Читайте также:
|
Я открываю глаза. 99 фунтов. Я официально на первой ступеньке нового, большого плана.
Ха.
Если мои доктора знали бы об этом, они бы вернули меня в больницу.
Я бы долго отвечала за последствия потери веса потому, что я (снова) нарушаю установленные рамки идеального веса для Лии. Я настолько толстая, насколько они хотят. Я предположительно, должна изгнать все эти мерзкие голоса со своей головы. Я должна пройти восстановление, излечится, будто монахиня, отдающая душу и тело в
женский монастырь.
Они - идиоты. Каждое тело работает по-своему. Мое тело не хочет, чтоб они обвивали его цепями заставляя работать так, как нужно им. Доказательство? Веся всего 99 фунтов, я чувствую себя сильнее, мои мысли ясные и светлые. Когда я достигну следующей точки своего плана, я должны весить 95 фунтов, идеальный баланс. Веся 95 фунтов, я буду чистой. Достаточно легкой для того, чтоб одурачить всех, и достаточно сильной для того, чтоб существовать.
В 95 фунтов я буду достаточно сильной, чтоб управлять собой. Я буду стоять на носочках в балетках, розовые, атласные ленты будут переплетаться по моим ногам и это будет волшебно.
В 90 фунтов, я взлечу. Это – третий пункт в моем плане. Кейси высовывается из-за занавески и смотрит на меня.
«Брось это» шепчет она.
014.00
Я опаздываю снова, замечтавшись на полпути к двери (099.00! 099.00! 099.00 Завтра будет 098.00) но красный мигающий огонек ловит меня. Автоответчик.
Не моя проблема. Дженнифер прослушает его, когда приедет домой.
Но что, если это - Дженнифер, и она хочет попросить меня забрать Эмму со школы. Или мой папа, который забыл очередные нужные бумаги дома. Или Кейси.
Ну, нет. Не Кейси.
Я ставлю свой рюкзак, и прослушиваю сообщение, нажав злосчастную кнопку.
«Хм, привет? Я надеюсь, что не ошибся номером»
Судя по голосу, парень. Голос достаточно низкий. Я не знаю никого с таким голосом.
Он кашляет «Я ищу Лию. Лия. Да, Лия, если это Ваш дом, ну, в общем, эм, если это и н Ваш дом, Вы не получите сообщение, не так ли? Можете перезвонить в Gateway Motel? Или приехать, если Вам не сложно. Спросите меня, меня зовут Элайджа. Я обещал Кейс, что позвоню Вам.
Автоответчик прерывает милый голос.
Я надеваю одну из больших трикотажных рубашек моего отца, потому что я дрожу, не переставая. Я прослушиваю сообщение дюжину раз прежде, чем позвонить школьной медсестре и сказать, что мне действительно плохо. Она говорит, что сообщит об этом директору.
Я захватываю свои ключи.
015.00
Я проезжаю мимо дворов, которые украшены в преддверии праздничных каникул. Некоторые из них украшает искусственный снег, снеговики им венки омелы, занимающие свое место на двери. Кое-где я видела даже искусственную индюшку ко Дню Благодарения. Почтовые ящики оснащены системой проверки отпечатков пальцев. Тут соседство вовсе не то, нежели в тех местах, где выросли я и Кейси.
Я спускаюсь вниз по улице, видя еще какой-то объезд. Я знаю, что, скорее всего, снова заблужусь. Я всегда теряюсь в незнакомых местах. Я должна была распечатать для себя небольшую карту этой местности.
Кто этот парень, как он получил мой номер и должна ли я звонить в полицию и жаловаться на хулиганство?
Я прокручиваю климат-контроль до самой ЖАРКОЙ отметки. Первый поворо очевидно, приведет меня к веренице приземистых офисных зданий с полупустой парковкой для сотрудников. Я возвращаюсь к 101 улице.
Следующий поворот привел бы меня к колледжу, и со всей своей удачливостью я оказалась бы на работе моего отца, и встретила бы кого-то из его студентов.
Третий поворот: Ривер-Роуд. Повернуть направо.
Здания усеяны многочисленными местами семейного времяпрепровождения: маникюрный салон, магазин товаров со скидками, небольшой ресторан, магазин матрасов, школа каратэ, магазин, который обычно сдает мебель в аренду. В Лондромете, я вижу маленького ребенка с бутылочкой у его рта, он стоит, прислонившись руками к зеркальному стеклу, и улыбается. Он улыбается, и бутылочка выскальзывает из его пальчиков. Позади него женщина вытягивает грязную одежду, засовывая в большую стиральную машинку прачечной.
Я проезжаю мимо нескольких пустырей, множества старых деревьев и прихода церкви.
Спустя несколько миль я щелкаю поворотником и поворачиваю в сторону Gateway Motel. Здесь много парковочных мест. Здание мотеля напоминает мне о диораме из обувной коробки, построенной Эммой.
Двери и окна находятся здесь каждые пару футов: большие оконные отверстия, маленькие отверстия для дверей. Штукатурка на стенах уже подпорчена благодаря воде, капающей со стоков вниз. Главная дверь их офиса находится в дальнем конце здания, неоновая вывеска, мигающая над окном, гласит: VACA CY.
Я выхожу из автомобиля, блокирую дверь, и направляюсь в офис, проходя мимо скелета какой-то птицы, у которой осталась только половина ее крыльев.
016.00
В вестибюле столь же холодно, как и на улице. У регистрационного стола стоит огромное кресло. В нем восседает пожилой мужнина с плохим пробором, на нем так же одеты очки в толстой роговой оправе. Мужчина читает газету. У стены висит маленький телевизор. Изображение было совсем нечетким и более того, постоянно прыгало, да и звук более чем отвратительным. Побитый жизнью телефон-автомат установленный немного выше стойки для регистрации украшали несколько пожелтевших от старости туристическими брошюр рассказывающих о Лейк-Парка Кеноби, Роберт Фрост Фарм, и
Ньюгэмпширском музее снегоходов. На одной из дверей висела табличка «Только для персонала» а на другой «Туалет – только для посетителей».
Я не должна быть здесь. Я должна быть на тригонометрии. Или нет, на истории. Я должна вернуться в школу, медленно и аккуратно, останавливаясь на желтый свет. Следую показателям ограничителей скорости.
«Да?» Мужчина смотрит на меня искоса. «Вы хотите в уборную?» Я качаю головой. «Нет, Сэр»
«Тогда чего вы хотите?» его голос сладко-смолянистый «Вы приехали посмотреть, на место, где она умерла?» это вовсе не голос с моего автоответчика. Я едва заметно кивнула.
«Десять долларов, и вы можете посмотреть» Он протягивает руку и щелкает пальцами. Я открываю свой бумажник. «У меня только есть пять»
«Этого хватит» когда я передаю деньги и получаю счет, он кричит, «Лайджи!»
Дверь уборной открывается. Парень, который вышел оттуда, кажется немного старше меня, и, наверное, на фут выше, с черными волосами, опускающимися к его плечам, и очками в роговой оправе. Кожа парня сахарно-белая, только после неаккуратной бородки его лицо приобретает цвет, красный, как вулканическая лава. Он обут в ботинки со стальной подошвой, на нем мешковатые рабочие штаны и футболка, с какой-то патриотической надписью, порванная в месте воротника. У него серые, дымчатые глаза, толсто подведенные карандашом. У него в ухе вставлен плаг коричневого, древесного цвета.
Он махает серебристым гаечным ключом, находящимся в руке, и усмехается.
«Вы звонили, Капитан?» Это тот голос.
