Глава одиннадцатая: ТРАПЕ3А

В скиту Святой Анны у нас была общая трапеза. Столом нашим были две доски, накрытые деревоплитой. Остав­шиеся на нем косточки мы убирали, но стол не мыли, и поэтому там все время собирались мухи. Старец никогда не позволял его мыть: «Нет, не трогай его совсем».

Трапеза у нас была два раза в день, кроме понедельника, среды и пятницы. Но труды наши были столь велики, что мы никогда не могли наесться. И ночью и днем мы трудились так много в переноске грузов, поклонах, бдении и подвиге, что, когда наступало утро, мы были страшно голодны. Но утром мы ели только маслинки, лучок, сухарики, и лишь в обед у нас была полноценная трапеза. В праздничный день трапеза бывала дважды.

Старец каждому давал еду по его потребностям. Обычно у нас не было свежего хлеба, только сухари. Если нам хотелось поесть мягкого хлеба, Старец брызгал на сухари водой, складывал их в дуршлаг, ставил над кастрюлей с кипящей водой и сверху накрывал полотенцем. От пара сухари становились мягкими, как вата. Ис­кусство из искусств! Голь на выдумки хитра.

Очень редко Старец пек нам хлеб по своему рецепту. Он делал тесто-болтушку, выливал ее на ржавый лист железа и ставил его в печку. Такой хлеб был у нас раз в пару лет. Да и тот из болтушки, не квасной. Откуда было взяться настоящему хлебу!

* * *

Обычно нам готовил Старец, он был прекрасным поваром. Когда он готовил, из глаз его все время текли слезы. И так как он непрестанно творил Иисусову молитву, благодать Имени Божия освящала то, что он готовил, и делала эту еду очень вкусной. Поэ­тому его очень часто приглашали готовить трапезу на престольные праздники обителей. Как правило, он не ходил, но иногда его за­бирали чуть ли не силком.

Время от времени у нас бывало довольно много гостей, и им очень нравилась наша еда. «Что же это за еда у вас такая вкус­ная?!» — спрашивали они с удивлением. Старец готовил совер­шенно постную пищу, когда с тахином, когда с фасолью. Но это было настолько вкусно, что даже рыба не произвела бы на них столь сильного впечатления. А вкусной еду делала молитва Стар­ца, его благословение. Там, где совершается дело Божие, еда и вода становятся сладкими как мед. Однажды я спросил Старца:

— Как это происходит? Почему так бывает?

— Это от Бога, от Иисусовой молитвы. Совершается молит­ва — и благословляется еда.

— Старче, мы каждый день едим постную пищу. И когда я ем рыбу — она как мед, когда я ем сухой хлеб — он как мед, когда фа­соль ем — она как мед, чечевицу ем — и она как мед.

— Так и есть, — сказал Старец. — Для того, кто имеет правиль­ное духовное устроение, что бы он ни ел — ничего не будет лучше этого. Отсюда любой может узнать духовное устроение каждого инока. Нечто подобное рассказывал один святой: о том, как кто- то за трапезой ел мед, а другой за той же трапезой — нечистоты, каждый согласно собственному устроению.

Старец делал и вино. Он немного подсушивал на солнце вино­град, своими руками отжимал его, и мы делали церковное вино, очень хорошее. Один наш гость из Парижа помнил это вино всю жизнь.

* * *

Иногда по воскресеньям у нас бывали лепешки с сыром. С вече­ра я делал болтушку с закваской. На следующее утро жидкое тесто подходило, и я мешал его в глиняном горшке. Затем на сковородку лилось несколько капель масла, и после того как она разогревалась, масло размазывалось по всей сковородке и чашечкой на нее вы­ливалось тесто. Когда лепешки поджаривались с одной стороны, их переворачивали на другую. После этого мы выкладывали их на блюдо и на каждую лепешку клали по кусочку сыра. Это было на­шей праздничной воскресной едой. Но мы ее готовили редко.

Было у нас и другое праздничное блюдо. В нашей пустыне, и ни­где больше на Святой Горе, на крутых скалах росла какая-то дикая капуста. Это были очень опасные места, но я, по молодости, лазил туда и собирал ее. Старец меня поджидал с пакетиком. Я отрезал только светлые листочки, не потемневшие, а сердцевину оставлял, чтобы из нее выросли новые листики. Затем мы варили эту зелень. Отвар из нее был очень питательным. А сваренную зелень мы на­кладывали в миску и поливали маслом. Старец обычно наливал масла побольше, он его любил.

