Я не могла найти ответ.

­

010.00

...Когда я была настоящей девочкой, мою лучшую подругу звали Кассандра Джейн Пэриш. Она приехала зимой, когда я училась в третьем классе. Я сидела, прислонившись подбородком к подоконнику, и смотрела, как они переносят вещи с фургона. Парень вынес детский велосипед и розовый кукольный домик. Я скрестила пальцы. Наш квартал в то время еще строился и состоял в основной с недостроек, и вырытых ям. Мене до жути хотелось, чтоб сюда приехал кто-то моего возраста и мог играть со мной.
Моя няня налила кофе в термос и, взяв меня за руку, пошла знакомиться с новыми соседями. Их дом очень походил на наш, с таким же задним двором, с тем же запахом свежей краской и еще чистыми коврами. Мама, миссис Пэриш, выглядела недостаточно старой для того, чтоб быть бабушкой. У нее были большие голубые глаза, которые постоянно смотрели на мир настолько открытым и удивленным взглядом, будто бы она не могла поверить во все то, что ее окружает. Няня представила нас друг другу, и рассказала о моих родителях с их миллион-долларов-в-неделю работой. Миссис Пэриш позвала свою дочь. Кассандра Джейн крикнула ей, что никогда не выйдет со своей комнаты.
«Иди сюда, милая» сказала миссис Пэриш мне «Она хочет с кем-нибудь подружиться»
Кейси распаковывала свои книги. Когда она встала, я увидела светловолосую девочку, чей рост был больше моего, с длинными белыми волосами, завивающимися на концах. До того, как заговорить со мной, до того, как впервые посмотреть на меня, она дала мне своего мышонка, Пинки. Я пальцами чувствовала, как бьется его маленькое сердце.
Ее комната была такой же, как и моя, форма и размер не отличались ничем, кроме, разве что, ее вещей: кровати с красивым балдахином, подвязывавшимся шнурками, кукольного домика, обрисованного мелками, высокого, длинного зеркала, стоявшего в одиночестве где-то в углу и книжного шкафа, не выглядящего достаточно большим для того, чтоб вместить все эти книги в коробках. Она показала мне своих станинных кукол, коллекцию кукольных лошадей и, наверное, лучшую из всего этого, шкатулку с золотистыми украшениями, среди которых встречались минералы, добытые из самого сердца вулканов.
Я сказала ей, что минералы добывают в океане.
«Они бывают разные» ответила она «Эти камешки ты видишь просто так, но если ты посмотришь сквозь них, ты сможешь увидеть свое будущее»
«Ох…» ответила я, протягивая руки.
«Но не сегодня» она убрала все камешки и закрыла шкатулку. Я увидела место, где она спрятала ключик.
Мы уселись на пол и начли распаковывать коробки с книгами, стоящими между нами. Пока я подавала ей книги, мы говорили о любимых шоу, историях, фильмах, ТВ-шоу, музыке, которую предпочитали слушать, даже если она была слишком взрослой для нас. Когда миссис Пэриш вместе с моей няней вошли в комнату, Кейси обняли мои плечи.
«Это судьба» она сказала маме «мы созданы для того, чтоб быть друзьями»
Миссис Пэриш улыбнулась «Я же говорила, что тебе понравится здесь»
Отец Кейси был нашим новым директором школы, избранным советом потому, что они уволили старого. Мама стала лидером Девочек-скаутов, кто проводил полевые учения и различные игры у нас в школе. Она пригласила мою мать поиграть в карты, затем прийти на собрание книжного клуба, но моя мать была слишком занятой, вместо этого пересаживая сердца. Мистер Пэриш не играл в сквош; мой отец не играл в гольф, потому все и получилось именно так.
Кейси была маленькой врединой, как потом я это поняла. Я проводила все выходные, ночуя у нее дома, но она никогда не ночевала у меня. Она не говорила о своем лунатизме и истериках, случившихся впервые тогда, когда ее родители сильно поссорились и отец заставил мать снова переделать всю домашнюю работу. Однажды я услышала, как ее мама рассказывала моей няне о том, что у них случилось что-то плохое с соседским мальчиком. Я спросила об этом Кейси. Она ответила, что я хочу травмировать ее чувства, что она ненавидит меня, и мы не будем друзьями больше.
Я сидела на крыльце, читая «Складки времени» и покусывая конец своего хвостика, когда она вернулась, как ни в чем не бывало, и предложила прокатиться на велосипедах.
Каждый вечер мы залезали в мой домик на дереве для того, чтоб почитать множество книг об увлекательных и опасных приключениях. Я представляла, что ножи для стейков, украденные с кухни, это мечи. Кейси воровала ядовитые ягоды с сада ее матери, и обрезала розы. Мы вымазывали лица ягодным соком и кололи пальцы шипами. Мы поклялись, что будем сильными, спасем планету и останемся друзьями навсегда.
Она рассказала мне, как играть в солитер. Я рассказала ей, как раскладывать пасьянс.
Весной, в пятом классе, фея сисек хорошенько ударила Кейси своей палочкой. Она стала первой девочкой в нашем классе, которой действительно нужен был бюстгальтер. Мальчишки смотрели на нее и хихикали. Девочки с острыми язычками шептались и показывали пальцами. Я тайно радовалась своей плоской груди и тому, что мне не надо носить бюстгальтер.
Мальчишки издевались над ней, обзывая грязными словечками и отпуская сальные комментарии. Кейси притворялась, что не слышит этого, но я знала, что она слышит все. Все это дошло до кипения на ленче в пятницу. Тэтчер Грэйсон оттянул лямку лифчика Кейс и шлепнул ее по спине так, что все могли услышать это. Она обернулась, ударила его, повалив на пол и начала наносить удары. Пока охранники разняли их, нос Тэтчера был разбит и вдобавок ко всему, он получил синяк под глазом.
Тэтчера увели к медсестре, а Кейси отвели к директору, в кабинет мистера Пэриша, который в то же время был ее отцом. Он кричал настолько громко, что это было слышно в коридорах, а затем отстранил ее и Тэтчера от уроков на день. Остальные провели вечер за написанием эссе о хорошем поведении и толерантности. Эти гребаные блестящие девочки сказали, что это была ее вина.
В понедельник девочки сказали, что Кейси лесбиянка и перестали общаться с ней. Я не знала, что это такое, но это звучало плохо. Я пережевала конец резинки своего карандаша, и не разговаривала с Кейси на протяжении всего дня. Она сидела одна за ленчем во вторник. Сама играла на перемене. Вместо того, чтобы ездить на автобусе, она ездила домой со своей мамой. В среду мальчики шептали слово «сиськи» каждый раз, когда учитель отворачивался. Тэтчер нарисовал Кейси с огромными шарами вместо груди и передал рисунок по классу. Блестящие девочки хихикали, вертя в руках стиральные резинки.
В иерархии пятого класса я была ближе к вершинам, чем к низу, потому что мои родители были богаты и мой папа встречался с президентом Соединенных Штатов. В сложной математике начальной школы я была самостоятельным числом, не входящим ни в какие комбинации.
Кейси и я дали секретные клятвы с соком ядовитых ягод и кровью. У меня не было выбора. Я должна была спасти ее.
На ленче Кейси сидела за столом для неудачников. Я отдала ей всю свою жареную картошку и предложила поехать в бостонский музей вместе с ее мамой. Другие девочки смотрели на нас, облизывая свои скобки и треплясь языками. Затем я подошла к Тэтчеру, я девочка-эльф похожая на второклассника, подошла к будущему университетскому футболисту, для того, чтобы показать ему.
«Я разрешаю тебе ударить меня»
«ты разрешаешь мне?» он расхохотался настолько громко, что ничего другого сказать не мог.
Я толкнула его.
«Да, у меня хватит смелости. Если ты не тряпка, ты ударишь меня» я толкнула его сильнее. «ты самая большая тряпка, даже если ударишь меня, потому, что лучше уж получить удар, чем ударить кого-то»
Я не понимала, что вообще несу. Все загудели, зашептались и обступили нас. Тэтчер надеялся, что появится кто-то из учителей и ему не придется этого делать.
«Ну, давай же»
Я закрыла глаза и скрестила пальцы.
Он ударил меня по лицу, я почувствовала, что один из моих зубов выпал и на язык попала кровь. Я выплюнула окровавленный зуб ему в лицо, прежде чем потерять сознание. Блестящие девочки снова уселись на свои места. Я доказала Тэтчеру, что девчонки сильнее.
Они сплели браслеты для нас, украсив их цветами из разноцветных бусинок. Я бы не взяла их, если бы они не сделали такой для Кейси. Они снова начали общаться с Кейси. Тэтчер был хулиганом и сам был виноват в этом.
После всего этого мы с Кейси говорили всем, что мы близнецы.