«Она хочет увидеть это» старший мужчина бросает ему, засовывая мои деньги в карман
«Покажи ей»
Столь грубые слова остужают его, и его улыбка меркнет. Парень шагает к двери, пробормотав мне, чтобы я следовала за ним. Поскольку я ухожу с ним, старик кричит нам,
«Не смей украсть что-то. Это все собственность мотеля»
Мы проходим мимо металлических дверей, пронумерованных как 103, 105, 107. на двери 109 нет ручки. На 111 написано что-то, да, написано, краской из баллончика, но я не могу это разобрать. Парень внезапно останавливается перед комнатой 113, из-за чего я
врезаюсь в его спину.
«Простите»
«Ничего страшного»
Он отцепляет тяжелую связку ключей и качает головой.
«Ты поспорила с кем-то и приехала сюда?»
«Простите, что?»
«Да приезжал тут паренек час назад…»
Он не сводит глаз с ключей, вертя их в руках.
«Он поспорил со своими дружками, что приедет сюда»
Парень задерживает один из ключей в своих пальцах, позволяя остальным свисать со связки.
«Хотел увидеть, была ли здесь кровь»
Ветер заставляет мои волосы упасть на лицо. Я убираю их за уши.
«Вы были здесь?»
Он вставляет ключ в замок, стоя спиной ко мне, говоря голосом музейного гида.
«У меня была свободная ночь, я смотрел баскетбол в баре, тут, внизу. А потом пошел к одному парню, знаешь, покер поиграть. Выиграл восемьдесят баксов. У меня дохрена алиби»
Дверь скрипит, когда он открывает ее.
«Они выяснили, отчего она умерла?» Я качаю головой.
«Не думаю» Ветер дует снова.
«Я надеюсь, они разберутся с этим как можно быстрее»
Комната впереди него темная. Я дрожу. Это последняя дверь, в которую вошла Кейси.
Она вошла живой и вышла мертвый.
Я не должна здесь быть.
«У тебя вообще есть имя?» спрашивает.
«Что? У меня?» я дрожу так сильно, что мои зубы стучат друг о друга. Я не знаю этого парня и не понимаю, для чего он хочет поговорить со мной.
«Да, я… я, эм, меня зовут Эмма»
«Элайджа»
Я обнимаю себя руками.
«Она была расстроена, когда приехала сюда?» Он качает головой.
«Я не видел, как она приехала, было слишком поздно. Я живу в сто пятнадцатом номере. Когда я приехал сюда после покера, я заметил, что свет включен и дверь открыта. Я нашел ее»
Я отворачиваюсь от него, зажмурившись. Все мое тело болит, будто бы воздух в комнате номер сто тринадцать заражен чем-то и это передалось мне, или же у меня попросту грипп. Мое сердце вырывается из груди, стуча по грудной клетке, а кровь капает вниз, к трещинам в полу.
«Я проверил на пульс» он продолжает. «Позвонил 911»
«Прекратите» шепчу я.
Он извергает свою жевавшую историю для меня, как и для других клиентов, заплативших, чтоб поразвлечься, выслушав рассказ о мертвой блондинке. Как будто вы пришли на какое-то фрик-шоу, вы можете снять это на телефон, записать что-то для своего блога, написать, как вы видели кровь. Всунуть нос туда, куда вас не просят.
Я открываю глаза, осмотревшись по сторонам. Он внутри, среди теней, ищет светильник, стоящий на комоде.
«Прекратите это» кричу громче «Я не хочу смотреть на это» разворачиваюсь, уходя, шаркая ногами «Мне пора уходить»
«Эй» он зовет меня «Стой»
Я бормочу под нос что-то невнятное, пытаясь заглушить его голос.
«Эй!» он кричит «Ты знаешь девушку по имени Лиа?» Я останавливаюсь, мои руки на дверной ручке машины.
«Что?»
Он подбегает ко мне, останавливаясь в пяти шагах от мертвой птицы.
«Я ищу девушку по имени Лиа. Она должна учиться в вашей школе»
«Зачем?»
Он скрещивает руки на груди и вздрагивает от холода. Теперь ветер северный, холодный.
«Я только пытаюсь найти ее»
Крылья птицы трепещут на ветру, кости гремят будто бы это игра в кости»
«Жаль, но...» отвечаю я. «Никогда не слышала о такой»
017.00
Кинотеатр пуст за исключением меня и трех нянек (мамаш?) с детьми позади. Свет прожектора улавливает в воздухе шелуху от семечек и попкорна, создающих здесь своеобразную галактику. На экране дерутся аниме-парни, дешевый спектакль японской дневной анимации.
Я достаю аптечный пакет.
Две мамаши (няньки?) говорят друг с другом, в то время как трое копаются в своих телефонах. Дети подпрыгивают вверх-вниз в своих креслах. Над ними монстры-роботы разрушают деревню. Герои с большими глазами превращаются в людей-лис, пускает огонь с их лисьих лап.
Я вынимаю пачку лезвий из пакета.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная
Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Фиолетовый монстр бросает грузовик в мальчика-лиса. Динамики вибрируют от грома, издаваемого падающим грузовиком, когда тот приземляется на землю. Дети уже даже не смотрят. Они борятся за попкорн и леденцы, и начинают ныть, просясь пойти в туалет.
Коробочка открывается, и лезвия высыпаются на мою руку, их шепот сладок.
Они будут использованы для того, чтоб мое тело стало моим холстом – горячие лезвия оближут мои ребра, лезвия поднимутся по моим рукам, затем перережут белесый жир, окутывающий мои бедра, проникший в них. Когда я переехала в Дженниферлэнд, папа поставил одно условие. Дочка, которая забыла, как есть, что было плохо, но это было всего лишь фразой, которая мне осточертела, хотя была достаточно справедливой. Дочка, которая пряталась в своем коконе, раковине, надеясь, что та однажды упадет, и однажды она сможет танцевать. Все это было слишком больным для меня. Ты не режешь себя Лия Мэриган Овербрук. Не под папочкиной крышей. Это условие нельзя нарушать, иначе сделка будет расторгнута.
Герои-лисы на экране пускают свет из глаз. Они скрипят зубами, когда монстры перебрасывают их через горы, они обозлены, но они всегда возвращаются, завязывая свои красные повязки снова и смеясь над противниками. Все мерзкое кипит под моей кожей, пузырьки клеток взрываются, пытаясь дышать. Я расстегиваю свои джинсы, застежку за застежкой, спускаясь молнией вниз. Я поворачиваюсь направо, оттягивая эластичную резинку трусиков. Мое левое бедро вспыхивает голубым в свете экрана.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Я делаю три пореза (тише, тише, тише!) на моей коже. Призраки просачиваются наружу. Реактивные лисы усаживаются в реактивные самолеты и следуют за монстрами, расположившимися на астероиде. Мама (нянька?) тащит ребенка, просящегося в туалет, в сторону вестибюля. Я возвращаю лезвие в коробку, коробку кладу в аптечный пакет и сжимаю влажные края порезов рукой, пока кровь не перестает вытекать наружу, исчерпав себя. До того, как включают свет, я успеваю облизать пальцы, убирая кровь. По вкусу я напоминаю себе грязные окорока.
018.00
После дня кошмаров и потерянного состояния машина везет меня домой, подальше от кинотеатра, аптеки, и мотеля, в котором девочек разбирают на маленькие по кусочкам. Мы возвращаемся на шоссе, к дому МакСэйн, расположенному в Королевских Соснах, к дому моего отца, возведенном в облаках.
