ГЛАВА 2: Атомная теория материи 3 страница

Впервые в жизни я пожалела, что у меня не было острых шпилек, а одни только кроссовки. У меня была одна пара Док Мартенс, однако...

Его брюки упали на пол, содержимое карманов звякнуло, соприкоснувшись с полом, и я подумала, что сейчас он, должно быть, снимал свою обувь.

— Во имя любви к Бунзену, пожалуйста, одень свои штаны, — мой голос звучал отчаянно, потому что я была в отчаяние.

Я только скользнула рукой по шкафу, убедившись, что она открыта, как Мартин схватил меня за бедра сзади. Я застыла, потому что он прижался голой грудью к моей спине, а пахом к моей заднице.

Он был твердым, а я мягкой, и я была уверена, что умру от... чего-то связанного с внезапным сексуальным возбуждением. Я издала мучительный стон, потому что чувствовала его жесткую длину, через боксеры, или шорты, или боксеры-шорты.

Не задумываясь, я по-прежнему с закрытыми глазами дотронулась до тонкого хлопка его боксеров, пока он кусал и целовал мою шею. И отдернула руку.

— Ты в одном белье.

— Как и ты.

— О Боже мой. Что это значит? Почему ты это делаешь?

— Я наношу ответный удар.

— Ответный удар? Я не атаковала тебя. Ты не можешь нанести ответный удар прежде, чем тебя атакуют.

— Хорошо.

Поцелуй. Укус. Язык. Лизание.

— Тогда это опережающий удар, — сказал он, пробираясь рукой под мою майку, на живот. А другая рука поверх майки массировала мою грудь.

Следуя какому-то инстинкту, внизу у меня все сжалось, и я выгнулась напротив его руки, которой он играл с моей грудью.

— Ты думаешь, что я заинтересован тобой только для этого. Но ты ошибаешься, — прошептал он мне на ухо, его горячее дыхание заставляло меня дрожать, его руки на моем животе медленно двигались ниже.

— Ты делаешь это сейчас, то, как ты прикасаешься ко мне, не вызывает доверия к твоим словам, — мое дыхание сбилось, а мозг мгновенно отключился.

— Ты не права. И я докажу тебе это.

— Я права. Права. Я так, так, так права, — я вздохнула, оторвав свои руки от шкафа и потянувшись, дотронулась до его тела. У меня внизу все болело. В животе все трепетало. А кожа горела как в огне. На меня словно обрушились похоть и безумие.

— Ты поедешь со мной. Ты не понимаешь, насколько сильно я хочу тебя, — большим пальцем Мартин рисовал круги вокруг моего соска. Он небрежно ущипнул его, из-за чего я издала испуганно-восхищенный вздох.

Он был действительно талантлив в этом. Очень, очень искусен. Его движения были опытными и умелыми. Между тем, мое неуклюжее природное чутье, реагировало на эти умелые ласки.

— Тебе нравится это? — спросил он, его голос, глубокий и восхитительный, звучал напротив моего уха. — Это чувствуется хорошо?

Я кивнула.

— Ты хочешь большего? Скажи да или нет.

— Да, — задыхаясь, сказала я. — Так сильно, да.

Пальцами другой руки, он проник в мои трусики, его длинный средний палец погладил мой центр. Если бы я не была потеряна от похоти и безумия, то я бы, безусловно, была смущена тем, что происходило.

Я была уверена, что у девушек, с которыми он был, были вагины, как у порно-звезд — обработанные воском, гладкие, отбеленные до бесцветного оттенка, путем оперативного вмешательства, выглядя не как травяной покров — но у меня внизу все было натуральным. У меня никогда не было причин, чтобы сделать что-то за пределами обычной гигиены.

Но я не была смущена. Я была немного испугана и растеряна, но в основном я оказалась в ловушке сексуального тумана из-за Мартина. Я напряглась напротив него, потому что его палец только что вошел в меня.

