Читайте также: |
|
СЕЙЧАС
Апрель.
Радостные письма о том, что меня приняли, пришли из UCLA, Papperdine, CSULB и Говенного университета штата. Было хорошо. Хорошо быть желаемой. Хорошо иметь варианты, даже после того, как Университет Berkeley с сожалением сообщил мне, то я недостаточно хороша для их школы. Мое будущее становилось реальностью. Осенью я уеду из этого город, чтобы начать все сначала. Я представила, как встречаю новых людей, и разговоры, которые были бы как общение с Райаном или Пегги. Я оставлю Скелета здесь. Ему нельзя следовать за мной.
Ну а пока мне надо было смириться с громким щелканьем его костей, которые не давали мне уснуть ночью – он хотел, чтобы я думала о Люке, все время. Неважно, как хорошо я себя чувствовала, веселясь с моими друзьями. Неважно, как упорно я училась. Неважно, как много раз я пыталась начать нормальный разговор с Мамой или Папой, или Питером, Скелет бы здесь. И он хотел поехать в колледж со мной.
Чем больше я старалась не обращать на него внимание, тем сильнее он настаивал. С каждой ночью он был все ближе и ближе к моей кровати. Я пряталась под одеялом, заглушая щелканье мой подушкой, прижатой к голове, пока, к середине ночи, ближе к концу апреля, я не проснулась, увидев Скелета, лежащего на кровати рядом со мной. Его пальцы писали в воздухе П Р А В Д А.
«Почему ты здесь?» Огрызнулась я на него.
П Р А В Д А.
«Я знаю правду. Я знаю все, что хочу знать о Люке, ясно?» Сказала я. «Ты можешь просто дать мне поспать?»
Он тыкнул меня своим указательным пальцем.
«Какая еще есть правда, с которой я должна столкнуться?» Спросила я его.
Потом ужасающая идея пришла мне на ум: Закон Меган. Я никогда не думала поискать Люка в регистре сексуальных преступников. Я никогда не думала поискать правду там.
Я тряслась и боялась, но я вылезла из кровати и пошла в гостиную, по пути включая весь свет. Мне было все равно, что Мама и Папа могли проснуться. Мне было все равно, что они будут кричать на меня из-за того, что я не в кровати, или из-за того, что сжигаю их деньги на освещение.
Компьютер был холодным; он затрещал и загудел, когда я его включила. Введя пароль, я наблюдала за тем, как грузится рабочий стол. Наконец в сети.
Это существовало уже несколько лет. Я некогда не заходила туда. Это никогда не происходило мне на ум. Зачем мне смотреть, живут ли здесь сексуальные преступники?
Поиск по имени: Люк Товин.
Я просто ввела имя, и он появился.
Его имя. Первое. Второе. Фамилия. Дата его рождения.
Табличка В ЗАКЛЮЧЕНИИ под его фотографией. Он выглядел необыкновенно спокойным на фотографии. Его глаза были как у хорошего Люка. Его глаза говорили, что он хороший человек и что ему можно доверять.
Этот список:
Сексуальное избиение.
Сексуальное нападение.
Нападение с намерением совершить изнасилование, содомию, или оральный полового акта.
Черно-белый список, прям рядом с его именем. Прям рядом с его датой рождения.
Я оторвалась от экрана, от яркого света. Это не мог быть он. Не мог быть. Он не мог сделать все это. Я посмотрела на его фотографию. Имя. Дату рождения. Мои глаза метались от списка к фотографии моего брата, все быстрее и быстрее. Туда и обратно. Это был Люк. Это был Люк.
Доказательство здесь. Скелет постучал по экрану. Соглашаясь. Это был Люк. Скелет вновь постучал по списку. Он прав. Все эти обвинения не могли быть последствием одного лишь преступления. Мое дыхание застыло в моих легких, и я не могла протолкнуть воздух вниз. Сердце начло быстро колотиться. Экран стал нечетким. Я отодвинула стул от стола. Мне нужно было место.
«Что ты делаешь, Клэр?» Голос Мамы. Я повернулась к ней и встала. Я выше нее, больше нее.
«Почему ты не сказала мне? Почему ты врала? Ты говорила, что его посадили за воровство. Ты говорила, что он не был плохим человеком; он просто сделал неправильный выбор. Ты говорила, что он не опасен.» Комната начала двигаться, закружился, но лицо Мамы было четким. Вены выступали под ее кожей, ярко синие, ледянее, чем свет в моих кошмарах. Ее челюсть начала дрожать.
«ТЫ» – ее голос стал громче и исказился – «любопытное, испорченное отродье. Думаешь, ты все знаешь? Думаешь, я тебе солгала? Откуда ТЕБЕ знать, что люди, которые обвинили его, не лгуны? Откуда ТЕБЕ знать что правда?»
«Они все не могут быть лгунами, Мам.» Злость проявилась в моих руках. Они сжались в кулаки. Мои ногти впились в мои ладони. «И ты это знаешь. Ты знала это. Ты знала, за что он был в тюрьме. Ты знала. И ты продолжала радоваться его возвращению в наш дом.» Я проговаривала каждое слово медленно, пытаясь сохранить спокойный голос, хотя все получилось очень дрожаще и хрипло. «Заходи. Укради у нас. Сломай пару окон. Вскрой пару замков, нюхни кокаина на раковине в ванной. Побей своего отца. Воткни вилку в руку своего брата.’» Мой голос сорвался на последних словах, моя злость усиливалась с волной огорчения.