Трое сидят в столовой, пламя свечей извивается в такт клавесинной музыке, доносящейся с динамиков. В воздухе витает запах обеда остаток индейки, вонючая брюссельская капуста, роллы, салат, и картофельная запеканка, которую так любит Эмма. Семейные обеды напоминают нам, что мы семья. Мы не похожи на семьи из реалити шоу (пока), но мы не похожи на незнакомцев, разделяющий дом и оплачивающих счета. Мы не мотель.
С одной стороны от Эммы за столом находится пустое место – тарелка, бумажная салфетка, вилка из нержавеющей стали, нож. Мама забрала серебряные столовые приборы, когда мои родители развелись.
Нона Мэриган всегда говорила, что из-за дешевых столовых приборов еда имеет металлический привкус. Она была права.
Папа смотрит на меня, кусочек индюшатины свисает с его вилки.
«Ты опоздала, детка. Присядь»
«Я оставалась после занятий, чтоб поработать над проектом. Можно мне поесть наверху? У меня полно домашки»
Эмма качается на стуле.
«Лиа, я сделала картошку. Сама» Дженнифер кивает.
«Пожалуйста, Лиа. Мы так долго не обедали вместе»
Мой желудок напрягается. Для этого у меня внутри попросту нет места.
«Я резала ее двумя ножами» Эмма громко смеется, стеклянные кристаллы, свисающие с люстры, начинают едва заметно дрожать.
«Мама помогла порезать»
«Вау, круто» я отодвигаю стул и усаживаюсь, «если ты приготовила картошку, она точно вкусная»
Папа глотает и подмигивает мне.
«Можно салат?» спрашиваю я.
Он передает мне блюдо, заполненное соусом и остатками индейки. Я должна взять его двумя руками, чтобы держать потому, что это весит больше чем все на столе плюс сам
стол, плюс люстра и шкаф, который Дженнифер заказала для своих стеклянных статуэток.
Я ставлю блюдо возле своей тарелки. Треугольник ПапаЭммаДженнифер смыкается вокруг моей руки, тянущейся за вилкой. Я беру себе кусочек переполненного жиром, зажаренного в крови мяса (250) и позволяю ему занять место на своей тарелке. Шмяк.
Я передаю тарелку Дженнифер.
«Как насчет еще одного кусочка?»
Она сидит в центре стола, разговаривая с Эммой о ее проблемах. Папа даже не пытается скрыть того, что смотрит в мою тарелку.
Я беру ролл из корзинки (96), два кусочка брюссельской капусты (35), даже если ненавижу их. В Дженниферлэнде я, например, должна взять по два кусочка всего. Я кладу ролл на край тарелки. Брюссельскую капусту я кладу так, чтобы она лежала на отметке в два и четыре часа, на моей тарелке. Я встаю для того, чтоб насыпать дрянную картошку мерзкой оранжевой ложкой (70) рядом с идейкой.
Даже если я положила это на тарелку, это не значит, что я должна проглотить это. Я достаточно сильная, чтоб не делать этого, хотя картошка пахнет слишком хорошо, оставайся пустой, пустота, пустота, запах картошки, сильная/пустота внутри/дыши/притворяйся/держись.
Я заполняю оставшуюся пустоту на тарелке салатом, дополнительно беру немного грибов и оставляю оливки на тарелке. Пять грибочков = 20. Съешь пять магических грибов, запив их водой из высокого стакана, и она расцветут в твоем животе, как туманно-серые губки.
Сила/пустота/сила.
Дженнифер спрашивает Эмму, сколько будет сорок восемь разделить на восемь. Эмма откусывает кусочек от ролла. Папа кивает на мою полную тарелку и говорит Эмме, что спросит ее после десерта. «Даже профессор истории должен знать, как делить и умножать, Эммс»
Я кладу салфетку себе на колени, затем разрезаю свой кусочек мяса на две части, затем на четыре, затем на восемь, и в итоге, на шестнадцать белых кусочков. Брюссельская капуста
разделена на четыре части. Я убираю сыр с картошки – это не убьет меня, картошка редко становится причиной смерти, - положить ее в рот, и жевать, жевать, жевать, улыбаться через акры скатерти. Папа и Дженнифер смотрят на мою тарелку, но они не говорят об этом. Когда я впервые столкнулась с этим, мой диагноз звучал, как «расстройство поведения», и Дженнифер кричала так громко, а папа крутил свое обручальное кольцо вокруг пальца. Сейчас это подходит под категорию «игра не стоит свеч потому, что в конце-концов, она сидит за столом с нами, ест, и ее вес точно не приведет ее в Страну Опасности».
Я кладу левую руку на колено, поверх салфетки, ниже своей талии, нахожу три мерзких пореза, говорящих правдиво и лаконично. Откусывая каждый новый кусочек я все сильнее сжимаю порезы пальцами.
«Ты хорошо поработала» говорю я Эмме «Картошка вышла просто потрясающей»
Папа рассказывает о профессоре из Чикаго, который только что опубликовал книгу, похожую на те, что пишет он сам, я перекладываю еду с позиции в один час, на два часа дня в тарелке. Стряхиваю соус со своей вилки.
Дженнифер просит Эмму поделить сто двадцать один на одиннадцать. Эмма не может.
Я пережевываю каждый кусочек с десяток раз, прежде чем глотнуть. Мясо в моем рту пережевывается по десять раз, салат тоже во рту, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать, жевать. Я выпиваю молоко, оставляя полоску над верхней губой и доказывая всем, что мы все в порядке.
«Ты можешь разделить сто на десять?» спрашивает Дженнифер. Слеза скатывается по щеке Эммы, падая в ее дурацкую картошку.
Папа прекращает свою речь, сложив руки «Никаких слез, Эмма, Лиа тоже не могла запомнить это, но она ведь запомнила»
Это моя реплика «Ты знаешь, что помогло мне?» спрашиваю.
«калькулятор. Пока у тебя есть калькулятор, ты можешь не плакать. Все будет хорошо.
Поверь мне, оно того не стоит»
Дженнифер одаривает меня мимолетным взглядом, более резким, чем ее обычный, и наливает очередной стакан воды.
«У тебя был тест?»
Я накалываю вилкой самый тонкий кусочек картошки.
«Физика. Он отложил тест, так как никто не понимает тему. Скорость сета. Как твоя
мигрень?»
«Как будто табун лошадей пронесся через мою голову»
«Ай» говорю я. Эмма пытается разрезать вилкой свою брюссельскую капусту, но та выпадает из ее тарелки, падая рядом со мной. Дженнифер вздрагивает от режущего звука, издаваемого вилкой, когда та касается стекла. Я бросаю сбежавшую капусту Эмме, она ловит кусочек, смеется и вытирает заплаканные глаза рукавом.
Дженнифер протягивает руку к Эмме дл того, чтоб забрать этот кусочек и задевает стакан с молоком. Эмма вздрагивает, когда молоко выливается на ее тарелку, вымазывает скатерть и начинает капать на новый ковер.
Звонит телефон. Дженнифер сжимает голову руками.
Папа встает «Пускай сработает автоответчик» он говорит «Я приберу здесь»
Дженнифер делает глубокий вдох и оглядывает кухню «Ненавижу людей, которые оставляют сообщения на автоответчике. Мне приходится их слушать. Я получу их в любом случае»
Папа вытирает скатерть, и гладит Эмму по спине, говоря, что это всего лишь стакан молока. Я ложу половинку ролла и мясо на салфетку и заворачиваю ее.
Дженнифер возвращается, ее губы красиво сложены.
«Это она» она передает телефон папе.
