Глава 1 Преждевременная Тревога 2 страница

- Пес, ты нам не поможешь?

Робот, громыхая стальными конечностями, подходит и услужливо приподнимает остов корабля, словно пушинку. Мы с Аликс пригибаемся, чтобы пролезть вперед. Тело корабля опускается за нами, словно занавес. Конец первого акта. Можете не расходиться, антракта не будет. Да и актерам этим не положено отдыхать. Придя в этот театр, они подписались играть без перерыва, сна и отдыха. Играть, пока единственный зритель в синем костюме не похлопает и вызовет на бис. Снова и снова. Это уже третий мой выход.

И мы тут же останавливаемся на самом краю пропасти. На том ее конце - стена громадной Цитадели. Дна не видно, по нему гуляет серый туман, и серый снег и горящие куски самого шпиля летят туда, словно в иной мир, чтобы пропасть из этого навсегда.

- Вот это высота... - пораженно шепчет Аликс, осторожно глядя вниз.

Эх, как мало ты еще видела...

- Пойду первым, - говорю я, отводя ее от края пропасти на шаг, - Если края не обвалятся, значит, тебя выдержат точно. Иди точно след в след.

- Так точно, - улыбается она. И я не могу не улыбнуться в ответ. Мы сделаем это. У нас получится. Я верю.

Вот только что делать с этой верой? Кого просить? И в который раз я понимаю, что просить в этой жизни я могу только себя. Спросить, поломаться, поотнекиваться, помолчать... и в конце концов согласиться. Раньше я думал, что нужно лишь очень сильно попросить, чтобы получить желаемое. Но теперь я изменился. И знаю, что нужно лишь очень сильно согласиться.

Я осторожно иду вдоль самого края пропасти, прижимаясь спиной к скалистой стене. Из нее кое-где торчат оборванные трубы и арматура, так что мне приходится изредка пригибаться. Ноги все еще дрожат - мышцы устали держать на себе вес всех тех камней, что лежали на мне неизвестно сколько времени. Я иду, смотря только вперед. То, что нельзя смотреть вниз - байка конечно, но помогает. Достаточно лишь выбрать себе точку для концентрации внимания. Будь это точка перед собой или даже внизу. Механизм этой психологии прост. Сконцентрируйся на чем-то одном, желательно на цели, то есть, на том что впереди, и тебя не будет волновать то, что ждет тебя по дороге. И так во всем. Алкоголика абсолютно не волнует, что выпивка мерзкая на вкус - он идет к главной цели, напиться, забыться. Водителя не волнует, что по дороге его жизнь подвержена миллиону опасностей - от перегрева инжектора, ведущего к взрыву бензобака, до шипов из-под колес впереди идущей машины, которые при собственной скорости плюс скорость заднего автомобиля пробивают череп водителя второй машины навылет. Его это не волнует - он едет к своей цели, отлично представляет ее, концентрируется на дороге. И если ничего плохого не происходит, он думает, что все так и должно быть. А если происходит - родные и близкие потом будут еще долго убиваться, как же это их любимый БобДжекДжон оказался в неудачное время в неудачном месте? На самом деле все закономерно, и переживать не стоит. Если мне сейчас прилетит прямо в голову горящий кусок обшивки Цитадели, какие с нее сыплются градом, я даже не удивлюсь. Точно так же я шел сюда. Неважно, что меня могли убить, или съесть. Неважно, что мне пришлось бы убивать. Я просто шел, не обращая внимания на эти детали, и видел перед собой только цель - громадную, бесконечно далекую и бесконечно близкую Цитадель, пронзающую серые облака.

И поэтому, когда я достигаю большой площадки у края пропасти, совсем близко к стенам Цитадели, я не пугаюсь, слыша шипение, так мне знакомое. Две маленькие, но сильные лапки отталкиваются от земли, поднимая облачка пыли, и кожистая тушка летит прямо на меня из какой-то расщелины. Хедкраб врезается мне в живот и я падаю. И, не давая ему опомниться, судорожным ударом ноги отправляю его в пропасть. Даже не смотрю ему в след. Меня тоже никто не будет провожать, когда я уйду. Я поднимаюсь.

