Десятая глава

Вечером Бьянка позвонила отцу и потрясла его до глубины души. Этого и следовало ожидать, поскольку на своей памяти она не звонила ему ни разу.

— Что-то случилось, Бьянка?

— Нет, нет, — робко возразила она. — Просто я… собралась съездить на север Италии и… подумала… ну, что я могла бы заглянуть к вам по пути. Я, естественно, буду жить в гостинице, но жаль упустить такую возможность и не встретиться.

Люк Милн удивленно воскликнул:

— Ты приезжаешь? — Он помолчал, переваривая эту новость, а затем завалил Бьянку вопросами. — Почему ты не сказала раньше? Ты едешь одна или с туристической группой? Это экскурсия по озерам, или ты собираешься посетить только озеро Комо? На сколько дней ты приедешь?

Какая-то женщина возбужденно затараторила на темпераментном, мелодичном итальянском языке. Мария? Бьянка жалела, что не разбирает слов: возможно, Марию привело в ужас грядущее появление на ее пороге незнакомой падчерицы?

— Si, si, — отозвался отец, — Certo. — А затем добавил по-английски, — Мария просит передать, что она очень рада. Она говорит, что ты должна остановиться у нас. Мы приготовим для тебя отличную комнату с видом на озеро и горы; у нас тебе будет намного удобнее, чем в гостинице. И Лоренцо будет счастлив познакомиться со старшей сестрой.

Его слова произвели на Бьянку странное впечатление: до этого момента она и не задумывалась о существовании единокровного брата. Естественно, она знала о нем, но не чувствовала себя старшей сестрой. Обида на отца мешала ей взглянуть на ситуацию глазами Лоренцо. Наверняка, он умирает от любопытства. Любому ребенку было бы интересно узнать о том, что где-то у него есть сестра.

Не хотелось бы разочаровывать мальчика. Внезапно в Бьянке тоже пробудилось любопытство. А вдруг он пошел в отца? Странно подумать, ведь он может быть похож и на нее. Наследственность — великая вещь.

Неожиданно она сказала:

— Я тоже мечтаю с ним познакомиться, — и это была чистая правда. Ее отношение совершенно переменилось: теперь Бьянка стремилась встретиться с братом, хотя в предыдущие восемь лет ей не было до него никакого дела. — И я очень благодарна Марии за ее предложение, но, честно говоря, предпочла бы поселиться в гостинице.

— Нет, нет, остановись у нас, чтобы Мария могла лучше тебя узнать.

— Ну, если ты уверен…

— Мария хочет познакомить тебя со своими родителями; они не поймут, если ты остановишься в гостинице. Итальянцы очень дорожат семейными узами.

— У нее много родственников? — Бьянка вовсе не жаждала встречи с целой толпой итальянцев, которые могут еще и осудить ее за то, что она так долго избегала собственного отца и знать не хотела его жену.

— Да, у нее большая семья.

— Ну… спасибо, но мне не хотелось бы создавать неудобства. — Она все еще сомневалась. Что, если Мария настроена к ней враждебно, но скрывает это от мужа?

— Какие еще неудобства? Мария очень гостеприимна. Ты когда приезжаешь? Будешь лететь самолетом?

— Да, до Милана, а оттуда автобусом до озера Комо.

— Нет, нет, не надо автобуса. Я встречу тебя в аэропорту. Скажи мне только дату и номер рейса.

За всю последующую неделю Мэтт так и не объявился, поэтому, отправляясь в путь в воскресенье, Бьянка сильно нервничала. С раннего детства она практически не общалась с отцом… он оставался для нее чужим; что они смогут сказать друг другу?

Ее жизнь была наполнена горечью по вине человека, с которым ей вскоре предстояло увидеться. Пять, десять лет назад, или даже в прошлом году такая встреча была бы немыслима… но в последнее время Бьянка сильно изменилась.

Бьянка не совсем понимала, что с ней произошло, но ледяная корка, покрывавшая ее сердце, треснула, и это отразилось на ее отношении к отцу. К тому же, ей было любопытно взглянуть на женщину, занявшую место ее матери рядом с отцом, и познакомиться с их сыном, Лоренцо, которого Бьянка ненавидела с той минуты, когда узнала о его появлении на свет, а теперь, как ни странно, мечтала увидеть.

В ее душе все перевернулось вверх дном; и непонятно, почему.