Изредка вместе с дикой зеленью мы ставили на стол и жареную треску либо жареную или свежепосоленную сельдь, если она ока­зывалась у нас. Старец страшно любил и эту зелень, и жареную треску. Жареная треска была для нас безумной роскошью. Мы чувствовали себя самыми богатыми в мире людьми. Конечно, та­кая еда могла быть только по праздникам.

* * *

Когда у Старца возникало желание поесть рыбы, он мне гово­рил: «Вавулис, бери снасти и беги на море, принеси, что пойма­ешь». Я брал снасти, рыбачил и радовался, думая, какую радость я доставлю Старцу. Еще он мне говорил: «Можешь немного поны­рять, чтобы освежиться». Я рыбачил удочкой, обычно приносил примерно полкило рыбы. Иногда удавалось поймать и осьминога или кальмара.

Когда я возвращался, Старец радостно говорил: «Малой, сей­час я добавлю картошки, риса, лука и сделаю супчик, чтобы нам всем семерым хватило и чтобы все мы наелись этой горсточкой рыбы!» Так он ей радовался.

* * *

Старец любил сладости. Но где их было найти? Когда наступало воскресенье, он говорил:

— Давай, отец Арсений, устрой нам какую-нибудь церемонию, лепешки с сахаром сделай, как это делают понтийцы.

— Сделаю, дорогой.

Это и была та сладость, которую мы готовили. Итак, старец Арсений брал муку, замешивал квасное тесто, выливал его на ско­вородку и жарил. Затем он делал в этой большой лепешке лунку и выливал туда воду с сахаром. Затем перемешивал все это и снова жарил. Он обжаривал лепешку с обеих сторон и посыпал тертым грецким орехом и корицей, а затем ложкой вдавливал их. Это было нашим роскошным блюдом — лепешки с сахаром. Я тоже помогал готовить их.

Когда Старец стал жить поодаль, а мы с отцом Арсением пре­бывали на прежнем месте, отец Арсений часто обращал внимание на то, какой я маленький и голодный. И он, наверное, думал: «Он мал и любит сладкое. Чем бы его накормить?» Я любил сладкое по необходимости, ведь после работы чистый горный воздух пробуж­дал мой аппетит. И я очень хотел есть.

— Малой, сейчас, пока нас не видит Старец, съешь-ка эти крошки.

— А есть благословение Старца?

— Ничего страшного. Это немножечко своеволие, но мы это уладим. Давай, покушай. Послушание! Я договорюсь. Я сейчас го­ворю от имени Старца и могу тебе оказать небольшое снисхожде­ние. Я — елеостарец.

То есть старец, который дает благословение на елей, когда это­го не разрешает устав. Отец Арсений был очень славным челове­ком, очень добрым, он мне очень помогал. Мы часто ходили куда-нибудь вместе.

В общем, я съедал эти крошки.

* * *

Все масло, остававшееся после жарки, Старец клал в еду, чтобы не выбрасывать. От этого его организм в конце концов оказался отравлен, у отца Афанасия от этого в конце жизни завелись черви, а я чуть не умер. Все заплесневевшее, испортившееся мы должны были съесть. И все эти пропавшие продукты Старец ел. Засохшие сардины он резал, солил и фаршировал ими овощи. Стоило мне съесть этого хоть немного, у меня начиналась рвота. Старец смо­трел на меня и говорил:

— Хорошо. Больше я не буду их добавлять.

В следующий раз — снова рвота. А Старец:

— Я ж совсем чуть-чуть их положил! Опять тебе плохо от это­го? Ну хорошо, больше не буду класть совсем.

Но при этом у нас никогда не случалось отравлений. Нас сохра­нил Бог. В противном случае мы умерли бы раньше срока.

Росли у нас два апельсиновых дерева. Их посадил Старец, когда пришел на это место в 1938 году. Других деревьев не было. Изредка имелись у нас на столе апельсины. Старец не благословлял нас их чистить, чтобы ничего не выбрасывать. Он заставлял есть апельси­ны с кожурой и говорил нам: «Мы ничего не должны выбрасывать. Будем есть это с кожурой. Все здесь освящено молитвами отцов».

