Ритуальный дискурс

Ритуал – это закрепленная традицией последовательность символически значимых действий. Символически регламентированные действия обозначены в языке как ритуал, церемония, обряд, этикет. А.К.Байбурин (1988) убедительно доказывает, что ритуал и этикет могут быть противопоставлены по признакам сакральности / обыденности, коллективности / индивидуальности, ригидности / вариативности, сюжетности / фрагментарности. Ритуальное действие – это особый символически нагруженный поступок, подтверждающий соответствие ритуальной ситуации ее сакральному образцу. Ритуал закрепляет постоянные характеристики представителей определенной группы – этноса, конфессии, малой группы, осознающей свою групповую идентичность, и в этом смысле ритуал не подвержен изменению. Ритуал сориентирован на некоторое действие в его сюжетной целостности; участники ритуала разыгрывают это действие вновь, осознавая и переживая свою принадлежность к исходному началу. Этикетное действие – это фатический акт поддержания общения в доброжелательной тональности между людьми, относящимися к различным группам общества. Сфера действия этикета – обыденное общение, этикет допускает индивидуальные отклонения в степени демонстрации доброжелательности и изящества в выполнении этикетных действий. Эмоциональное содержание этикетного действия варьирует от искренней доброжелательности до формального этикетного знака, в то время как ритуал связан с глубоким переживанием происходящего. Формализация ритуала ставит под вопрос глубинные ценности, объединяющие сообщество. В лингвистике этикет рассматривается с позиций формул речевого этикета (Формановская, 1982), обращений (Гольдин, 1987), этнокультурной специфики общения (Карасик, 1992). Этикетные действия могут быть простыми и сложными, их фатическая природа имплицирует возможность переосмысления и легкого переключения в область дополнительного (парольного) осмысливания. Сложное этикетное действие, разворачивающееся по определенному сценарию, представляет собой церемонию. Таково, например, церемониальное приветствие в некоторых архаических культурах, где традицией предписывается обмениваться при встрече задаваемыми в определенном порядке вопросами о здоровье всех членов семьи. Вместе с тем сценарный характер церемонии допускает рассмотрение и ритуала с позиций последовательности действий, имеющих высокую степень символизации (например, церемония официального подписания межгосударственных договоров или вручения наград). Трудно терминологически противопоставить ритуал и обряд, однако, если мы примем в качестве инвариантной основы этих понятий установленный традицией порядок действий, то ритуальность можно было бы трактовать как символическое осмысление и переживание специальных процедур, подтверждающих идентичность членов соответствующего сообщества, а обрядовость – как внешнюю условную форму ритуального действия.

Важную характеристику ритуального действия выделяет О.Розеншток-Хюсси (2000, с.138): ритуал есть способ очеловечивания крика, перевода вопля в членораздельную речь. Сначала определенная драматическая ситуация рождает очень сильную эмоцию, затем возникают ритуальные способы трансформации неконтролируемой эмоции в ритуальную речь, иногда сопровождаемую пением или звуками церковного органа. «Вызовет ли у нас доверие убитый горем человек, который в первую же минуту будет в состоянии произнести совершенную по форме траурную речь?» (Там же). Ритуальный дискурс не требует верификации, не характеризуется интендированием, т.е. осознанной направленностью на понимание, и в этом смысле не оценивается в категориях искренности и неискренности (Плотникова, 2000, с.201). Н.И.Толстой пишет, что ритуал представляет собой культурный текст, включающий элементы, которые принадлежат различным кодам: акциональному (последовательность определенных ритуальных действий), реальному, или предметному (действия производятся с некоторыми обыденными или специально изготовленными ритуальными предметами), вербальному (обряд содержит определенные словесные формулы), персональному (действия совершаются определенными исполнителями и могут быть адресованы определенным лицам или персонажам), локативному (действия приурочены к ритуально значимым элементам внутреннего и внешнего пространства), темпоральному (действия производятся в определенное время года, суток, до или после какого-либо события), музыкальному (в сочетании со словом или независимо от него), изобразительному (изобразительные символы ритуальных предметов, пищи, одежды, утвари и т.п.) (Толстой, 1995, с.167).