- Аликс! Можешь идти! Все чисто, скала выдержит.

И я оглядываюсь. Ничего особенного. Большая площадка, свободная от мусора, и огражденная от большой земли горами руин и всего остального. Кажется, что всё, что было в городе, пропустили через мясорубку и свалили сюда в большие кучи. Камни, плиты, обломки кирпичей, оконные рамы, погнутые урны, выглядывающие то тут, то там ржавые корпусы автомобилей, трубы, ветки... Учитывая багровое небо над головой и мягко падающий серый снег, мне вдруг кажется, что наступила ядерная зима. Хотя откуда мне знать, как она выглядит?! Дети голливудских блокбастеров и наивных фантастических рассказов, мы даже не представляли, как оно все вживую. Молодые люди, выросшие на фильмах, полных насилия и играх, в которых людей перемалывают на мясо, если их спросить, никогда не скажут, что испугаются вида трупа. Что вы! Вы что, шутите? Да что там труп, подумаешь! Ну лежит человек, только с закрытыми глазами, и немного крови, что мы, крови что ли никогда не видели? А знал бы кто-нибудь из них еще тогда, до всего этого, как пахнет поеденный опарышами человек, яростно глядящий на тебя сгнившими, сочащимися слизью глазами. Знали бы они, что при пулевом ранении живота человек не падает, как в фильмах, замертво, а долго корчится в жестоких муках, часами напролет. И что из этой раны сразу же начинает лезть защитная прослойка жира, желтая, блестящая и бугристая, с кровавыми прожилками. Потом - волокна мышц. И это еще если ранение не от крупного калибра. Плевать. Мне плевать, что будет со мной, когда я умру. Я этого уже не узнаю. Так же как и плевать человеку, решившему застрелиться - его не волнует, как будет выглядеть его распухшее, посиневшее лицо, наполовину оторванное пулей и теперь смотрящее на рыдающую вдову с совершенно идиотским выражением. Вот так вот, Аликс! Вот я был, а вот меня и нет. И улыбнись, если найдешь мое тело с хедкрабом на лице, бьющееся в агонии. Это мой последний тебе танец.

Аликс наконец подходит ко мне, благополучно перебравшись. Смотрит на совершенно открытый проход в Цитадель, такой близкий и такой недоступный. Глубина пропасти скрадывает расстояние. Кажется, что можно перепрыгнуть на тот край - и ты уже в Цитадели. На самом деле тут метров пять. И конечно же ясно, что раньше тут был мост. А что толку?

- Где же Пёс? - Аликс оглядывается, - Что-то его долго нет.

- Вряд ли он на кого-то нарвался. Тут, в радиусе взрыва, уже никого не осталось.

И, словно в подтверждение моих слов, Пес резко выбегает на вершину горы обломков города.

- Пес, больше не пропадай, - говорит ему Аликс, - Будь рядом.

Не знаю, как настроены сенсоры этой машины, но он понимает все, даже мимику и интонации. Илай действительно гений, раз сумел создать такое. Сразу приходят на ум три закона робототехники. Нет, ну не могу представить себе, чтобы это создание носилось по стану сопротивленцев с горящим красным глазом, твердя "Уничтожить" и разрывая людей на кровавые клочья. Но Аликс считает его слишком живым. Даже чересчур. А ведь он даже внешне не поход на человека, и уж тем более - на пса. Не знаю. Может, я уже успел зачерстветь. Может, я утратил ту романтичную импульсивность, благодаря которой я и связал свой путь с физикой. Но Пес мне видится только инструментом. Хорошим, понятливым, исполняющим приказания четко и как нужно. Как умная отвертка. Или как хорошая боевая машина. Но женщины, у них свои заморочки. Аликс, выросшая в такой атмосфере, была лишена возможности расти женственной и изящной. Грубая одежда, разговор только по делу, абсолютное равнодушие к собственной внешности. Но этот робот - это, наверное, все, что у нее осталось из детства. Когда она еще понимала, что она будущая девушка. И теперь все ее женские качества выходят наружу через Пса. Эх, ей бы ребенка нянчить, а не с роботом носиться...

