Нежданные гости

Утром 1 марта на одной из застав головного отряда поднялся переполох. Погода в этот день выдалась тихая, морозная, и малейший шум далеко разносился по лесу. У себя на базе мы услышали ржанье лошадей, звон стре­мян и людские крики.

Чей-то зычный голос призывал: «Сюда, за мной, чорт с ним, обойдем напрямую!» Послышалось щелканье за­творов и грозные окрики часовых.

— Что там случилось? — спросил Рысаков.

В черной суконной гимнастерке, без пояса, с завер­нутым внутрь воротником и поднятыми выше локтей рукавами, он вышел на улицу умываться снегом. Уже несколько дней отряд жил без тревог. Мы готовились к очередной операции, и почти все партизаны, по пред­ложению командира, освежались по утрам снегом.

— Опять этот чортов великан, слыхать, скандалит, — сказал кто-то из партизан.

Он говорил о Тарасе Бульбе, который в этот день был старшим на заставе. Дежурство Тараса Бульбы всегда отличалось тем, что он старательно выполнял все пра­вила. Даже самый близкий друг его. не смог бы пере­ступить границы застав, если он забыл или перепутал пароль.

Шум на заставе все увеличивался. Один за другим раздались три выстрела. Рысаков забежал в избушку, оделся, и мы, точно по уговору, кинулись на заставу. Л нам присоединились Фильковский и Мажукин, сзади бежало несколько партизан. До заставы от штабной избушки было недалеко, и вскоре за деревьями показался шалаш начальника заставы, сооруженный из ельника; сквозь зеленые пучки еловых веток легким веером струился дым. В шалаше никого не оказалось. Мы обогнули шалаш, и перед нами открылась следующая картина: Тарас Бульба, вооруженный двумя винтов­ками, — одну он держал в руке, другую взял на ремень — допрашивал Сергея Рыбакова, стоявшего перед ним на коленях.

— Кто це, кажи швидче, пьяный дурень, бо в ухо дам? — кричал он.

А Рыбаков, задрав голову, смотрел на Бульбу, хватал его за полу и умолял:

— Коля, дорогой, отдай винтовку, командир узнает — смерть моя. А люди наши, в доску наши, партизаны к Фильковскому. Не могут же они тебе, дураку такому, грамоты свои вручать.

— Пароль мне давай, а не грамоты.

— Ну, забыл я на радостях взять пароль, забыл, — говорил Рыбаков. В эту минуту он увидел нас и обрадованно закричал: — Василий Андреевич! Товарищ командир!

— Молчать! — перебил его Бульба и, повернувшись к командиру отряда, отрапортовал: — За ночь никаких происшествий не случилось, кроме только что произведен­ных выстрелов.

И он показал на каких-то людей, стоявших на просеке.

Фильковский выругался и сказал, что застава Бульбы — цыганский табор. Бульба обиделся и стал доказывать, что он правильно поступил. Рыбаков привел каких-то людей, пароля не знает. Ему говорят: стой, а он лезет в обход — обходы наши показывает неизвестным людям. Для острастки Тарас произвел три выстрела, обезоружил Рыбакова, отобрал у неизвестных трех лоша­дей. Два наших парня действительно держали на про­секе под уздцы трех оседланных потных коней.

— Кто же в таком случае цыган? Я?..

— Не ты, не ты, — успокоил его Рысаков и обратился к Рыбакову, уже поднявшемуся на ноги и очищавшему с коленей снег. — Что же ты, подлец, порядок забыл? Сам лезешь и неизвестных людей...

— Каких же неизвестных, товарищ командир, — за­говорил Рыбаков. — К вам с пакетом от Бондаренко и Сабурова. Аж из самого Трубчевска идут.

— От Бондаренко? — переспросил Фильковский.

В голосе его послышались радость и удивление. Ничего больше не говоря, он стремительно побежал к просеке.

— Кто там от Бондаренко? — крикнул он. — Давай сюда!

От группы отделился плотный молодой человек в барашковой черной шапке и новом дубленом полу­шубке, подпоясанном красным деревенским кушаком, с вороненым немецким автоматом на груди. Он шел навстречу Фильковскому и улыбался. Лицо его было разгоряченно, румяно, из-под шапки выбились две пряди потных черных волос.

— Товарищ Фильковский! Афанасьевич! — прогово­рил он, широко разводя руками.