Типология ритуальных действий может строиться на специфике действий, ставших ритуальными (внешний ритуальный аспект), и на специфике собственно ритуальной тональности (внутренний ритуальный аспект).

Коммуникативные события, получающие ритуальный статус, являются циклическими (религиозные праздники, воинская присяга, посвящение в студенты, последний звонок, инаугурация президента и др.) и спорадическими (похороны, награждения, коллективные осуждения, защиты диссертаций и др.). Ритуал тяготеет к цикличности, и поэтому в определенных культурах награждения и свадьбы имеют тенденцию происходить в определенные даты (например, награждения в связи с днем рождения монарха). В основу ритуального действия бывает положено значимое для всего коллектива событие (например, победа в битве или случившееся чудо), при этом тенденция цикличности распространяется на позитивные коммуникативные действия, невозможно запланировать проступки, подлежащие ритуальному осуждению, или неизбежные случаи ухода из жизни близких людей. Однако печальное событие может послужить стартовым моментом для возникновения особого ритуала скорби (день смерти кого-либо, день начала войны, день разрушения храма). В этой связи обратим внимание на особый тип ритуала, созданный Дж. Оруэллом в его антиутопии «1984» – пятиминутки ненависти. Ежедневно все члены коллектива должны были собираться в кинозале для ритуального просмотра короткого фильма, показывающего зверства врагов (при этом все участники должны были негодовать), демонстрирующего лицо главного предателя, по вине которого происходят все бедствия (можно было выкрикивать любые ругательства), и, наконец, являющего всем любимое лицо руководителя страны, Старшего Брата (здесь нужно было ликовать). Этот ритуал является прототипным для специальных сеансов психотерапевтического или магического воздействия, активный выплеск отрицательных эмоций в коллективном исполнении освобождает людей от стресса.

Каковы функции ритуала? На мой взгляд, назначение ритуала в том, чтобы 1)констатировать нечто, 2)интегрировать и консолидировать участников события в единую группу, 3)мобилизовать их на выполнение определенных действий или выработку определенного отношения к чему-либо, 4)закрепить коммуникативное действие в особой заданной форме, имеющей сверхценный характер. Констатирующая, интегрирующая и мобилизующая функции выделяют некое событие, но еще не делают его ритуально значимым. Фиксирующая функция превращает нечто в ритуал. Внутренняя характеристика ритуального действия проявляется в степени жесткости фиксации тех или иных параметров исходной ситуации. В этом смысле можно противопоставить мягкую и жесткую формализацию ритуального действия. В первом случае содержательная суть ритуала (сверхценностная значимость) допускает вариативность форм выражения соответствующего действия, здесь имеет место реальная коммуникация «с оглядкой» на прецедентную ситуацию. Во втором случае форма становится приоритетной и приобретает собственную сверхценную значимость. Блюстители религиозных ритуалов хорошо знают, что жесткая формализация ведет к семантическому выветриванию содержания исходного действия, положенного в основу ритуала (это соответствует закону С.Карцевского об асимметричном дуализме языкового знака), поэтому жестко формализованный ритуал неизбежно приобретает сугубо эстетическую, декоративную ценность. Если мы обращаем внимание прежде всего на красоту ритуального действия, у нас есть все основания считать, что исходное содержание ритуала уже стерто. В узком смысле именно такие действия часто рассматриваются как ритуалы.

Говоря о специфике ритуального дискурса, хотелось бы прежде всего подчеркнуть то обстоятельство, что ритуализация в разной степени присуща различным типам дискурса, выделяемым на социолингвистическом основании, и специфически преломляется в конститутивных признаках типов институционального дискурса (цель, участники, хронотоп, ценности, стратегии, жанры, прецедентные тексты и дискурсивные формулы). Эта специфика выражается в виде особой коммуникативной тональности, суть которой — осознание сверхценности определенной ситуации. Эмоционально-оценочный знак такой ситуации может быть как положительным (торжественное поздравление, награждение, извещение), так и отрицательным (траурная речь, официальное изгнание или отлучение). По своей сути ритуал является инициацией, т.е. переходом одного из его участников в новый статус (конфессиональный, брачный, квалификационный и т.д.).