- Пес посмотрит сверху, есть ли другой путь, - сообщает она, причем довольно оптимистично.

Я смотрю наверх, и мне приходится стирать с очков упавшие на них хлопья снега.

- Тут был мост, - говорю я.

- Не могу поверить, что мы пытаемся туда вернуться, - качает головой она, - Это будет непросто...

А я не могу поверить, что после того, что я пережил в Черной Мезе, я все еще не послал всех к чертям и не ушел жить в одинокую пещеру где-нибудь в глуши. Пора тебе уже вырасти. Они тебя достали сверху не для того, чтобы ты наслаждалась отдыхом. Мы оба им нужны. Для чего, вот вопрос...

- Ну, что думаешь? - это она уже не ко мне, к роботу.

Пёс, уже оглядевшись, неопределенно мычит, поводя руками.

- Что это значит? Есть идеи?

- Брось, - говорю я, и кладу руку ей на плечо, - Да какие у него могут быть идеи?

Робот медленно поднимает гравипушкой, встроенной в его руку, большой камень, и, направив его в сторону Цитадели, резко метает его туда. Камень, долетев до стены, с едва слышным гулом отскакивает и улетает вниз.

- Это нам вряд ли поможет, - усмехается Аликс своему питомцу.

Я молчу. А робот-то не дурак... Вот только вот так вот умирать не хочется, расшибившись в лепешку. Да и его гравипушка органику не поднимет.

- Должен быть какой-то путь на ту сторону, - бормочет Аликс.

Я наблюдаю за Псом. Тот резко срывается с места и убегает куда-то за гору руин. Аликс кричит ему что-то, но безрезультатно. Пес исчезает из виду.

- Я что, что-то не так сказала?

Я, уже было собравшись ответить, вдруг резко кидаюсь влево и едва успеваю увернуться от летящего в меня глушителя от автомобиля. Аликс тоже отбегает подальше, чтобы ее не задело. Из-за холма летят все новые предметы - автомобильная дверь, кусок обшивки Цитадели, камни, трубы. И, наконец, как пафосное и достойное завершение этого действа, оттуда изящно вылетает небольшой ржаво-красный фургончик без колес, и с адским скрежетом падает между мной и Аликс, едва не улетев в пропасть. Девушка ошеломленно смотрит на прилетевший из неоткуда сюрприз минувших дней. Затем из-за холма, откуда прилетел фургон, показывается Пес и спрыгивает к нам.

- Умно, - я качаю головой, осматривая фургон, - А ремни безопасности? Без них не полечу.

- Пес, что на тебя нашло?! Ты чуть не прибил нас! И как эта штука нам поможет?

Робот опережает меня. Поднимает с земли еще один камень и кидает его на ту сторону. В Цитадель. Я еще раз поражаюсь, насколько простой жест красноречивее слов, сотрясающих воздух. И Пес гостеприимно открывает перед Аликс погнутую дверцу автомобиля.

- Что? - она нервно усмехается и вскидывает руки, - Ты что, шутишь?

Я молча наблюдаю за этой сценой. Улыбаюсь. Как будто у нее есть выбор. Аликс с сомнением смотрит на меня.

- Ну... у нас нет лучшего варианта, Гордон. Он все-таки робот. Он все рассчитал, - и она косится на свою игрушку, - Ты ведь действительно все рассчитал, правда?

Робот все так же держит дверцу открытой. Я подступаю к фургону, оценивая взглядом кабину. Да, на подушки безопасности надеяться не приходится...

- Давай, Аликс, не тяни время! У нас его совсем немного.

И я залезаю на переднее сиденье, и по моей спине скребет выдранная из спинки сиденья пружина. Паралон внутри обивки давно уже превратился в прах, не удивлюсь, если его поела моль еще до Семичасовой.