…тело было найдено в комнате мотеля …

Тело Кассандры Джейн Пэриш спит в металлической коробке. Они выкопают яму в земле, посадив ее туда, словно растение. Что насчет самой Кейси? Я думаю, она здесь.

011.00

Эмма идет в постель, Дженнифер идет в постель и папа тоже идет в постель. На другом конце города моя мать засиживается допоздна, но и она тоже, в конце концов, идет спать.
Я не могу уснуть. Лучики пронзают мой череп, проникая внутрь.
Я мерзну, затем меня бросает в жар, потом я перестаю чувствовать пальцы на руках и ногах. Кто-то стоит за моей дверью. Я чувствую это. Но… нет. Все спят. Все очарованны своими снами. Лунный свет проникает в окно.
Я жду.
Маленькие, мохнатые паучки выползают из моего живота, эти маленькие существа, чьи лапки напоминают ножки балерины. Они роятся сотнями тысяч мыслей, сплетая их, будто бы один большой паук. Укутывая меня словно саваном.
Я делаю вдох. Паутина поникает в приоткрытые губы. По вкусу она напоминает старые занавески.
Запах имбиря и гвоздик, запах жженого сахара, ее шампуня, мыла и ее духов. Она приходит ко мне. Ни минутой позже. Сейчас.
Покрытые шипом виноградные лозы прорастают через пол, потрескивая, словно пламя. Черные розы цветут в лунном свете, родившиеся мертвыми и хрупкими. Паутина на моем лице заставляет меня открыть глаза, вынуждая смотреть, как Кейси выходит из тени, а колючие кустарники оплетают ее ноги и ее тело. Минута, и она у двери. Мгновение – она у моей постели. Температура в комнате падает. Ее голос проникает в мою голову.
«Лиа», говорит она.
Я не могу издать ни единого звука. Пауки ползают по моему лицу, подползая к ее рукам. Они переплетают нас паутинками, соединяя нас.
«Пошли со мной» говорит она. «Пожалуйста»
Сети паутины сплетают нас, пока луна не уходит на покой и звезды не засыпают вместе с ней.

012.00

«Лиа, проснись» Эмма трясет мое плечо.
Я стону и зарываюсь в теплый кокон одеяла.
«Проснись!» Она включает свет «Ты опоздаешь»
Я открываю глаза и закрываюсь рукой от света. Я уснула в одежде. На улице все еще темно.
«Который час?»
«Эмм…», говорит Эмма «Тринадцать минут седьмого»
Моя комната пахнет как грязная прачечная, это вовсе не свечи и даже не жженый сахар. Я утыкаюсь лицом в подушку
«Еще пять минут»
«Вставай, у мамы мигрень и она сказала, чтоб ты вставала» Эмма тянет одеяло на себя.
«Эй! Холодно»
«Не кричи, я пыталась тебя разбудить, но ты не реагируешь»
Я свешиваю ноги с постели.
В поле зрения не попадает паутина, на ковре нет лепестков роз. Кейси находится в морге, лежит на столе с разрезанным животом, будто бы недавно пойманная рыба. Этого всего не происходило.
Я дрожу, укутывая плечи одеялом.
«Где мой папа?»
«Сегодня вторник, дурочка. День сквоша. Почему тыква, это единственный овощ, в честь которого назвали игру?»
Дерьмо. Вторник.
«Где Дженнифер?»
«Сушит волосы. Куда ты?»
Сегодня вторник.
Я мчусь в прачечную, самое дальнее место от ушей Дженнифер. Я включаю воду и жадно пью, пока мой живот не становится похожим на большой воздушный шар, наполненный водой. Я захожу на кухню, чувствую, как вода плещется в желудке.

Когда Дженнифер спускается с высушенными волосами и неаккуратно подведенными глазами, я пью первую чашку кофе за день. Черный. Передо мной стоит грязная папина тарелка, и это создает иллюзию того, что я ела тосты с джемом.
«Мигрень?» спрашиваю.
Она кивает и ставит чашечку воды в микроволновку, разогревая ее.
Моя маленькая не-сестра показывает мне свою диораму, поставив ее на стол.
«Это – греческий Колизей» говорит она. «Они мучили людей и отдавали их тиграм»
«Звучит, как средняя школа» отвечаю
«Это не смешно. Эмма» говорит Дженнифер «И Колизей находится в Риме, а не Греции. Прекрати трогать диораму. Клей еще не высох»
Она вытаскивает чашку, засовывая туда чайный пакетик, пахнущий лимоном, и смотрит на меня.
«Лиа, наверх»

***

Во второй раз они отпустили меня из тюрьмы New Seasons около шести месяцев назад для того, чтоб я могла повидаться с матерью и немного развеяться. Я ведь рассорилась с матерью, Доктором Мэрриган, и поехала в Дженниферленд.
Как только шок от моего пребывания там прошел, папе понравилась идея. Он сказал, что это – как новый старт. Он знал, как нужно возиться на кухне, делая это изо дня в день.
Каждое летнее утро я сидела на кухне, делая вид, что я хорошая дочь за столом для завтрака (с больничных бумаг: «семейные приемы пищи должны быть легкими и приятными»). Он рассказывал мне что-то о лекциях и парне, погибшем футболисте с университетской команды, прожевывая омлет с грибами и откусывая кусочек от рогалика с маслом.
Доктора сказали папе покупать
весы для ванной комнаты с гигантскими цифрами, которые было легко прочитать.
Дженнифер должна была делать грязную работу, взвешивая меня в моей заношенной желтой одежде, чтобы удостовериться в том, что я осталась толстой. В первое время она измеряла мой вес каждое утро и сообщала доктору раз в неделю. Огромные, уродливые числа заставляли меня плакать.
Каждодневное взвешивание превратилось в взвешивание-через-день, потом стало взвешиванием-по-вторникам, потому, что всем нам не особо нравилась эта процедура.

Я переодеваюсь в другую одежду, засовывая в карманы гирьки для весов, и убеждаюсь в том, что они не звенят. Когда я добираюсь до ванной, Дженнифер поправляет свои неаккуратно подведенные глаза. Я стаю на весы.
107 поддельных фунтов.
Она пишет число в небольшом зеленом блокноте, который живет в ее кабинете рядом с антибактериальной мазью, затем просматривает двадцать четыре недели моих унизительных измерений веса.
«Ты похудела на четверть фунта»
«Это не проблема»
«Хм» зеленый блокнот возвращается в кабинет. Я схожу с весов и меняю тему.
«Можно я заберу Эмму после школы, и мы поедим мороженое?»
Рот сводной матери открывается, но она не произносит ни слова.
Эмме девять лет. Эмма толстушка. Пухленькая, не тяжелая и не толстая вовсе. Она ширококостная — как ее папа, Дженнифер говорит, что все прекрасно. Эмма должна стать моделью; мы слышали это уже много раз на ее футбольных тренировках и школьных концертах.
Она – новая американская красотка, настоящая девочка с шоколадными глазами M&Ms, с подпрыгивающими волосами и слоем любви вокруг ее живота.
Дженнифер думает, что Эмма пухленькая, но она не имеет мужества признать это.
«Один шарик, я обещаю»
«Не сегодня»
Ее помада запекается в уголках ее рта, будто кровь. Она вытягивает ватный тампон и протирает уголки губ. Это - старинное зеркало, искажающее всех, кто в него смотрит. Иногда оно может заставить вас стать похожими на изящную принцессу, попавшую в ловушку. В другой раз вы будете похожими на свинью.