— Вау! — тяжело дыша, сказала я.

— Блять, — он выдохнул напротив моей шеи, немного прикусив ее. — Ты такая тугая. Такая чертовски тугая.

— Это потому что я девственница и я возбуждена, — бездумно сказала я на выдохе. — Вагинальный канал опухает при сильном возбуждении.

Его руки замерли — как напротив моей груди, так и в трусиках — хотя его пенис, казалось, еще больше напрягся напротив меня, как будто, подняв голову и говоря: «Расскажи мне больше об этом вагинальном канале, который опухает».

— Что? — спросил он резким требовательным тоном.

— Это правда, он опухает, — я беспокойно передвинулась, когда он остался неподвижным. — Он также растягивается.

— Ты девственница?

Теперь была моя очередь замереть, почувствовав неприятные ощущения, пульсирующие по моему телу. Я не хотела признаваться в этом. Я не хотела рассказывать о себе что-то, что можно запомнить и заставить меня плакать потом.

— Хмм..., — сказала я, пытаясь придумать какой-нибудь способ, чтобы это не выглядело как явная ложь.

Мартин убрал свои руки, и я почувствовала себя потерянной, затем через несколько секунд услышала звон содержимого в его карманах. Я снова закрыла глаза, ударившись лбом о шкаф.

— Ах, моллюски^[4], — прошептала я, мое тело было холодным и в тоже время горячим. Я была унижена, и мне одновременно было обидно и больно от нерастраченной сексуальной энергии.

— Ты девственница, — сказал он, теперь это был не вопрос, утверждение.

Я кивнула и сделав глубокий вздох, посмотрела через плечо. Он застегивал свои джинсы, выражение лица было грозным. Я взглянула на его пальцы, которыми он сжимал талию своих штанов.

— Так что? — сказала я. Если я сделаю вид, что ничего грандиозного не произошло, он поверит. — Ну и что, что я девственница.

Закончив возиться с кнопками, он резко застегнул молнию.

— То, что ты девственница и я не должен… — прорычал он, прервав сам себя, и резко схватил свою футболку за воротник. — Я не такой подонок, — сказал он в футболку.

Я посмотрела на него, не веря в то, что он только что сказал, вернее подразумевал.

— И что с того, что я девственница? Все девушки заслуживают уважения, независимо от того девственницы они или нет. То что я девственница не делает меня более или менее стоящей, чем не девственницу. Твоя логика соблазнения ущербна.

— Проблема не в девственности. Я трахал много девственниц.

Я поморщилась, услышав это, и посмотрела, как он резкими движениями надевал футболку. Прежде, чем я смогла оправиться от его неприятных признаний, он продолжил.

— Но ты девственница и ты Кэйтлин Паркер, и я хочу, чтобы наш первый раз был не какой-то процесс напротив закрытого шкафа в общежитии.

— Итак, если бы я не была девственницей, тогда мы... что? Мы просто, просто... - я не могла произнести слово «трахаться». Я просто не смогла. Вместо этого я поспешила закончить, — ты бы насадил меня на свой член, пока я была повернута головой к шкафу?

— Господи, Кэйтлин. Нет! — Его протест показал, что он был в ужасе и донельзя серьезен. — Я просто хотел подразнить тебя, пока бы ты не согласилась поехать со мной. Я не собирался заходить далеко. Ты разве никогда не дурачилась раньше?

Я подумала, он уже знал ответ, прежде чем закончил вопрос, потому что его глаза расширились, от осознания, когда последние слова слетели с его губ.

Нет. Нет, я никогда не дурачилась.

Я не хотела признаваться в этом. Но я ничего не могла поделать и отвернувшись, уставилась в изножье своей кровати. И запоздало поняла, что по тому, как я уклонилась от ответа, он все понял. Я сжала руки в кулаки и скрестила их на груди. Тяжесть и тепло его взгляда, то что он подумает обо мне, заставляло меня чувствовать себя неуютно.

