Солдатские песни о локальных войнах и конфликтах

Липатов В.А.

Уральский государственный

Университет

СОЛДАТСКИЕ ПЕСНИ О ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙНАХ И КОНФЛИКТАХ

Воодушевленное победой нашего народа в Великой Отечественной войне советское руководство постаралось максимально расширить зону своего политического влияния до крайних восточных рубежей, Африки и Латинской Америки, используя при этом не только экономические рычаги, но военное присутствие и прямое силовое вмешательство. Но если войны тотальные начинались, как правило, в обстановке пропагандистской шумихи, вызванного ею патриотического подъема, иногда переходящего в шовинистический психоз, то локальные войны, по крайней мере у нас, предпочитают тишину и закрытость. Действия СМИ в районе боевых действий контролируются, отчего население получает ограниченную и нередко искаженную информацию. В свою очередь, следствием этого является то, что участники локальных войн и конфликтов во время боевых действий не получают ожидаемой моральной и идеологической поддержки, а по возвращении – достойного отношения к себе со стороны окружающих 1).

И тогда духовную нишу, которую не смогли или не захотели заполнить профессиональные поэты и писатели, объективные журналисты и неангажированные политологи, занимает творчество самих участников боевых действий.

Вот и бытует самодельный

Фольклор воюющих ребят,

А в равнодушье беспредельном

Молчит художников отряд.

(В.Куценко. «Как часто в боевой метели…» - 1: 0001) 2)

Впрочем, у самодеятельного творчества есть свои неоспоримые преимущества. Например, в отличие от профессионального искусства оно неподцензурно, а потому разные по своим эстетическим достоинствам произведения непосредственных участников событий в совокупности дают достаточно верную картину если не самой войны, то морального состояния участвующих в ней людей, их представлений о том, что они сами творят. Недаром В.Г.Белинский отмечал, что содержание солдатских песен «оригинально по русско-простонародному пониманию европейских вещей» 3).

Так, если право России и ее армии вмешиваться во внутренние дела других стран и народов политическое руководство оправдывало тезисом «об интернациональных помощи и долге», то определенная часть «низов» готова была молчаливо поддержать это «право», все еще подсознательно веря в мессианское предназначение своего Отечества. Корни этой веры уходили глубоко в XVI век, когда совместными усилиями «низов» и «верхов» общества была сформирована объединительная национальная идея «Москва – третий Рим».

И в песнях, планам «верхов» соответствовали суждения «низов»:

Нут-ка, русские солдаты,

Надо немцев выручать:

Немцы больно трусоваты,

Нам за них, знать, отвечать… 4)

- пели в русской армии во время похода в Австрию в 1805 году.

Затужил булгарин крепко:

- Кто бы горю подсобил?

Он начал русских просить:

- Защитите-ка, родные,

От проклятых басурман,

Вы не дайте нам погибнуть,

Всем солдатским головам… 5)

- представляли себе ситуацию на Балканах накануне русско-турецкой войны 1877-1878 годов ее участники.

Советский режим также не отказался от роли мессии. Мы помогали республиканской Испании, и хотя песен русских интербригадовцев не сохранилось, наше присутствие не только военное, но и музыкально-поэтическое в этой стране несомненно. Так участники боев на стороне республиканцев пели переведенные на язык исполнителей русские народные песни и песни советских композиторов, революционные песни и песни нашей гражданской войны. Кроме того, на напевы популярных народных и современных песен сочинялись новые слова. Так на мелодию песни «Белая армия, черный барон…» Вальтером Фуксом была написана песня интернационального батальона им. Чапаева («Tschapajew-Sturmbatallion»), на тот же напев сочинили свою песню австрийские интербригадовцы («Arbeiter von Wien»). Многие старые и революционные рабочие песни исполнял тогда немецкий певец Эрнст Буш 6).

Собирать послевоенный фольклор участников локальных конфликтов почти невозможно. Во-первых, контингент советских военнослужащих там был немногочисленным, а, во-вторых, цензура была просто драконовской. Уже в наши дни один из летчиков, откомандированных в 1954 году в Китай, вспоминал: «Нас по одному вызывали в особый отдел, где давали ознакомиться с «листом вопросов». Их было 25, за нарушение хотя бы одного назначалась кара в 25 лет с отбыванием наказания в магаданском крае… Это не сказка. Она подтверждалась на деле, о чем нам зачитывали приказы о приведении приговора перед строем полка» 7).