Я сдвигаю душевую занавеску и включаю воду. Пятно помады Дженнифер, пятна, пятна, пятна.
«Хлоя звонила» говорит она «Еще раз»
«Домой?»
«Нет. В офис Дэвида»
Я делаю воду более горячей. Мне не нравится то, как она произносит имя моей матери.
«Ты слышала то, что я сказала?»
«Вы сказали, что мама звонила папе»
«Вчера ты пообещала, что позвонишь ей»
Я сижу на краю ванны, касаясь воды пальцами и проверяя ее температуру.
«Мне жаль, я совсем забыла об этом»
“Не волнуйся, она хочет, чтоб ты приехала к ней на выходные и переночевала у нее. Она говорит, что вы можете попробовать еще раз, ну, наладить ваши отношения. Особенно после смерти Кейси… она очень переживает»
«Нет»
Дженнифер хмурится, посмотрев на меня. Она все еще выбирает обходные пути, дабы избежать столкновения с ее статусом моей мачехи и Жены Номер Два, с моей настоящей мамой и Женой Номер Один.
Но она зарабатывает звездочку, за попытку меня убедить, однозначно.
«Мне нравится эта идея» она глубоко вздыхает.
«нет»
«Ну же, Лиа, ты должна»
«Вы не имеете права меня заставлять»
Слова вырываются, будто лавина. Я хочу сгореть от стыда каждый раз, когда она видит меня раздетой, а она бесится, если я захожу в ванную в одежде. Ее это раздражает. С каждым разом сильнее.
«Доктор Паркер говорит, что ты должна позволить людям увидеть твое тело. Хотя бы мне. Мне жаль, что все так выходит. Я только пытаюсь помочь» она вытирает запотевшее зеркало.
«Я знаю»
Когда она вышла замуж за моего отца, я приезжала сюда, как гостью, раз в месяц убирая кухню и мне не платили за это, как платят уборщице или няньке. Я могу поклясться, что она жалеет о том, что не составила брачный договор.
«Что папа говорил маме?» спрашиваю.
«Он сказал, что поговорит с тобой об этом лично»
Водные капли стекают вниз, и Дженнифер исчезает за стеной пара.
«Только одна ночь»
Ее голос сладкий и липкий, как помада в уголках губ.
«Поедешь к ней после обеда и вернешься после завтрака в субботу»
Я открываю рот, чтобы попросить ее пойти со мной на похороны, разбудить меня завтра и помочь прийти в норму. Я должна позвонить родителям Кейси, ведь в их жизни не случалось ничего хуже. Я открываю рот, но из-за пара не могу сказать ни слова»
«Ты говорила что-то?» она спрашивает.
«Вы сегодня пойдете в магазин?»
«Что?»
«Вы будете идти в магазин? У меня закончились тампоны»
Идеальная ложь, хорошо продуманная диверсия.
«Хорошо, я куплю. Ты позвонишь Хлое?»
«Я вечером наберу ее. А сейчас, если ты не возражаешь…» я внезапно перехожу на ты, стягивая остатки одежды. Она выходит в коридор и запирает дверь.
«Спасибо, милая. Я расскажу Дэвиду»

Я становлюсь под теплые душевые струи, слыша ее шаги. Она спускается вниз.
«Не называй меня «милая»»
­

013.00

Я выключаю душ. Облака пара висят в воздухе. Паровые слезы стекают вниз повсюду: на зеркалах, окнах и стенах. Я жду, что мои уши различат этот волшебный звук открывающейся гаражной двери, и затем рассчитываю время, которое понадобится ей для того, чтобы отправится вниз по дороге, ведущей в Начальную Школу Парк-Стрит.

... После того, как они уменьшили дозу зеленых и оранжевых таблеток, потому что я была такой очень, очень хорошей маленькой девочкой, туман в моей голове почти рассеялся, и они позволили мне ВОДИТЬ МАШИНУ. Жизнь в Дженниферлэнде становилась все более привычной. Более того, я даже привыкла к тому, что вокруг находилось достаточно много людей. У Дженнифер было много друзей. Папа готовил барбекю. Эмма обманывала их для того, чтоб мне позволили нянчить ее, за исключением тех дней, пока я была в летней школе.

Мой отец («сто десять, фунтов, детка — ты отлично выглядишь!) купил мне новый автомобиль («три года, восемьдесят тысяч миль пробега, но нем очень безопасно ездить и вся резина новая») потому я смогла возить Эмму на ее футбольные занятия, а так же к ее друзьям. Не то, что бы мне больше некуда было ездить. Кейси выбросила меня из своей жизни. Остальные мои друзья исчезли, когда я перестала общаться с кем либо. Папа пообещал, что отпустит меня путешествовать для того, чтоб я почувствовала себя лучше. Мы собирались смотреть любоваться восходом на берегу океана, слушать Boston Pops, добраться до Канады только для того, чтоб выпить чашку кофе и вернуться домой. Он был настолько убедителен, что я действительно поверила ему на некоторое время. Но тогда его начальник отказался изменить его расписание, назначив его главным учителем летней сессии, мы никуда не поехали.
Мой автомобиль привез меня в магазин, где я купила цифрового убийцу нервов, аккуратные весы. Убийца цифрового масштаба, вмешавшийся в мою жизнь, белые весы Blubber-O-Meter 3000.

Я избавляюсь от секретного веса в туалете, и возвращаюсь в комнату. Вес нужно измерять на твердой, ровной поверхности. Телефон в нашем доме слышно в каждой комнате, маленькие звоночки, дин-дон. Включается автоответчик. Я выхожу из туалета, избавившись от лишней жидкости. Мой рост - пять дюймов, немного выше, чем в прошлом году. В прошлом году у меня прекратились месячные. Я притворяюсь толстым, здоровым подростком. Они делают вид, что хорошие родители. Все очень хорошо.
Я закрываю глаза.

Когда я становлюсь на весы, Дженнифер предупреждает Эмму о том, чтоб она не ела мороженое.
Когда я становлюсь на весы, ванильное мороженое пугает Эмму.
Когда я становлюсь на весы, папа сверяет цифры.
Когда я становлюсь на весы, мама разрезает тело какого-то незнакомца.
Когда я становлюсь на весы, тени сгущаются.
Когда я становлюсь на весы, Кейси засыпает.
Я открываю глаза. 99 фунтов. Я официально на первой ступеньке нового, большого плана.
Ха.
Если мои доктора знали бы об этом, они бы вернули меня в больницу.
Я бы долго отвечала за последствия потери веса потому, что я (снова) нарушаю установленные рамки идеального веса для Лии. Я настолько толстая, насколько они хотят. Я предположительно, должна изгнать все эти мерзкие голоса со своей головы. Я должна пройти восстановление, излечится, будто монахиня, отдающая душу и тело в
женский монастырь.
Они - идиоты. Каждое тело работает по-своему. Мое тело не хочет, чтоб они обвивали его цепями заставляя работать так, как нужно им. Доказательство? Веся всего 99 фунтов, я чувствую себя сильнее, мои мысли ясные и светлые. Когда я достигну следующей точки своего плана, я должны весить 95 фунтов, идеальный баланс. Веся 95 фунтов, я буду чистой. Достаточно легкой для того, чтоб одурачить всех, и достаточно сильной для того, чтоб существовать.

В 95 фунтов я буду достаточно сильной, чтоб управлять собой. Я буду стоять на носочках в балетках, розовые, атласные ленты будут переплетаться по моим ногам и это будет волшебно.
В 90 фунтов, я взлечу. Это – третий пункт в моем плане.
Кейси высовывается из-за занавески и смотрит на меня.
«Брось это» шепчет она.

014.00

Я опаздываю снова, замечтавшись на полпути к двери (099.00! 099.00! 099.00 Завтра будет 098.00) но красный мигающий огонек ловит меня. Автоответчик.
Не моя проблема. Дженнифер прослушает его, когда приедет домой.
Но что, если это - Дженнифер, и она хочет попросить меня забрать Эмму со школы. Или мой папа, который забыл очередные нужные бумаги дома. Или Кейси.
Ну, нет. Не Кейси.
Я ставлю свой рюкзак, и прослушиваю сообщение, нажав злосчастную кнопку.
«Хм, привет? Я надеюсь, что не ошибся номером»
Судя по голосу, парень. Голос достаточно низкий. Я не знаю никого с таким голосом.

Он кашляет «Я ищу Лию. Лия. Да, Лия, если это Ваш дом, ну, в общем, эм, если это и не Ваш дом, Вы не получите сообщение, не так ли? Можете перезвонить в Gateway Motel? Или приехать, если Вам не сложно. Спросите меня, меня зовут Элайджа. Я обещал Кейс, что позвоню Вам.
Автоответчик прерывает милый голос.

Я надеваю одну из больших трикотажных рубашек моего отца, потому что я дрожу, не переставая. Я прослушиваю сообщение дюжину раз прежде, чем позвонить школьной медсестре и сказать, что мне действительно плохо. Она говорит, что сообщит об этом директору.
Я захватываю свои ключи.