Дженнифер не была причиной развода моих родителей. Причину звали Эмбер, это было до ее Уитни, до ее Джил и других. Когда мама, наконец, выгнала его, папа пошел в новый банк, чтобы открыть его собственный счет. Дженнифер работала там. Он был столь сражен ею, он возвращался туда каждый день в течение недели, задавая дурацкие вопросы о кредитах под залог имущества и IRA. Они поженились прежде, чем я привыкла к факту, что мои родители фактически развелись.
Папа берет трубку. «Привет? Это я… Хлоя, я слышу тебя» Дженнифер хмурится и качает головой.
Он сообщает ей «Мы обедаем» говорит. Телефон в трех дюймах от его уха.
«Да, вместе. Она прекрасно справляется с этим»
Когда он уходит вниз, музыка на CD-проигрывателе останавливается. CD переключают и меняют диски: Чайковский, Лебединое озеро». Дженнифер говорит Эмме, чтоб та вытерла
соус с подбородка.
019.00
По происшествию полчаса, папа открывает маме дверь. Ее голос в холле привязывает меня к стулу виноградными лозами. Последний раз яви делась с мамой тридцать первого августа, когда мне исполнилось восемнадцать.
Я не могу видеть ее сейчас. Сила/пустота/сила.
Встреча с моей мамой стала старой историей, которая повторятся миллион раз. Девочка родилась, девочка научилась говорить и ходить, девочка неправильно произнесла слово, и упала. Снова и снова опять. Девочка стала забывать поесть, потеряла юность, мать вымыла ее руки и вычистила девочку при помощи хирургических мыла и щетки, затем одела перчатки, прежде чем отдать ее специалистам и позволить им экспериментировать над ней. Когда они отпустили ее, девочка начала сопротивляться этому.
Мама входит в столовую, Дженнифер исчезает, пуф! Это доказывает законы физики, она занимает то же место, которое должна занимать первая жена.
«Позднее дежурство?» спрашивает папа.
Мама игнорирует его и подходит ко мне. Она целует мою щеку, и начинает и возвращается к медицинской практике, сканируя меня своим рентгеновским, кошачьим зрением.
«Как ты себя чувствуешь?»
«Отлично» отвечаю.
«Я скучала по тебе» она целует меня снова, губы холодные и сомкнутые. Когда она садится на стул Дженнифер, она вздрагивает. Ее колени болят, во время перемены погоды.
«Ты уставшая» говорит.
«В чужом глазу соринку увидишь, а в своем бревна не заметишь»
Доктор Хлоя Мэрриган носит свою усталость, будто бы железные латы. Вы должны отдать все, что можете и выбиваться из сил, а потом отдать еще больше: проводите время, проработав сотню часов в неделю творя чудеса, пока остальные запихивают булочки в свои
рты. Сегодня она выглядит еще более уставшей, чем обычно. Я не помню этих линий вокруг ее рта. Ее пшеничные волосы заплетены во французскую косичку, но в искусственном освещении я могу разглядеть серебристые прядки, выбивающиеся из прически. Кожа на ее лице была натянута, словно барабан, но теперь она провисает в районе шеи.
Папа хочет начать разговор снова «Опять происшествие в экстренной хирургии?» Она кивает «Коронарное шунтирование. Тому парню было плохо»
«С ним все будет хорошо?» папа спрашивает.
Она кладет свой пейджер рядом с грязной вилкой Дженнифер.
«Сомневаюсь»
Она смотрит на куски индейки, лежащие в моей тарелке, в довершение посыпанные хлебными крошками и облитые соусом.
«Лиа ела? Она выглядит бледной»
«Конечно, она ела»
Ей нужно всего семь предложений, чтоб довести меня. Это как Олимпийская дисциплина. Я закрываю рот, встаю, беру свою тарелку, захватываю папину и выхожу из комнаты.
Дженнифер и Эмма сидят за кухонным столом, разглядывая картошки с цифрами и продолжая повторение таблицы умножения. Я загружаю посудомойку настолько медленно, насколько только могу, подсказывая Эмме и рисуя в воздухе цифры за спиной Дженнифер. Папа зовет меня в столовую.
«Лиа, подойди, пожалуйста»
«Удачи» бормочет Дженнифер, когда я выхожу из комнаты.
«Спасибо»
Я хочу положить вилку Эммы на тарелку, но папа перебивает.
«Не беспокойся о посуде, она подождет. Нам надо поговорить» Разговоров = вопли + ругань + спор + требования.
Доктор Марриган поправляет рукава ее зеленой, шелковой в. Ее ногти коротки, совсем
без лака, волшебные пальцы соединяются с руками, соединенными с предплечьями
связанными со стальными мускулами и сухожилиями, которые переходят в плечи, шею, и бионический мозг. Она барабанит кончиками пальцев по столу.
«Сядь, пожалуйста» Я сажусь.
Папа: твоя мама беспокоится за тебя.
Мама: это больше, чем просто беспокойство. Лиа: о чем?
Папа: я говорил ей, что ты в порядке, даже тогда, когда мы услышали последние новости.
Лиа: он прав.
Мама сидит, не прикасаясь спиной к спинке стула: я боюсь, что смерть Кейси может привести к срыву. У тебя случится рецидив.
Лиа: я не лабораторная крыса.
Мама смотрит на пустой экран своего пейджера, надеясь, что что-то изменится. Лиа: мы перестали общаться месяц назад.
Мама: вы дружили девять лет и то, что вы не разговаривали пару месяцев, на это никак не влияет.
Лиа смотрит на узор скатерти. Папа: ты знаешь, как она умерла?
Мама берет булочку из корзинки: Синди позвонит мне, как только получит результаты вскрытия. Я обещала объяснить ей все.
Папа: я готов поклясться, что все дело в наркотиках. Мама: наркотики, это вовсе не причина. Все дело в Лии.
Эмма входит, чтобы пожелать спокойной ночи, у нее опухшие глаза. Папа целует ее;
доктор Марриган одаривает ее улыбкой медика. Я обнимаю ее как можно крепче и шепчу, что длинные примеры по умножению то еще дерьмо. Она хихикает и сжимает меня достаточно сильно, а затем уходит для того, чтоб принять ванну. Дженнифер стоит со спиной доктора Марриган, и задает ее мужу дурацкие вопросы о погрузке мусора, носках папы в сушилке, и прочих милых вопросах, которые делают ее похожей ее на первую Жену с бриллиантовым кольцом, по-прежнему находящуюся где-то здесь.
Я стряхиваю хлебные кружки со скатерти и убираю их в руку. Таблетки не убили Кейси, разве что, она выпила парочку флаконов аспирина. Или она выпила водки прежде, чем впасть в кому. Или она ограничивала себя слишком сильно. Или кто-то убил ее, наверное, плохой парень, который шел за ней для того, чтобы забрать ее кошелек и опустошить банковский счет.
Нет, тогда бы это было в газетной статье.
Я должна была спросить Элайджа о том, что он видел и о том, что говорила полиция на этот счет. Я должна была представиться. Сказать свое настоящее имя. Я даже не знаю, кто он такой. Если он врал о своем алиби, чтоб полиция посчитала его непричастным ко всему этому? В конце концов, какой нормальный парень будет жить в жутком мотеле? Возможно, это всего лишь моя фантазия. Весь остаток этого дня мог стать всего лишь плодом моего воображения потому, что признать то, что я провела все это время в постели, по меньшей мере, жалко.
Пуф! Дженнифер исчезает снова.
Мама берет булочку из корзинки: я не могу проснуться так рано и пойти с ней. У меня работа. Ты пойдешь?
