязях, нужно прежде всего найти ту «клеточку» или "ячейку, в которой можно вскрыть зачатки всех элементов психологии в их единстве. В логике такой клеточкой, или ячейкой, в которой можно вскрыть зачатки всех элементов диалектики, является, как указывал Ленин, любое предложение» (Рубинштейн, 1940, с. 142).
Насчет Ленина Рубинштейн, похоже, придумал неудачно.
Просто попробовал пришить то, что и Ильич вслед за Марксом считал необходимым искать во всем «первокирпичики». Во всяком случае, во втором издании этого изящного телесного изгиба в сторону властей нет. Вместо него там изгиб в сторону естественнонаучное™, который, на мой взгляд, вообще невозможно понять, если не спишь в одном сне с Рубинштейном:
«При этом под «клеточкой», или «ячейкой», мы разумеем не какой-то экстракт или сгусток "чистой "психики, а в соответствии с нашей общей концепцией такое психофизическое единство, в которое заключены основные моменты психики в их реальных взаимосвязях, обусловленных конкретными материальными обстоятельствами и взаимоотношениями индивида с окружающим миром» (Рубинштейн, 1989, с. 192).
Я этой феней не владею, но понимаю, что она должна была вызывать эстетическое удовольствие у тех, кто хотел быть поближе к власти, но не умел так прятать суть в треске и блеске. Сказать же Рубинштейн хотел этим лишь то, что Выготский неправ, а он придумал лучше. Выготский тут, правда, не назван, но знающие люди все понимали верно:
«Если по аналогии спросить, что является «ячейкой», «клеточкой», в которой можно вскрыть зачатки всех элементов психологии, то на этот вопрос наш ответ гласит: этой «ячейкой», или «клеточкой», является любой акт жизнедеятельности у животного, деятельности у человека» (Рубинштейн, 1940, с. 142).
Из этого вполне достойного сноразума утверждения вырастет огромное здание психологии деятельности, посвященное, по большей части, тому, как убедить всех, что это утверждение верно.
Верно же оно только в том, что деятельность — это важная часть человеческого существования и определенно должна изучаться.
Относительно же первокирпичика психологии существует давняя история. Но в данном случае Рубинштейн всего лишь придумал, как обойти Выготского, заявив свой «кирпичик», но постарался это прикрыть рассуждениями о том, что «клеточку» надо рассматривать генетически:
«Генетический, исторический принцип распространяется и на нее. Различие психики на разных ступенях развития находит себе отражение и в развитии соответствующей "клеточки "» (Там же).
Почему я считаю, что эти слова были сказаны лишь для отвода глаз? Потому что в третьем издании ученики Рубинштейна сделали к этому месту пояснение из разряда «на воре шапка горит»:
«Эта генетическая, исторически изменяющаяся на разных этапах развития сущность «клеточки» или «единицы» анализа в психологии до сих пор недостаточно учитывается многими психологами и философами, особенно современными последователями культурно-исторической теории, разработанной Л. С. Выготским…
Если Л. С. Выготский считал, что единицей анализа является такой «продукт», который "обладает всеми основными свойствами, присущими целому", то для СЛ. Рубинштейна "единица "психического изначально содержит в себе лишь "зачатки всех элементов или сторон психики". Легко увидеть, что у Л.С. Выготского недостаточно учтена именно развивающаяся сущность «клеточки», так как последняя уже изначально и сразу обладает всеми основными свойствами целого.
Отметим также и эволюцию в трактовке СЛ. Рубинштейном этой проблемы. Если в "Основах общей психологии" он в качестве «единицы» деятельности и поведения рассматривает действие (изначально практическое) и поступок, то в 50-е годы «единицей» психического для него становится целостный акт психического отражения объекта субъектом, включающий единство познавательного и аффективного компонентов» (Рубинштейн, 1989, с. 193).
Наверное, так же ощущали себя люди, когда слышали, как «базарят» между собой офени… Глокая куздра будланула бокра…
Выготский, конечно, тоже был непрост, но все же в его усилиях был хоть какой-то смысл. И говорил он яснее.
«Единица, к которой мы приходим в анализе, содержит в себе в каком-то наипростейшем виде свойства, присущие речевому мышлению как единству.
Мы нашли эту единицу, отражающую в наипростейшем виде единство мышления и речи в значении слова. Значение слова… представляет собой такое далее неразложимое единство обоих процессов, о котором нельзя сказать, что оно представляет собой: феномен речи или феномен мышления» (Выготский, Мышление, с. 262).