015.00

Я проезжаю мимо дворов, которые украшены в преддверии праздничных каникул. Некоторые из них украшает искусственный снег, снеговики им венки омелы, занимающие свое место на двери. Кое-где я видела даже искусственную индюшку ко Дню Благодарения. Почтовые ящики оснащены системой проверки отпечатков пальцев. Тут соседство вовсе не то, нежели в тех местах, где выросли я и Кейси.
Я спускаюсь вниз по улице, видя еще какой-то объезд. Я знаю, что, скорее всего, снова заблужусь. Я всегда теряюсь в незнакомых местах. Я должна была распечатать для себя небольшую карту этой местности.
Кто этот парень, как он получил мой номер и должна ли я звонить в полицию и жаловаться на хулиганство?
Я прокручиваю климат-контроль до самой ЖАРКОЙ отметки. Первый поворот очевидно, приведет меня к веренице приземистых офисных зданий с полупустой парковкой для сотрудников. Я возвращаюсь к 101 улице.
Следующий поворот привел бы меня к колледжу, и со всей своей удачливостью я оказалась бы на работе моего отца, и встретила бы кого-то из его студентов.
Третий поворот: Ривер-Роуд. Повернуть направо.
Здания усеяны многочисленными местами семейного времяпрепровождения: маникюрный салон, магазин товаров со скидками, небольшой ресторан, магазин матрасов, школа каратэ, магазин, который обычно сдает мебель в аренду. В Лондромете, я вижу маленького ребенка с бутылочкой у его рта, он стоит, прислонившись руками к зеркальному стеклу, и улыбается. Он улыбается, и бутылочка выскальзывает из его пальчиков. Позади него женщина вытягивает грязную одежду, засовывая в большую стиральную машинку прачечной.
Я проезжаю мимо нескольких пустырей, множества старых деревьев и прихода церкви. Спустя несколько миль я щелкаю поворотником и поворачиваю в сторону Gateway Motel. Здесь много парковочных мест. Здание мотеля напоминает мне о диораме из обувной коробки, построенной Эммой.
Двери и окна находятся здесь каждые пару футов: большие оконные отверстия, маленькие отверстия для дверей. Штукатурка на стенах уже подпорчена благодаря воде, капающей со стоков вниз. Главная дверь их офиса находится в дальнем конце здания, неоновая вывеска, мигающая над окном, гласит: VACA CY.
Я выхожу из автомобиля, блокирую дверь, и направляюсь в офис, проходя мимо скелета какой-то птицы, у которой осталась только половина ее крыльев.
­

016.00

В вестибюле столь же холодно, как и на улице. У регистрационного стола стоит огромное кресло. В нем восседает пожилой мужнина с плохим пробором, на нем так же одеты очки в толстой роговой оправе. Мужчина читает газету. У стены висит маленький телевизор. Изображение было совсем нечетким и более того, постоянно прыгало, да и звук более чем отвратительным. Побитый жизнью телефон-автомат установленный немного выше стойки для регистрации украшали несколько пожелтевших от старости туристическими брошюр рассказывающих о Лейк-Парка Кеноби, Роберт Фрост Фарм, и Ньюгэмпширском музее снегоходов. На одной из дверей висела табличка «Только для персонала» а на другой «Туалет – только для посетителей».
Я не должна быть здесь. Я должна быть на тригонометрии. Или нет, на истории. Я должна вернуться в школу, медленно и аккуратно, останавливаясь на желтый свет. Следую показателям ограничителей скорости.
«Да?» Мужчина смотрит на меня искоса. «Вы хотите в уборную?»
Я качаю головой. «Нет, Сэр»
«Тогда чего вы хотите?» его голос сладко-смолянистый «Вы приехали посмотреть, на место, где она умерла?» это вовсе не голос с моего автоответчика. Я едва заметно кивнула.
«Десять долларов, и вы можете посмотреть» Он протягивает руку и щелкает пальцами.
Я открываю свой бумажник. «У меня только есть пять»
«Этого хватит» когда я передаю деньги и получаю счет, он кричит, «Лайджи!»
Дверь уборной открывается. Парень, который вышел оттуда, кажется немного старше меня, и, наверное, на фут выше, с черными волосами, опускающимися к его плечам, и очками в роговой оправе. Кожа парня сахарно-белая, только после неаккуратной бородки его лицо приобретает цвет, красный, как вулканическая лава. Он обут в ботинки со стальной подошвой, на нем мешковатые рабочие штаны и футболка, с какой-то патриотической надписью, порванная в месте воротника. У него серые, дымчатые глаза, толсто подведенные карандашом. У него в ухе вставлен плаг коричневого, древесного цвета.
Он махает серебристым гаечным ключом, находящимся в руке, и усмехается.
«Вы звонили, Капитан?»
Это тот голос.
«Она хочет увидеть это» старший мужчина бросает ему, засовывая мои деньги в карман «Покажи ей»
Столь грубые слова остужают его, и его улыбка меркнет. Парень шагает к двери, пробормотав мне, чтобы я следовала за ним. Поскольку я ухожу с ним, старик кричит нам,
«Не смей украсть что-то. Это все собственность мотеля»
Мы проходим мимо металлических дверей, пронумерованных как 103, 105, 107. на двери 109 нет ручки. На 111 написано что-то, да, написано, краской из баллончика, но я не могу это разобрать. Парень внезапно останавливается перед комнатой 113, из-за чего я врезаюсь в его спину.
«Простите»
«Ничего страшного»
Он отцепляет тяжелую связку ключей и качает головой.
«Ты поспорила с кем-то и приехала сюда?»
«Простите, что?»
«Да приезжал тут паренек час назад…»
Он не сводит глаз с ключей, вертя их в руках.
«Он поспорил со своими дружками, что приедет сюда»
Парень задерживает один из ключей в своих пальцах, позволяя остальным свисать со связки.
«Хотел увидеть, была ли здесь кровь»
Ветер заставляет мои волосы упасть на лицо. Я убираю их за уши.
«Вы были здесь?»
Он вставляет ключ в замок, стоя спиной ко мне, говоря голосом музейного гида.
«У меня была свободная ночь, я смотрел баскетбол в баре, тут, внизу. А потом пошел к одному парню, знаешь, покер поиграть. Выиграл восемьдесят баксов. У меня дохрена алиби»
Дверь скрипит, когда он открывает ее.
«Они выяснили, отчего она умерла?»
Я качаю головой.
«Не думаю»
Ветер дует снова.
«Я надеюсь, они разберутся с этим как можно быстрее»
Комната впереди него темная. Я дрожу. Это последняя дверь, в которую вошла Кейси. Она вошла живой и вышла мертвый.
Я не должна здесь быть.
«У тебя вообще есть имя?» спрашивает.
«Что? У меня?» я дрожу так сильно, что мои зубы стучат друг о друга. Я не знаю этого парня и не понимаю, для чего он хочет поговорить со мной.
«Да, я… я, эм, меня зовут Эмма»
«Элайджа»
Я обнимаю себя руками.
«Она была расстроена, когда приехала сюда?»
Он качает головой.
«Я не видел, как она приехала, было слишком поздно. Я живу в сто пятнадцатом номере. Когда я приехал сюда после покера, я заметил, что свет включен и дверь открыта. Я нашел ее»
Я отворачиваюсь от него, зажмурившись. Все мое тело болит, будто бы воздух в комнате номер сто тринадцать заражен чем-то и это передалось мне, или же у меня попросту грипп. Мое сердце вырывается из груди, стуча по грудной клетке, а кровь капает вниз, к трещинам в полу.
«Я проверил на пульс» он продолжает. «Позвонил 911»
«Прекратите» шепчу я.
Он извергает свою жевавшую историю для меня, как и для других клиентов, заплативших, чтоб поразвлечься, выслушав рассказ о мертвой блондинке. Как будто вы пришли на какое-то фрик-шоу, вы можете снять это на телефон, записать что-то для своего блога, написать, как вы видели кровь. Всунуть нос туда, куда вас не просят.
Я открываю глаза, осмотревшись по сторонам. Он внутри, среди теней, ищет светильник, стоящий на комоде.
«Прекратите это» кричу громче «Я не хочу смотреть на это» разворачиваюсь, уходя, шаркая ногами «Мне пора уходить»
«Эй» он зовет меня «Стой»
Я бормочу под нос что-то невнятное, пытаясь заглушить его голос.
«Эй!» он кричит «Ты знаешь девушку по имени Лиа?»
Я останавливаюсь, мои руки на дверной ручке машины.
«Что?»
Он подбегает ко мне, останавливаясь в пяти шагах от мертвой птицы.
«Я ищу девушку по имени Лиа. Она должна учиться в вашей школе»
«Зачем?»
Он скрещивает руки на груди и вздрагивает от холода.
Теперь ветер северный, холодный.
«Я только пытаюсь найти ее»
Крылья птицы трепещут на ветру, кости гремят будто бы это игра в кости»
«Жаль, но...» отвечаю я. «Никогда не слышала о такой»