- Я хочу, чтобы ты ушел отсюда как можно быстрее, - Аликс все не отрывалась от своего любимца, - Найди папу. А мы позже присоединимся, не волнуйся.

И робот кидается к Аликс так резко и неожиданно, что я выскакиваю из машины и уже заношу руку с зажатым в ней камнем. Но тут же опускаю ее. Он всего лишь обнимает ее. Обнимает свою хозяйку. Она улыбается, когда он выпускает ее из своих объятий. Вот еще один подарок Илая своей дочери. Наделить робота примитивными эмоциями. Мелочь, а девочке приятно. Мне бы тоже было приятно. Но только если бы я оказался с Псом на необитаемом острове.

- Я тоже буду по тебе скучать... Скоро увидимся!

И мы, наконец, залезаем в машину. Аликс машинально кладет руки на руль. Рефлекс хороший - это неспроста. Она что, еще и водить умеет?

Я оглядываю автомобиль. Прогресс налицо. Этот путь от своего общежития я начал в оснащенном по последнему слову техники монорельсовом вагоне, даже не подозревая, куда он меня доставит. Продолжил путь в обычном вагоне ближнего следования, грязном, заплеванном и со следами содранных плакатов. А сейчас новый эпизод начинается уже в старом, ржавом автомобиле с разбитыми фарами, без бампера и колес. Прогресс налицо. И как точно отражает мою жизнь! Если продолжить ассоциативный ряд, то следующим транспортом будет уже только гроб. Я концентрируюсь. Плотно упираюсь ногами в пол, руками - в панель. Аликс все так же держится за руль. Снег плавно кружит снаружи, как в старых мультиках про рождество, где Санта всегда приносит хорошим детям подарки, и родители с милым выражением лица попивают горячее какао, поют с детьми рождественские песенки и знать не знают, сколько смертей они уже избежали, раз дожили до такого возраста, и сколько смертей еще им предстоит встретить. И только снег кружит за окнами...

- Давай, Пес, бросай, пока я не передума...

В этот миг я вдруг понимаю, что это не снег. Это пепел.

Резкий рывок кидает ее на спинку твердого сиденья. Гравипушка влетает мне в грудь, и я чувствую, что мои внутренности повисли где-то в районе диафрагмы. Почти то же самое случается, когда катаешься на американских горках. Резкое изменение давления внутри организма, смена интенсивности кровообращения, выплеск адреналина, смещение органов. Все это может вызвать спазмы кишечника, рвотные позывы, головокружение, учащенное сердцебиение, нехватку кислорода. Все то, что дети называют "душа ушла в коленки". Но это длится лишь секунду. И фургон с грохотом падает на решетчатый пол. Пол Цитадели. Я потираю ушибленный лоб и шумно дышу - хорошо еще, что в фургоне давно нет лобового стекла, а то бы последующие минут сорок Аликс развлекалась бы тем, что считала осколки, которые она достает из моего лица и глаз. Я подбираю упавшие на пол очки и смотрю на Аликс.

- Хороший бросок... - бормочет она, тряхнув головой, и оборачивается к Псу, который кажется отсюда совсем жалким, - Теперь уходи! Давай, иди, все будет...

Я с чувством удовлетворения чувствую, как машина резко кренится вниз. Под нами надламывается решетка. Ну конечно. Ничего идеального не бывает. Обязательно должно быть интереснее, чем просто прийти и загасить реакцию внутри ядра реактора.

- Держись, - коротко говорю я, снова упираясь ногами. На этот раз все серьезно.

- Что еще? - испуганно оглядывается она, но тем не менее следует совету.

И фургон резко проваливается вниз.