— Черт побери, Кэйтлин! Это что был твой первый поцелуй? — сказал он сердито, заставив меня подпрыгнуть.

— Нет. Конечно, нет, — мои щеки и шея горели. Я попыталась поднять глаза, но не смогла поднять их выше его подбородка. — Я целовалась кое с кем до этого.

— Кое с кем? С одним человеком?

По какой-то необъяснимой причине, я почувствовала, что сейчас заплачу. Слезы жгли глаза, а в горле стоял комок.

Я знала это.

Я ЗНАЛА ЭТО.

Я знала, что он заставит меня плакать. Поэтому и не отвечала ему. Я, просто не мигая, уставилась на кровать, сжав губы вместе и сосредоточилась на дыхании.

Он тяжело опустился на край кровати, облокотившись на колени, проводя руками по волосам и я услышала, как он ошеломленно выдохнул:

— Блять.

— Это слово лишает воображения, — пробормотала я.

— Ты определенно не лишена воображения, — сказал он.

Он, вероятно, думал: «Что не так с ней, раз она целовалась всего лишь с одним человеком? Почему она никогда не заходила дальше первой базы до сегодняшнего дня?»

— Я читала книги, — сказала я почти неслышно, прочистив горло, пытаясь не заплакать, — и смотрела несколько порнографических фильмов. Делала подробные записи. Также я читала статьи в журналах о физиологии во время секса. Я знаю больше о технической части, чем ты думаешь. Я не идиотка.

— Нет. Ты не идиотка, — сказал он. И опять он выглядел сердитым. Затем наклонился и обул туфли, я увидела, как была напряжена его челюсть, и он чуть ли не скрипел зубами.

Я нерешительно замялась. Инстинктивное желание спрятаться было очень сильным. Я посчитала шаги к шкафу с раздвижными дверцами на замке. Может быть, он не заметит. Он просто поднимет взгляд и ничего не увидит, как будто я исчезла.

Только я собралась привести свой план в действие, как он встал на ноги. Это было настолько неожиданно, что я сделала странный шаг назад, потом вперед, словно на джазовой площадке. Он подошел ко мне, его взгляд был горячим и пристальным. Я отступала назад, пока не уперлась спиной в шкаф, подняв подбородок, чтобы сохранить зрительный контакт.

— Это должно было произойти, — сказал он. Его руки дернулись, будто он хотел дотронуться до меня, но в последнюю минуту отодвинулся и спрятал их в карманы. — Собирайся, ты поедешь со мной.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он прервал меня.

— Ты обещала, Паркер. Ты сказала, да, и ты пообещала.

Не нарушать обещания, было одним из моих правил. Если я обещала, то выполняла это. Поэтому, я нахмурилась и не признавалась.

Он мгновение изучал меня задумчивым, анализирующим взглядом. Его слова звучали с оттенком смущения, когда он произнес:

— Мы будем двигаться медленно. Начнем сначала и сделаем все правильно.

Я искоса посмотрела на него, мой рот снова исполнял танец, открываясь и закрываясь.

— Что? О чем ты говоришь? Что мы начнем медленно?

— Ты и я, — сказал он, как ни в чем не бывало, с оттенком агрессивности.

Этим утверждением он не ответил на мой вопрос.

— Что?

— Ты и я. Ты хочешь узнать меня получше.

— Я определенно не хочу узнавать тебя лучше.

— А я, разумеется, хочу узнать тебя получше, — он выразительно осмотрел меня с ног до головы.

Я уставилась на него потому что — горячий красавчик из Хотсвилля — настойчиво и сердито сказал: «Я, разумеется, хочу узнать тебя получше,» — заставляя мои внутренности неистово вспыхнуть желанием того, чтобы он получше узнал меня.

Моей первой мыслью было: «Хорошо, давай сделаем это. Давай сделаем все, что ты хочешь, только продолжай говорить таким же голосом, хороооошо?»