Впрочем, кое-что удалось отыскать. Так во время арабско-израильской войны 1967 года в зоне Суэцкого канала, разделившего две враждующие армии, в части, расквартированной недалеко от города Кантара, где переодетыми в форму египетской армии «исполняли свой интернациональный долг» наши военные советники, родилась песня, ставшая своеобразным гимном российских «египтян»:

Стреляют здесь не для острастки –

Гремит военная гроза.

Из-под арабской желтой каски

Синеют русские глаза… 8)

Слова и музыку этой песни создавали все вместе, отчего в тексте немало характерных для солдатской песенной лирики традиционных мотивов: рассказ о сложностях военной службы, обещание никогда не забыть фронтового братства и т.д. Впрочем, одного из авторов песни информант выделил особо. Это - выпускник факультета журналистики МГУ Евгений Грачев, которого послали сюда работать переводчиком.

Только маленький след оставило песнетворчество наших военных советников в Анголе (1975 – 1990). На официальное утверждение нашего руководства: «советские военные советники в боевых действиях за рубежом не участвуют», солдатское творчество откликнулось песней об ожесточенных боях вокруг «ангольского Сталинграда» - города Куиту-Куанавале (1987 - 1988). Слова к песне сочинил военный переводчик Александр Поливин, а когда они были положены на музыку, то стали своеобразным гимном и советских военных советников, и переводчиков в Анголе:

Куда нас, дружище, с тобой занесло,

Наверно, большое и нужное дело?

А нам говорят: «Вас там быть не могло,

И кровью российской Анголы земля не алела»… 9)

Да, тогда нашим военным, сидящим в ангольских окопах, дали ясно понять, что политическая обстановка изменилась. Только вот наших военных советников и боевиков из антиправительственной группировки УНИТА об этом почему-то «забыли» предупредить, и те продолжали обстреливать наши позиции.

Но самой крупной военно-политической акцией до вторжения в Афганистан был, конечно, ввод советских войск в Чехословакию в 1968 г.:

В тумане звезд уходит самолет,
Уходит на предписанную базу,
А нас туда солдатский долг зовет,
Десант на запад брошен по приказу…10)

В 1990-е годы было принято рассуждать, что, мол, советские танки затоптали своими гусеницами «пражскую весну». Конечно, у истории нет сослагательного наклонения, и вспять ее колесо не повернешь, но если бы эта «весна» была такой же бурной и кровавой, как в Венгрии 1956 г., то и не знаешь, чего желать. Наверное, политической мудрости и сдержанности российскому руководству. Ведь за его ошибки кровью и жизнью расплачиваются наши солдаты:

…А из окна по спинам автомат,
И кровь течет по синему берету,
По мостовой течет свинцовый град,
И одного мальчишки уже нету…

(СП: с.88-89)

Тогда в Чехословакии своими неуклюжими действиями мы существенно подпортили отношения с теми, кто, как нам тогда казалось, должен по гроб жизни быть нам благодарен за спасение от фашистской «чумы». Но прошло каких-то двадцать лет и снова нашу армию втягивают в политические дрязги соседней, на этот раз восточной страны:

Родиной приказ нам дан:

Едем мы, друзья, в Афганистан,

Там, где мирной жизни не видать,
Будем мы, ребята, воевать…

(2, № 521, 540; СП: с.93-94)

Задача нашим командованием была определена так: выполнить свой интернациональный долг и защитить завоевания апрельской революции. Что ж, революционная романтика особенно первому набору «ограниченного контингента Советских войск» (ОКСВ), пожалуй, была присуща. «Революцию мы защищаем …» (2, №420; СП: с.114); мы здесь, чтоб «… счастливое детство афганским детишкам дарить» (2: 387-389: СП: с.149)…- пели молодые солдаты совершенно искренне в своих пока еще никем не редактируемых песнях.

Романтизм первых месяцев пребывания наших войск в этой стране нашел своеобразное отражение и в песнях о взаимоотношениях наших солдат с местными девушками. Сразу же замечу, что приказом Командующего войсками ТуркВО от июня 1982 г. военнослужащим, в том числе, запрещалось «…вступать в несанкционированные связи и знакомства», заглядывать «…в лица женщин, вступать в разговор с ними». Тем не менее, большой популярностью у военнослужащих 40-й армии пользовалась песня «Как у нас в уезде Чеквардак…» (2: №0265-0276; ИПА: с.170-171), где молодая афганка приглашает к себе в гости бойца-спецназовца. Чуть менее известна песня «Вдоль по дороге столбовой…» (3: №0598; СП: с.127), где наш военный шофер стал объектом любовных притязаний целой группы афганок из отряда самообороны.