Что я там говорил про душу, ушедшую в коленки? Забудьте. Потому что эта гонка ни с чем не сравнится. И если вы выжили - значит, у вас нет души. Потому что, когда внутренности прижимает к спине, мозг западает куда-то глубоко, распластываясь по внутренней стенке черепа, а кровь застывает в жилах от резко наступившей невесомости свободного падения - ты уже перестаешь быть одушевленным предметом. Такая маленькая клиническая смерть. И мы падаем во все тот же классический черный туннель, куда-то очень глубоко. Доктор, они не отвечают. Сердце остановилось. Укол адреналина прямо в сердце. Зрачки не реагируют. Убрать руки, разряд! И перед нашими глазами вспыхивает резкий белый свет, когда мы под хорошим наклоном проезжаем... нет, пролетаем через какую-то ослепительную комнату. Они не отвечают, доктор! Пульс отсутствует. Разряд! И мы пролетаем через зал Цитадели, прямо сквозь взбесившиеся лучи установки, зачищающей разум тех, кто в капсулах едет навстречу рабскому существованию. И снова тьма. Все, мы их потеряли. Туннель, по которому мы летим. И свет в его конце. Красный свет. Это может быть только Ад. И, когда фургон влетает в какой-то зал и останавливается на краю железной пропасти, я понимаю, что был прав. Это действительно Ад...

Ни слова не говоря, мы с Аликс выпрыгиваем из машины и только потом, держась за голову, шумно восстанавливаем дыхание. Она облокачивается о стену, у нее кружится голова, но она тут же убирает руку - стена настолько горячая, что у потолка собрался пар. Мы молча наблюдаем, как фургон медленно соскальзывает и падает куда-то вниз. Туда, где не видно дна. Я смотрю наверх. Мне это уже знакомо. Помещение без потолка - что может быть огромнее? Только сама вселенная.

- Боже, - бормочет Аликс, оглядываясь, - Я и не представляла, насколько все... жутко...

О да, мы в аду. На железных стенах пляшут наши безумные тени в отблесках злых языков пламени, которыми охвачена стена и кусок пола. Во многих местах от стен отвалилась обшивка - и там тоже виднеются языки пламени. Края металла тускло светятся. Оплавленные трубки и провода свисают, капая расплавленной резиной и пластиком. И жарко. Жарко, как в гостях у самого дьявола. Довольно.

- Посмотрела? - резко говорю я, - Тогда пошли.

Она косится на меня, но не возражает. У нее даже не возникает вопроса - куда пошли? Проход виднеется только один. Мы переходим через узкий навесной мост над конвейером для капсул, и выходим в большой зал. Только сейчас я понимаю, что когда Цитадель напоминала мне нутро огромного живого организма, я был прав на все сто.

Цитадель умирала.

Барговатый туман, окутывающий дно огромного длинного зала, по стенам которого развешены капсула. Он словно кровь, вылившаяся из разорванных сосудов прямо между органами. Из оборванного монорельса, словно из порванной вены, хлещет кровь - снопы искр, и смертельные тромбы - капсулы, слетают по вене вниз, в никуда. Толстые прозрачные трубки, вьющие вдоль стен, побиты и почернели, как обожженные после пулевого ранения сухожилия. Сканеры, тревожно мигающие и летающие посреди этого хаоса - словно именные клетки, кидающиеся то к одному очагу боли, то к другому, понимая, что спасти организм уже невозможно.

Цитадель умирала.

- Это просто невероятно, - шепчет Аликс, осторожно провожая взглядом падающие капсулы, - Нам... нам нужно найти путь к ядру. Это наверху или внизу?

- Это там, где больше паразитов, - говорю я, в унисон своим мыслям.

- Жаль, что у нас нет карты, - Аликс с непониманием смотрит на меня.

Наверху что-то взрывается - очередной разрыв сосуда этого гигантского существа. Гематома. Сверху падают обломки железа, куски того, что было навесным мостом. Ошметки плоти Цитадели, вперемешку с клеточными паразитами - сталкерами, которые, словно тряпичные куклы, падают вниз, безвольно шевеля конечностями. Откуда-то начинает бить пар - словно поток желчи из разорванного желчного пузыря.

Цитадель умирала.