017.00

Кинотеатр пуст за исключением меня и трех нянек (мамаш?) с детьми позади. Свет прожектора улавливает в воздухе шелуху от семечек и попкорна, создающих здесь своеобразную галактику. На экране дерутся аниме-парни, дешевый спектакль японской дневной анимации.
Я достаю аптечный пакет.
Две мамаши (няньки?) говорят друг с другом, в то время как трое копаются в своих телефонах. Дети подпрыгивают вверх-вниз в своих креслах. Над ними монстры-роботы разрушают деревню. Герои с большими глазами превращаются в людей-лис, пускает огонь с их лисьих лап.
Я вынимаю пачку лезвий из пакета.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная
Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Фиолетовый монстр бросает грузовик в мальчика-лиса. Динамики вибрируют от грома, издаваемого падающим грузовиком, когда тот приземляется на землю. Дети уже даже не смотрят. Они борятся за попкорн и леденцы, и начинают ныть, просясь пойти в туалет.
Коробочка открывается, и лезвия высыпаются на мою руку, их шепот сладок.
Они будут использованы для того, чтоб мое тело стало моим холстом – горячие лезвия оближут мои ребра, лезвия поднимутся по моим рукам, затем перережут белесый жир, окутывающий мои бедра, проникший в них. Когда я переехала в Дженниферлэнд, папа поставил одно условие. Дочка, которая забыла, как есть, что было плохо, но это было всего лишь фразой, которая мне осточертела, хотя была достаточно справедливой. Дочка, которая пряталась в своем коконе, раковине, надеясь, что та однажды упадет, и однажды она сможет танцевать. Все это было слишком больным для меня. Ты не режешь себя Лия Мэриган Овербрук. Не под папочкиной крышей. Это условие нельзя нарушать, иначе сделка будет расторгнута.
Герои-лисы на экране пускают свет из глаз. Они скрипят зубами, когда монстры перебрасывают их через горы, они обозлены, но они всегда возвращаются, завязывая свои красные повязки снова и смеясь над противниками. Все мерзкое кипит под моей кожей, пузырьки клеток взрываются, пытаясь дышать. Я расстегиваю свои джинсы, застежку за застежкой, спускаясь молнией вниз. Я поворачиваюсь направо, оттягивая эластичную резинку трусиков. Мое левое бедро вспыхивает голубым в свете экрана.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная
Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Я делаю три пореза (тише, тише, тише!) на моей коже. Призраки просачиваются наружу. Реактивные лисы усаживаются в реактивные самолеты и следуют за монстрами, расположившимися на астероиде. Мама (нянька?) тащит ребенка, просящегося в туалет, в сторону вестибюля. Я возвращаю лезвие в коробку, коробку кладу в аптечный пакет и сжимаю влажные края порезов рукой, пока кровь не перестает вытекать наружу, исчерпав себя. До того, как включают свет, я успеваю облизать пальцы, убирая кровь. По вкусу я напоминаю себе грязные окорока.

018.00

После дня кошмаров и потерянного состояния машина везет меня домой, подальше от кинотеатра, аптеки, и мотеля, в котором девочек разбирают на маленькие по кусочкам. Мы возвращаемся на шоссе, к дому МакСэйн, расположенному в Королевских Соснах, к дому моего отца, возведенном в облаках.
Трое сидят в столовой, пламя свечей извивается в такт клавесинной музыке, доносящейся с динамиков. В воздухе витает запах обеда остаток индейки, вонючая брюссельская капуста, роллы, салат, и картофельная запеканка, которую так любит Эмма. Семейные обеды напоминают нам, что мы семья. Мы не похожи на семьи из реалити шоу (пока), но мы не похожи на незнакомцев, разделяющий дом и оплачивающих счета. Мы не мотель.
С одной стороны от Эммы за столом находится пустое место – тарелка, бумажная салфетка, вилка из нержавеющей стали, нож. Мама забрала серебряные столовые приборы, когда мои родители развелись.
Нона Мэриган всегда говорила, что из-за дешевых столовых приборов еда имеет металлический привкус. Она была права.
Папа смотрит на меня, кусочек индюшатины свисает с его вилки.
«Ты опоздала, детка. Присядь»
«Я оставалась после занятий, чтоб поработать над проектом. Можно мне поесть наверху? У меня полно домашки»
Эмма качается на стуле.
«Лиа, я сделала картошку. Сама»
Дженнифер кивает.
«Пожалуйста, Лиа. Мы так долго не обедали вместе»
Мой желудок напрягается. Для этого у меня внутри попросту нет места.
«Я резала ее двумя ножами» Эмма громко смеется, стеклянные кристаллы, свисающие с люстры, начинают едва заметно дрожать.
«Мама помогла порезать»
«Вау, круто» я отодвигаю стул и усаживаюсь, «если ты приготовила картошку, она точно вкусная»
Папа глотает и подмигивает мне.
«Можно салат?» спрашиваю я.
Он передает мне блюдо, заполненное соусом и остатками индейки. Я должна взять его двумя руками, чтобы держать потому, что это весит больше чем все на столе плюс сам
стол, плюс люстра и шкаф, который Дженнифер заказала для своих стеклянных статуэток.
Я ставлю блюдо возле своей тарелки. Треугольник ПапаЭммаДженнифер смыкается вокруг моей руки, тянущейся за вилкой. Я беру себе кусочек переполненного жиром, зажаренного в крови мяса (250) и позволяю ему занять место на своей тарелке. Шмяк.
Я передаю тарелку Дженнифер.
«Как насчет еще одного кусочка?»
Она сидит в центре стола, разговаривая с Эммой о ее проблемах. Папа даже не пытается скрыть того, что смотрит в мою тарелку.
Я беру ролл из корзинки (96), два кусочка брюссельской капусты (35), даже если ненавижу их. В Дженниферлэнде я, например, должна взять по два кусочка всего. Я кладу ролл на край тарелки. Брюссельскую капусту я кладу так, чтобы она лежала на отметке в два и четыре часа, на моей тарелке. Я встаю для того, чтоб насыпать дрянную картошку мерзкой оранжевой ложкой (70) рядом с идейкой.
Даже если я положила это на тарелку, это не значит, что я должна проглотить это. Я достаточно сильная, чтоб не делать этого, хотя картошка пахнет слишком хорошо, оставайся пустой, пустота, пустота, запах картошки, сильная/пустота внутри/дыши/притворяйся/держись.
Я заполняю оставшуюся пустоту на тарелке салатом, дополнительно беру немного грибов и оставляю оливки на тарелке. Пять грибочков = 20. Съешь пять магических грибов, запив их водой из высокого стакана, и она расцветут в твоем животе, как туманно-серые губки.
Сила/пустота/сила.
Дженнифер спрашивает Эмму, сколько будет сорок восемь разделить на восемь. Эмма откусывает кусочек от ролла. Папа кивает на мою полную тарелку и говорит Эмме, что спросит ее после десерта. «Даже профессор истории должен знать, как делить и умножать, Эммс»
Я кладу салфетку себе на колени, затем разрезаю свой кусочек мяса на две части, затем на четыре, затем на восемь, и в итоге, на шестнадцать белых кусочков. Брюссельская капуста разделена на четыре части. Я убираю сыр с картошки – это не убьет меня, картошка редко становится причиной смерти, - положить ее в рот, и жевать, жевать, жевать, улыбаться через акры скатерти. Папа и Дженнифер смотрят на мою тарелку, но они не говорят об этом. Когда я впервые столкнулась с этим, мой диагноз звучал, как «расстройство поведения», и Дженнифер кричала так громко, а папа крутил свое обручальное кольцо вокруг пальца. Сейчас это подходит под категорию «игра не стоит свеч потому, что в конце-концов, она сидит за столом с нами, ест, и ее вес точно не приведет ее в Страну Опасности».
Я кладу левую руку на колено, поверх салфетки, ниже своей талии, нахожу три мерзких пореза, говорящих правдиво и лаконично. Откусывая каждый новый кусочек я все сильнее сжимаю порезы пальцами.
«Ты хорошо поработала» говорю я Эмме «Картошка вышла просто потрясающей»
Папа рассказывает о профессоре из Чикаго, который только что опубликовал книгу, похожую на те, что пишет он сам, я перекладываю еду с позиции в один час, на два часа дня в тарелке. Стряхиваю соус со своей вилки.
Дженнифер просит Эмму поделить сто двадцать один на одиннадцать. Эмма не может.
Я пережевываю каждый кусочек с десяток раз, прежде чем глотнуть. Мясо в моем рту пережевывается по десять раз, салат тоже во рту, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать. Я выпиваю молоко, оставляя полоску над верхней губой и доказывая всем, что мы все в порядке.
«Ты можешь разделить сто на десять?» спрашивает Дженнифер.
Слеза скатывается по щеке Эммы, падая в ее дурацкую картошку.
Папа прекращает свою речь, сложив руки «Никаких слез, Эмма, Лиа тоже не могла запомнить это, но она ведь запомнила»
Это моя реплика «Ты знаешь, что помогло мне?» спрашиваю.
«калькулятор. Пока у тебя есть калькулятор, ты можешь не плакать. Все будет хорошо. Поверь мне, оно того не стоит»
Дженнифер одаривает меня мимолетным взглядом, более резким, чем ее обычный, и наливает очередной стакан воды.
«У тебя был тест?»
Я накалываю вилкой самый тонкий кусочек картошки.
«Физика. Он отложил тест, так как никто не понимает тему. Скорость сета. Как твоя мигрень?»
«Как будто табун лошадей пронесся через мою голову»
«Ай» говорю я. Эмма пытается разрезать вилкой свою брюссельскую капусту, но та выпадает из ее тарелки, падая рядом со мной. Дженнифер вздрагивает от режущего звука, издаваемого вилкой, когда та касается стекла. Я бросаю сбежавшую капусту Эмме, она ловит кусочек, смеется и вытирает заплаканные глаза рукавом.
Дженнифер протягивает руку к Эмме дл того, чтоб забрать этот кусочек и задевает стакан с молоком. Эмма вздрагивает, когда молоко выливается на ее тарелку, вымазывает скатерть и начинает капать на новый ковер.
Звонит телефон. Дженнифер сжимает голову руками.
Папа встает «Пускай сработает автоответчик» он говорит «Я приберу здесь»
Дженнифер делает глубокий вдох и оглядывает кухню «Ненавижу людей, которые оставляют сообщения на автоответчике. Мне приходится их слушать. Я получу их в любом случае»
Папа вытирает скатерть, и гладит Эмму по спине, говоря, что это всего лишь стакан молока. Я ложу половинку ролла и мясо на салфетку и заворачиваю ее.
Дженнифер возвращается, ее губы красиво сложены.
«Это она» она передает телефон папе.
Дженнифер не была причиной развода моих родителей. Причину звали Эмбер, это было до ее Уитни, до ее Джил и других. Когда мама, наконец, выгнала его, папа пошел в новый банк, чтобы открыть его собственный счет. Дженнифер работала там. Он был столь сражен ею, он возвращался туда каждый день в течение недели, задавая дурацкие вопросы о кредитах под залог имущества и IRA. Они поженились прежде, чем я привыкла к факту, что мои родители фактически развелись.
Папа берет трубку. «Привет? Это я… Хлоя, я слышу тебя»
Дженнифер хмурится и качает головой.
Он сообщает ей «Мы обедаем» говорит. Телефон в трех дюймах от его уха.
«Да, вместе. Она прекрасно справляется с этим»
Когда он уходит вниз, музыка на CD-проигрывателе останавливается. CD переключают и меняют диски: Чайковский, Лебединое озеро». Дженнифер говорит Эмме, чтоб та вытерла соус с подбородка.