Глядя в иллюминатор на белые облака, Бьянка поморщилась.

Естественно, причина известна! Это Мэтт.

Все очень просто. В тот миг, когда Бьянка увидела его впервые, ее словно громом шибануло, а все дальнейшие события стали лишь отголосками этого потрясения.

Любовь все изменила. Бьянка стала другой и смотрела на мир по-новому. Ее чувства обострились, и это было так необычно для нее, что она сама не могла в них разобраться.

Самолет приземлился. Бьянка вместе с остальными пассажирами миновала таможенный терминал, забрала сумку с вещами и принялась высматривать отца среди встречающих. Секунду или две они глядели друг на друга, не узнавая, но затем Люк Милн набросился на нее с объятиями и расцеловал в обе щеки.

— Бьянка! Ты и вправду здесь; я глазам своим не верю! Мне все казалось, что тебя не будет в самолете, что ты не прилетишь. Я так счастлив!

Он постарел… но что в этом неожиданного? Бьянка изучала происшедшие в нем перемены: он поправился, отрастил животик, его волосы поседели и поредели, надо лбом появилась проплешина. Его лицо округлилось, покрылось густым загаром и сеткой морщин. Она с большим трудом его узнала.

Люк взял ее за руки и шагнул назад, чтобы лучше ее рассмотреть.

— Я еле узнал тебя, и то лишь потому, что ты была единственной блондинкой. Ты так выросла. А я все представлял тебя девчонкой со светлым хвостиком и в узких джинсах.

— Это было слишком давно, — печально заметила Бьянка.

— Да. — Отец вздохнул. — Ну что ж, давай мне свои вещи. — Он решительно отобрал у нее сумку. — Хорошо долетела?

— Да, все было прекрасно. — Она пошла вслед за ним через толпу пассажиров, раздумывая над тем, что если бы он не окликнул ее первым, она так и не разглядела бы его среди сотен людей. Они остались бы незнакомцами. Разве не грустно?

— Терпеть не могу летать; предпочитаю поезда, — Люк Милн поморщился, оглянувшись через плечо.

— А Мария с Лоренцо дома остались? — спросила Бьянка, усаживаясь в его красный фиат, припаркованный на стоянке у аэропорта.

Он кивнул.

— Да. Мария отправила меня одного, чтобы я мог спокойно поговорить с тобой. Нам надо многое наверстать, сказала она.

Разумно. Бьянке уже не терпелось познакомиться со своей мачехой, которую она так долго ненавидела.

Отец вел себя за рулем, как большинство итальянцев — превышал скорость, лавировал в потоке машин, постоянно сигналил, успевая при этом болтать с Бьянкой, размахивать руками и смеяться.

Бьянка смотрела на него и не находила сходства с тем человеком, которого когда-то знала. Но ей нравился этот веселый, импульсивный мужчина. Теперь он стал совсем похож на итальянца. Бьянка не припоминала, чтобы он чем-то выделялся, когда она была маленькой. Он говорил без акцента и вел себя как самый обыкновенный англичанин.

Но после его переезда в Италию, итальянская кровь, унаследованная от матери, взяла верх. Он научился свободно говорить по-итальянски, впитал окружающую его атмосферу, привык жестикулировать и смеяться при разговоре, стал более раскованным и живым.

Бьянке хотелось спросить у него, любил ли он когда-нибудь ее мать, но ей не хватало смелости. Когда он разлюбил ее? Почему их брак не удался? Чья это вина? Его… или ее матери?

Бьянка всегда считала отца виновником развода, но тетя Сюзанна думала по-другому. Она была уверена, что виноваты оба. Их брак оказался одной из тех ошибок, которые совершают люди, не заботящиеся о будущем, путающие увлечение с любовью, принимающие решение жениться, не успев как следует узнать друг друга и понять, во что ввязываются.

Любила ли мама его? Бьянка понятия не имела, хотя прекрасно помнила, как мама горевала после его ухода. Она избавилась от всех его вещей, от любых напоминаний, сожгла в дальнем углу сада его одежду, книги, фотографии, и никогда больше не говорила о нем. Он был навсегда выброшен из ее жизни.

Это ей свойственно — она была решительной женщиной, прямолинейной, жесткой, замкнувшейся в себе, обиженной и на своего бывшего мужа, и на весь мир.

