Камень преткновения

Кошмар успеха захватывает вас. Это тот кошмар, которого вы не сможете избежать, если вы пройдёте через то, через что про­шел я.

Стинг

Гигантский неуклюжий самолет выныр­нул из неба в крутом пике, дернулся на уровне верхушек деревьев, а затем про­несся над землёй, под линиями электро­передач и мостами. Он резко поднялся над пере­полненными улицами, пронёсся прямо над голова­ми, а крылья его лишь на дюйм не касались зданий по обеим сторонам дороги. Впереди, в первом клас­се, суперзвезда рока Стинг обхватил руками голо­ву в предчувствии неизбежной катастрофы.

Затем, как обычно, он проснулся в холодном поту.

Это был еще один вариант тревожного сна, ко­торый постоянно повторялся в середине и конце 80-х годов. Значение этого сна было совершенно ясным для Стинга. Самолет был символом его до­вольно неординарной жизни плюс подсознатель­ных страх, что он теряет над собой контроль. Он

очень хотел, чтобы вернулись старые, привычные сны о наркотиках, сексе и рок-н-ролле.

Стинг был очень беспокойным в этот период. Он не написал ни одной песни почти за три года (с 1987 по 1990 год). Он знал, что смерть его ро­дителей глубоко повлияла на него, но он все еще не мог смириться с ней. Казалось, он страдал от творческого застоя.

В первые восемнадцать месяцев после смерти Одри и Эрни у него была отговорка, что он гаст­ролировал вместе с группой. Но после этого он действительно начал впадать в беспокойство. Это был он, тот человек, который сделал свои деньги, сочиняя музыку, и вот ни одной новой идеи не при­шло ему в голову за три года.

Он обнаружил, что ему все труднее становит­ся засыпать, и он просыпается посередине ночи из-за того, что его ум даже во сне охвачен смятени­ем. Почему он не пишет? Может быть, это пото­му, что ему уже нечего сказать? Или, может быть, ему есть что сказать, но он боится говорить это?

В конце концов Стинг начал искать медицинс­кого совета и с помощью психоанализа начал пере­оценивать свою жизнь. Он прошел через анализ сна по Юнгу еще задолго до смерти родителей, и это по­гружение заставило его найти ключ к своему соб­ственному внутреннему смятению, которое лежало в его воспитании, и тому факту, что он не мог смирить­ся с тем, что произошло с его родителями. «Когда ваш отец умирает слишком рано, как умер мой, до того, как я успел узнать его, то это оставляет огром­ную пустоту», - признавался он позже.

Пустота была заполнена только тогда, когда Стинг смог написать и выпустить в свет альбом «The Soul Cages» («Клетки для души»). Эта за­пись словно дала выход его горю. «Я полагаю -это способ траура. Я не думаю, что в нашем обще­стве он есть, и это стыдно, - вспоминает Стинг. -Мы склонны смотреть на смерть, как на что-то, что мы должны преодолеть как можно быстрее».

После смерти родителей Стинг обнаружил, что самым легким способом справиться с потерей их обоих в один и тот же год, было просто отрицание того, что произошло. Прежде всего он предпринял «великое турне» и работал до изнеможения. Про­шло много времени, прежде чем он проснулся од­нажды утром и понял, что ему придется с этим жить.

На протяжении этого трудного периода своей жизни Стинг обнаружил, что думает об огромных кораблях, которые сооружались в конце той ули­цы в Уоллсенде, где он рос ребенком. «Взросление в тени корабля как будто давало тебе чувство, что тебе судьбой предназначено быть путешественни­ком», - размышлял Стинг.

Он, безусловно, не был одним из тех людей, кото­рым приходится рассматривать свои астрологические карты и прогнозы каждое утро, прежде чем они ре­шат, во что одеться. Он стал очень циничным и желч­ным по отношению к таким вещам, с тех пор как обрел славу. Однако он действительно верил, что было что-то примечательное в его снах, и убежден, что исследование его фантазий многое объяснило в его реальной жизни.

Стинг привык к свободе путешествий. В опреде­ленной степени он был кочевником. Он обнаружил, что невозможно оставаться на одном месте боль­ше шести недель, и он фактически ждал этих из­матывающих мировых гастролей, потому что не­прерывное движение поддерживало его в форме. Выбор Стингом трех городов, в которых он имел недвижимость, удивителен.

Лос-Анджелес. «Я нахожу его интересным, по­тому что думаю, что во многих отношениях это го­род будущего. Безусловно, это город чрезмерного отчуждения людей друг от друга. В Лос-Анджеле­се вы всегда в машине. Вы никогда не находитесь на улице. Это странно».

Нью-Йорк. «Интересное место в артистическом плане, потому что вы сведены вместе с разного рода художниками. Он похож на большой университет, где каждый старается превзойти другого».