019.00

По происшествию полчаса, папа открывает маме дверь. Ее голос в холле привязывает меня к стулу виноградными лозами. Последний раз яви делась с мамой тридцать первого августа, когда мне исполнилось восемнадцать.

Я не могу видеть ее сейчас. Сила/пустота/сила.

Встреча с моей мамой стала старой историей, которая повторятся миллион раз. Девочка родилась, девочка научилась говорить и ходить, девочка неправильно произнесла слово, и упала. Снова и снова опять. Девочка стала забывать поесть, потеряла юность, мать вымыла ее руки и вычистила девочку при помощи хирургических мыла и щетки, затем одела перчатки, прежде чем отдать ее специалистам и позволить им экспериментировать над ней. Когда они отпустили ее, девочка начала сопротивляться этому.
Мама входит в столовую, Дженнифер исчезает, пуф! Это доказывает законы физики, она занимает то же место, которое должна занимать первая жена.
«Позднее дежурство?» спрашивает папа.
Мама игнорирует его и подходит ко мне. Она целует мою щеку, и начинает и возвращается к медицинской практике, сканируя меня своим рентгеновским, кошачьим зрением.
«Как ты себя чувствуешь?»
«Отлично» отвечаю.
«Я скучала по тебе» она целует меня снова, губы холодные и сомкнутые. Когда она садится на стул Дженнифер, она вздрагивает. Ее колени болят, во время перемены погоды.
«Ты уставшая» говорит.
«В чужом глазу соринку увидишь, а в своем бревна не заметишь»
Доктор Хлоя Мэрриган носит свою усталость, будто бы железные латы. Вы должны отдать все, что можете и выбиваться из сил, а потом отдать еще больше: проводите время, проработав сотню часов в неделю творя чудеса, пока остальные запихивают булочки в свои рты. Сегодня она выглядит еще более уставшей, чем обычно. Я не помню этих линий вокруг ее рта. Ее пшеничные волосы заплетены во французскую косичку, но в искусственном освещении я могу разглядеть серебристые прядки, выбивающиеся из прически. Кожа на ее лице была натянута, словно барабан, но теперь она провисает в районе шеи.
Папа хочет начать разговор снова «Опять происшествие в экстренной хирургии?»
Она кивает «Коронарное шунтирование. Тому парню было плохо»
«С ним все будет хорошо?» папа спрашивает.
Она кладет свой пейджер рядом с грязной вилкой Дженнифер.
«Сомневаюсь»
Она смотрит на куски индейки, лежащие в моей тарелке, в довершение посыпанные хлебными крошками и облитые соусом.
«Лиа ела? Она выглядит бледной»
«Конечно, она ела»
Ей нужно всего семь предложений, чтоб довести меня. Это как Олимпийская дисциплина. Я закрываю рот, встаю, беру свою тарелку, захватываю папину и выхожу из комнаты.
Дженнифер и Эмма сидят за кухонным столом, разглядывая картошки с цифрами и продолжая повторение таблицы умножения. Я загружаю посудомойку настолько медленно, насколько только могу, подсказывая Эмме и рисуя в воздухе цифры за спиной Дженнифер. Папа зовет меня в столовую.
«Лиа, подойди, пожалуйста»
«Удачи» бормочет Дженнифер, когда я выхожу из комнаты.
«Спасибо»
Я хочу положить вилку Эммы на тарелку, но папа перебивает.
«Не беспокойся о посуде, она подождет. Нам надо поговорить»
Разговоров = вопли + ругань + спор + требования.

Доктор Марриган поправляет рукава ее зеленой, шелковой в. Ее ногти коротки, совсем без лака, волшебные пальцы соединяются с руками, соединенными с предплечьями
связанными со стальными мускулами и сухожилиями, которые переходят в плечи, шею, и бионический мозг. Она барабанит кончиками пальцев по столу.
«Сядь, пожалуйста»
Я сажусь.
Папа: твоя мама беспокоится за тебя.
Мама: это больше, чем просто беспокойство.
Лиа: о чем?
Папа: я говорил ей, что ты в порядке, даже тогда, когда мы услышали последние новости.
Лиа: он прав.
Мама сидит, не прикасаясь спиной к спинке стула: я боюсь, что смерть Кейси может привести к срыву. У тебя случится рецидив.
Лиа: я не лабораторная крыса.
Мама смотрит на пустой экран своего пейджера, надеясь, что что-то изменится.
Лиа: мы перестали общаться месяц назад.
Мама: вы дружили девять лет и то, что вы не разговаривали пару месяцев, на это никак не влияет.
Лиа смотрит на узор скатерти.
Папа: ты знаешь, как она умерла?
Мама берет булочку из корзинки: Синди позвонит мне, как только получит результаты вскрытия. Я обещала объяснить ей все.
Папа: я готов поклясться, что все дело в наркотиках.
Мама: наркотики, это вовсе не причина. Все дело в Лии.

Эмма входит, чтобы пожелать спокойной ночи, у нее опухшие глаза. Папа целует ее; доктор Марриган одаривает ее улыбкой медика. Я обнимаю ее как можно крепче и шепчу, что длинные примеры по умножению то еще дерьмо. Она хихикает и сжимает меня достаточно сильно, а затем уходит для того, чтоб принять ванну. Дженнифер стоит со спиной доктора Марриган, и задает ее мужу дурацкие вопросы о погрузке мусора, носках папы в сушилке, и прочих милых вопросах, которые делают ее похожей ее на первую Жену с бриллиантовым кольцом, по-прежнему находящуюся где-то здесь.
Я стряхиваю хлебные кружки со скатерти и убираю их в руку. Таблетки не убили Кейси, разве что, она выпила парочку флаконов аспирина. Или она выпила водки прежде, чем впасть в кому. Или она ограничивала себя слишком сильно. Или кто-то убил ее, наверное, плохой парень, который шел за ней для того, чтобы забрать ее кошелек и опустошить банковский счет.
Нет, тогда бы это было в газетной статье.
Я должна была спросить Элайджа о том, что он видел и о том, что говорила полиция на этот счет. Я должна была представиться. Сказать свое настоящее имя. Я даже не знаю, кто он такой. Если он врал о своем алиби, чтоб полиция посчитала его непричастным ко всему этому? В конце концов, какой нормальный парень будет жить в жутком мотеле? Возможно, это всего лишь моя фантазия. Весь остаток этого дня мог стать всего лишь плодом моего воображения потому, что признать то, что я провела все это время в постели, по меньшей мере, жалко.
Пуф! Дженнифер исчезает снова.