Папа: это может быть странно. Мы не разговаривали с ними несколько лет. Лиа: я пойду.
Мама: нет. Ты эмоционально нестабильна. Я передам им наши соболезнования на похоронах в Субботу.
Лиа: но только что ты доказывала мне, как долго мы были друзьями. Папа: твоя мать права, это слишком расстроит тебя.
Лиа: я не расстроена.
Мама: я не верю тебе. Я хочу, чтоб ты встречалась с Доктором Паркер чаще. Может, раз в неделю, может чаще.
Лиа: это пуста трата времени и денег. Папа: что ты думаешь насчет этого?
Лиа: доктор Паркер продолжает нашу терапию только для того, чтоб получать побольше денег.
Мама, откусывая кусочки от булочки: благодаря доктору Паркер ты жива. Лиа, кровоточа, пока они не видят: Прекрати преувеличивать.
Мама, стряхивая крошки: она снова перешла к отрицанию. Дэвид, почему ты позволяешь этому происходить? Ты совсем не беспокоишься о ее восстановлении, ты позволяешь этому скатится к чертям.
Папа: о чем ты? Мы поддерживаем ее на все сто процентов, правда, Лиа?
Мама, прожигая взглядом: ты нянчишься с ней и позволяешь ей творить бог весть что. Папа, громче: ты только что сказала, что я нянчусь с ней?
Она вступают в сражение, воинственный танец сражения мускулов памяти. Я притягиваю к себе подсвечник и выливаю воск в центр только что разыгравшегося, голубого пламени.
Они позвонились в середине лета, на вечеринке у озера. Папа недавно получил степень доктора философии и общался с парнем, которому принадлежала яхта. У мамы была редкая, свободная от интернатуры и практики ночь. Она и ее друзья искали совершенно другую вечеринку, но потерялись. Когда я была настоявшей девочкой, они ложились, обнимая меня, и рассказывали сказочную вер сию их знакомства.
Когда-то давным-давно, на берегах фиолетового озера, столь глубокого, что никто не мог увидеть его дна, мужчина увидел леди с золотистыми длинными волосами, идущую босяком по песку. Леди услышала мужчину, поющего очаровательным голосом и играющего на гитаре. Это была судьба, их пути должны были пересечься.
Они плыли на каноэ к середине озера и смеялись. Луна видела, насколько красивы они были и насколько влюблены, а потому подарила им малыша. Каноэ дало течь, начало тонуть, и они вынуждены были выбираться. Они должны были стараться выплыть, это было чертовски сложно, сложно, сложно, но они выбрались на берег как раз вовремя.
Они назвали малышку Лиа и жили долго и счастливо.
Кожа моего большого пальца находится слишком близко к огню.
Настоящая история не была столь поэтичной. Мама забеременела. Папа женился на ней. Какое-то время перед тем, как я родилась, они даже не общались друг с другом. Потом я родилась. Они были случайными божествами, встретившимися на винно-темном озере. Они должны были превратить меня в цветок или рыбу, пока была такая возможность.
Мама: она выглядит ужасно, я хочу, чтоб она переехала ко мне до выпускного. Папа, встряхивая скатерть: ради Бога, Хлоя…
Эти двое всегда будут спорить. Я задуваю пламя.
Эмма слышит, что я поднимаюсь, и просит меня посмотреть фильм с ней. Я наклеиваю пластырь на свои кровоточащие порезы и одеваю розовую пижаму, чтоб мы стали еще более похожими. Мы сидим на ее радужном диване, в кругу игрушечных животных, мордочки которых она поворачивает так, будто они смотрят на экран, она включает телевизор, и нажимает «включить».
Когда она засыпает, я щелкаю каналами, много раз, еще и еще.
Доктор Марриган уезжает час спустя, не беспокоясь о том, чтоб подойти и пожелать спокойной ночи или заметить, что я не распаковала большинство своих коробок, или заметить, какой хорошей почтисестрой я могу быть.
Парадная дверь закрывается с приглушенным хлопком, который заставляет окна заскрипеть. Профессор Овербрук запирает дверь и включает сигнализацию.
Я выключаю ночник-принцессу рядом с кроватью. Эмма дышит через открытый рот.
Призраки не осмеливаются входить сюда. Я засыпаю, уложив голову на старенького игрушечного слона.
020.00
«Проснись, Лиа! Ты опоздаешь, и у тебя будут проблемы!» кричит Эмма мне в ухо.
Я лежу под одеялом Эммы, оно едва налезло на меня, моя голова по-прежнему на игрушечном слоне. Ее комната пахнет прачечной и кошками.
«Хватит спать!»
«Какой сегодня день?» спрашиваю.
«Ты знаешь» отвечает. Сегодня Среда.
Лекция по истории, это рассказ о геноциде, заканчивающийся в течение десяти минут, сопровождающийся фотографиями польских детей, убитыми немцами во Второй Мировой. Парочка девочек плачет в конце, а парни, которые обычно комментируют происходящее острыми фразочками, смотрят в окно. Учитель тригонометрии очень, очень сильно разочарован результатами теста. Мы должны еще немного поспать, то есть, черт, посмотреть фильм по физике: Введение в Импульс и Коллизии.
Наш учитель английского вздыхает, потому что правительство требует, чтоб мы прошли еще один тест для того, чтобы оценить навыки чтения, потому что мы - старшие классы, и должны читать достаточно быстро.
Я ем в машине – диетическая кола (0), + салат (15), + восемь ложек соуса сальса, = белок яйца, сваренного вкрутую, (16) = ленч (71).
***
За две минуты до того, как прозвучит звонок, освободив всех нас, громкоговоритель извещает меня о том, что я должна явиться в конференц-зал для того, чтоб поговорить с мисс Ростофф, консультантом. Большинство девочек из футбольной команды здесь, а так же несколько друзей Кейси из театрального кружка, и часть из музыкального. Мира, мой партнер в уроках испанского, машет мне, когда я вхожу. Она была в моем скаутском отряде, когда я была маленькой. Мы все собрались здесь, чтоб обсудить наши чувства и договорится о небольшом мемориале для Кейси, чтоб «позволить ее душе покоится с миром». В комнате
холодно.
У госпожи Ростофф много салфеток, они стоят на столе, украшенные нарисованными котятами. Два галлона дисконтного пунша и крошечные бумажные стаканчики мило расставлены рядом с черно-белыми печеньями. Госпожа Ростофф верит в то, что закуски помогут. Она любит меня больше, чем кого-либо еще потому, что я неудачница, вижу мир таким, как он есть, и я должна учиться в колледже, где преподает мой отец, и этот совет отнимает у нее две минуты.
Девочки из драмкружка усаживаются на потрепанную кушетку, и ковер перед ней. Футбольная команда приносит стульчики на колесиках с конференц-зала. Я сажусь на пол рядом с дверью, моя спина напротив вентиляционной шахты.
Пока мы ждем остальных, футбольная команда говорит о том, что им дают слишком мало времени для взвешивания, девочки из драмкружка обсуждают нового режиссера, примадонну, перепутавшую нашу школу с Бродвеем. Я оцениваю себя; я не могу играть в футбол, да и у многих из них оценки лучше, чем у меня. Но я самая худенькая девушка в комнате, если так посмотреть.
Неловкая пауза между историями, в комнате становится слишком тихо. Кто-то тихо портит воздух. В комнате становится жарче.