Как видите, этот непрозрачный спор имеет прямое отношение к исследуемому предмету. Выготский, оказывается, искал то, что является единым для вполне различных человеческих способностей — мышления и речи. Раз есть разные имена, значит, за ними разные понятия. При этом мы с очевидностью понимаем, что они родственны, то есть как бы вырастают из одного корня.
Где та развилка, до которой они еще едины?
Выготский был точен и понятен, потому что честно называл то, что хотел найти и достичь. Рубинштейн же скрыл свою истинную цель и поэтому говорил, как советские идеологи, — чтобы звучало весомо, но ничего не было понятно. Похоже, хотел он найти первокирпичик всей психологии. Кажется, он попал в ловушку при изучении сознания, о которой предупреждал еще Вильям Джемс:
«Большинство психологов придерживаются так называемого синтетического способа изложения. Исходя от простейших идей, ощущений и рассматривая их в качестве атомов душевной жизни, психологи слагают из последних высшие состояния сознания — ассоциации, интеграции или смещения, как дома составляют из отдельных кирпичей.
Такой способ изложения обладает всеми педагогическими преимуществами, какими вообще обладает синтетический метод, но в основание его кладется весьма сомнительная теория, будто высшие состояния сознания суть сложные единицы» (Джемс, с. 57).
При этом сам Джемс исходил, что сознание течет как поток мыслей. Точнее, мысли, потому что в оригинале мысль у него стоит в единственном числе. В сознании сами собой меняются «состояния сознания», именно они и есть «кирпичики» сознания Для Джемса, если судить вот по таким словам:
«Когда я говорю: "всякое душевное состояние" или "мысль есть часть личного сознания"…» (Там же, с. 58).
На это, как вы помните, попался и Александр Введенский, предлагая изгнать разум и рассудок и заменить их в психологии на мышление, то есть науку о мыслях.
Но раньше их додумался до «кирпичной» психологии, пожалуй, Герберт Спенсер. Точнее, творчески спер эту идею у ассоцианистов, как спер позитивизм у Конта. В «Основаниях психологии» он выдвинул настолько заманчивое предложение, что им увлекся даже поздний Вундт:
«Мы можем себе представить, что существует один первоначальный элемент сознания и что все бесчисленные роды сознания происходят вследствие комбинирования этого элемента самого с собою и последующего рекомбинирования полученных таким образом сложных элементов между собою, причем эти рекомбинации достигают все более и более возрастающую многочисленность, разнообразие и сложность.
Имеем ли мы какой-нибудь ключ к этому первичному элементу?
Я думаю, что да. То простое душевное впечатление, которое, как оказывается из опытов, представляет собою единицу строения для того ощущения, которое мы называем музыкальным тоном, сродно с некоторыми другими простыми душевными впечатлениями, происходящими отличным от него путем.
Субъективный эффект, произведенный треском или шумом, не имеющим заметной продолжительности, едва ли есть что-либо другое, как нервный толчок» (Спенсер, с. 177).
Вундт, судя по его «Введению в психологию» 1911 года, наверное, искусал себе все локти, что не допер до музыкального тона во времена своей экспериментальной психофизиологической лаборатории.
Что же тут было такого заманчивого в мыслях Спенсера, который дальше, к слову сказать, начинает дико бредить относительно того, как же из нервных толчков рождается человеческое поведение? Ведь ассоциативная психология уже додумалась до простейших кирпичиков сознания?
Ассоцианисты считали таким кирпичиком ассоциацию. Это чистой воды явление сознания. Точно так же, как идеи Локка и Юма. Явления сознания не давали психологам стать естественниками. Ассоцианисты, особенно Александр Бэн, очень хотели считаться естественниками, но бодливой корове бог не дал додуматься до такого кирпичика, который бы соединял психологию с физиологией. А Спенсер додумался! Нервный толчок!
Открытие, выдвинувшее его во властители дум, точнее, мыслей!
Это был пример того, как сделать себя успешным на рынке интеллектуальных товаров. И психологи последующих поколений стремились его превзойти. По крайней мере, Рубинштейн.
Тем более, что превосходить надо было еще и Выготского.
И вот познавательный психический процесс мышления оказывается состоящим из «действий», даже еще и понимаемых как «целостный акт психического отражения объекта субъектом».
Самое любопытное, что за этим действительно что-то было… как за облаками…
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 88 | Нарушение авторских прав