Мама берет булочку из корзинки: я не могу проснуться так рано и пойти с ней. У меня работа. Ты пойдешь?
Папа: это может быть странно. Мы не разговаривали с ними несколько лет.
Лиа: я пойду.
Мама: нет. Ты эмоционально нестабильна. Я передам им наши соболезнования на похоронах в Субботу.
Лиа: но только что ты доказывала мне, как долго мы были друзьями.
Папа: твоя мать права, это слишком расстроит тебя.
Лиа: я не расстроена.
Мама: я не верю тебе. Я хочу, чтоб ты встречалась с Доктором Паркер чаще. Может, раз в неделю, может чаще.
Лиа: это пуста трата времени и денег.
Папа: что ты думаешь насчет этого?
Лиа: доктор Паркер продолжает нашу терапию только для того, чтоб получать побольше денег.
Мама, откусывая кусочки от булочки: благодаря доктору Паркер ты жива.
Лиа, кровоточа, пока они не видят: Прекрати преувеличивать.
Мама, стряхивая крошки: она снова перешла к отрицанию. Дэвид, почему ты позволяешь этому происходить? Ты совсем не беспокоишься о ее восстановлении, ты позволяешь этому скатится к чертям.
Папа: о чем ты? Мы поддерживаем ее на все сто процентов, правда, Лиа?
Мама, прожигая взглядом: ты нянчишься с ней и позволяешь ей творить бог весть что.
Папа, громче: ты только что сказала, что я нянчусь с ней?

Она вступают в сражение, воинственный танец сражения мускулов памяти. Я притягиваю к себе подсвечник и выливаю воск в центр только что разыгравшегося, голубого пламени.

Они позвонились в середине лета, на вечеринке у озера. Папа недавно получил степень доктора философии и общался с парнем, которому принадлежала яхта. У мамы была редкая, свободная от интернатуры и практики ночь. Она и ее друзья искали совершенно другую вечеринку, но потерялись. Когда я была настоявшей девочкой, они ложились, обнимая меня, и рассказывали сказочную вер сию их знакомства.

Когда-то давным-давно, на берегах фиолетового озера, столь глубокого, что никто не мог увидеть его дна, мужчина увидел леди с золотистыми длинными волосами, идущую босяком по песку. Леди услышала мужчину, поющего очаровательным голосом и играющего на гитаре. Это была судьба, их пути должны были пересечься.

Они плыли на каноэ к середине озера и смеялись. Луна видела, насколько красивы они были и насколько влюблены, а потому подарила им малыша. Каноэ дало течь, начало тонуть, и они вынуждены были выбираться. Они должны были стараться выплыть, это было чертовски сложно, сложно, сложно, но они выбрались на берег как раз вовремя.
Они назвали малышку Лиа и жили долго и счастливо.

Кожа моего большого пальца находится слишком близко к огню.

Настоящая история не была столь поэтичной. Мама забеременела. Папа женился на ней. Какое-то время перед тем, как я родилась, они даже не общались друг с другом. Потом я родилась. Они были случайными божествами, встретившимися на винно-темном озере. Они должны были превратить меня в цветок или рыбу, пока была такая возможность.

Мама: она выглядит ужасно, я хочу, чтоб она переехала ко мне до выпускного.
Папа, встряхивая скатерть: ради Бога, Хлоя…

Эти двое всегда будут спорить.
Я задуваю пламя.

Эмма слышит, что я поднимаюсь, и просит меня посмотреть фильм с ней. Я наклеиваю пластырь на свои кровоточащие порезы и одеваю розовую пижаму, чтоб мы стали еще более похожими. Мы сидим на ее радужном диване, в кругу игрушечных животных, мордочки которых она поворачивает так, будто они смотрят на экран, она включает телевизор, и нажимает «включить».
Когда она засыпает, я щелкаю каналами, много раз, еще и еще.
Доктор Марриган уезжает час спустя, не беспокоясь о том, чтоб подойти и пожелать спокойной ночи или заметить, что я не распаковала большинство своих коробок, или заметить, какой хорошей почтисестрой я могу быть.

Парадная дверь закрывается с приглушенным хлопком, который заставляет окна заскрипеть. Профессор Овербрук запирает дверь и включает сигнализацию.
Я выключаю ночник-принцессу рядом с кроватью. Эмма дышит через открытый рот.
Призраки не осмеливаются входить сюда. Я засыпаю, уложив голову на старенького игрушечного слона.

020.00

«Проснись, Лиа! Ты опоздаешь, и у тебя будут проблемы!» кричит Эмма мне в ухо.
Я лежу под одеялом Эммы, оно едва налезло на меня, моя голова по-прежнему на игрушечном слоне. Ее комната пахнет прачечной и кошками.
«Хватит спать!»
«Какой сегодня день?» спрашиваю.
«Ты знаешь» отвечает.
Сегодня Среда.

Лекция по истории, это рассказ о геноциде, заканчивающийся в течение десяти минут, сопровождающийся фотографиями польских детей, убитыми немцами во Второй Мировой. Парочка девочек плачет в конце, а парни, которые обычно комментируют происходящее острыми фразочками, смотрят в окно. Учитель тригонометрии очень, очень сильно разочарован результатами теста. Мы должны еще немного поспать, то есть, черт, посмотреть фильм по физике: Введение в Импульс и Коллизии.

Наш учитель английского вздыхает, потому что правительство требует, чтоб мы прошли еще один тест для того, чтобы оценить навыки чтения, потому что мы - старшие классы, и должны читать достаточно быстро.
Я ем в машине – диетическая кола (0), + салат (15), + восемь ложек соуса сальса, = белок яйца, сваренного вкрутую, (16) = ленч (71).

***

За две минуты до того, как прозвучит звонок, освободив всех нас, громкоговоритель извещает меня о том, что я должна явиться в конференц-зал для того, чтоб поговорить с мисс Ростофф, консультантом. Большинство девочек из футбольной команды здесь, а так же несколько друзей Кейси из театрального кружка, и часть из музыкального. Мира, мой партнер в уроках испанского, машет мне, когда я вхожу. Она была в моем скаутском отряде, когда я была маленькой. Мы все собрались здесь, чтоб обсудить наши чувства и договорится о небольшом мемориале для Кейси, чтоб «позволить ее душе покоится с миром». В комнате холодно.
У госпожи Ростофф много салфеток, они стоят на столе, украшенные нарисованными котятами. Два галлона дисконтного пунша и крошечные бумажные стаканчики мило расставлены рядом с черно-белыми печеньями. Госпожа Ростофф верит в то, что закуски помогут. Она любит меня больше, чем кого-либо еще потому, что я неудачница, вижу мир таким, как он есть, и я должна учиться в колледже, где преподает мой отец, и этот совет отнимает у нее две минуты.
Девочки из драмкружка усаживаются на потрепанную кушетку, и ковер перед ней. Футбольная команда приносит стульчики на колесиках с конференц-зала. Я сажусь на пол рядом с дверью, моя спина напротив вентиляционной шахты.
Пока мы ждем остальных, футбольная команда говорит о том, что им дают слишком мало времени для взвешивания, девочки из драмкружка обсуждают нового режиссера, примадонну, перепутавшую нашу школу с Бродвеем. Я оцениваю себя; я не могу играть в футбол, да и у многих из них оценки лучше, чем у меня. Но я самая худенькая девушка в комнате, если так посмотреть.
Неловкая пауза между историями, в комнате становится слишком тихо. Кто-то тихо портит воздух. В комнате становится жарче.
Я не знаю, как они делают это. Я не знаю, как они встают по утрам, завтракают и отправляются к конвейеру, где учителя-роботы приводят нас на Предмет А и Предмет В, со всеми теми тестами, которые мы должны сдать. Наши родители составили список и позволили нам сделать здоровый выбор: одни выбрали спорт, другие кружки, третьи драмкружок, еще кто-то обществоведение, и здесь нет оценок ниже чем В, потому что, действительно, тут нет средних учеников. Это как четкий танец с определенными движениями ног и четким ритмом.
Я девочка, которая споткнулась на танцполе и не может уйти отсюда. Все взгляды устремлены на меня.
Мисс Росстофф смотрит на свои часы. Они более точны, чем те, что висят на стене.
Девочка с драмкружка поднимает руку. Индекс массы тела - 20. Может 19.5. Ее кроссовки разрисованы, один в черную клетку, а на другом нарисован желтый смайлик с черной улыбкой.
«Мисс Ростофф? Мы можем провести минуту молчания?»
Она задумывается. Будут ли наши родители возмущаться по поводу религиозного ритуала в ее кабинете? Или они будут о рать на нее за то, что она не позволяет нам выражать наши религиозные чувства?
«Все хотят сделать это?»
Мы киваем, ленточки, повязанные вокруг наших голов, двигаются. Она смотрит на часы.
«Минута для Кейси»
Драм а и футболистки опускают головы, я делаю то же. Я должна помолиться, думаю. Я никогда не могу молиться в минуту молчания. Они такие молчаливые и… пустые.
Кто-то всхлипывает и берет салфетку из коробки. Я наблюдаю за этим из-под опущенных ресниц. Глаза Миры зажмурены, губы двигаются. Девочка, которую я вижу впервые, вытирает лицо грязным Клинексом, который она только что достала из кармана.
Футболистка смотрит на экран мобильника, читая смс. Мисс Ростофф махает нам своими искусственными ногтями, надеясь, что мы услышим ее.
«Спасибо всем»
Она сама установила рамки того, о чем мы будем говорить. Мы не говорили о том, как умерла Кейси, почему и где это произошло, или о том, кто в этой комнате даже не попытался ее остановить. Мы здесь, чтоб отметить то, что она вообще жила.

