Иерархия императивов универсума морали

Парадигмаль-ные формы	Парадигмальне императивы	Степень фе-номенальнос-ти моральных значений
СВОБОДА	ДОБРО	ДОЛГ	БЛАГО	ЗНАНИЕ
Парадигма свободы	СВОБОДА РАДИ СВОБОДЫ	Добро ради свободы	Долг ради свободы	Благо ради свободы	Знание ради свободы	Протофено-мены морали
Парадигма добра	Свобода ради добра	ДОБРО РАДИ ДОБРА	Долг ради добра	Благо ради добра	Знание ради добра	Феномены морали
Парадигма долга	Свобода ради долга	Добро ради долга	ДОЛГ РАДИ ДОЛГА	Благо ради долга	Знание ради долга	Эпифеноме-ны морали
Парадигма блага	Свобода ради блага	Добро ради блага	Долг ради блага	БЛАГО РАДИ БЛАГА	Знание ради блага
Парадигма знания	Свобода ради знания	Добро ради знания	Долг ради знания	Благо ради знания	ЗНАНИЕ РАДИ ЗНАНИЯ	Гиперфено-мены морали

2. МЕЖПАРАДИГМАЛЬНАЯ ФОРМА НРАВСТВЕННОЙ ДЕВИАЦИИ. Это такая форма отклоняющегося поведения морального субъекта, которая обусловлена противоречиями, объективно существующими между различными парадигмальными нишами целостного универсума морали. По сути разнородные моральные парадигмы состоят из ареалов нравственных значений, элементы которых различаются от парадигмы к парадигме лишь своими статусами и валентностью. Так, в космологии морали парадигмальным статусом наделена свобода, в антропологии морали — добро, в социологии морали — долг и благо. Однако эти же категории в иных парадигмах выступают в качестве рядоположных элементов соответствующих парадигмальных ареалов (см. схему 6). Так, например, свобода в иных парадигмах морали, нежели космологическая, выступает последовательно производной от добра, долга, блага, знания. Таким образом, она не только «безосновная основа бытия», но и производная и от антропной определенности, и от социальной целесообразности, и от природной необходимости. Но ведь моральный субъект один, хотя и существует на всех четырех онтологических ярусах мироздания. И ему, как на лифте, приходится то подниматься, то опускаться по этажам свободы, а потому его любой ответственный поступок — это прежде всего синтез всех форм свободы, так как он всегда затрагивает не одну какую-то онтологическую нишу, а всю целостность человеческой экзистенции. То же самое можно говорить и о других категориях морали.

Межпарадигмальная форма нравственной девиации является более устойчивой и систематической, нежели внутрипарадигмальная, еще и потому, что более низшие системы нравственности являются более проявленными и репрессивными по отношению к более высшим системам нравственности, что влечет за собой различного рода «гиперцентризмы», еще более стимулирующие отклоняющееся поведение морального субъекта. Если в космоцентризме нравственная девиация стремится к нулю, то в наукоцентризме — к бесконечности. Степень рационализации, как показывает Вебер, обратно пропорциональна силе магического элемента, в разной степени присутствующего в каждой религии (34, 31). А Нострадамус за четыре века до начала действия так называемой научно-технической революции, катастрофически повлиявшей на состояние нравственного менталитета человечества, пророчески предрекал: «Я нахожу, что ученые еще пожалеют о великих потерях, которые застанут их врасплох» (125, 15). Для того, чтобы снизить степень межпарадигмальной нравственной девиации, необходимо человечеству вернуться к Абсолюту, то есть заставить «внешнего человека» осуществлять деятельность под контролем «внутреннего человека».

Девиантное поведение морального субъекта структурно, так как своим поступком он всегда несколько отклоняется, во-первых, от требований, исходящих от парадигмальных нравственных императивов, и, во-вторых — от иерархии приоритетов этих императивов, которую трудно учитывать в реальном поведенческом акте. В сложной системе нравственных связей и отношений «нормальное» и «девиантное» поведение может одновременно оцениваться и в качестве «абсолютного», и в качестве «относительного» в зависимости от позиции, которую занимает оценивающий. Если его позиция расположена внутри одной из парадигмальных ниш универсума морали, то тогда все остальные формы парадигмального поведения будут восприниматься в качестве отклоняющихся, девиантных от той формы нравственности, которая взята за «точку отсчета». Но и само это «нормальное поведение» превращается в девиантное, как только позиция наблюдателя перемещается в иные парадигмальные ниши универсума морали.