* * *

С понедельника по пятницу мы проходили суровую закалку. Обычно мы готовили одно блюдо на всю неделю. Оно у нас хра­нилось в подполе, в алюминиевой посуде. Естественно, оно часто прокисало, но Старец все равно это ел. На него словно не действо­вали законы природы.

Чистоты — ноль. Как мы жили? Поэтому, наверное, у Старца случились на шее чирьи и стало больным сердце, от этой отравы. Он нисколько не следил за своим здоровьем. Иначе он бы прожил гораздо дольше. Такого, как Старец, больше не было. Мы являлись редким случаем. Нет сейчас на Святой Горе таких подвижников.

Старец был большим затейником. Пришел как-то один человек из Парижа подвизаться вместе с нами. Старец сказал ему: «Возь­ми, поешь этой еды, она свежая, ей только три дня. Это овощи, фаршированные сардинами». И тот съел! Мы-то были закален­ные, а каково было ему?

Еду Старца мы никогда не выбрасывали, как бы она ни заплес­невела.

Иногда нам присылали посылки с продуктами, в которых были вареные яйца, разбившиеся во время перевозки. Он их очищал от скорлупы и ел.

Старец любил сыр. В тех условиях в сыре часто заводились чер­ви, но Старец его чистил.

— Женщины столько потрудились, чтобы его приготовить. Мы это съедим.

— Как же мы будем это есть, Старче?

— Мы не будем выбрасывать еду. Это грех.

Поэтому сначала мы всегда съедали старую пищу. Так мы ели и ма­кароны с червями, и фасоль, из которой наружу вылезали червячки.

Мне, как повару, было неловко предлагать такую пищу отцам. Но отец Арсений, чтобы не огорчать Старца, все это ел, говоря: «Ну раз вы не можете это есть из-за вашего желудка, тогда съем я». Это был необыкновенный человек.

Случилось однажды так прокиснуть фасоли, что мы никак не могли ее есть. Чтобы не выбрасывать ее, Старец сотворил горя­чую молитву — и когда он дал нам ее на следующий день, она была столь вкусной, что просто пальчики оближешь!

* * *

Каждую весну у нас появлялись гусеницы. Ох, какое я испы­тывал к ним отвращение! Их было так много, что они съедали все листья. От деревьев и кустарников оставались одни ветки. Вся кра­сота пропадала. Я думал: «Когда же снова вырастут листья, чтобы наше место стало хоть немного зеленым?»

Больше всего гусениц было за келлией Старца и за моей. Когда я их видел, внутри все переворачивалось и меня тошнило. Лишь от того, что они ползали по деревьям, мой желудок выворачивало наизнанку.

Когда я готовил, они, ползая, падали в котелок с едой. У нас не было кухни, мы готовили на камнях во дворе. Старец говорил:

— Ба! Экие животинки! Разве они плохи? Это тоже живые су­щества. Что тут страшного? Будет у нас еда с мясом. Считай, что ты приготовил блюдо с улитками.

Я про себя думал: «Согреших, прости мя, Матерь Божия! Если будем перебираться отсюда, то только из-за гусениц и ветра». Этих двух вещей я боялся. Однажды мы сидели за столом и один брат мне сказал:

— Смотри, как играют их глазки!

— Раз это благословил Старец, все в порядке, — ответил я.

Старец всегда был весь внимание. Он сказал брату:

— Ешь и не болтай. Мы едим макароны с мясом.

А тот снова:

— Ефрем, смотри, какие у них головки!

— Отче, если ты еще раз это скажешь, то складывай вещи и уби­райся!

Тот остолбенел.

— Ефрем, ешь спокойно, все в порядке.

Я видел гусениц, но, однако, ел. А брату этому позже сказал:

— Разве говорят такое в присутствии Старца?

Старец учил, что, когда мы с терпением переносим лишения, тогда приходит благословение от Бога.

Однажды отец Арсений сказал:

— Эта рыба — как трава.

А Старец ему ответил:

— Все, что Бог нам дал, — хорошо. Мы заплатим за твой ропот, Арсений.

И действительно, наступил голод.

Дата добавления: 2015-10-29