— Да это же Дарнев, бог ты мой! — вскричал Филь­ковский. — Какими судьбами?

Сойдясь на просеке, они обнялись. Послышались поцелуи, отрывистые и волнующие слова, которые про­износят люди при неожиданной и радостной встрече.

— Живой?

— Как видишь.

— А Бондаренко? А Коротков? А Сеньченков?..

— Живы, здоровы.

— Да покажись, какой ты, покажись!

Мажукин не выдержал, бросился вперед и, вырвав Дарнева из объятий Фильковского, тоже обнял и рас­целовал гостя.

— Вот, чорт возьми, как хорошо! — проговорил Рыса­ков и посмотрел на меня.

На длинных его ресницах блестели слезы. Тотчас, словно устыдившись минутной слабости, он резко повер­нулся и пошел к лагерю.

— Ко мне их, Василий Андреевич, в штабную! — крикнул он мне на ходу.

И запел свою любимую песенку о партизане Желез­няке, что случалось редко и свидетельствовало об избытке радости.

Все, за исключением Матвеенко и людей ка заставе, пришли в лагерь, и там за двумя сдвинутыми столами мы познакомились с гостями. Наш повар Кучерявенко по случаю прибытия Дарнева выставил литр чистого спирта, захваченного у немцев.

— Вот это дело! — поддержал Фильковский. Он начал разливать спирт. — Ну, а ты, может, все же выпьешь, раз такое дело? — обратился он к Рысакову и плеснул ему в кружку.

Рысаков кружку поднял, чокнулся, ухмыльнулся, но характер выдержал и передал свою долю мне.

Кроме Дарнева, из Трубчевска к нам пожаловало две­надцать человек, принадлежавших к двум отдельным партизанским отрядам. Пять человек были из отряда Сабурова. Все сабуровцы были, что называется, один к одному, точно их специально подобрали — высокие, широкоплечие, с выбритыми красными лицами, будто они только что из парикмахерской, в одинаковой одежде, с одинаковым оружием — карабинами и немецкими автоматами.

Сформировались сабуровцы на Украине, и отряд в основном состоял из украинцев. «А украинцы — это на­род, сами знаете, какой, коли взялся за оружие, так заржаветь ему не даст», — говорил старший из группы сабуровцев. Он был так же одет, как и его товарищи, и выглядел, как они, — высокий, широкоплечий. Его круг­лое лицо, с резко очерченным, чуть горбатым носом и небольшими припухлыми, сжатыми губами, увенчивалось шапкой непослушных волос, стриженных под польку. Могучая короткая шея казалась прикрепленной к его широким плечам наглухо, и когда он разговаривал, то медленно поворачивался в сторону собеседника всем кор­пусом. «Богатырской силы, должно быть, этот человек»,— подумал я, рассматривая сабуровца, и поразился, узнав, что фамилия этого человека Богатырь. Звали его Заха­ром Антоновичем.

Он довольно точно охарактеризовал положение окку­пационных властей во всей округе.

— Народ всюду с нами, и это с каждым днем все яснее осознают немцы, потому-то они так лютуют, — говорил он певучим баском. — И хозяева здесь мы, хотя и живем вот в этих срубах и землянках в лесу, в глуши. Управы не справляются, полицейские трусят, войска мечутся и меняют тактику, ходят на партизан уже не под­разделениями, а целыми частями, не знают, в какой конец леса сунуться, поговаривают о сплошном прочесывании. Ну, и пусть прочесывают. Охотников в старосты все меньше и меньше... И теперь все чаще соглашаются итти в старосты только те, которых мы назначаем. В общем одно можно сказать: хорошо, товарищи! — с нескрывае­мым удовольствием подчеркнул он.

Неожиданная встреча с Дарневым и группой сабуров­цев очень нас обрадовала. Эта встреча каждого парти­зана убеждала в том, что мы не одиноки, каждый начинал испытывать «чувство локтя». Весть о трубчевцах и украинцах Сабурова быстро облетела весь лагерь, и в штабную избушку набились представители, делеги­рованные от всех наших подразделений. Особенно партизаны интересовались тем, что происходит на Украине.

Богатырь не успевал отвечать на вопросы: а много ли отрядов? Какие? Как называются? Богатырь перечислил отряды Погорелова, Воронцова, Гнибеды.