Тридцать три раза.

Мисс Ростофф уже договорилась о памятной страничке в выпускном альбоме, и она написала статью д ля школьной газеты. Футбольная команда заявила, что они посвятят все матчи сезона Кейси. Драма девушки предложили поставить потушить свет в зале, поставив розу в вазу в центре сцены для того, чтоб потом на нее направили свет, они вышли на сцену и спели «Потрясающую Добродетель», а затем прочитали трагическую поэму о столь ранней смерти.
Идея закончилось розой, поэмой и упоминанием на футбольной игре.
«А как насчет Лии?»
Мира поправила линзы, чтоб лучше меня видеть «Ты хочешь чего-то особенного? Вы были лучшими друзьями»
Были.
«Все идеи хорошие» говорят мои губы «Но мисс Ростофф должна поговорить с родителями Кейси и узнать, как им эта идея»
Диверсия удалась. Консультант говорит о семейной потере, и о том, как мы должны поддержать их, как мы должны быть здесь друг для друга и как ее коробки с салфетками всегда полны, а двери открыты.
Когда мы уходим, капитан футболистов напоминает им, что они должны сменить форму для сегодняшнего матча. Мира говорит, что все придут на игру в черном.
­

026.00

Когда я вхожу (осталась после уроков за опоздание, нет, сэр, этого больше не повторится, да сэр, это очень тяжело для всех нас) Дженнифер поднимает голову.
«Твой отец сказал, что пойдет в магазин» говорит она, когда я вешаю свой пиджак в шкаф «Дай угадаю, он до сих пор в библиотеке и не отвечает на звонки?»
«Он оставил телефон в раздевалке. Эта чертова книга убьет его» мне кажется, что она хочет сказать еще что-то, но молчит.
«Я сама пойду за покупками»
«Мне нужно что-то сделать?»
«Пропылесось. Дом работница не пылесосила в этот раз и коврики грязные»

Офицер звонит в дверь, когда я гоняюсь за Эммой с пылесосом и представляю, что это настоящий дракон. Я передаю смертельное изобретение ей и открываю дверь.
Полицейская представляется, «Детектив Маргарет Гринфилд» и спрашивает, можно ли ей войти.
Я не убивала Кейси.
Так или иначе, мы заходим в кухню. Полицейская занимает папин стул, а я усаживаюсь на свой. Эмма залезает ко мне на колени. Мне тяжело ее держать.

Янеубийцаянеубийца.

«Всего несколько вопросов» - говорит она, «Не стоит волноваться, мы всего лишь хотим увидеть общую картину»
Она открывает блокнот, и зевает «Прости, не выспалась, работала. Регистратор звонков вычислил, что она звонила тебе прежде, чем умерла. В ту ночь»
Я отвечаю, как в трансе. «Хм… я без понятия… может Кейси и звонила мне в Субботу. Я не видела свой телефон с Пятницы» черт, мой телефон в комнате. «Я потеряла уже третий, и папа ужасно разозлится, если узнает»
«Он действительно будет орать, когда узнает» - кивает Эмма. Она ерзает на моих коленях, вжимая кости в деревянный стул. «Лие сейчас очень сложно. Папа будет зол»
«Если мы вернемся к мисс Пэриш» - говорит она.
Я кладу указательный палец на губы Эммы «Тшш»
«Я не знаю, почему Кейси звонила мне. Мы не говорили несколько месяцев. Мы больше не дружили. Просто так бывает иногда, и на это не нужна причина. Это часто бывает у подростков»
Коп кивает и закрывает блокнот.
«Помню те дни. Как хорошо, что они закончились»
«Вы можете сказать, что произошло?» спрашиваю.
«Нет. Прости, но нет. Если вспомнишь что-то, вот мой номер» - она протягивает мне визитку. «Пусть твои родители позвонят мне, если захотят. Как я и говорила, не стоит волноваться. Мы просто хотим быстрее закончить дело»

После этого Эмма рассказала родителям о визите полицейской, и я на протяжении часа успокаивала их, отвечала на одни и те же вопросы снова и снова. После папа позвонил детективу, он снова не поверил мне. После Дженнифер закурила, отключив пожарную сигнализацию, и заказала китайскую еду. Потом я прочла Эмме главу Гарри Поттера.
Дальше Дженнифер принимала ванну с пеной, а папа сравнивал результаты выборов 1789-го и 1793-го… дом уснул.

***

Мобильник выползает со своего тайного укрытия под моими грязными вещами, и падает в мою руку. Я просматриваю ее сообщения снова и снова, а затем включаю компьютер, посещая тайную страну. Я не была тут уже много месяцев. Это блог для девочек секретами. Точно таких, как я.

***

Набрала 5 фунтов со времени завтрака. Взвешивалась после школы. Остаток дня только вода. С завтра голод.

***

У меня потемнело перед глазами, и я потеряла сознание на ступеньках. После съела две миски хлопьев и чувствую себя огромной. Сколько нужно бегать, чтоб избавится от этого?

***

Я такая жирная. Вы все это знаете. Я хочу отрезать жир к чертовой матери.

***

У меня есть две недели и шесть дней, чтоб потерять 10 фунтов. Помогите!

***

Оставайтесь сильными/люблю/будьте совершенными

Сотни и сотни, сотни странных маленьких девочек кричат сквозь свои пальцы. Сотни моих больных сестер постоянно ждут меня. Я просматриваю наши признания, напыщенные речи, и молитвы, поедая наше отчаяние. Один кровавый укус за раз.
Две мухи врезались в мой абажур, у них всего несколько часов для того, чтоб жить.
Я выключаю свет, и огни роятся у монитора, освещая загрузку тощей девочки, ребра, бедра, ключицы, кости, прорезавшиеся из-под кожи так, что теперь они могут сохнуть на солнце. Хорошо, когда можешь видеть сквозь бумажные крылья не сезонных мух.
Я выключаю все, и сворачиваюсь в постели.
Мухи направляются к окну, с противным, мерзким жужжанием, толпятся надо мной, ожидая возможности попасть в мой рот. Возможно, это эскорт Кейси, пришедший из могилы, оповещающий меня о ее появлении.
Я не могу столкнуться с ней одни на один.

Я крадусь вниз по лестнице и надеваю ботинки Эммы, просовывая ногу в них. Если папа спустится для перекуса, или по работе, он выбросит их и предупредит меня, чтоб я больше так не делала. Я направляюсь в подвал, блокирую дверь позади себя как разу ступенек.

027.00

Громкоговоритель выдергивает меня посреди урока Английского и отправляет к Мисс Ростофф. Она говорит, что позвонила моя мачеха, и я должна уйти со школы для чрезвычайно важного приема.
«Зачем?» - спрашиваю.
«Кейси» - отвечает она, «Будет легче, если вы поговорим об этом»
Мой рюкзак соскальзывает с плеча, как делал на протяжении всего дня. «Разговоры сделают только хуже»
«Ты пропустишь физику» - Она глядит на свой монитор.
«О…» отвечаю я, возвращая рюкзак на место, «Это меняет суть дела»

Дата добавления: 2015-10-31