Лондон. «В Лондоне все разделено, как в гет­то. Художник никогда не встретит поэта, а поэт ни­когда не встретит композитора. И происходя из рабочего класса, я до сих пор не имею никакой социальной принадлежности, как ни странно. Ко­нечно, в этом и моя вина. Я скован во всем, пото­му что знаю, откуда я родом. Каждый раз, когда я иду куда-то, например, на обед в Королевскую академию, я продолжаю волноваться, потому что ожидаю, что каждую минуту кто-нибудь может схватить меня за шиворот и выкинуть вон».

Следующая актерская роль Стинга — Мэкхит в «Трехгрошовой опере» - была на Бродвее. Прежде чем выйти в Нью-Йорке, постановку показали из-

бранной аудитории в Вашингтоне. На премьере при­сутствовал президент Соединенных Штатов, Джордж Буш и по крайней мере сорок представителей секрет­ной службы, экипированных наушниками.

«Это была странная премьера, — объяснял Стинг. — Спецслужба хотела проверить мою трость с вклад­ной шпагой, предположительно на случай, если я собираюсь совершить покушение на президента».

К сожалению, скандально знаменитый театраль­ный журналист Бродвея Фрэнк Рич раскритико­вал певца за его исполнение, когда пьеса шла в Нью-Йорке. Он сказал о Стинге: «Он, кажется, уверен, что большая трость и самонадеянность, не­довольная гримаса каким-то образом будут сооб­щать об убийце, насильнике, воре и поджигателе».

Рич описал Стинга как актера «вполне прием­лемого для фильмов вроде "Сполна" и "Бурно­го понедельника", но неуклюжего на сцене». За­тем он продолжал: «Как могли эти пламенные пес­ни, рождённые в горне Апокалипсиса, звучать так безразлично, как они звучали со сцены?»

Стинг был задет критикой, но, настроенный фи­лософски, воспринял ее, спокойно, в обычной мане­ре тех лет. Он сказал театральному критику лон­донской «Дейли Мейл» Джеку Тинкеру: «Я при­шел сюда, чтобы учиться этому ремеслу, ремеслу игры, не похожему на мои выступления в больших рок-концертах. Но мне приходится это делать на глазах каждого. Ранее я никогда не посещал теат­ральных репетиций, не учился в школе драматичес­кого искусства. Так что у меня не было выбора. Я был знаменитым раньше, чем решил заняться этим».

Затем он объяснил, какие соображения стоят за его решимостью продолжать идти по пути к серь­езной актерской карьере. «Я строю мою жизнь та­ким образом: если у меня есть два пути выбора, один - здравый и правильный, вроде бы лучший для избрания, я неизменно выберу другой. Назо­вите меня, если хотите, ловцом удачи. Однажды я непременно стану тем, кто пожинает плоды».

На него сильно оказывала влияние Труди, ког­да надо было выбирать новые роли. «Она была очень полезна в этом деле. Она говорила: «Пока тебе нет сорока лет, ты должен сыграть "Мэкки-Ножа". Я обычно её слушаю. У нее есть интуи­ция, она понимает то, что мне надо. Вы живете только один раз, и если вам дается возможность, подобная этой, вы берете ее и смотрите, сможете ли ею воспользоваться».

Театральная карьера Стинга не очень-то уда­лась, классический мюзикл Брехта — Вайля о лон­донских низших слоях сошёл со сцены из-за паде­ния интереса публики почти сразу, через два ме­сяца с момента премьеры на Бродвее. Но Стинг представил последний спектакль этого показа в виде своей персональной шутки. Он отрастил зло­вещие усы для роли Мэкхита. Когда пришло вре­мя сцены в тюрьме, он появился на сцене с лицом, покрытым мыльной пеной. Затем пока он пел и ис­полнял какие-то акробатические номера на различ­ных трубах, служащих решетками в камере, он по­брился под рев зрителей и актеров.

Потом заказал автобус прямо к дверям сцены, собрал всю труппу и обслуживающий персонал и

отвез их в свои апартаменты в Центральном Пар­ке, где был устроен шикарный новогодний вечер, и все развеселились и позабыли о несчастной судь­бе театральной постановки.

Вскоре после этого было объявлено, что Труди ожидает рождения третьего ребенка этим летом.

Несмотря на всю показную браваду, проявлен­ную Стингом после провала «Трехгрошовой опе­ры», певец был очень подавлен своей явной неуда­чей на Бродвее, в особенности потому что, он один был огульно обвинен в провале спектакля. Кри­тики говорили, что ему следует петь и отказаться от далеко идущих честолюбивых планов стать большим актером.