Противоречащее нравственному порядку поведения Кант называл «переворачиванием мотивов». Он делит все возможные поступки на три категории: поступки из чувства долга, а не по склонности; поступки сообразно с долгом, но побуждаемые другой склонностью; и поступки, противные долгу. Первые считает он морально добрыми, вторые могут быть и добрыми и злыми (тут сообразность с долгом — явление совершенно случайное), третьи — морально злые (79. 4, ч. 2, 39). Противоречивость нравственного поведения Кант видел лишь в несовершенстве внутреннего мира морального субъекта (принцип «переворачивания мотивов»), гармонизация которого должна осуществляться в целях более полного воплощения в поведении человека нравственного закона, сущностью которого выступает внеличностный категорический императив, принцип «долг ради долга». Но ведь категорический императив не один, их целая иерархия. Мораль внутренне противоречива в силу ее полиформизма и многомерности. Вот почему целесообразнее говорить не о «переворачивании мотивов», а о системе «переворачивания перевернутого», то есть о символической, ценностной, нормативной формах переворачивания.

Итак, в связи с тем, что одно и то же эмпирически наблюдаемое поведение может одновременно оцениваться и как «нормальное», и как «девиантное», в зависимости от того, с какой «позиции» наблюдается и оценивается (абсолютно нормальным или абсолютно девиантным реальное поведение может оцениваться лишь с позиции Абсолюта, что нам не дано), необходимо признать в качестве важнейшего в «этической гносеологии» принцип «оборачивания» девиации на норму и наоборот на «стыках» парадигм морали. При переходе от социетальных эпифеноменов морали к антропным феноменам морали, то есть от парадигм долга и блага к парадигме добра, происходит ценностное оборачивание нормативной морали. Еще недавно «нормальным поведением» в тоталитарном режиме считалось такое, которое согласовывалось с его гипернормативными требованиями. Однако с высоты наших дней оно конституируется антропным сознанием как сугубо девиантное. И наоборот, те, кто своим поведением активно сопротивлялись тоталитаризму, нами воспринимаются как носители не девиантных, а истинных форм нравственного поведения. То есть произошло «ценностное оборачивание» поведения с девиантного на нормальное и наоборот. При переходе от антропных феноменов морали к трансцендентным протофеноменам морали происходит «символическое оборачивание» ценностной морали.

Порой мы вынуждены отходить от абсолютных и категоричных оценок нравственного поведения эмпирического морального субъекта именно в связи с многоаспектностью нравственного универсума. Девиантное поведение многомерно и многозначно и содержит всегда в себе свое иное, противоположное. Девиантное поведение — это, если можно так выразиться, траектория отталкивания индивидуализированной формы нравственного поведения от препятствий системного характера: Род, Социум, Натура. И если их невозможно преодолеть с ходу, то приходится от препятствий «отклоняться», чтобы, обогнув их, все же выйти на «столбовую дорогу» истинной нравственности.

Любой человек — это уникальный «нравственный мир», определенным образом встроенный во всеобщий универсум морали. Своей нравственной рефлексией он постоянно совершает сложный, а главное — мучительный поиск оптимального варианта согласования своего нравственного мира с нравственным состоянием Мира. Во-первых, человек пытается преодолеть имеющуюся эклектику своего собственного мира, достроив его до той или иной парадигмальной целостности. Иначе он не в состоянии будет ощущать свою нравственную идентичность, что неизбежно скажется на его актуальном поведении: непоследовательном и непредсказуемом в этическом плане. Во-вторых, индивид постоянно, хотя порой и неосознанно, пытается «примирить» культивируемые им нравственные значения с символами, ценностями и нормами, господствующими как в непосредственной социальной среде, так и в системе неформальных связей и отношений. В-третьих, он постоянно сверяет принятую им форму нравственной жизни с так называемыми эталонными «нравственными мирами», субъектами которых выступают «нравственные референты». В-четвертых, в момент социальных потрясений и катаклизмов, когда на глазах рушится господствующая нравственная парадигма, на которую опиралась его собственная модель мира, субъект пытается нравственно обновиться либо за счет восхождения, либо нисхождения по ступенькам иерархии морали, то есть за счет центрирования своего «жизненного мира» на иных, парадигмальных нишах универсума морали. Весь спектр проблем по упорядочению моральным субъектом своего «жизненного мира» и его согласовыванию с целостным универсумом морали есть не что иное, как процесс, именуемый «нравственные искания».