Ритуальная тональность общения жестко закрепляет иерархию в коллективе и обосновывает сложившуюся систему ценностей. Существуют общенациональные, конфессиональные, групповые ритуалы. Есть и ритуалы, соблюдаемые только в одной семье, например, отмечая день рождения умершего близкого человека, члены его семьи читают в этот вечер вслух его любимые стихи.

Закономерен вопрос: как соотносятся ритуальность и клишированность (целостная заданность, неизменяемость) дискурса? Думается, что ритуальный дискурс может быть клишированным и неклишированным. Каждый год в любом учебном заведении проходит радостное и одновременно грустное событие – «Последний звонок». Этот ритуал представляет собой инициацию учащихся – студентов или школьников, которые получают новый квалификационный статус, а именно – перестают быть студентами или школьниками. Обрядовая, условная сторона дела в этом случае заключается в том, что форма этого сложного коммуникативного события в известной мере отрывается от содержания (после последнего звонка выпускникам предстоят экзамены, т.е. в строгом смысле учебный процесс еще не закончен). Выступая перед студентами, декан факультета, заведующие кафедрами, преподаватели произносят в этот день слова, не сводимые к клишированному тексту. Вместе с тем и говорящий, и его слушатели прекрасно знают, о чем пойдет речь. Более того, известно, что ничего нового в этой речи не будет сказано (если новая информация прозвучит, то это будет нарушением жанра). Например:

Дорогие друзья!

Вот и наступил день, к которому вы так долго шли пять лет в стенах нашего университета. Это были прекрасные годы вашей жизни, годы вашей студенческой юности. Вы многое узнали, вы получили профессию, вы обрели друзей, с которыми вам теперь будет радостно встречаться. Нам, вашим преподавателям, очень повезло, что пять лет тому назад вы выбрали именно наш факультет и получили ту специальность, которая – уверяю вас – не даст вам пропасть в сложных условиях нынешнего времени. Нам было очень приятно работать с вами, помогать вам, мы радовались вашим достижениям, огорчались, когда у вас иногда случались неудачи. И вот сегодня для вас прозвенит последний звонок. Вы вышли на финишную прямую, впереди – государственные экзамены. Нет сомнений, что вы с честью пройдете эти испытания. Жаль с вами расставаться! Скоро вы получите дипломы, и с этого времени вы начнете сдавать другие экзамены – в школах, на каждом уроке, и вашими строгими экзаменаторами будут ваши ученики. Многие из вас будут работать учителями, кто-то попробует себя в работе переводчика, есть и такие, кто ощущает острую потребность резко повысить культурный и образовательный уровень жителей Флориды и Оклахомы, Франкфурта и Марселя. Всем надо помогать. А мы будем всегда рады видеть вас на кафедре, мы с удовольствием ответим на ваши вопросы, мы будем гордиться вашими победами. Дорогие мои друзья, я желаю вам больших успехов, и пусть этот звонок будет для вас счастливым. В добрый путь!

Выступающие перед студентами преподаватели и затем сами выпускники произносят очень искренние слова благодарности, добрые пожелания и высказывают сожаление по поводу предстоящего расставания. Интересно отметить, что этот ритуал может включать и элементы юмора. Инициация в академической среде не ассоциируется только с серьезной коммуникативной тональностью (шутка на защите диссертации также не вызывает протеста). Впрочем, право на инициативную шутку обычно имеет только обладатель более высокого социального статуса (Слышкин, 2000, с.96–97). Сравним эту ситуацию с ритуальным моментом вынесения приговора в суде как обвинительного, так и оправдательного, в такой ситуации юмор может превратить речевой акт приговора в абсурд.

Существуют и жестко клишированные ритуальные тексты, которые должен произнести участник дискурса. Например, текст воинской присяги, клятва, которую произносил свидетель в суде, обещавший «говорить правду, только правду и ничего, кроме правды», формула, которую произносит жених, вручая невесте кольцо во время бракосочетания в Англии: “ With this ring I thee wed ” (With this ring I marry you). Жестко клишированными являются и тексты канонических молитв. Таким образом, ритуальный дискурс допускает вариативность по линии индивидуальной интерпретации лежащего в основе этого дискурса прецедента. Дискурс в формате «мы» такой вариативности не допускает и тяготеет к клишированности, дискурс в формате «я» представляет собой сложное ритуальное единство двух сущностей: осознание своей статусной принадлежности к носителям и хранителям ценностей общества и выделение своей индивидуальной манеры поведения при произнесении соответствующих текстов.

