Служебная записка

Конфиденциально. Недавно на одном из тех особнячков, которые выделяются своим внешним видом и ухоженностью, появилась небольшая, но не скрывшаяся от моего острого глаза бронзовая табличка с загадочной надписью «Голубые сети». Осторожно наведя справки о том, что скрывается за столь необычным названием, я, во-первых, убедился в оправданности своих подозрений, а во-вторых, раскрыл личность основателя этой организации заговорщиков. Его зовут Арон Хартман, и он известен тем, что его руки слушаются голоса сердца. Этот опасный поклонник всех видов любви, один из тех, кому хотелось бы воплощать в жизнь красивые идеи, на сей раз сплел сеть поздравлений с днем рождения всех одиноких, используя в качестве вспомогательного средства репродукцию картины одного не менее опасного травника и одновременно художника. Не хотелось бы перегружать это сообщение многими ужасающими подробностями, которые стали мне известны в ходе предпринятого расследования, такими, например, как ухоженный домик, якобы благотворительное финансирование, лекарственные растения, искренность почерка и тому подобное… Все это отдельные фрагменты грозящей нам голубизны. Тем не менее кое-что я бы подчеркнул: Арон Хартман уже распространяет свои Голубые сети и на другие города и страны, надеясь на то, что его служба вскоре доберется до некоторых международных организаций, которые насаждают голод, сглаз, саранчу, несправедливость, малярийных комаров, крыс, печаль, болезни и разные другие страдания. Поэтому я надеюсь, что в ответ на это письмо последует ваша незамедлительная реакция, которая позволит, пока еще не поздно, разорвать Голубые сети и восстановить добрые старые порядки.

Шалфей, ирис, подорожник, переступень, марьянник, ромашка белая, черника, примула, душица, мелисса, чудо-цвет, амми, ромашка полевая, рябина, яснотка, крестовник, медуница, зубчатка, пион, лютик, сумах, белена, клевер, шафран, росянка, колокольчик, дурман, репейник, молочай, тысячелистник, барвинок, льнянка, вьюнок, базилик, чернокорень, мак, фиалка, щавель, мать-и-мачеха, осот, повой, пикульник, чертополох, чернушка, марена, очанка, дуб, зверобой, цикорий, ландыш, дурнишник, пупавка, василек, заячья капуста, пижма, бирючина, белладонна, иглица, мята, мальва, дремлик, крапива, бодяк, лаванда, чина, кипрей, хохлатка, дубровник, паслен, ракитник, могильник, нарцисс, одуванчик, водосбор, жасмин, валериана, лядвенец, красавка, анютины глазки, безвременник, хвощ, молодильник, любка, наперстянка, гранат, золототысячник, горечавка, можжевельник, полевой мак, горицвет, настурция, петров крест, купена, лунник, повилика, очный цвет, розмарин, ясенец, медуница, воронец, чистотел, дымянка, земляника, сирень, бересклет, мыльнянка, ноготок, марь, куколь, копытень, плаун, аир, смолевка, спаржа, волчий аконит, зубянка, брусника, перуника, вербейник, погремок, разрыв-трава, остролист, пузырник, хрустальная трава, бузина, вербена, вероника, тмин, любисток и живучка.

Ил. 23. Видан Ковачевич из села Травице. Букет. 1978. Масло, стекло. 120х110. Галерея художников-самоучек, Светозарево.

Сны I

Это была одна из тех ночей, по горло погруженных во тьму, когда мелководье превращается в водную бездну и пускаться в путь становится опасно, а еще опаснее переправляться с одного берега на другой. Одна из тех ночей, когда необыкновенно активны призраки, кикиморы, упыри, лешие, оборотни, нехристи, вурдалаки, трехголовые чудища, колдуны, водяные, чертенята, домовые, ведьмы и всякая другая нечисть и поэтому не следует делать вообще ни шага. Но зато в такие ночи (чтобы успокоить волнение души) к человеку приходят длинные и разветвленные сны, и в этих снах можно забраться так далеко, куда тело не доберется никогда:

Эстер – Пока киномеханик меняет пленку

Дверь зала кинотеатра неожиданно распахнулась, и в волне легкого воздуха желтые лампы, освещавшие помещение, казалось, разгорелись сильнее. Дорожка из кадров скрутилась и исчезла. Сеанс прервался. По залу пронесся легкий шум. Зрители завертели головами, послышались отдельные реплики. Некоторые даже тихо вскрикивали. Кое-кто привстал. Послышались аплодисменты. По проходу между рядами шел он – Аугусто.

– Простите, вы Эстер? – спрашивал он, поворачиваясь то налево, то направо и расточая улыбки.

Сердце забилось у меня, как у усталой птицы. Вдох комком застрял в груди, так что мне стало трудно дышать. Боже, он ищет меня, пронеслось в голове. Неужели это возможно? Неужели просто так, как во сне, безо всякого предупреждения?