Нравственные искания — это постижение нравственной истины, проясняющей моральному субъекту уровень целостности его жизненного мира и степень его соотнесенности с универсумом морали. Любое общество старается придать процессу нравственных исканий человека «организованный характер», ввести его в русло принятой идеологии. Общество всегда формулирует некую идеальную модель нравственности (идеологическая версия морали), под которую пытается либо авторитарными, либо демократическими процедурами и способами подвести нравственные искания индивидов.

Авторитарные режимы стремятся унифицировать нравственную жизнь, чтобы она согласовывалась с жесткими требованиями парадигмы долга. Они решительно искореняют любые проявления инакомыслия и прежде всего в политической и духовной сферах общества. Но, как известно, нравственные искания возможны лишь за пределами единомыслия, а потому они дорого обходятся людям, исповедующим гуманизм и свободу в условиях тоталитаризма.

Демократическое общество, как правило, допускает плюрализм разнообразных форм нравственной жизни как фактор «духовной профилактики» общественного застоя. Но и оно пытается расставить идеологические приоритеты в нравственных исканиях, причем эти приоритеты в основном остаются социетальными. Своей официозной моралью общество всегда противостоит нравственным исканиям передовых людей, так как их нравственная инноватика в любом случае направлена на нарушение уже сложившегося гомеостазиса в нравственном состоянии общества. «Личность, сознавшая свою ценность и свою первородную свободу, — писал Н. Бердяев, — остается одинокой перед обществом, перед массовыми процессами истории. Демократический век — век мещанства, и он неблагоприятен появлению сильных личностей» (23, 56).

Истинные нравственные искания связаны не с социализацией, а с ресоциализацией, так как в основном осуществляются за пределами социума, в сфере духа (парадигмы добра и свободы). В любом случае нравственные искания— это своеобразный уход от социализированных форм нравственности и духовности. «Если социализация хозяйства желательна и справедлива, — писал Н. Бердяев, — то социализация самого человека, которая происходила во всю историю, есть источник рабства и духовно реакционна» (24, 72). Нравственные искания лежат совершенно в иной плоскости, нежели так называемые «нравственная социализация» и «нравственная адаптация», являющиеся механизмами, корректирующими развертывание потенций личности под приоритеты социальной целесообразности, а не средствами оптимизации развития социума под приоритеты формирования целостного нравственного мира личности.

По своей направленности и содержанию нравственные искания есть нечто противоположное социальным экспектациям. Искания начинаются тогда, когда рушатся экспектации. С гибелью ложного социального мифа возникает мощная личностная интенция, импульс к «самопоиску». В этих условиях девиантное поведение может выступать чуть ли не единственной формой объективирования в человеческих поступках «нравственных находок», которые индивиды обнаруживают далеко за пределами социальных установлений. Закрепление социальных мифологем связано с революцией социальных ожиданий, процесс их разрушения и создания новых — с эскалацией нравственных исканий. Из пассивного объекта идеологических воздействий человек превращается в подлинного морального субъекта, актуализирующего Себя в Человечество и трансцендирующего Себя в Абсолют.

Нравственные искания — это прежде всего искания смысла жизни, смысла существования, который индивиды могут находить на различных иерархических нишах универсума морали. Если социальные индивиды стратифицируются по уровням социальной иерархии, то моральные субъекты — по иерархии нравственного универсума. Нравственная стратификация в отличие от социальной воспроизводится не механизмами социализации, а совокупным индивидуализированным нравственным поиском и никогда не совмещается с социальной стратификацией. Они могут совпадать между собой лишь в той мере, в какой общество обрело «человеческое лицо». Для индивидов, ориентированных лишь на социальный успех, закрыт путь к поискам в высших сферах нравственного духа. Социология успешно создает различные стратификационные модели общества, этика должна заниматься построением моделей нравственной стратификации с тем, чтобы помогать индивидам в их нравственных исканиях, способствующих преодолению «экзистенциального вакуума».