Она больше не вышла замуж, но и счастлива не была. Бьянка считала, что ее мать пережила сильное потрясение, но теперь начала задаваться вопросом: а что изменилось бы, если бы отец не ушел? Или ее мать всегда была такой холодной и неприветливой?

Оглядываясь в прошлое, Бьянка не могла вспомнить, чтобы ее мать когда-нибудь была другой. Поэтому ее брак распался? Бьянка решила при случае расспросить отца. Мать отказывалась говорить о нем, но может, сам он готов обсуждать прошлое.

Они прибыли в Белладжо после долгой и утомительной поездки. Маленький городок был исчерчен узкими, извилистыми улочками, ступеньками спускающимися к озеру. Белые домики, утопающие в цветах, и магазинчики, торгующие самыми разнообразными товарами — от обуви и одежды до бакалеи, были разбросаны по склону горы до самой вершины.

— Не бойся, тебе не придется скакать по ступенькам. Мы живем дальше, на равнине, — со смехом пояснил отец, заметив, с какой опаской Бьянка поглядывала на особенно крутые подъемы.

— Слава богу! Вот старикам, небось, тяжело карабкаться по этим лестницам по несколько раз в день!

— Нет, они привыкли. — Он вновь сосредоточился на дороге, огибающей озеро. Бьянка любовалась отраженной в воде картиной — голубым небом, горными кручами, деревьями и цветущими кустами в садах. Она жалела, что не захватила фотоаппарат… может, стоит купить его здесь? Собственноручно сделанные снимки навевают куда больше воспоминаний, чем открытки или фотографии в книгах.

Особенно, если на этих снимках есть люди.

— Вот мы и дома, — сказал Люк Милн, сбавив скорость, и Бьянка выпрямилась на сидении, с изумлением глядя вперед.

Стоящий особняком дом из розового песчаника был окружен садом, при виде которого у нее захватило дух. Там были цветы всех возможных оттенков: розовые, красные, пурпурные и желтые, росли десятиметровые камелии с цветками размером с доброе блюдце, нежные, пышные азалии и рододендроны, некоторые из которых достигали трех метров в обхвате и тринадцати в высоту.

Ей еще не приходилось видеть ничего подобного. Дом буквально утопал в зелени и казался маленьким, совсем игрушечным, хотя, судя по количеству окон, в нем было не менее четырех спален.

На стенах были закреплены шпалеры, увитые бело-розовым ломоносом со звездчатыми цветками. Маленькие балкончики на окнах второго этажа, огражденные белыми ажурными решетками, были уставлены горшками с оранжево-розовыми, буйно цветущими геранями.

Отец припарковался на узкой, выложенной плиткой дорожке. Когда он вылез из машины, Бьянка последовала за ним, от восхищения утратив дар речи.

Взглянув на нее, отец с гордостью улыбнулся.

— Нравится?

— Очень красиво, — выдохнула она. — Ты занимаешься садом, или Мария?

— Мы всю работу делим пополам — и в доме, и в саду. На этом и держится наша семейная жизнь.

— Вижу, тебе повезло с ней. Сейчас ты счастливее, чем был с мамой?

Он вздохнул.

— Я не хочу говорить ничего плохого о твоей маме, Бьянка. Но наш брак оказался никудышным. Это не ее вина. Мы просто не подходили друг другу. Вскоре я пришел к выводу, что совершенно ее разлюбил. Я долго мучился, прежде чем уйти. Но оставаться было бессмысленно. Меня останавливала только ты. Я чувствую себя виноватым за ту боль, которую причинил тебе, Бьянка. Это единственное, о чем я жалею.

Она промолчала, не зная, что сказать, и, в конце концов, решила сменить тему.

— Я всегда думала, что ты ушел от нас из-за Марии.

— Нет, в то время мы даже не были знакомы. Я встретил ее здесь. Мы уже развелись с твоей матерью, я был свободен, и сразу же женился на ней. Мы очень счастливы в браке. Она научила меня готовить, а я ее — ухаживать за садом. Мы все делаем вместе, болтаем, смеемся. Боюсь, от нас бывает много шума, но наши соседи живут далеко и поэтому не жалуются. А вот и она! Встречает нас.

Дверь открылась. Охваченная внезапным приступом робости, Бьянка увидела полную женщину с густыми и блестящими черными волосами, заплетенными в косу и уложенными короной на голове, с гладкой золотистой кожей и огромными, черными, улыбающимися глазами.