Я не знаю, как они делают это. Я не знаю, как они встают по утрам, завтракают и отправляются к конвейеру, где учителя-роботы приводят нас на Предмет А и Предмет В, со всеми теми тестами, которые мы должны сдать. Наши родители составили список и позволили нам сделать здоровый выбор: одни выбрали спорт, другие кружки, третьи драмкружок, еще кто-то обществоведение, и здесь нет оценок ниже чем В, потому что, действительно, тут нет средних учеников. Это как четкий танец с определенными движениями ног и четким ритмом.
Я девочка, которая споткнулась на танцполе и не может уйти отсюда. Все взгляды устремлены на меня.
Мисс Росстофф смотрит на свои часы. Они более точны, чем те, что висят на стене.
Девочка с драмкружка поднимает руку. Индекс массы тела - 20. Может 19.5. Ее кроссовки разрисованы, один в черную клетку, а на другом нарисован желтый смайлик с черной улыбкой.
«Мисс Ростофф? Мы можем провести минуту молчания?»
Она задумывается. Будут ли наши родители возмущаться по поводу религиозного ритуала в ее кабинете? Или они будут о рать на нее за то, что она не позволяет нам выражать наши религиозные чувства?
«Все хотят сделать это?»
Мы киваем, ленточки, повязанные вокруг наших голов, двигаются. Она смотрит на часы.
«Минута для Кейси»
Драм а и футболистки опускают головы, я делаю то же. Я должна помолиться, думаю. Я никогда не могу молиться в минуту молчания. Они такие молчаливые и… пустые.
Кто-то всхлипывает и берет салфетку из коробки. Я наблюдаю за этим из-под опущенных ресниц. Глаза Миры зажмурены, губы двигаются. Девочка, которую я вижу впервые, вытирает лицо грязным Клинексом, который она только что достала из кармана.
Футболистка смотрит на экран мобильника, читая смс. Мисс Ростофф махает нам своими искусственными ногтями, надеясь, что мы услышим ее.
«Спасибо всем»
Она сама установила рамки того, о чем мы будем говорить. Мы не говорили о том, как умерла Кейси, почему и где это произошло, или о том, кто в этой комнате даже не попытался ее остановить. Мы здесь, чтоб отметить то, что она вообще жила.
Тридцать три раза.
Мисс Ростофф уже договорилась о памятной страничке в выпускном альбоме, и она написала статью д ля школьной газеты. Футбольная команда заявила, что они посвятят все матчи сезона Кейси. Драма девушки предложили поставить потушить свет в зале, поставив розу в вазу в центре сцены для того, чтоб потом на нее направили свет, они вышли на сцену и спели «Потрясающую Добродетель», а затем прочитали трагическую поэму о столь ранней смерти.
Идея закончилось розой, поэмой и упоминанием на футбольной игре.
«А как насчет Лии?»
Мира поправила линзы, чтоб лучше меня видеть «Ты хочешь чего-то особенного? Вы были лучшими друзьями»
Были.
«Все идеи хорошие» говорят мои губы «Но мисс Ростофф должна поговорить с родителями Кейси и узнать, как им эта идея»
Диверсия удалась. Консультант говорит о семейной потере, и о том, как мы должны поддержать их, как мы должны быть здесь друг для друга и как ее коробки с салфетками всегда полны, а двери открыты.
Когда мы уходим, капитан футболистов напоминает им, что они должны сменить форму для сегодняшнего матча. Мира говорит, что все придут на игру в черном.
026.00
Когда я вхожу (осталась после уроков за опоздание, нет, сэр, этого больше не повторится, да сэр, это очень тяжело для всех нас) Дженнифер поднимает голову.
«Твой отец сказал, что пойдет в магазин» говорит она, когда я вешаю свой пиджак в шкаф «Дай угадаю, он до сих пор в библиотеке и не отвечает на звонки?»
«Он оставил телефон в раздевалке. Эта чертова книга убьет его» мне кажется, что она хочет сказать еще что-то, но молчит.
«Я сама пойду за покупками»
«Мне нужно что-то сделать?»
«Пропылесось. Дом работница не пылесосила в этот раз и коврики грязные»
Офицер звонит в дверь, когда я гоняюсь за Эммой с пылесосом и представляю, что это настоящий дракон. Я передаю смертельное изобретение ей и открываю дверь.
Полицейская представляется, «Детектив Маргарет Гринфилд» и спрашивает, можно ли ей войти.
Я не убивала Кейси.
Так или иначе, мы заходим в кухню. Полицейская занимает папин стул, а я усаживаюсь на свой. Эмма залезает ко мне на колени. Мне тяжело ее держать.
Янеубийцаянеубийца.
«Всего несколько вопросов» - говорит она, «Не стоит волноваться, мы всего лишь хотим увидеть общую картину»
Она открывает блокнот, и зевает «Прости, не выспалась, работала. Регистратор звонков вычислил, что она звонила тебе прежде, чем умерла. В ту ночь»
Я отвечаю, как в трансе. «Хм… я без понятия… может Кейси и звонила мне в Субботу. Я не видела свой телефон с Пятницы» черт, мой телефон в комнате. «Я потеряла уже третий, и папа ужасно разозлится, если узнает»
«Он действительно будет орать, когда узнает» - кивает Эмма. Она ерзает на моих коленях, вжимая кости в деревянный стул. «Лие сейчас очень сложно. Папа будет зол»
«Если мы вернемся к мисс Пэриш» - говорит она. Я кладу указательный палец на губы Эммы «Тшш»
«Я не знаю, почему Кейси звонила мне. Мы не говорили несколько месяцев. Мы больше не дружили. Просто так бывает иногда, и на это не нужна причина. Это часто бывает у подростков»
Коп кивает и закрывает блокнот.
«Помню те дни. Как хорошо, что они закончились»
«Вы можете сказать, что произошло?» спрашиваю.
«Нет. Прости, но нет. Если вспомнишь что-то, вот мой номер» - она протягивает мне визитку. «Пусть твои родители позвонят мне, если захотят. Как я и говорила, не стоит волноваться. Мы просто хотим быстрее закончить дело»
После этого Эмма рассказала родителям о визите полицейской, и я на протяжении часа успокаивала их, отвечала на одни и те же вопросы снова и снова. После папа позвонил
детективу, он снова не поверил мне. После Дженнифер закурила, отключив пожарную сигнализацию, и заказала китайскую еду. Потом я прочла Эмме главу Гарри Поттера.
Дальше Дженнифер принимала ванну с пеной, а папа сравнивал результаты выборов 1789-го и 1793-го… дом уснул.
***
Мобильник выползает со своего тайного укрытия под моими грязными вещами, и падает в мою руку. Я просматриваю ее сообщения снова и снова, а затем включаю компьютер, посещая тайную страну. Я не была тут уже много месяцев. Это блог для девочек секретами. Точно таких, как я.
***
Набрала 5 фунтов со времени завтрака. Взвешивалась после школы. Остаток дня только вода. С завтра голод.
***
У меня потемнело перед глазами, и я потеряла сознание на ступеньках. После съела две миски хлопьев и чувствую себя огромной. Сколько нужно бегать, чтоб избавится от этого?
***
Я такая жирная. Вы все это знаете. Я хочу отрезать жир к чертовой матери.
***
У меня есть две недели и шесть дней, чтоб потерять 10 фунтов. Помогите!
***
Оставайтесь сильными/люблю/будьте совершенными
Сотни и сотни, сотни странных маленьких девочек кричат сквозь свои пальцы. Сотни моих больных сестер постоянно ждут меня. Я просматриваю наши признания, напыщенные речи, и молитвы, поедая наше отчаяние. Один кровавый укус за раз.