И чем дольше мы идем, тем яснее я это осознаю. Вам приходилось когда-нибудь играть роль души? Быть чем-то разумным внутри чего-то живого, и наблюдать, как оно медленно издыхает. И все бы ничего, да только душа не спешит покидать тело, словно в насмешку, стараясь продлить предсмертные муки.

Когда мы заходим в помещение, выход из которого перекрыт силовым полем, на миг создается впечатление, что смерть решила подождать. Как в банальном фильме, когда душа умирающего вернулась обратно, потому что у нее остались на земле неоконченные дела. И я даже знаю, кто тот бог, который дал душе разрешение вернуться. Знаю, но промолчу. Ибо не упоминай имя G-man`a всуе...

...Брин был вне себя. Все, что было запланировано, грозило рухнуть в одночасье. Но ведь договор с высшей расой, которую, при самом близком переводе на человеческий язык, можно было назвать Всегалактическим Союзом, уже был в силе. И тут - такое. И как теперь выкручиваться? Кто бы мог подумать, что его переговоры с Всегалактическим Союзом перехватит кучка ученых, которые отправились исследовать недавно открытый мир, который они назвали Зен? С его, между прочим, письменного распоряжения отправились. Да, он конечно знал, что переговоры передавались через порталы пограничного мира, но чтобы какие-то недоучки из лабораторий "Лямбда" перехватили их? Ну за что им такое везение?! Шанс, что это могло произойти, был один на миллион!

Брин бы сейчас рвал на себе волосы от досады, если бы ему не было жаль свою густую шевелюру. Как он теперь оправдается перед Союзом? Что скажет? Теперь первая экспедиция в Зене была в курсе его переговоров. И грандиозного плана по смене власти на Земле. Что делать? Они ведь уже доложили ему о "каких-то перехваченных ими зашифрованных сигналах"! А когда все выяснится, какой-нибудь преданный сотрудник тут же побежит докладывать... а что если они даже сделали качественную запись переговоров? Брин попытался успокоиться. Все-таки паниковать было рановато. Чтобы расшифровать перехваченные переговоры, ученым в Зене потребуется дня три... Еще есть время... Уоллес нахмурился. Он думал уже полчаса. Но, кажется, другого выбора не было. Нужно еще раз выйти на связь с Вегалактическим Союзом. Рассказать о том, что случилось, честно, ничего не скрывая. Решение созрело само собой. Они наворовали кристаллов, это было хорошим предлогом. Благо, Раса Икс, посланная Союзом в Зен, была неподалеку от лагеря экспедиции. Уоллес вынул из папки меморандум о обеспечении экспедиции продуктами и оборудованием на ближайшие десять дней. И медленно порвал его. Больше он не понадобится. Экспедицию нужно было уничтожить. Всех до одного...

...За прозрачным стеклом, занимающим всю стену, словно в экзотической экспозиции музея уродов, видны паразиты этого огромного организма. Бывшие люди, которым ампутировали конечности ниже колен и локтей и поставили примитивные протезы. Те, кто сопротивлялся режиму, кто когда-то любил, радовался солнцу и редкой возможности выспаться во время короткого затишья ночью. Скелеты, обтянутые сухой серой кожей. Живот выпотрошен и зашит, сверкая имплантатами. И лица, прикрытые железной пластиной с открытыми створками. Вместо глаз - имплантаты. Я подхожу к стеклу поближе. Вот он, в метре от меня. Я завидую ему. Он уже не чувствует ничего. И не помнит. Он мертв. А кому какое дело, что делает его тело после смерти, пусть даже оно продолжает ходить, выполняя примитивную работу. Я вдруг чувствую ярость. В голову приходит картинка из документального фильма о нацистах, где показан череп-пепельница, который они сделали из убитого вражеского офицера. Руки сжимают невидимый автомат, даже не обращая внимание на то, что это лишь манипулятор гравитационного поля нулевого уровня. Пепельница нацистов, череп убитого офицера, тоже после смерти выполняла свою работу, принимая в себя пепел.

Будь проклят Альянс.