Сущность ритуального дискурса в его повторяемости (рекурсивности). В идеальном случае имеет место повторение некоторого текста инициируемым вслед за инициатором (клятвы и коллективные молитвы). Ритуальный дискурс в этом смысле есть хоровой текст. В более сложных случаях в этом хоровом тексте выделяются партии. Представляет интерес анализ ритуального дискурса в рамках коллективного осуждения и наказания одного из членов сообщества, например, проработка на общем собрании (Данилов, 1999). На мой взгляд, конкретная идеологическая составляющая такого выговора на суть ритуального дискурса не влияет – это может быть проработка как на комсомольском собрании за плохую успеваемость, так и на тайном совете церковных иерархов за пропаганду еретических учений. В криминальном сообществе такая проработка называется «правилка», и ее суть аналогичным образом состоит в том, чтобы вынести коллективное наказание тому, кто нарушил определенные жизненно важные нормы поведения, и в процессе этого ритуала сплотить коллектив, подтвердив преданность всех этим нормам. Коллективное осуждение строится по жестко заданному жанровому канону: 1)об этом событии заранее извещаются его участники, которым предписано быть в определенное время в определенном месте (они все — и осуждаемый, и осуждающие — не имеют права проигнорировать данное событие), 2)все участники ритуального осуждения знают заранее, чем это мероприятие окончится, 3)у всех участников ритуала есть жестко заданные ролевые сценарии, 4)предполагается, что если осуждаемый будет пытаться оправдаться, его оправдания приняты не будут, 5)один из осуждающих должен выступить в качестве инициатора и дирижера осуждения, ему же принадлежит и последнее слово, 6)один из осуждающих должен первым предложить формулу осуждения и меру наказания, 7)осуждаемый должен признать свое поражение, 8)осуждающие знают, что в случае нарушения ими норм поведения, с ними поступят так же.

В одной из воинских частей в семидесятые годы состоялось комсомольское собрание, на котором мне довелось присутствовать. Повестка дня: "О недостойном поведении комсомольца рядового Д." Этот комсомолец использовал свой комсомольский билет в качестве записной книжки, куда вносил телефоны девушек, с которыми встречался во время своих увольнений в город. Случайно комсомольский билет был утерян и доставлен в политотдел дивизии. История получила огласку, нужно было принять организационные меры. Для офицеров — командира роты, замполита и секретаря комсомольской организации — эта ситуация означала большие неприятности по службе. Старослужащие солдаты сразу поняли, что для них увольнение в город будет отменено на неопределенный срок. Для молодых солдат, вчерашних школьников, недавно призванных в ряды Советской Армии, вся ситуация была абсурдной и в чем-то смешной, но они почувствовали по тону речи офицеров, что провинившийся будет серьезно наказан. Место проведения собрания – Ленинская комната, специальное помещение в казарме, где стоял бюст вождя и на стенах висели фотографии истории воинской части. Присутствовало около 40 человек. На заседании был офицер из политотдела дивизии. Состоялся нелицеприятный разговор, который можно восстановить следующим образом:

Замполит: «Товарищи коммунисты и комсомольцы! В нашей роте произошло ЧП. Был потерян комсомольский билет. Его нашли, и когда его открыли, то обнаружили, что он, к сожалению, принадлежит одному из вас. Этот комсомолец совершил то, что трудно назвать проступком. Он испоганил свой комсомольский билет. Пожалуйста, товарищ С. (секретарь комсомольской организации), расскажите всем, что там было».

Секретарь комсомольской организации: «Вот он, этот комсомольский билет, посмотрите. Вы видите, здесь портрет Ленина. Здесь фотография Д. А вот здесь, видите, написано (читает имена и телефоны). Я предлагаю дать комсомольскую оценку этому поступку. Кому дать слово?»