Но упрямый Стинг снова попытался освоить другую сферу, хотя фактически девяносто пять про­центов его ежегодного дохода (равного десяти мил­лионам долларов!) давала музыкальная карьера. Когда доктора предупредили Стинга, что напряжен­ный график серьезно угрожает его голосовым связ­кам, вперед выступил Майлз Копленд, настояв на том, чтобы он взял перерыв во всех остальных видах деятельности. Копленд был достаточно со­образительным, чтобы знать полную цену своего лучшего вложения. Он также сказал Стингу в не­двусмысленных выражениях, что ни в коем случае не позволит ему пожертвовать музыкальной карь­ерой ради актерства или еще чего-либо.

Это был еще один пример продолжающегося вли­яния Майлза Копленда на Стинга. После совместных более чем десяти лет работы они стали еще ближе ДРУГ другу, несмотря на огромные разногласия

между ними в политических и социальных вопро­сах. Стинг продолжал признавать то, насколько для него ценно руководство Майлза. Копленд выверял каждый шаг с военной точностью и счи­тал, что Стинг, по крайней мере, протянет еще лет двадцать до выхода в отставку.

В течение более чем месяца, пока продолжались проблемы с голосом, Стингу в буквальном смысле слова было запрещено говорить, кроме тех случа­ев, когда это было крайне необходимо. С большин­ством людей он общался посредством записок и по­стоянно вдыхал смягчающий пар из респиратора.

Стинг посвятил альбом «Клетки для души» сво­ему отцу, а также двум коллегам по «Трехгрошовой опере» - режиссеру Джону Декстеру и акте­ру Этилу Айчелбергеру (они оба умерли в 1990 году). Над альбомом витали образы из детства пев­ца, проведенного в Ньюкасле. «Мои отношения с отцом были сложными, и они так и не были реше­ны. Я чувствую, как будто что-то уравновесилось теперь, с выходом этой записи. Это единственное, что я могу сделать».

Образ Стинга как дикого человека из рок-про­странства продолжал буквально день ото дня рас­сеиваться. Не только поклонники, которые посеща­ли его концерты, выглядели все более и более до­вольными собой и жизнью яппи¹, но и он также, казалось, вносил свой вклад, заставляя себя казать­ся таким... приятным.

¹ Яппи - молодые люди с хорошим университетским образованием, имеющие хорошо оплачиваемую работу и проживающие в крупном городе или в непосредственной близости от него. (Прим. перев.)

Когда он посетил пресс-конференцию, проводи­мую перед началом одной записи, он появился на ней со своим пятилетним коккер-спаниелем, одетый как в рекламе «Country Life».

Чтобы подпитать респектабельную сторону рока еще больше, Стинг и его группа намеревались со­здать репутацию, которая была почти вызывающей в своём аскетизме. «Вам нужны витамины и фи­зические упражнения каждый день», - настаивал Стинг. Это было как музыка для ушей публики в возрасте тридцати с небольшим лет, которая сто­яла в очередях, чтобы попасть на его концерты.

На гастролях Стинг, свободный от наркотиков и девушек, утверждал, что его группа просматри­вает видеокассеты с «Fatal Attraction» («Роковое влечение») в автобусе по пути на все концерты «в качестве урока, чтобы не связываться со странны­ми женщинами». Объясняет один из действующих членов обслуживающей команды: «Я думаю, что это тоже была частично идея Майлза Копленда. Он ясно дал понять, что не одобряет, когда мы под­бираем девиц во время выступлений».

Стинг иногда даже мягко напоминал своим кол­легам-музыкантам об их «обязанностях семейных людей».

Этот же член группы добавляет: «Другими сло­вами, они были предупреждены, что их уволят, если застукают с залетной женщиной после выступле­ния. Когда "Роковое влечение" было впервые по­казано в нашем гастрольном автобусе, мы все сме­ялись, но Стинг сидел все время с серьезным ли­цом. Мы поняли, что он действительно ждёт от нас,

что мы будем держаться подальше от всяких жен­щин».

Эта моральная направленность сохраняется и по сей день, и еще весной 1995 года «Роковое влече­ние» все еще показывалось в гастрольных автобу­сах Стинга.

Вне сцены единственным «настоящим» пороком Стинга оказался его любимый клетчатый замшевый розовый жакет от Готье, который стоил ему круг­лую сумму в восемьсот фунтов. «Я предпочитаю тратить свои деньги, нанимая четверых лучших музыкантов мира, - объяснял только что короно­ванный «Король Рассудительности и Целостности», — чем заниматься всем этим самому».

Все это было музыкой для слуха яппи - недав­но примкнувших к нему поклонников, ориентиро­ванных на такие ценности как семья, стабильность и благополучие.

Дата добавления: 2015-10-30