И я благодарю кого-то там наверху, что он дал мне это снова увидеть. Чтобы я вспомнил, зачем я все делал. Чтобы я вспомнил, и никогда больше не забывал, что Альянс сделал со всеми нами. Теперь я знаю причину, почему я все еще иду дальше.

- О боже, - Аликс подходит к стеклу, - Это сталкеры... Ну, они не тронут нас, если мы их не тронем...

- Все-таки что-то человеческое в них осталось, - вздыхаю я.

Аликс, на миг задержавшись у стекла, подходит к консоли у силового поля, пытаясь отключить его своей отмычкой, все той же, которая досталась ей от Моссман. Поле мигает, но снова загорается. Вторая попытка... результат тот же.

- Кто-то удерживает поле? - не понимает Аликс, пытаясь снова и снова, - Похоже, с другой стороны...

- Это он.

И я указываю на ближайшего к нам сталкера, который мерно тыкает своими отростками-протезами в кнопки клавиатуры на большой панели. Второй сталкер внешне кажется таким же мертвенно спокойным. Вот только его выдает ярко-красный луч лазера, бьющий из его глаз, которым он беспорядочно рисует на стенах черные узоры. Что ж, когда организм умирает, даже те, кто жили в нем, чувствуют скорую кончину своего живого дома.

- Может, поищем другой путь? - разводит руками Аликс.

- У нас нет времени. Давай лучше подумаем, как попасть туда.

Я смотрю в сторону - на другой выход из комнаты. Аликс следит за моим взглядом. Я осторожно подхожу к проходу и осматриваюсь. Внутри - свисающая с потолка толстая колба, в которой плотным столбиком лежат шариковые мины - совсем как те, с которыми я сталкивался по дороге в Нова Проспект. Дно колбы прочно закупорено металлической заслонкой.

- Шариковые мины? - Аликс на миг задумывается, - Да, одна такая наверное могла бы помочь...

- Уверена?

Аликс пожимает плечами. И я быстро иду к колбе. Мины включены, и, чувствуя мое приближение, начинают беспокойно ерзать, с мелким звяканьем стуча о стены колбы. Осторожно берясь за ручку заслонки, я резко дергаю ее.

Черт, не думал, что эти мины такие тяжелые!

Под давлением я даже не успеваю захлопнуть колбу вовремя, и, прежде чем я все-таки это делаю, прямо передо мной падают две шариковые мины, мгновенно ощетиниваясь толстыми шестиугольными шипами, между которыми пробегают искры. Рефлекс срабатывает мгновенно, и залп гравипушки отбрасывает одну из мин достаточно далеко, чтобы она потеряла меня из зоны своей чувствительности. Но когда вторая мина кидается на меня, и между ней и моей ногой проскакивает жирный разряд, я на миг пропадаю, оказываясь очень далеко. Вот как, наверное, чувствовал себя человек, приговоренный к смерти на еще самом первом образце электрического стула. Я со стоном падаю. В глазах - разноцветная каша, нога гудит и подергивается. Мина, отскочив от противодействия собственного разряда, уже катится ко мне, чтобы добить.

Ну уж нет, еще рано.

И я вскакиваю, пытаясь сконцентрировать помутившийся взгляд на ней. Поднимаю гравипушку. И захватываю ее в антигравитационное поле. Аликс уже бежит ко мне, и я поворачиваюсь к ней. Хромая, подношу мину, зажатую в невесомости, созданной кристаллом гравипушки, показываю свой трофей.

- Ты в порядке? - Аликс взволнованно оглядывает мое мрачное лицо.

- Если бы ударила в грудь - мне бы точно конец, - оптимистично говорю я, - Повезло, что по ноге... Костюм разряжен совсем.

- Черт... ладно, придумаем что-нибудь. Ты идти можешь?

- Ну иду же!

Мы подходим обратно к силовому полю, и она поворачивается ко мне. Только не говори мне, что не знаешь, зачем именно эта штука нам нужна.

- Отец научил меня, как можно сбить все настройки системы наведения на таких минах, - она подносит к мине свою отмычку, - Нужен лишь очень сильный разряд вот сюда...