— Мы сходим на свидание, — продолжил он.

Поскольку я была сбита с толку его заявлением, я не поняла, что он имел в виду, поэтому сказала:

— Мне не нравятся свидания. Они слишком приторные и оставляют привкус на зубах.

Его хмурый и жесткий фасад дал трещину, и легкая улыбка коснулась губ. Он наклонился ближе, положив руки на шкаф позади меня, его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего.

В его действительно великолепных глазах плескалось веселье и что-то еще, пока он рассматривал мое лицо. Его действительно великолепные губы скривились в завораживающей ухмылке. Его поистине великолепное тело было в нескольких дюймах от меня, но он нигде не касался меня.

— Хорошо, — его голос был спокойным и лениво-интимным,— у нас не будет свидания на нашем свидании. Просто съедим такос^[5].

— Мне нравятся такос, — я сказала это, потому что мне правда нравились такос, но я была словно под гипнозом от его близости.

— Отлично. Такос. Пообещай мне,— он протянул ко мне свою руку.

— Я обещаю, — я взяла ее, пожала и, отпустив, нахмурилась. — Подожди, что?

Он опустил взгляд на мои губы, при этом облизнув свои, после чего закусил губу и втянул ее в рот. Я подумала, что немного потеряла сознание, что было невозможно. Но то, как он сексуально облизывал и кусал губы, стало причиной моего головокружения.

Я думала, он поцелует меня, потому что он так смотрел на мои губы, будто заставлял меня поверить, что был голоден... до моих губ. Он, казалось, изо всех сил боролся с собой и я затаила дыхание.

После пяти секунд колебаний наш потенциальный поцелуй был разрушен бесцеремонным криком Сэм.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

ГЛАВА 6: Химическая кинетика

— Глупо, абсурдно, бессмысленно, безумно, нелепо, смешно, бестолково, глупо... — пробормотала я.

— Что ты делаешь?

Я посмотрела направо, туда, где Сэм листала учебник по политической науке, делая вид, что занимается.

— Ты знаешь, что я делаю, — прошептала я.

— Это игра в синонимы, не так ли? — прошептала она в ответ, поворачиваясь на своем месте и наклоняя голову ближе ко мне. — Какое слово?

— Глупая.

— Оу. И как далеко ты зашла?

— Хм, семь, может восемь.

— Хорошо... тебе нужно больше, чем это, - Сэм повернулась и посмотрела через свое плечо.

Я сидела у окна. Она сидела у прохода. Следовательно, парни сидели позади нее. Я собрала всю свою волю и не смотрела на Мартина последние сорок пять минут. Если бы это была видео игра, я бы была на тысячном уровне, на пути к финалу, и мои ладони потели бы в предвкушении.

Хотя мои ладони уже и так были мокрыми.

Не смотреть на Мартина каждые тридцать секунд было пыткой. Он выглядел так... приятновыглядящим. И нет такого слова «приятновыглядящий». Но оно должно существовать, потому что он действительно такой. Приятный для глаз, была наиболее приближенная фраза, которую я смогла подобрать, как синоним к слову приятновыглядящий. Может быть еще завораживающий?

Завораживающий, гипнотический, неотразимый, очаровательный, обольстительный... Хммм...

— Ты знаешь, что слов дедуктивный и очаровательный^[6] в написании отличает лишь одна буква? — спросила я.

Сэм повернулась ко мне, небрежно сузив глаза.

— И способствующий — это кондуктивный, но без буквы «т».^[7]

— Гм, — я кивнула. Это было интересно. Я удивилась как много почти одинаковых слов можно найти.

Сэм продолжила шепотом:

— Ты готова еще поговорить об этом?