Какие бы усилия ни прилагал в своих нравственных исканиях моральный субъект, его менталитет всегда будет оставаться «неупорядоченным», «негомеостатичным». Человек высокой морали от человека низкой морали как раз и отличается уровнем напряженности духовного, нравственного менталитета. «Я считаю опасным заблуждением предположение, что в первую очередь человеку требуется равновесие, или, как это называется в биологии, «гомеостазис», — пишет В. Франкл, — На самом деле человеку требуется не состояние равновесия, а скорее борьба за какую-то цель, достойную его. То, что ему необходимо, не есть просто снятие напряжения любыми способами, но есть обретение потенциального смысла, предназначения, которое обязательно будет осуществлено. Человеку требуется не равновесие, а то, что я называю «нусодинамикой», т.е. духовной динамикой в рамках полярного напряжения, где один полюс представляет собой смысл, цель, которая будет реализована, а второй полюс — человека, который должен осуществить эту цель» (183, 121-122). Внутренняя конфликтность нравственного менталитета человека, если ее резулитирующая в основном конструктивна — мощный источник нравственного обновления мира.

Укорененность человеческого менталитета одновременно во всех онтологических нишах бытия заставляет субъекта постоянно заниматься согласованием интенций, исходящих из рационального, социального, феноменального и трансцендентного Я с тем, чтобы поддерживать достигнутый уровень целостности как во внутреннем, так и внешнем мире. Однако человеку никогда не удается совершить такой идеальный поступок, который бы оказался абсолютно ответственным по отношению ко всем универсумам. Как правило, реальный индивид укоренен в одном из универсумов, а потому его поступки — скорее всего следствием неких моральных приоритетов, а не универсального нравственного паритета. Человек всегда стоит перед выбором, но осуществляет он его в рамках сложившегося приоритете одного универсума над другими. Отсюда с неизбежностью и система Оправданий, которую избирает Человек, чтобы держать Ответ перед Инстанциями: Натурой, Социумом, Человечеством, Вечностью. К этой системе он приходит в процессе мучительных нравственных поисков смысла существования. Вся сложность нравственной жизни индивида заключается в том, что он должен сам расставить моральные Приоритеты и сам сформулировать систему Оправданий. Абсолютно верно расставить приоритеты ему мешает то, что он существо в основном практическое. Он теоретизирует, как правило, лишь после того, как своим поступком нарушает какую-то гармонию жизни. И даже в том случае, когда по его вине происходят необратимые изменения в универсуме, индивид склонен защищать свое Я, вернее, тот срез менталитета, интенция которого повлекла за собой деструкцию. Оправдание от Покаяния отличается тем, что базируется на внешних, а не на внутренних причинах появления безответственного поступка.

Фактором, существенно затрудняющим формирование ответственного поступка, выступает внешний, плюральный мир человека, активно сопротивляющийся экстериоризации высших интенций морального менталитета. В качестве практического существа индивид погружен в отнюдь неоднородную по своей комплементарности онтологическую и семантическую среду. Чем «ниже» уровень универсума, чем меньше в нем представлена «субъектность», тем более агрессивен и категоричен он в своих требованиях к субъекту. И. напротив, чем более «высоким» является уровень универсума, с которым сопрягается человеческая ментальность, тем более возвышенным оказывается «нравственный миропорядок».

Человеческий поступок — общий предмет космологии, социологии и феноменологии морали, так как в нем наводит свое проявление сложное взаимопереплетение, по крайней мере, нескольких «логик», нескольких родов детерминации человеческого поведения. Человеческий поступок одновременно является и причиной и следствием постоянно изменяющейся ситуации в универсуме морали. В нем, как в капле воды, отражается состояние как внутреннего, так и внешнего мира человека, их противоречивое единство. Антиномичность нравственного миропорядка обусловлена противоречивой природой самого человека, склонного совершать безответственные поступки, нарушающие изначальную гармонию вселенной. «Мы существуем как бы начерно, не находя в себе терпения и мужества семь раз отмерить и один раз отрезать в каждом существенном поступке, — пишет Г.С. Батищев. — От поступков половинчатых, ущербных, фрагментарных, от поступков-черновиков мы призваны перейти к целостным поступкам, во всей правде встречи с Универсумом» (16, 4). Преодолевать антиномичность нравственного миропорядка человек в состоянии, лишь развивая в себе универсальные свойства морального субъекта, одним из которых является способность осуществлять целостную и многомерную этическую рефлексию.

Дата добавления: 2015-07-08