После достаточно длительной паузы встал сержант-старослужащий, которому предстояло увольнение через два месяца. Он сказал: «Слов нет, очень стыдно. Я знаю Д. почти два года. Никогда не думал, что ты, Д., способен на это. Как же ты будешь всем нам смотреть в глаза?». Затем выступил еще один старослужащий солдат: «А ты о родителях своих подумал? Они обрадуются, когда узнают об этом? На кого ты променял свое комсомольское сердце – на этих девок?». Осуждаемый сидел и молчал. Ему дали слово, он мог лишь изъясняться эрзац-фразами: «Ну, это, я, конечно… Ну, не знаю. Короче, вот». Затем слово взял замполит: «И что же мы будем делать?». Затем встал один из молодых солдат и, волнуясь, громко заявил: «Во время войны за это расстреливали, и правильно делали. Я бы с ним в разведку не пошел. Исключить его из комсомола и домой родителям написать!» Один из старослужащих сержантов поправил выступавшего: «Исключить надо, но родители-то при чем?» Другой сержант сказал: «И никаких ему увольнений до дембеля!» Затем слово взял представитель политотдела дивизии: «А где вы все были раньше? Неужели не было видно, с кем вы вместе служите? Может быть, он не один такой в вашей роте? Что там у вас, в комсомольских билетах?» В ледяном молчании все достали свои комсомольские билеты, у замполита, командира части и секретаря комсомольской организации на лицах был ужас. «Если хоть у кого-нибудь…» – сказал секретарь комсомольской организации. Проверяющий выдержал паузу и сказал: «Нам всем нужно хорошо подумать. Нам Родина доверила оружие. Мы должны знать, чем дышит сосед в строю. Ну, исключим мы его из комсомола и что будет? Кем он вернется на гражданку? Он, конечно, виноват. Сильно виноват. Но виноваты и мы все». Замполит сказал: «Да, парень оступился. Это всем нам урок». Затем сказал один из молодых солдат: «Выговор ему нужно вынести». Замполит подвел итоги: «Выговор и письмо родителям». «Кто за выговор?» — спросил секретарь комсомольской организации. Каждый поднял руку. У провинившегося были слезы в глазах. Собрание закончилось. Выходя, все отводили друг от друга глаза, а затем, в курилке, искренне ругали виновника этого события, из-за которого всем досталось.

Приведенный пример раскрывает все основные признаки ритуала: интеграцию коллектива, высокую ценностную значимость принадлежности к своей группе, искреннее переживание своей идентичности, сценарное распределение ролей, причем совсем не обязательно заранее назначать действующих лиц ритуала: в отличие от театрального дискурса, ритуальный дискурс, если можно так выразиться, выдвигает из массы участников того, кто в определенный момент естественным образом принимает на себя роль, предписанную ритуальным ходом.

Символика ритуала в значительной мере сориентирована на сохранение статусных отношений в обществе, при этом степень формализации ритуала также может иметь дополнительный смысловой оттенок. Так, в одном городе было совершено покушение на жизнь высокопоставленного чиновника, которого подозревали в связях с мафией. По протоколу в похоронах этого ответственного работника должны были участвовать его сослуживцы, которые оказались в сложном положении: с одной стороны, было бы неблагоразумным явиться на эту траурную церемонию и тем самым оказаться в одной компании с представителями криминального мира, которые могли туда прийти, с другой стороны, проигнорировать такое событие означало бы показать черствость души и страх и подтвердить подозрения о причастности убитого к нарушителям закона. Чиновники нашли сугубо знаковое решение: по улицам города в похоронной процессии проследовал кортеж служебных автомобилей с номерными знаками, определявшими участников этого мероприятия, однако в автомобилях были только водители, хозяева соответствующих кабинетов воздержались от присутствия на этом событии. Тем самым они сохранили свое лицо, подтвердив значимую неопределенность своих позиций. Аналогичный случай имел место во время похорон британской принцессы Дианы, когда жена премьер-министра пришла на эту церемонию без траурной шляпки, фиксируя свое протокольное участие в ритуале и вместе с тем, нарушив ритуальный стиль одежды, продемонстрировала свою солидарность с королевской семьей, которая до этого печального события дистанцировалась от погибшей принцессы. Таким образом, ритуал представляет собой многоярусное образование, которое в определенных ситуациях допускает сочетание, казалось бы, взаимоисключающих знаковых поступков. Такое сочетание становится возможным при условии большей формализации внешней стороны ритуала и значимого нарушения каких-либо признаков этого ритуала.