— Поговорить о чем? — я перевела взгляд с нее на пустующее место передо мной. И поскольку мы были в частном самолете отца Мартина, была масса свободных мест. По два места было с каждой стороны от прохода, всего в самолете было шесть рядов, включая гостиную зону с баром, диванами и большим плазменным телевизором. В передней части четыре кресла стояли лицом друг к другу.

Когда мы поднялись на самолет, Сэм настояла, что ей и мне необходимы все четыре места, поэтому Мартину и его мальчику-сопровождающему пришлось занять места по другую сторону от нас. С тех пор, как Сэм застала Мартина в нашей комнате в общежитии, нависшего надо мной с намерением поцеловать, она много на чем настаивала.

— Не делай вид, что ты немая, Кэйтлин Паркер. Почему мы в этом самолете? – спросила она, нахмурившись.

Я сложила руки на коленях и уперлась в них головой.

Я почувствовала, как Сэм не сильно тянет меня за волосы, просто пытаясь заставить меня сесть.

Мгновение спустя она наклонилась, прошептала мне в ухо:

— Когда я вошла к тебе, сегодня утром, ты собиралась сделать кое-что неосмотрительное. Это номер один в твоем списке синонимов к слову глупая?

— Нет. Но я добавлю это в список, — мой ответ был приглушенным, потому что я все еще закрывала лицо.

— Паркер, почему мы в этом самолете?

Я смотрела на ткань джинсов, покрывающих мои ноги, затуманенные моими руками, волосами и головой. Сделав глубокий, неторопливый вздох, я медленно села и выпрямилась, пока спина расслаблялась на мягкой подушке кресла, я встретилась с сердитым взглядом Сэм.

Я уставилась на нее. Она выжидающе посмотрела в ответ.

— Я пообещала ему, — сказала я.

Ее брови взлетели вверх, потом снова опустились.

— Ты пообещала ему? Это то, почему мы здесь? Ты пообещала?

Я кивнула.

— Да. Я пообещала ему прошлой ночью, и пообещала сегодня утром, а потом пришла ты и психанула, и потом он испугался, а я подумала о том, чтобы спрятаться в шкафу, но у меня нет убийственных шпилек, поэтому я согласилась. Понятно? Я просто согласилась, чтобы вы успокоились и перестали обзывать друг друга.

Глаза Сэм были полузакрыты, а мрачное выражение лица, говорило о том, что ее не впечатлил мой ответ.

Но это была правда... или типа того.

Когда Сэм вошла, у нее случился припадок и она начала кричать на Мартина. На самом деле, она слишком остро реагирует, потому что любит меня. И она вела себя довольно угрожающе с

Мартином, называя его неприятными словами, которые я не могла повторить, но могла сказать, что они были синонимами слова подлец.

Тогда Мартин, у которого не было проблем с тем, чтобы накричать на женщину, мужчину или на кого-либо еще, кричал на нее в ответ. В действительности же, он просто защищался от ее гиперопеки и нецензурной брани. К его чести, он не обозвал ее неприятными словами. В основном просто сказал ей отойти и не лезть не в свое дело.

Я вмешалась и попыталась успокоить их обоих. При этом я уверила Мартина, что поеду с ним — потому что я пообещала ему не единожды — но при условии, что Сэм поедет со мной. В конечном итоге, преодолев шок после моей просьбы, он согласился. А после того, как он подтвердил, что там, куда мы направляемся, есть теннисный корт, согласилась и Сэм.

Потом он сделал кое-что странное.

Он поднял меня на руки, словно я принадлежала ему, поцеловал быстро в губы и сказал, что подождет в холле. Затем вышел из комнаты, а я направилась в ванную, и он терпеливо ждал... в холле... меня... целый час.

Я чувствовала себя как Скарлетт О' Хара после того, как она поцеловала Ретта Батлера, смущенно и взволнованно, на грани обморока, и хотела, чтобы это случилось снова.