Две мухи врезались в мой абажур, у них всего несколько часов для того, чтоб жить.
Я выключаю свет, и огни роятся у монитора, освещая загрузку тощей девочки, ребра, бедра, ключицы, кости, прорезавшиеся из-под кожи так, что теперь они могут сохнуть на солнце. Хорошо, когда можешь видеть сквозь бумажные крылья не сезонных мух.
Я выключаю все, и сворачиваюсь в постели.
Мухи направляются к окну, с противным, мерзким жужжанием, толпятся надо мной, ожидая возможности попасть в мой рот. Возможно, это эскорт Кейси, пришедший из могилы, оповещающий меня о ее появлении.
Я не могу столкнуться с ней одни на один.
Я крадусь вниз по лестнице и надеваю ботинки Эммы, просовывая ногу в них. Если папа спустится для перекуса, или по работе, он выбросит их и предупредит меня, чтоб я больше так не делала. Я направляюсь в подвал, блокирую дверь позади себя как разу ступенек.
027.00
Громкоговоритель выдергивает меня посреди урока Английского и отправляет к Мисс Ростофф. Она говорит, что позвонила моя мачеха, и я должна уйти со школы для чрезвычайно важного приема.
«Зачем?» - спрашиваю.
«Кейси» - отвечает она, «Будет легче, если вы поговорим об этом»
Мой рюкзак соскальзывает с плеча, как делал на протяжении всего дня. «Разговоры сделают только хуже»
«Ты пропустишь физику» - Она глядит на свой монитор.
«О…» отвечаю я, возвращая рюкзак на место, «Это меняет суть дела»
Доктор Нэнси Паркер пахнет, как вишневые леденцы от кашля. Я сижу на ее толстой кожаной кушетке, рюкзак на полу. Она распаковывает новую упаковку Халлс. Я думаю, она зависима, нет, лечится от химической зависимости красного цвета. Она должна исследовать эту проблему. Она убирает противный белый фантик, и кладет один леденец себе в рот.
«Твои родители обеспокоены смертью Кейси… это может повлиять на тебя, и ты снова сорвешься»
Кушетка стоит перед книжным шкафом. Все эти книги наполнены дерьмом. Ни одна из них не стоит того, чтоб ее прочли. Здесь нет сказок, историй о волшебных царствах, никаких принцесс, размахивающих мечами, и никаких сияющих богов. Страницы слов и предложений могли бы быть математическими уравнениями, идущими к своему логическому разрешению. Леденец-от-кашля Нэнси не доктор. Она - бухгалтер.
«Мне интересно, может ли тут присутствовать два разлада…» Она снимает обувь, и сидит, скрестив ноги.
Морщины на ее лице говорят о том, что ей почти шестьдесят, но классы йоги Сохранили ее тело столь же гибким, как у девочки.
«Желание держаться подальше от родителей и переживания по поводу утраты друга» Она ждет, что я отвечу что-то, заполнив воздух словами. Я молчу.
«Или я ошибаюсь» говорит она «и ничто из этого к тебе не относится никоим образом» Капли дождя стекают по оконному стеклу.
Я начала ходить сюда тогда, когда, первый раз побывала в тюрьме, черт, клинике, потому, что доктор Паркер – подделка. Блин, нет, она – специалист по лечению чокнутых подростков. Блядь, и опять не то: она – специалист по психологическим расстройствам в подростковом возрасте.
На протяжении первых двух приемов я открыла свой рот, и дала ей ключ от моей головы. Огромная ошибка.
Она вручила доктору фонарь, каску и множество веревок для того, чтоб бродить по моему подсознанию. Она заложила бомбу в мой череп, и та взорвалась пару недель спустя.
Я говорила ей, что чувствую себя плохо оттого, что она лезет туда, куда ей не следует без малейшего на то позволения.
Она ловила меня каждый раз, когда в моей голове рождалась какая-то простая мысль вроде, - Физика - пустая трата времени, или я должна зарядить мой телефон, или японский язык не настолько трудно учить — своими адскими вопросами, - «Почему ты так думаешь, Лиа?»
Я не могу спросить себя.
Почему я такая уставшая? – если не считать порции тупых вопросов – Потому, что у меня упал гликоген, потому, что я переношу потерю друга, потому, что я потерялась в своей реальности и самое главное: я устала от дурацких занятий.
Однажды я разозлилась и высказала ей все. Я сказала ей, что она жалкая неудачница, у нее нет детей и внуков, а если и есть – они не звонят ей, возможно – ее бросил муж, или это была женщина, никогда сразу и не скажешь, возможно, она разочаровала свою мать потому, что не живет в реальном мире с дышащими людьми, с сидит заключенная в комнате с дурацким книгами и фантиками от леденцов вместе с барабанящим по окнам дождем.
Ничто из этого не задело ее. Она даже не моргнула. Она просто попросила меня рассказывать дальше. Я заткнулась.
Я мечтала о том, чтоб принести в кабинет нож и разрезать ее на части, размером с отбивную.
Прошло десять минут. Поскольку кушетка нагревается, я подвигаюсь подальше к подушкам. Кожа скрипит.
«Какие слова сейчас в твоей голове, Лиа?» Расстроенная. Свинья. Ненависть.
«Я хочу услышать» Тюрьма. Гроб. Порезы.
«Ты должна работать до полного восстановления, Лиа. Это ведь еще не конец всей твоей жизни»
«Мой вес в норме. Я могу принести дурацкий журнал Дженнифер, если хотите»
«Вовсе не в этом деле. Это не главное и никогда не было главным»
Голодная. Мертвая.
Проходит двадцать минут. Я засовываю пальцы в рюкзак, а затем снова высовываю их.
Она – Шарлотта, я – Вилбур.
Некоторые девушки!/Бесполезные!/Безумные!
и этот розовый связанный крючком кошмар (пряжа полиэстера) - ее паутина. Нет, она не Шарлотта. Она - надоедливая кузина Милдред, тупица, чья паутина постоянно рвется. Если б мои родители позволили мне распоряжаться деньгами самой, вместо того, чтоб тратить на эту леди, я бы могла купить свою собственную квартиру.
Сорок минут. Я вытягиваю волосы со своего брелка – черные и ровные, солнечно белые, кучерявые и рыжие, а так же короткие, темные, очевидно, они принадлежали парню или девушке, которая не слишком заботилась о своей внешности. Волосы богатых людей, которым нравится жаловаться незнакомцам.
«Ты не должна была приезжать сюда сегодня» говорит она наконец. «Ты должна была извиниться, сказав, что тебе пора на терапию, и прийти ко мне в любое другое удобное время. Если ты не хочешь, чтоб родители знали – я не скажу им»
«В чем суть?»
«Ты можешь выбрать, когда прийти» она хрустит пальцами правой руки, а затем разминает их. «Думаю, что ты хочешь поговорить об этом»
Да, блядь, мне хочется рассказать Вам, что голос Кейси записан у меня в телефоне, лежащем в моем чертовом кошельке, и она охотится за мной потому, что я позволила ей умереть. Если я сделаю это, Вы заставите меня пить еще какие-нибудь таблетки. Если я скажу Вам, что я ела сегодня, Вы нажмете на тревожную кнопку и снова отправите меня в тюрьму.
Я кладу волосы на стул.
«Я думаю, мне стоит снять свою кожу, и показать Вам, кто я на самом деле» Она очень медленно кивает: «Как ты выглядишь, по-твоему?»
«Меньше, для начала»
Остальные восемь минут проходят в ритме тихого, молчаливого марша, пока таймер на ее столе не начинает пищать.