Заведомо ложная сюжетная ситуация, тем не менее, отражает настроение, с которым наши ребята пришли в эту страну. Женщины всегда была символом своей земли. Именно поэтому они часто становились объектом надругательства противника, который подобным символическим актом обозначал свою победу. Здесь нашими солдатами выражена уверенность, что афганцы встречают их не как оккупантов, а как дорогих гостей.

Но наши ребята были готовы сражаться и даже отдать жизнь не только за чужое счастье, но и за безопасность родины. Так умирающий боец спецназа… «… молвил сквозь стоны: «Я в эту страну приехал врагу показать, //Что можем мы дом свой, детей и жену с оружьем в руках защищать…» («Над рыжей пустыней «афганец» задул …» - 3, №443; СП: с.112-113).

Были, разумеется, и иные причины практически добровольно отправляться с первыми эшелонами в эти чужие края. Спецназовцы из отрядов «Зенит», «Каскад», «Вымпел» и др. хотели в боевых условиях проверить, тому ли их учили на родине в специальных подразделениях и, конечно, поправить свое материальное положение:

Душманские буры для нас не страшны //Когда остаются два дня до отлета.

Лежит в чемодане «дубло» для жены //В дуканах «Каскад» завершает работу.

Ах, как затрясутся родные просторы, // Когда возвратятся домой «каскадеры»

(1: №27-28; СП: с.102-103)

У солдат срочной службы тоже, казалось, есть свой интерес: посмотреть на чужую жизнь, страну, которая казалась сказкой, себя показать и, заодно, испытать:

ДРА - страна гор и высоких перевалов,

Среди них как-то шли – лазурита там навалом,

А еще басмачи (нам их надо выбивать).

Басмачи Афгана, … вашу мать!

(2: № 335-341)

Однако романтика скоро в ыветрилас ь:

Кто сказал, что в ДРА растет зеленая трава,

Что здесь немножко даже лучше, чем Швейцария?

На самом деле – ерунда! Забыта Господом страна

И затерялась на краю земного шарика…

(2: № 342-347; СП: с.106-107)

Постепенно стала пропадать и эйфория по поводу радушия и дружелюбия местного населения:

Говорят, что за эти годы всех душманов простыл и след,

Что в свободном Афганистане этих тварей в помине нет,

Говорят, что там, в Пакистане, все душманы приют нашли,

Так кто-же ночью стреляет в спину синеглазому шурави?

Нет, душманов не стало меньше, только стали они умней:

Днем в руках у него мотыга, ну а ночью винтовка в ней,

Тот душман – он всего лишь крестьянин, ну, а может быть, царандой,

Но только ночка наступает – прекращается наш покой.

(2: № 408-424)

И вот в 40-й армии начались многолетние тягомотные военные будни.

Если составить частотный словарь лексики «афганских» песен, среди первых там будут слова «опять» и «снова»: «Опять тревога, опять мы ночью вступаем в бой...» (4: №0811 - 853; ИПА: с.161-163; КПС: с.96-97, б/а), «И вот опять идем мы в горы…» (4: №0855-860; 6: №1624; ИПА: с.93-94; КПС: с.53-54, б/а - сл. и мел. В.Петряева), «И снова нам в путь…» (4: №0861-865; КПС: с.56-57), «И вот опять летим мы на задание…» (4: №0721-729; ИПА: с.43; ВВН: с.99-103; КПС: с.66, б/а – сл. и мел. И.Морозова) и т.д. Если в первые два, может быть, три года войны тон в «афганском» песнетворчестве задавали спецназовцы, «каскадеры», как они называли себя, переиначив название своего отряда «Каскад», то теперь песенным героем стал трудяга коллективный герой, часто скрывающийся за неприметным местоимением «мы». Даже понятие «подвиг» стало иным. Когда мы спрашивали у «афганцев», что это такое, то часто слышали в ответ: это хорошо сделанная работа.

По мере формирования песенного репертуара военнослужащих ОКСВ менялось их отношение к творчеству своих товарищей и сослуживцев. Первые год-другой это была одна из форм немудреного солдатского досуга:

Мы только стали привыкать,

Подолгу научились ждать

Зарплату, отпуск, письма,

Дождик, вертолет…

А чтоб в конец не одичать

И по ночам чтоб не кричать,

Решили: песни пишем

Ночи напролет…

(2, № 342-343)

Однако достаточно быстро песнетворчество из увлечения двух-трех любителей превратилось в массовую форму духовной жизни наших солдат на афганской земле. И отношение к песне самих бойцов стало значительно серьезнее:

Эти песни, эти песни не сюсюкали в подъездах,

И слова, что в этих песнях, не рождались от тоски.

Эти песни, эти песни об удачах и победах,
О тревогах, наших бедах, нашей юности ростки.