– Извините, вы Эстер? – спросил он меня. Блеклые светильники зала отбрасывали на его лицо мягкие тени. Он был таким же прекрасным, как и на экране, улыбающимся, с чувственными губами.

Я хотела закричать: да! да! – но пересохшее горло не издавало ни звука. Хотела подтвердить это кивком головы, но шея словно окостенела. Хотела поднять к нему руки, но кто-то привязал к ним два тяжелых металлических шара. Хотела встать, но неведомая мне сила крепко держала меня за ноги.

– Барышня, не вы ли Эстер? – спросил Аугусто девушку, сидевшую в следующем ряду. Она отрицательно замотала головой, и он двинулся дальше. А потом и дальше. И еще дальше.

– Посмотреть бы на эту счастливицу! – восхищенно прошептала толстушка, сидевшая рядом со мной.

Боковое освещение в зале неожиданно увяло. Зрители, довольные тем, что увидели великого артиста Аугусто, снова заговорили, но, когда через весь зал опять пролегла светлая дорожка от кинопроектора, замолкли. Побелка на стенах продолжала понемногу отслаиваться, монотонно потрескивая, а может быть, это зрители тихо зашагали по световой дорожке, протянувшейся над их головами.

Молчаливая Татьяна – Каменоломня песен

После долгой и утомительной дороги, проходившей по живописным окрестностям, обрамленным густыми лесами, дороги, пересекаемой прозрачными ручьями и осененной небесной далью, я добралась до каменоломни песен. Обеими руками, пальцами, израненными в предыдущих снах, я расширяю трещины, образовавшиеся в склоне горы, и в мешок из лунного света собираю куски камней. Этот тяжкий груз будет постепенно уменьшаться в течение следующих дней тогда, когда я буду петь свои песни.

Саша – Визит

В жилище Подковника я попадаю по коридору с воздушными стенками. На первом перекрестке нужно повернуть налево, потом немного попетлять, а после этого все время прямо – пока не попадешь на поляну, заросшую корявыми кустами и пожелтевшей травой. Подковника я застала врасплох. Похоже, он и не надеялся на мой приход.

– Прости, я не успел украсить сад, – говорит он и опускает на землю рядом с собой коробку с разноцветными ленточками, которые он минуту назад привязывал к кустам.

Я смотрю на него молча. Он такого же роста, как всегда. Два пестрых бантика смешно торчат на кусте возле него. И что же, это все? Неужели это и есть тот самый сон, в который он меня так упорно приглашал?

– Гораздо лучше выглядит, если украсить… – бормочет он запинаясь. Вообще-то трава здесь значительно гуще. А кусты очень даже хорошие…

Я молчу. Не знаю, что бы ему сказать. Подковник через силу, уголками рта пытается изобразить улыбку. Но даже это ему не удается. Глаза его затуманиваются, как запотевшие стекла.

– Да-да! – больным голосом восклицает он. – Такова истина! Завет моего рода – это или апокриф, или его вообще не существует. Заблуждение! Чья-то неудачная шутка, гнусная фальсификация… Я остался таким, каким и был, такого же роста. Теперь и ты это знаешь!

– Тсс! – шепчу я, подходя к нему ближе.

Заглядываю в коробку. Там еще много всяких украшений. Вынимаю бумажный китайский фонарик и подвешиваю его на ветку. Потом поправляю один полуразвязавшийся бантик.

Подковник смотрит на меня с благодарностью. Нагибается и осторожно, кончиками пальцев распрямляет поникшую траву.

Неизвестная путница – Вдоль нити

Опасно здесь идти. Гибелью грозит любой неверный шаг. Пропасть зияет и с той и с другой стороны, пропасть настолько глубокая, что взгляд может падать в нее целую вечность. Никто еще не слышал, чтобы что-нибудь ударилось о ее дно. Может быть, дна даже и нет.

Дорога узка. Она шириной с нить. Трудно держать равновесие, мешает дорожная сумка в левой руке, хотя зонтик в правой немного помогает.

Идти можно только миллиметровыми шагами. Смотреть не стоит, да и что увидишь – бесконечность всего и ничего. Слушать не стоит, ничего, кроме хриплого скрипа вечности, не услышишь. Нужно только идти, миллиметр за миллиметром.

Тончайшая дорожка перламутрового цвета больно врезается в ступни. Тело коченеет, особенно вытянутые руки. Но точка отсчета все ближе и ближе. Подтверждает это и все большая сила притяжения к ней. Подтверждает это и все большее натяжение нити пути.

Когда кончики пальцев дотронутся до цели, когда длина нити Ариадны (по которой идешь) будет измеряться досягаемостью руки, сон прервется и явь (из-за которой и весь этот сон и вся эта мука) окажется здесь, совсем рядом с губами.

Дата добавления: 2015-07-08