И хлесткая молния бьет прямо в шариковую мину. От неожиданности я чуть не роняю гравипушку. Мина по-прежнему цела и не взорвалась, мое лицо не обгорели, а руки не валяются обугленными кусками плоти в углу. Удачный день. Между шипами мины теперь быстро пробегают ярко-желтые разряды.

- Все, у нас одна минута, - быстро говорит Аликс, - Она нестабильна, и скоро взорвется. А пока - будет атаковать не только нас, а вообще любой ближайший живой объект.

Я быстро подхожу к силовому полю и метаю мину сквозь него, благо такие поля пропускают неорганику. Она, быстро катясь, сразу находит цель. Сквозь стекло мы видим, как лишь одним разрядом она убивает сначала одного сталкера, затем катится к второму. И, не успев докатиться на какой-то жалкий метр, взрывается. Обгорелый со спины труп отбрасывает о стену. Сталкер, оставив на стене кровавое пятно своим лицом, сухо бьется о пол и уже больше не двигается. И Аликс наконец снимает силовое поле.

Когда мы проходим над их телами, я приостанавливаюсь, глядя в глаза мертвому рабу. На нем нет лазерных имплантатов, и он слепо смотрит на меня своими черными злыми глазками. Издали может показаться, что он строит вам рожу, но на самом деле у него просто отрублен нос.

- А зачем им зашивают анальный проход? - вдруг спрашиваю я, и Аликс останавливается.

- Я не знаю, - она пожимает плечами и напряженно смотрит куда-то в сторону, подальше от трупа, - Знаю лишь, что он им не нужен, они ведь не питаются в нормальном смысле этого слова. Я слышала, их содержат в соляных растворах...

Я легонько шевелю ботинком тело сталкера, и его голова спадает набок, словно он обиженно отворачивается от своего убийцы. Вот что значит смертельная обида. И, когда мы выходим отсюда, я даже не знаю, прав ли я. Будет ли он там, наверху, вечно проклинать меня? Или его лицо, такое, каким оно было когда-то, сейчас смотрит на меня оттуда с благодарностью? А может, всего этого нет, и эти сказки уже наконец надо перерасти? Религиозная чепуха кажется теплой, удобной и доброй только в церкви, или когда ты сидишь дома, почитывая газету. На войне все по-другому. Я не знаю, кто-то на войне обретает веру. А я, наверное, ее теряю. Слишком многое я увидел за последние недели. Если бы там наверху кто-то был, он бы не допустил всего этого.

Если бы я сейчас встретил Бога, я бы рассмеялся ему в лицо.

Мы выходим снова на один из навесных мостов, и снова видим, как этот огромный организм доживает свои последние часы. Чуть выше сталкер со своего поста должен наблюдать за приборами возле канала, подающего энергосферы в реактор. Сейчас он беспорядочно отстреливает их из своего лазера, заставляя их искриться и лопаться прямо внутри проводящего канала. Когда организм умирает, некоторые клетки оборачиваются против него же, чтобы выжить. И даже если человек только что умер, большинство клеток в его теле еще живы. И будут жить еще несколько часов. Вот только они одевают черные маски предателей, начиная искать ресурсы для выживания в той среде, в которой находятся сами, то есть - в самом организме. И эти клетки убивают себе подобных. Занимаются каннибализмом. Тело ест само себя, каждая его ячейка стремится пожить подольше за счет ресурсов организма, который эти ячейки составляют. И начинается последняя борьба за лишние минутки. Сталкер продолжает отстреливать энергосферы, перебивая их поток к реактору.

Организм уже умер. И у нас остался час, может быть чуть больше, пока трупный яд не свалил последние оставшиеся в живых клетки огромного тела.

Когда мы заходим за угол, с другой стороны еще оживленнее. По параллельному навесному мосту пробегают знакомые фигуры.

- Смотри, это солдаты! - Аликс злорадно усмехается, - Да, сейчас они, кажется, больше заняты собой, чем нами.

Дата добавления: 2015-10-29