— А кроме того, есть еще на Украине отряд Ковпака, Сидора Артемьевича, — повторил он и многозначительно посмотрел на присутствующих.

— А кто это такой, Колпак? — спросил кто-то.

— Не Колпак, а Ковпак, — поправил Богатырь. — Рассказать о нем многое можно. Человек это уже пожи­лой. Он еще в восемнадцатом году партизанил, давал захватчикам перца. Так и теперь воюет по заданию пар­тии, и здорово воюет.

— Знамо, воюет, раз его для этого оставили, а как воюет, ты расскажи, — резонно заметил лесник Демин.

— Не знаю, как вам, а нам в партизанах еще не дово­дилось, например, воевать с немецкими танками... — начал Богатырь.

— И нам пока не доводилось, — сказал Демин.

— Ну, а на Ковпака немцы уже танки пустили. Но Ковпак так дело повернул, что один танк на мине подо­рвался, а другой он отобрал у немцев в полной сохран­ности.

Так партизаны Выгоничского района, Брянской обла­сти впервые услышали об отряде Ковпака.

С Ковпаком мне довелось встретиться летом в тот же год и долгое время плечом к плечу драться с врагом.

Прежде чем произошла наша встреча, я много рас­сказов слышал об этом знаменитом партизанском воена­чальнике. Одни говорили, что Ковпак лихой старый цыган и войну ведет по-цыгански. Таким его рисовали балагуры. Другие говорили, что это просто-напросто не очень грамотный, но хитрый мужичок, наподобие какого-нибудь сотника из дружин Емельяна Пугачева. Эта характеристика, как я убедился в дальнейшем, была основана на той искренности и простоте в отношениях, которые поддерживал Ковпак со всеми людьми, с рядо­выми и начальниками, с партийными работниками и с военнослужащими, с людьми прославленными и людьми безвестными.

Встретился я с Ковпаком в обстановке деловой и напряженной. Мы — а нас было до десятка командиров, в том числе подполковники Балясов и Гудзенко, лейте­нант Ткаченко и другие — разрабатывали план операции, которую намечали провести совместно с соединением Ковпака. Сидор Артемьевич расстелил на траве свою трофейную карту с нанесенной обстановкой, а Гудзенко по этой карте излагал свой план. Он предлагал — и брался это выполнить — атаковать суземский гарнизон в лоб; ему нужно было только подкрепление двух тан­ков и батареи артиллерии, в то время они у нас уже имелись.

Все внимательно слушали Гудзенко, в том числе и Ковпак. Ковпак курил длинную самокрутку и, прищурив глаза, смотрел то на Гудзенко, то на присутствующих.

— Постой, — перебил он Гудзенко и положил руку на его плечо. — Когда ты воевать научишься, Илларион? — Гудзенко опешил. — Хлопец ты умный, боевой, настоя­щий партизан, а я слушаю тебя и удивляюсь: какой же дурень так поступает?

Ковпак говорил с Гудзенко таким тоном, каким гово­рят старые друзья. Все мы знали, что подружились они еще зимой, когда воевали вместе в Хинельских лесах. Уходя обратно на Украину, Ковпак и его комиссар Руд­нев решили оставить одну из групп в Хинеле. Возглавлять эту группу назначили Гудзенко.

Теперь они встретились как равные, — в отряде Гуд­зенко насчитывалось около тысячи бойцов, почти столько же, сколько у Ковпака.

— Какой же дурень так воюет? — продолжал Ковпак, и в его словах не чувствовалось ничего унижающего достоинство Гудзенко. — Вот куда нужно бить.

Сидор Артемьевич, не глядя на карту, положил каран­даш острием на Никольское. Село находилось в тылу Суземки.

— А здесь надо оставить одни заслоны. Когда мы будем подходить к селу, эти заслоны начнут дразнить противника. Понятно? — говорил Ковпак.

Помню, как меня поразило это предельно ясное, крат­кое и наивыгоднейшее решение.

По плану, предложенному Ковпаком, мы и провели операцию.

Много времени спустя при встрече с Ковпаком я отчетливо вспомнил мартовское утро и пятерых могу­чих партизан Сабурова, от которых впервые услышал имя прославленного партизана.

С Сабуровым я также в дальнейшем встретился.

История его отряда была проста и походила на исто­рии множества других отрядов.

