Января 1992. Дорогой друг,

Дорогой друг,

Я хочу извиниться за своё последнее письмо. Честно говоря, я не очень многое из него помню, но, судя по тому, в каком состоянии я проснулся утром, вряд ли оно было очень приятным. Всё, что я помню — это как остаток ночи искал по дому конверт и марки. Когда я, наконец, нашёл их, я подписал свой адрес и спустился вниз по холму на почту, потому что знал, что если не опущу письмо в ящик, чтобы его уже нельзя было забрать обратно, то никогда потом его не отправлю.

Даже странно, каким важным это казалось мне в тот момент.

Только дойдя до почты, я сразу же бросил письмо в почтовый ящик. Почувствовал финал. И успокоился. Потом меня тошнило, и это продолжалось, пока не взошло солнце. Я посмотрел на дорогу и увидел множество машин, и я знал, что люди в них едут к своим дедушкам и бабушкам. И знал, что многие из них сегодня будут смотреть матч моего брата. А мои мысли словно играли в классики.

Мой брат… футбол… Брэд… Дэйв и его девушка в моей комнате… куртки… холод… зима… «Осенние листья»… никому не рассказывай… извращенец… Сэм и Крейг… Сэм… Рождество… печатная машинка… подарок… тётя Хелен… И деревья двигались… они просто не могли остановиться… так что я упал и сделал снежного ангела.

Полицейские нашли меня посиневшим и спящим.

Я продолжал дрожать от холода, даже после того как мама с папой забрали меня домой из реанимации. Ничего особенно плохого не случилось, ведь такое со мной уже бывало, когда я был ребёнком и ходил по врачам. Я просто бродил и засыпал где попало. Все знали, что я поехал на вечеринку, но никто, даже сестра, не могли подумать, что это как-то связано между собой. А я держал рот на замке, потому что не хотел подставить Сэм, или Патрика, или Боба. Но больше всего я не хотел видеть лицо своей матери, или ещё хуже — отца, если бы я сказал им правду.

Так что я вообще ничего не сказал.

Я просто молчал и смотрел по сторонам. И замечал детали. Точки на потолке. И то, что одеяло, которое мне выдали, было грубым на ощупь. И то, что лицо врача выглядело как будто резиновым. И каким оглушительным был его шёпот, когда он говорил родителям, что мне лучше снова начать посещать психиатра. Это был первый раз, когда доктор сказал им это при мне. И его халат был таким белым. И я был таким уставшим.

Целый день я думал только о том, что мы пропустили игру брата из-за меня, и очень надеялся, что сестра её запишет. К счастью, она записала.

Мы вернулись домой, и мама сделала мне чаю, а папа спросил, не хочу ли я сесть и посмотреть игру, на что я согласился. Мы смотрели, как мой брат сыграл великолепный матч, но никто не проявлял к игре живого интереса. Все взгляды были направлены на меня. И мама похвалила меня за то, что я так хорошо учился в этом году, и сказала, что доктор может помочь мне во всём разобраться. Моя мама умеет успокаивать, когда у неё есть настрой. Папа меня подбадривающе похлопал. Это такие лёгкие шлепки по колену, плечу или руке. Сестра сказала, что она может помочь мне привести в порядок волосы. Такое повышенное внимание меня насторожило.

— В каком смысле? Что не так с моими волосами?

Сестра смущённо отвела взгляд. Я потянулся руками к своим волосам и обнаружил, что большей их части просто нет. Честно, я не помню, когда это сделал, но, судя по виду, я схватил ножницы и начал стричь без особой стратегии. Местами волос не было вообще. Словно мясник рубил. После вечеринки я долго не смотрел в зеркало, потому что моё лицо было каким-то иным и пугало меня. Так что я бы даже и не заметил.

Сестра немного привела мои волосы в порядок, и мне повезло, что все в школе, включая Сэм и Патрика, сказали, что это выглядит классно.

— Цыпочка, — был вердикт Патрика.

Несмотря на это, я решил больше никогда не принимать ЛСД.

С любовью, Чарли.

Дата добавления: 2015-10-29