Где-то там, в стране счастливой, нашей родине далекой

Мы споем все наши песни, снова вспомним этот край:

Кто здесь был, тот не забудет наше братство боевое,

Тишину афганской ночи, басмачей собачий лай…

(1, № 2: СП: с.91)

Для тех, кто выжил в этой войне, песни становились чем-то вроде пароля, помогали отличить «своих» от «чужих»:

И мы поймем друг друга, нам лишних слов не надо,

Глаза его засветятся особенным огнем:

Ребят своих мы вспомним и вспомним наши горы,

А после наши песни тихонько пропоем,

- писал о будущей встрече однополчан один из известных армейских авторов-исполнителей Юрий Слатов в песне с характерным названием «Пароль «Афган». Но для фольклористов эта сословно-опознавательная функция солдатской песни хорошо известна.

В отрывке из песни обозначена еще одна очень важная функция солдатских песен – мемориальная.

Вспомним, ребята, мы Афганистан,

Зарево пожарищ, крики мусульман…,

- словно клятву повторяли рефрен едва ли не самой популярной песни «Бой гремел в окрестностях Кабула…» ребята-«афганцы». (1: №0070-96; 3: №0619; ИПА: с.32-33; ВВН: с.с.13-17, ноты, б/а; КПС: с.49-50, б/а; // грпл: ВР - №1; ВВН4;БОНК - №9). Это были не только слова верности «афганскому братству», но еще и знак продолжения традиций отцов-победителей в Великой Отечественной войне. Автор этой песни боец «Каскада» Юрий Кирсанов в качестве основы взял популярную песню Великой Отечественной войны «Баксанская».

Без преувеличения скажу: песня, вошедшая в народный репертуар, превращается в материальную силу. Не случайно в таких произведениях, как «Автомат и гитара» (1, № 13; СП: с.108-109 - сл. и мел. И.Морозова), «Когда солнце за скалы зайдет…» (1, № 14-16), друг и спутник бойца гитара приравнивалась к личному оружию, а сама песня грела и лечила солдатскую душу куда лучше лекций замполита:

Затерялась где-то наша рота

Среди серых, неприступных гор,
И проводит партполитработу

Старенькой гитары перебор

(ИПА: с.137)

Поразительная объединяющая и воспитывающая особенность песни состоит в том, что всякий поющий невольно, почти бессознательно, начинает отождествлять себя с ее лирическим героем. А если это песня солдатская, то есть герой ее армейский коллектив, то соединение с ним пока еще неприкаянной души новобранца происходит и быстро, и безболезненно. Не случайно многие из тех, кто хочет честно выполнить свой долг, едва ли не сразу заводят записные книжки, где рядом с самодельными календариком на годы службы, зарисовками ротных художников были песни и солдатские афоризмы – все то, что позволяло почувствовать себя своим среди своих.

У каждой песни был свой автор, как правило, тоже из своих солдат или офицеров. Некоторые сочиняли и до Афгана, но часто тяга к сочинительству просыпалась в экстремальных условиях войны. Подобный феномен наблюдался и в годы Великой Отечественной войны. В моей коллекции около двух тысяч записей, которые представляют что-то около восьмисот произведений «афганского» песнетворчества. Конечно, есть здесь и песни-«однодневки», но и они интересны как свидетельства очевидцев тех долгих девяти лет войны. «В них правда», - отвечали солдаты-«афганцы», когда мы спрашивали, за что они любят свои песни.

Да, в них правда, но не вся. Афганистан – не только страна гор, степей, лазурита и шумных восточных базаров, но еще и главный поставщик наркотиков на мировой рынок. К сожалению, некоторые из наших ребят пристрастились там к этой гадости, но песен об «афганцах»-наркоманах я не знаю, так же как не знаю песен о творимых нами жестокостях и насилии, о трусости и измене, о военных инвалидах, которым на родине подонки-чиновники холодно цедили сквозь зубы: я вас туда не посылал. «Афганская» песня – это не столько объективный портрет страны и войны, сколько облеченное в эстетически значимую форму самовыражение ограниченного контингента советских войск, 40-й армии нашей страны музыкально-поэтическое выражение ее воинского духа. Стать показателем настроений солдатской массы, а не сочинившего ее индивида, песне помогает бессознательный выбор этой массы, включение песни в солдатский репертуар.

Выбор этот может состояться только тогда, когда песня удовлетворяет солдат и с эстетической, и с содержательной точек зрения, когда они, действительно, могут максимально выразить себя через чужой текст. А если отождествить себя с героями песни мешает какая-то деталь – на помощь приходит актуализация, то есть буквально точечные изменения текста. Так в культовой «афганской» песне «Бой идет в окрестностях Кабула…», сохраняя основной текст, название столицы ДРА могли заменить на любой другой город страны, вблизи которого проходила служба исполнителей.