В октябре 1941 года две группы военнослужащих выходили из окружения. В одной было двенадцать чело­век, ее возглавлял Александр Сабуров, в другой — восемь человек, ее возглавлял Захар Богатырь. Шли они по Украине на восток, каждая группа своей дорогой, не зная о существовании друг друга. На Сумщине они случайно встретились, интересы и чаяния людей сошлись, отряды объединились и решили начать партизанские действия. Сабурова выбрали командиром отряда, а Бога­тырь стал комиссаром. Вначале их было двадцать чело­век, теперь численность отряда перевалила на третью сотню. Сабуровцы разгромили гарнизон немцев на стан­ции и в районном центре Суземка, помогли трубчанам разгромить немецкий гарнизон в городе Трубчевске. В тот памятный мартовский день мы впервые узнали о них.

К нам Богатырь явился, чтобы установить связь. О нашем существовании и наших делах они знали из сообщения по радио. Не упускавшие малейшей возмож­ности расширить связи с брянскими партизанами, Сабу­ров и Богатырь не стали медлить тем более, что командование одного из наших фронтов дало отряду Сабурова задание разведать Брянск и железные дороги.

Обменявшись с Богатырем паролями, снабдив его нужными разведывательными данными, мы к полудню проводили его за черту лагеря и распростились.

Дарнев пришел от секретаря Трубчевского райкома партии и комиссара трубчевских партизанских отрядов не только для того, чтобы установить с нами связь, но и чтобы решить важные вопросы о дальнейшей совместной деятельности. Эти задачи были главными для партийных работников Брянской области, оставшихся для организа­ции борьбы в тылу врага еще с первых дней оккупации.

Еще до прихода немцев в обкоме партии состоялись закрытые совещания, на которых товарищи договорились о работе в подполье. Но обстановка в дальнейшем сло­жилась не так, как предполагали те, кому поручено было оставаться на работе в тылу врага. Бондаренко и Филь­ковский потеряли друг друга, и прошло пять месяцев, прежде чем им удалось связаться. Дарнев принес Фильковскому записку от Бондаренко.

«Дорогие друзья. Мы узнали по радио о ваших заме­чательных делах на дороге, и я и все трубчане поняли, что самое трудное — уже пройденный этап. Радуемся за вас так же, как радовались бы мы за самый большой наш собственный успех, как за самое большое наше собствен­ное счастье. Горячо поздравляем вас, наши друзья!

Пора нам объединиться. Эта задача теперь стала первоочередной. Партийным организациям нужен еди­ный руководящий центр, а отрядам — единое командо­вание.

Обсудите этот вопрос и дайте свои соображения.

Обнимаю вас всех и крепко целую.

Ваш А. Бондаренко».

На следующий день Фильковский собрал партийный актив. Дарнев рассказал о всех известных ему отрядах, действующих в Брянских лесах. Из его слов мы узнали, что под Суземкой действуют отряды секретарей райко­мов Паничева и Петушкова, командует отрядами моло­дой офицер Ткаченко. Там же по соседству имеются отряды Брасовского и Комаричевского райкомов под командованием подполковника Балясова. В Погарском районе существуют: отряд энергичного и боевого коман­дира Василия Кошелева и секретаря Погарского райкома партии Георгия Куприна, Севские отряды Хохлова, два отряда военнослужащих Иллариона Гудзенко и старшего лейтенанта Покровского.

Без карты, без точного знания местности трудно было представить размеры движения. Но количество отрядов и расстояние, на котором они находились от нас (восемь­десят— сто километров), свидетельствовали о его раз­махе. Близко от нас находились трубчевцы, совсем рядом — навлинцы, а севернее, где-то за Брянском (об этом нам также сообщил Дарнев), действовали отряды города Брянска под командованием Кравцова, Ромашина и Дуки.

Стало быть, отрядов было много, силы наши были немалые, задача состояла в том, чтобы связаться друг с другом и выработать план единых действий. Партийный актив Выгоничского района на своем закрытом совещании высказался за объединение.

Утром Фильковский, Мажукин и я написали Бонда­ренко и его друзьям ответное письмо; заканчивалось оно так:

«Мы за объединение отрядов и за централизованное руководство партийными организациями. Ты член обкома партии — тебе и карты в руки. Берись за это дело, рас­считывая на нашу полную поддержку».

Дата добавления: 2015-11-28