Сэм и я кратко объяснились после этого, и, о чудо, она согласилась поехать со мной. Честно говоря, я не думаю, что у нее был выбор, так как я упорно настаивала, что должна поехать, а у нее не хватило времени, чтобы спорить со мной из-за этого.

Однако после всех споров и обещаний, всех неприятных слов, большая часть меня была странно взволнованна предстоящей поездкой. Мне было девятнадцать и самая безумная вещь, которую я делала, это пила персиковый шнапс и по пьяни позвонила бывшему парню прошлым летом. Я всегда была очень осторожной. Никогда не делала ничего интересного и спонтанного. А это было в странной степени захватывающе, страшно и сбивало с толку.

Итак... мы были здесь. В самолете, с Мартином, его другом Эриком с вечеринки братства и с семерыми другими парнями, которые выглядели так, будто только что вышли с фотосессии Аберкромби и Финч. За исключением того, что они были в одежде, к сожалению. Сэм и я были единственными девушками, если не считать двух стюардесс.

Мы были кратко представлены парням на входе в самолет. Мартин представил их сначала по фамилиям, а потом по именам.

Странно, но они, казалось, не удивились нашему присутствию. Я почти уверена, что они оценивали меня, но так, чтобы я не заметила, что на меня пялятся. Больше как «Вы случайно не Йоко Оно»^[8]? То есть они проверяли меня.

Пожимая каждому руку, я удивилась, увидев среди семи парней Бэна, проклятого монстра, из-за которого я провела время в шкафу. Я не поняла, почему Мартин разрешил ему ехать, особенно учитывая тот факт, что он хотел накачать Мартина наркотиками предыдущей ночью.

Может они по-мужски поговорили и все решили.

Парни бывали странными.

Я сделала мысленную пометку рассказать Мартину весь разговор между Бэном и неизвестной девушкой, потому что Бэн признался, что накачивает наркотиками девушек. И была только одна причина, для чего он делал это. Бэн был насильником, я была очень обеспокоена этим и не хотела иметь с ним ничего общего.

Сэм и я заняли места в передней части самолета после знакомства с парнями.

Я чувствовала давление от взгляда Сэм. Она сжала губы и смотрела в мою сторону, выглядя недовольной и угрюмой.

— Не могу поверить, что мы делаем это. Не могу поверить, что позволила уговорить себя на это. Как это могло случиться? Как мы оказались здесь? И сейчас мы летим на частный пляж где-то в Карибском море? Это безумие.

— Да, похоже на безумие, — я пожала плечами, чувствуя шок от того, что нахожусь в этом самолете, после всех обстоятельств, приведших к этому. Менее двадцати четырех часов назад я поцеловала Мартина Сандеки — вернее, он поцеловал меня. И это произошло снова... и снова. Он положил свои руки на мое тело, словно имел право на это, и я позволила ему.

Моя кожа все еще помнила его прикосновения. Просто подумав о том, как его руки касались меня, в груди завязывался тугой и тяжелый узел, а по шее, спине и рукам пробегали мурашки. У меня все горело внутри, и я чувствовала себя немного пьяной от волнения и страха.

— Но, — начала я, замолчала, покачав головой, и продолжила, — но... все в порядке. Мы в порядке. Мы вместе. Если приедем и не захотим остаться, то сможем просто уехать.

— И куда мы поедем? Что будем делать? Поплывем к Ямайке?

Я покачала головой, борясь с нарастающей похотью, вызванной Мартином.

— Нет. Я отправила сообщение Джорджу, личному ассистенту моей мамы. Джордж знает всю информацию о полете, и то, куда мы летим. По худшему сценарию, я звоню ему, и он договаривается, как нам уехать. Все будет в порядке.

Сэм смотрела на меня в течении наскольких минут и молчала, после чего, наконец, выдала:

— Ты что, рассказала своей маме?

— Конечно. Ну, технически я рассказала ее личному ассистенту, Джорджу. Как дочь сенатора, я должна проинформировать ее, когда покидаю страну.