— Наконец-то ты приехала! — воскликнула Мария по-английски и крепко обняла Бьянку, не обращая внимания на ее неуверенность и нервозность. — Я так рада видеть тебя, cara. — В доказательство она расцеловала Бьянку в обе щеки. — Твой отец очень счастлив. И я тоже! Теперь мы одна семья!

Обернувшись, она вытолкнула вперед упирающегося мальчишку, тонкого, как тростинка, с пылающими ушами и нежным лицом.

— Это Лоренцо. Лоренцо, поцелуй сестру.

«Он пошел в мать, а не в отца», — размышляла Бьянка, глядя на него. Черные волосы, черные глаза, смуглая кожа и хрупкая, изящная фигурка, которой, по-видимому, могла похвастаться и Мария, до того как растолстела.

Бьянка склонилась к нему и чмокнула его в щеку.

— Ciao, Лоренцо.

— Ciao, — буркнул он, пожирая ее глазами, и обиженно сказал по-итальянски, — Мама, ты говорила, что она похожа на меня! Но она совсем не похожа! Она блондинка.

— Scusi, Лоренцо, — рассмеялась Бьянка. Она была рада, что не забыла итальянский. Хотя Лоренцо и его мама знали английский, ей хотелось разговаривать с ними на их родном языке.

Следующие несколько дней были наполнены суматошной деятельностью. Бьянка перезнакомилась с таким количеством родственников, что имена и лица перемешались у нее в голове. Но их теплый прием поднял ей настроение и помог почувствовать себя как дома, чего и добивались Мария и Люк.

Ее отец и Мария все время возились на кухне, готовя еду, ухаживали за садом или убирались в доме.

Каждое утро Бьянка объедалась булочками с вишневым джемом, который Мария варила сама из вишен, растущих в дальней части сада. Их цветки уже начали увядать и осыпались с ветвей, словно конфетти.

У нее вошло в привычку неторопливо завтракать за деревянным столом под деревьями, вдыхая немыслимый цветочный аромат. Ей требовалось побыть одной, чтобы переварить новые впечатления.

Лоренцо оказался очаровательным ребенком, очень живым и забавным. Бьянке хватило нескольких часов, чтобы влюбиться в него и в его маму. Все эти годы Бьянка была уверена, что Мария ненавидит ее и стремится оградить ее от отца, но очень скоро убедилась в обратном. Мария с радостью приняла ее в свой тесный семейный кружок; она привыкла к большим семьям и обладала огромным, любящим сердцем, в котором нашлось местечко и для падчерицы.

После завтрака Бьянка обычно помогала Марии готовить овощи к обеду, а затем отправлялась гулять по берегу озера.

— Что-нибудь купить, Мария? — спросила она на пятый день своего пребывания.

— Нет, спасибо, Бьянка. Сегодня будет очень жарко. Не забудь шляпу.

Бьянка, улыбнувшись, надела кремовую шляпу из соломки. Отец купил ее в первый же день, и потребовал, чтобы Бьянка без нее из дома не выходила. У нее были огромные поля и голубая атласная ленточка, развевающаяся на ветру.

Широкополая шляпа не уберегла Бьянку от загара. Ее лицо приобрело гладкий золотисто-коричневый оттенок, светлые волосы выгорели до такой степени, что стали почти платиновыми. Бьянка боялась поправиться от всей той вкуснятины, которой потчевала ее Мария, но пока ее опасения не подтверждались. На ее стройной фигуре отлично смотрелась желтая маечка, оканчивающаяся выше пупка, и коротенькие ярко-голубые шорты.

Во время прогулок Бьянка ловила на себе восхищенные взгляды, но была слишком увлечена окружающими пейзажами, чтобы обращать внимание на мужчин.

Озеро было сказочно прекрасным; оттенки голубого цвета плавно перетекали из одного в другой, сливаясь с небом. Волны лениво плескались у деревянных причалов. День выдался изумительный; Мария права: скоро станет жарко. У Бьянки возникла идея прокатиться на пароме в городок Комо — она до сих пор так и не выбралась туда, хотя очень хотела.

Она сидела за столиком на террасе кафе, чувствуя себя расслабленной и довольной, попивала чай со льдом и сочиняла письмо для тети Сюзанны.

Кто-то подошел к ней, заслонив собой солнце, и она подняла глаза.

Ее сердце замерло. И снова пустилось вскачь.

Это был Мэтт.

Дата добавления: 2015-07-08