«Так, что мне делать на похоронах?»
Она тянется к своим туфлям. «Ты понимаешь, почему тебе хочется туда пойти?» Уверится, что они похоронили ее, и она оставит меня в покое.
«Мне нужно покончить с этим»
«И похороны помогут с этим?»
Да, это то, что я только что сказала. «Я много думала об этом»
Счетчик отсчитывает две дополнительные минуты. Я кладу волосы незнакомцев обратно.
«Мне кажется, что это хорошая идея» она обувается и встает «Но твои родители пойдут с тобой. На похоронах никто не должен быть один»
По пути домой я достаю телефон с кошелька, вынимаю карту памяти и кладу ее на рельсы, пересекающие аллею. А телефон под колеса, чтоб по нем проехались туда и обратно ровно тридцать три раза. После того, как это случается, я выбрасываю его остатки в мусорное ведро.
028.00
Элайджа открывает дверь в комнату 115, эта комната с дурацкой цепью безопасности.
Он просовывает голову в маленькое расстояние. Его взгляд сонный и сконфуженный.
«Эмма? Что хотела?»
Я не знаю, как правильно назвать свое настоящее имя. «Я купила тебе пиццу. Бесплатно Цепь скрипит, и дверь открывается полностью.
«В чем подвох?»
Жир с моцареллы впитался в коробку и теперь просачивается, вымазывая мои пальцы. Я хочу облизать их, нет, я хочу выбросить коробку, пока это не инфицировало меня.
«Ни в чем»
Он облокачивается о дверной косяк. «Подвох есть всегда»
«Это за то, что ты помог мне прошлой ночью»
«Что это за пицца?»
«Экстра сыр, с соусом»
Он улыбается, «Я не могу есть. Я вегетарианец»
«Я не верю тебе»
Дверь мотеля открывается, и мужчина кричит на женщину на непонятном мне языке.
Женщина, на которую он орет, похожа на мультяшного шакала.
Шины визжат по Ривер-Роуд, двигатель работает.
Он трет лицо и отходит в сторону. «Хорошо, я не только вегетарианец. Я пиццатарианец. Проходи».
Комната пахнет одеждой и сигаретами, которые пробыли в стиральной машине очень долго. Единственный свет, находящийся в комнате, исходит от работающего ноутбука, окруженного пакетами и пустыми банками из-под пива.
Он берет коробку с пиццей и кладет ее на кровать. Игральные карты разбросаны на скомканном одеяле, тонких подушках, лежащих у изголовья кровати.
«Сколько времени?» - спрашивает он.
«Почти пять»
«Черт. Я должен спать. Чарли хочет, чтоб я починил полку в 204-м. Ну… да. Он должен принимать то, что дает ему Вселенная»
«Это дурацкая отмазка для того, чтоб откосить от работы»
«Нет, это не так. Все случается по каким-то причинам» - он зевает и чешется.
«Признайся, ты просто плывешь по течению»
«Дерьмо»
Его глаза капризные, они светятся больше. «Один парень называет это дерьмом, другой
– удобрение»
Он облокачивается о стену. «Спроси их сама».
Стены оклеены книжными страницами, помеченными красными, зелеными и желтыми маркерами. Я склоняюсь над ними, читая сквозь темноту. На главной странице написано Вальден.
«Ты ограбил библиотеку?»
«Что-то вроде того» - говорит он, идя к ванной. «Эмерсон, Уоттс, Соня Санчез, читала ее как-то? Библия, пару страниц. Бхагават Гита, Доктор Сьюз. Сантаяна. Я повесил их сюда для того, чтоб возникало побольше хороших идей. Они впитываются в мой мозг в то время, когда я сплю. Выше голову, я еще сделаю свой бизнес» - он закрывает дверь.
Я поднимаю ноутбук с кучи хлама на столе и осматриваю все.
Элайджа собирает статьи. Случайные газетные статьи на столе, люди с перекошенными лицами: он не столь плох. Кейси в одной из статей. Чарли в приемном отделении. Уставшая женщина с бигудями в волосах. Тут так же хватает всякой всячины: например, полу человек, полу что-то еще, как у него на руке. Некоторые статьи отмечены приписками, это напоминает мне муравьев, ползущих по страницам.
Элайджа возвращается с ванной, держа туалетную бумагу
«Ты знаешь, вселенские секреты написаны тут. Ты должна быть слишком особенной, чтоб получить разрешение шпионить»
«Прости» я снова сажусь на кровать «У тебя не все дома, да? Ты не отсюда?» Он бросает туалетную бумагу на постель и открывает пиццу.
«Нью-Джерси»
Он откусывает кусочек, и сыр тянется сего руки ко рту. «Хочешь?»
Укусить всего раз, потом еще раз, и еще, сырный соус, и еще какой-то… стоп, пустота – это сила, неукротимая сила. «Я поела»
«Тогда мне достанется больше» он усаживается на кровать «Хочешь сыграть в покер?» Он берет колоду карт: лопаты и алмазы.
«Что выберешь: холдем, или на пять карт? Сколько у тебя налички?»
«Я сказала, нет. Ты просто хочешь забрать мои деньги» Он складывает пиццу вдвое и откусывает.
«Да, черт возьми, ты права» говорит он, прожевывая это дерьмо. «Но ты многому научишься, пока мы сыграем. Я – один из лучших картежников»
Я завожу руку за спину, и опираюсь на нее, ногтями впиваясь в постель, пока боль не заглушает этот прекрасный, нет, омерзительный запах. «Я не знаю, как играть»
«Я потрясен. Сколько тебе?»
«Восемнадцать»
«Ты можешь проголосовать или пойти в армию, а в покер играть не умеешь? Кто-то пренебрег вашим образованием, юная Эмма» он тасует карты, как профи. «Садись. Я тебя научу»
Я поднимаюсь, и отступая к двери, подавляя улыбку и качая головой «Вселенная говорит мне, что пора идти домой. Видишь? Мне очень нужно на парковку»
«Поняла это. Круто» Элайджа использует туалетную бумагу, чтоб вытереть лицо от томатного соуса, который блестит на его губах, словно бриллианты. «Подожди, у меня только один вопрос. Ты не знаешь, какую-нибудь крутую автосвалку? Чарли клялся, что в этом штате нет ни одной. Та, а Эль Камино моя, но я не могу работать без дистрибьютора.»
«Ты берешь части для машин со свалки?»
«А разве ты так не делаешь? Это очень дешевый способ заработка, плюс ко всему, мы перерабатываем ненужное»
«Мой папа может и знает» я застегиваю жакет «Я спрошу его. Он хорошо разбирается в машинах»
«Круто. Спасибо» он кивает на коробку с пиццей «Точно не хочешь кусочек в дорогу?» Да, конечно, я хочу. «Спасибо, нет»
Я стояла здесь, и продолжаю стоять. Ожидание.
«Я думал, ты уже ушла» - Элайджа засовывает кусок пиццы в свой рот «Или тебе нужен прощальный поцелуй? Я счастлив, что на меня положено такое обязательство»
«Нет» я впиваюсь пальцами в ладонь, чтоб держать себя в руках. «Знаешь» говорю я «Я хочу признаться кое в чем, и это не просто спасибо за то, что предложил пиццу»
«Я знал!» он поднимает кулак вверх «Ты влюбилась в меня. Ты хочешь от меня детей. Мы заведем лошадей, прикрепим к фургону на колесах, и будем путешествовать по всей Америке, а потом займемся разведением коз»
Дата добавления: 2015-10-31; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Она звонила мне тридцать три раза. | | | Checking Comprehension |