— А ты не думаешь, что она будет волноваться?

— Нет. Зачем ей это? Мы тесно связаны. Она знает, где я и с кем, как долго я там пробуду и почему.

Хотя, я все еще немного сомневалась на счет почему...

— Дамы, не хотите что-нибудь выпить?

Мы с Сэм подняли взгляд и увидели великолепного Эрика, стоящего в проходе, словно подвешенного над пропастью в нашем уединенном острове из четырех кресел. Сэм смотрела на него так, будто была смущена его присутствием.

— Что? — спросила она.

— Напитки. Хотите что-нибудь из... напитков?

— Нет. Никаких напитков,— она скрестила руки на груди, наклонив голову в сторону, ее глаза сузились так, словно она проверяла его. — Ты ниже, чем я помню.

Он, прищурившись в ответ, ухмыльнулся.

— Может, ты страдаешь от болезни высоты. Вероятно, нужно встать, походить и размять ноги.

Больше косых взглядов не последовало, теперь они оба ухмылялись.

Наконец, Сэм кивнула и сказала.

— Я бы не отказалась размять свои ноги.

Я смотрела во все глаза, как она быстро отстегнула ремень и встала, неотрывно глядя на великолепного Эрика. Его ухмылка превратилась в широкую улыбку, когда она вышла в проход, а лицо заметно оживилось, когда она подошла ближе к нему.

— Позволь мне устроить тебе небольшую экскурсию по самолету, — предложил он любезно, словно бойскаут. — Можешь опереться на меня, если попадем в турбулентность.

— Обязательно, — протянула она, звуча сердито и одновременно довольно. — Веди, коротышка.

Эрик потер шею и, выдохнув, засмеялся, после чего они вдвоем отправились в переднюю часть самолета. Вытянув шею, я восторженно смотрела им вслед.

Когда Сэм рассмеялась над чем-то, что сказал Эрик, я не смогла подсматривать дольше, не привлекая к себе внимания. Так что я расслабилась — насколько могла — и откинулась в кресле, уставившись на руки.

— Паркер.

Я подпрыгнула на месте от звука моего имени из уст Мартина и повернулась к нему лицом. А также, по причинам известным только моему подсознанию, я сжала руки в кулаки и подняла их, выставляя между нами, будто готовясь к кулачному бою.

Он изучил мою оборонительную позицию, ухмыльнулся и занял место Сэм, не спрашивая разрешения. Между тем, я посмотрела на него, мысленно возведя стены, и приготовилась, хотя мои руки уже опустились на колени. Я должна была сделать это, потому что... подошел супер горячий парень — сигнал тревоги на уровне десять тысяч.

— Сандеки, — сказала я. Знала, что это выглядело так, будто я приветствую врага, но мне нужно было быть на стороже.

Его взгляд скользнул по моему лицу и опустился на руки, которые я все еще сжимала в кулаки. Очевидно, это забавляло его.

— Ты собиралась ударить меня?

— Не знаю, — ответила я честно. — Зависит от того, собираешься ли ты снова снимать свои штаны.

— Ты ударишь меня за то, что я сниму штаны?

— Да... я могу ударить тебя кулаком.

Он рассмеялся, очень громко и неожиданно, непринужденно, чем очень удивил меня. Но его смех был словно радиоактивное обольщение и период полураспада у него был бесконечен. Я не хотела, чтобы он переставал смеяться. От этого в углах его глаз собирались морщинки, а рот искажался в грешной улыбке, демонстрируя идеальные зубы.

Теперь он выглядел по-другому, не так как обычно, не вечно скучающим. И это у него хорошо получалось, очень хорошо. Были и другие выражения, которые я смогла заметить, такие как недоверие, озорное веселье, гнев, нескрываемый интерес и так далее.