Ритуал – это динамичное коммуникативное образование, он возникает на базе определенного социально значимого действия, которое подвергается символическому переосмыслению (ритуализации). Подобно ритуализации могут иметь место процессы деритуализации, при этом разрушение ритуала происходит по известной схеме профанизации сакрального. Применительно к ритуалу коллективного осуждения профанизация этого действия осуществляется как формализация («Мы все знаем, что наш коллега ни в чем не виноват, но поступила жалоба в партком, и поэтому нужно срочно провести собрание и сдать протокол»), протест (от открытой демонстрации своей солидарности с осуждаемым до знакового молчания в тот момент, когда следует произнести слова осуждения), карнавализация (высмеивание вышестоящих инстанций, пародирование норм поведения, доведение мероприятия до абсурда).

Ритуальный дискурс прослеживается в различных типах институционального общения. Научный дискурс включает процедуру инициации – публичную защиту диссертации, подтверждающую право соискателя иметь ученую степень, т.е. быть полноправным членом научного сообщества. Эта процедура является прекрасным примером мягко-формализованного ритуального дискурса. Ритуальность защиты диссертации состоит в том, что необходимо тайное голосование членов диссертационного совета, составляющих кворум, для того, чтобы соискателю был присвоен тот квалификационный статус, на который диссертант претендует. Защита строится по заданному сценарию, включающему как трафаретные компоненты сугубо протокольного порядка (председатель совета ведет заседание, не отклоняясь от стандартных клишированных формул, оппоненты выступают, зачитывая подготовленные отзывы), так и непрограммируемые компоненты (вопросы к соискателю, выступления в свободной дискуссии). Попытки устранить непрограммируемую часть защиты, т.е. сделать защиту жестко-формализованной, осуждаются научной общественностью (показательно жаргонное выражение «вешать клюкву» – заранее раздавать вопросы, на которые соискатель якобы спонтанно отвечает). Мягкая формализация данного ритуала допускает вероятность научной дискуссии на защите, а отсутствие критических замечаний в отзывах расценивается как знак некомпетентности оппонента либо несостоятельности защищаемой работы (не о чем вести дискуссию). Суть инициации состоит в проверке инициируемого быть полноправным членом сообщества. Подобно тому, как посвящению в рыцари должно было предшествовать боевое крещение, голосованию предшествуют вопросы и дискуссия на защите диссертации. В некоторых землях средневековой Германии экзамен на докторскую степень обозначался латинским словом Rigorosum (rigor – твердость, жесткость), испытуемый должен был доказать свое право на новый социальный статус в упорной интеллектуальной борьбе. Мягкая регламентация диссертационного ритуала выражается в оценочных ориентирах, которые должны быть отражены в отзывах официальных оппонентов (актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость), в количестве оппонентов, в отзывах на автореферат диссертации (их может и не быть). Мягкая формализация данной процедуры интересным образом проявляется в таком процедурном моменте, как отзыв научного руководителя, председатель весьма часто сообщает совету о том, что отзыв в деле имеется, и если научный руководитель является членом совета, то большей частью он от выступления отказывается. Выступление научного руководителя имплицирует его особое отношение к диссертанту и сводится к сообщению дополнительной важной информации о личности соискателя или об особых обстоятельствах, в которых выполнялась работа. Банкет после защиты является также сугубо ритуальным мероприятием, аналогичным любому пиру после инициации. Любопытно отметить, что в отечественной традиции такое событие часто карнавально переворачивает строго официальную процедуру защиты. Ритуал защиты на этом считается завершенным, но в соответствии с нормативными документами диссертант имеет право на прибавку к заработной плате только после получения общегосударственного диплома кандидата или доктора наук. Этот документ с порядковым номером, подписями и печатью материализует переход человека в новый квалификационный статус.