«Он был хорошим братом для тебя,» моя мама огрызнулась в ответ. «Вспомни все письма. Вспомни каникулы и поездки на велосипеде, и плавание в озере. Вспомни, как он отпугивал детей, которые дразнили тебя. Ты многим обязана ему. Вспомни это, прежде чем начнешь обвинять меня в том, что я сделала что-то не так. Я ПОЗВОЛИЛА ему быть хорошим братом для тебя.»
«Нет. Мам. Ты не слышишь меня. Неважно, что он был добр ко мне. Он навредил другим людям. И ты знала, как он им вредил. Как могла ты, Мам? Как могла ты все так же позволять ему возвращаться домой, когда ты знала, на что он способен?» Я показала на экран компьютера. «Что на счет меня? Что на счет Питера? Что на счет каждого человека, который пострадал из-за Люка, потому что ты была слишком занята тем, чтобы оставить его на свободе? Кто защищал всех остальных, пока ты защищала его?» Слова выходили быстро. Я была скривлена и безобразна, чувствуя, как кожа вокруг моих глаз и рта опухала и краснела. Жирные, горячие слезы затуманили мой взгляд. Она покачала мне головой. Нет. Нет. Нет. Она должна была услышать меня. «Как много девушек было изнасиловано, потому что ты хотела, чтобы твой сын был дома?»
Она распадалась, конечность за конечностью. Я ринулась вперед, чтобы попытаться поймать ее, не дать ей упасть. Я была недостаточно быстрой. Ее тело с глухим звуком ударилось об пол, ее халат слился с ковром, ее лицо было закрыто пожилыми руками.
Она всхлипывала.
И я поняла: я никогда раньше не видела мою маму плачущей. Ни на похоронах. Но в больнице. Это вдруг пришло мне на ум.
Я не должна была обвинять ее. Я тоже хотела, чтобы Люк был дома. Но это было до того, как я узнала, на что он способен. И она тоже должна была это знать. В каком-то смысле, она должна была верить, что он невиновен. В каком-то смысле, она предпочла его над всем остальным, над всеми остальными. Скелет топнул ногой, Показывая на Маму, и поднял руки в воздух: Сделай что-нибудь, чтобы помочь Маме. Не оставляй ее так, плачущей.
«Мам,» сказала я мягко. «Мам. Ты не можешь изменить его. Неважно, как много раз ты позволяла ему вернуться домой. Ты не можешь изменить его.»
Я тоже не могла изменить его.
Мои кулаки были теперь мягкими раскрытыми ладонями. Они потянулись к спине Мамы.
«Давай же, Мам,» тихо сказала я. «Давай же. Я помогу тебе добраться до кровати. Мне жаль. Ладно?»
«Тебе должно быть жаль.» Ее лицо оторвалось от ее рук, вены были больше, ледяней, ее глаза были сильно впалыми под вздутыми веками. «Отойди от меня. Иди в кровать.»
Папа выгляну из-за двери ванной. Озадаченный и полуодетый, он, спотыкаясь, прошел через комнату и сжал Маму в своих руках, заслоняя ее от моих глаз. И глаз Питера. Не знаю, как долго Питер стоял в дверном проеме. Может все время. Он сделал несколько шагов мою сторону, его глаза были полны сострадания, волнения. Но я отвернулась и убежала. Он не пошел следом.
Закрыв настежь мою комнату, подперев под углом стулом дверную ручку, в надежде заблокировать ее, я лежала на спине на кровати, смотря на дверь. Скелет лег рядом со мной, потянувшись, чтобы взять меня за руку.
«Оставь меня в покое. Оставь меня в покое.» Я оттолкнула его. Натянула одеяло на голову.
Я искала доказательство. Я нашла его. Уже не возможно повернуть назад. Никак.
Когда заглянул солнечный свет, потанцевав мгновение на занавесках, прежде чем скользнуть на баклажанные стены, я проснулась. Щелк, щелк прощелкав действия и эмоции прошлой ночи. Мама не может изменить Люка. Сострадание не вылечит его. Люк несет ответственность за изменение своих поступков, чтобы изменить свой мир. Одинокий луч света упал на мою правую руку, и щекочущее тепло разбудило кожу. Люк несет ответственность за изменение своих поступков, чтобы изменить свой мир. Я несу ответственность за поступки, которые я совершаю, чтобы изменить мой мир.
Я быстро оделась, надела шапку на голову. Покинула дом, не сказав ни слова.
В магазине техники я взяла все необходимые мне вещи и привезла их. Подперла стулом дверную ручку, вновь заблокировав дверь.
Я отметила линию потолка и заклеила ее малярным скотчем. Окунула мои кисточки в ведро с грунтовкой, сперва покрасив в углах, затем прошлась по середине стен. Но белый был слишком стерильными, слишком чистым и холодным для моей комнаты.
Второй слой. Этот был светло-зеленый, цвет яблока. Солнечный свет ворвался через окно. Отражаясь и светлея, освежая и обновляя.
Я дрожала, совсем чуть-чуть, когда работа была закончена. Дрожала, потому что я не была уверена в том, что это означало. Я не была уверена, что скажет или сделает Мама. Я не была уверена, накажет ли она меня. Дрожала, потому что я удивила саму себя. Я была довольна собой.
Я не позволю больше солнечному свету высачиваться из моей жизни.
Глава 53:
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 133 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Оттепель | | | Ясность |