Но смеющимся... он выглядел счастливым. Счастливый Мартин открывался с другой стороны, красивый и физически совершенный, с сочетанием отличного и заразительного настроения. Я разжала кулаки. Понадобилось меньше минуты нашего с ним общения, и вся моя тщательно построенная оборона была практически разорвана в клочья.

Я могла бы даже помахать белыми трусиками в знак капитуляции.

— Ох, отлично. Моллюски, — сказала я, не понятно для чего.

Его смех постепенно стих, и теперь его глаза сверкали, глядя на меня.

— Больше никаких кулаков.

— Не-а. В этом нет смысла, — уверена, звучало так, будто я была расстроена.

— Так ты думаешь, что я мог бы выиграть, подравшись с тобой на кулаках?

— Я думаю, ты можешь обыграть меня во всем, — я пожала плечами. — если ты захочешь, я могу винить в этом только себя.

Мартин прищурился, обратив на меня все свое внимание.

— Ты не выглядишь счастливой из-за этого.

— Я и не счастлива.

— Почему?

Я смотрела на него, пытаясь сказать правду.

— В этом и проблема, Мартин. Ты мне нравишься.

Его взгляд смягчился, и рот скривился в ленивой, довольной усмешке.

— Не вижу в этом проблемы.

— Но это так, — не отступала я. — Потому что эти чувства возникают в основном в моих трусиках.

Мартин поперхнулся смехом и отвернул голову от меня.

Я поспешила продолжить.

— Вот видишь, в чем проблема? Я знаю тебя, как моего партнера по лабораторной, который не хочет помогать мне заносить полученные результаты в таблицы. И так же я знаю тебя — прости за это выражение — как бабника, который отвратительно ведет себя с девушками, с которыми спит, из-за которых дерется, и как кого-то озлобленного и изнуренного, несмотря на то, что весь мир в его руках.

Мартин сжал челюсть. Его веки опустились, так, что остались лишь щелочки. Своими длинными пальцами он сжал ноги.

Я проигнорировала его очевидное раздражение, желая заставить его увидеть причину.

— У нас нет ничего общего. Ты состоишь в братстве, ходишь на вечеринки, владеешь яхтой и вообще ты король университета, — я прижала руки к груди. — А я неисправимый ботаник, которая думает, что весело проводит субботу, если играет всю ночь на гитаре и пишет музыку. Мне нравится спорить об эпизодах Доктора Кто, и будет ли Сэмуайз Гэмджи^[9] или Фродо Бэггинс^[10], в конечном счете, ответственен за уничтожение кольца. Я играю в видео игры. Я стараюсь ограничивать себя тремя печеньями, но потом обманываю себя и съедаю все семь. В то время как ты выглядишь так, будто никогда в жизни не ел печенья. Я девственница, и ты только второй парень, с которым я целовалась... Мы не подходим друг другу, — я сказала последнюю часть как можно мягче, надеясь, что он образумится.

На лице Мартина не было не единой эмоции, но его взгляд переместился с кончика моего подбородка до верхней части лба и вернулся обратно к моим глазам.

Он улыбался... вроде как. Но больше было похоже на гримасу, чем на улыбку. Я наблюдала за тем, как его грудь поднялась после глубокого вздоха, и он сказал:

— Ты совершенно не знаешь меня, как ты можешь судить, подходим мы друг другу или нет? Это не правильно, Кэйтлин.

— Я...

— То, как ты описала меня, говорит о том, что я первоклассный придурок.

Теперь была моя очередь вздрогнуть и отодвинуться. Мои щеки горели, как от удара. Я уставилась в его жестокие голубые глаза. Но он больше ничего не говорил, просто смотрел на меня, я наклонила голову и начала рассматривать подлокотник между нами.

— Я... я... я... ты прав, — вздохнула я, признавшись. — Я не знаю тебя на самом деле. И ты прав, я сделала выводы на основе своих наблюдений и предположений, которые были основаны лишь на моем жизненном опыте.

Дата добавления: 2015-10-30