Прототипным ритуалом является каноническая молитва, которую предписано произносить в определенные даты. Обратим внимание на фасцинативную сторону данного ритуала: произнося сакральный текст, все участники такого религиозного ритуального дискурса испытывают особое чувство радостного единения. Не случайно религиозный ритуал часто включает пение или музыкальное сопровождение, в зависимости от конфессии. Обрядовая сторона религиозного ритуала выражается в том, что произносимый текст может быть абсолютно непонятен говорящему (латинские молитвы в католических храмах, так же как и священные формулы на других мертвых языках, воспринимаются верующими в качестве сакрального текста еще и потому, что божественное осознается как недоступное). Протестанты, переведя канонические тексты на родной язык для собратьев по вере, сделали шаг в сторону рационализации веры и тем самым понизили фасцинативную значимость ритуального дискурса. Закрытость ритуального текста как характерная черта ритуала прослеживается в том, что важен целостный текст как знак, а не его развернутое дискурсивное содержание. Вспомним приветствие военачальника войскам во время проведения парада и ответную хоровую ритуальную фразу на русском языке, например: «Здравия желаю, товарищи пограничники!» – «Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза!» (в ответной хоровой фразе можно было с трудом определить исходные слова, от которых оставались только односложные выкрики).

К числу ритуальных текстов относятся и надгробные речи. Эти слова прощания в русской лингвокультуре (в отличие, например, от немецкой) произносятся не всегда. Если в похоронах участвуют только члены семьи и самые близкие друзья покойного, то вся процедура прощания осуществляется молча, под звуки похоронного марша покойного несут из дома до катафалка и затем – от катафалка до могилы. В некоторых конфессиях музыка, как и цветы на похоронах, считаются неуместными. Если же покойный занимал высокий пост и на его похороны пришло большое количество людей, то обычно происходит траурный митинг, на котором выступает человек, имеющий высокий социальный статус и хорошо знавший покойного по совместной работе. Надгробная речь представляет собой особый жанр ритуального дискурса, включающего клишированные выражения, например: «сегодня мы все собрались здесь, чтобы проститься с…», «сегодня мы провожаем в последний путь…», «спи спокойно, наш дорогой друг» (личностное переключение прослеживается в весьма частом переходе на «ты»), «пусть земля ему будет пухом». В религиозном каноне происходит отпевание либо чтение поминальной молитвы, т.е. имеет место использование жестко-формализованных текстов.

Примером политического ритуального дискурса является выступление руководителя государства по телевизору в новогоднюю ночь. Эта традиция установилась сравнительно недавно. Государство в лице своего высшего должностного лица – президента страны – приходит в дом к каждому жителю и выражает добрые пожелания. Здесь мы сталкиваемся с магической функцией ритуала. Проективность ритуала заключается в том, что его участники ощущают особую значимость ритуального момента и полагают, что благопожелание, высказанное в этот момент, является более сильным и действенным, чем такое же пожелание, сказанное в обыденном общении. В своей короткой речи президент дает оценку году прошедшему и формулирует те ценности, которые значимы для каждого индивидуума – счастье, здоровье, успех. Отсутствие ритуала в ситуации, когда он ожидается, дезорганизует сообщество подобно тому, как общение ставится под угрозу при нарушении норм фатической коммуникации. Жанровое пространство политического дискурса, как справедливо отмечает Е.И.Шейгал (2000, с.270), складывается из трех типов жанров – ритуальных / эпидейктических (инаугурационная речь, юбилейная речь, традиционное радиообращение), ориентационных (партийная программа, конституция, указ и др.) и агональных (лозунг, рекламная речь, предвыборные дебаты и др.). Политик ритуализует свою повседневную жизнь: личность заменяется имиджем, т.е. простым и легко узнаваемым позитивным образом. Именно поэтому люди (электорат) не воспринимают политические выступления руководителей в информационном ключе. Политику дается эстетическая оценка: говорил уверенно, серьезно, задушевно, взволнованно (исполнял роль в соответствии или не в соответствии с ожиданиями). Политический ритуал неизбежно срастается с религиозным и массово-информационным: человек, олицетворяющий власть, принимает эту власть как предмет (подчеркнем: легко отчуждаемый предмет!), эта процедура призвана внушить всем сверхценный характер власти и легитимность обладания властью.

Вероятно, любое речевое действие может стать ритуализованным и затем ритуальным, но есть действия, предрасположенные к ритуализации. Таковы просьбы, извинения, поздравления, восхваления, соболезнования, осуждения, обещания, приветствия, прощания и т.д. Вместе с тем вряд ли актуальной станет ритуализация лести или комплимента.

Дата добавления: 2015-10-26