Если изменения носили кардинальный характер – это уже переделка. Так ставший живой легендой автор-исполнитель Юрий Кирсанов поступил со стихотворением поэта-фронтовика Виктора Кочеткова (ИПА: с.238), превратив мало известное стихотворение в текст одной из самых популярных и любимых песен афганского цикла «Кукушка» (2: №0246-0258; 3: №0616; ИПА: с.34-35; ВВН: с.90-93, ноты, сл. Ю.Кирсанова и В.Кочеткова, муз. Ю.Кирсанова; КПС: с.42-43, б/а, но указано, что в основу текста положено стх.В.Кочеткова; // грпл: ВР - №3 (пом.: слова народные); ВВН1 - №2 (сл. и муз.Ю.Кирсанова); БОНК - №8 (Ю.Кирсанов-В.Кочетков)). В профессиональном творчестве такое невозможно, а в фольклоре, где нет ни цензуры, ни авторского права, вполне допустимо.

Наконец, если от прежней песни остается только мелодия – это перетекстовка. Казалось, можно говорить о вполне самостоятельном произведении, но у мелодий популярных произведений, так же как у металлов, тоже есть память первоначальной формы. У того же Юрия Кирсанова была не очень удачная с точки зрения поэзии песня-перетекстовка «Холодный дождь стучит по крыше…» (5: №0982-986; КПС: с.98, б/а), но положен этот текст была на мелодию популярной песни Н.Богословского про Костю-моряка из кинофильма военных лет «Два бойца». И маловыразительный образ стоящего в боевом охранении «каскадера» сразу заиграл доставшимися ему в наследство красками: появились и русская удаль, и смелость и даже характерная для сильного и великодушного человека самоирония, словом, все то, что характеризовало врача отряда «Каскад» Валерия Коковкина, «отличного парня», ставшего и заказчиком, и прообразом героя кирсановской песни 11).

Новой для солдатского песнетворчества стала электронная форма хранения и передачи «афганских» песен. Сохраняя ряд фольклорных признаков (анонимность, неподцензурность, даже вариативность, так как многократно переписанный с магнитофона на магнитофон текст становился местами совершенно неудобовоспринимаемым, а потому «восстанавливался» фантазией новых слушателей), солдатская песня приобрела качество, до этого известное лишь гражданскому песнетворчеству эпохи бытового магнитофона. Теперь песни не транслировались при непосредственном контакте. Кассету с песнями можно было наземным или воздушным транспортом переправить с одного конца страны на другой. В результате солдатский репертуар утратил локальность. Кроме того, магнитофонная запись могла сохранить пусть даже дефектное, но авторское исполнение, а с ним и новые краски в создаваемый самодеятельными певцами музыкально-поэтический образ.

Так автор-исполнитель «первой волны» «афганской» песни Валерий Петряев (ему принадлежат таких произведения, как «Ущелье Шинкарнак», «Второй батальон», «Снова в путь», «Душман») особую известность приобрел благодаря своей песне «Будем здравствовать и любить…» (3: №0445 -449; // грпл.: ВВН1). Толчком для ее создания стал подвиг старшего лейтенанта Николая Шурникова, подорвавшего себя гранатой вместе с окружившими его моджахедами. Исполнитель песни, отождествляя себя с лирическим героем, как бы проживает вместе со слушателями эти последние мгновения короткой солдатской жизни. Поэтому свойственная исполнительской манере В.Петряева гиперэмоциональная интонация, восходящая к традициям «дворовой» песни, здесь не только уместна, но эстетически вполне оправдана.

1987 год стал рубежным в истории «афганской» песни. В этом году один за другим в Ташкенте, на фирме «Мелодия», вышли сорокатысячными тиражами и мгновенно разошлись два виниловых диска-гиганта: «Вспомним ребята…» и «Голубые береты». Первую пластинку напел самодеятельный солдатский ансамбль «Каскад», наследник песенной славы «каскадеров», второй «гигант» записал самодеятельный вокально-инструментальный ансамбль «афганцев»-десантников «Голубые береты», созданный в ноябре 1985 года.

В ноябре 1987 года в Ашхабаде прошел первый Всесоюзный слет молодых воинов запаса, в рамках которого был проведен фестиваль самодеятельной солдатской песни «Время выбрало нас», а годом позже лучшие из исполненных на фестивале песен вышли на четырех дисках-гигантах. Следом за первыми стали выходить все новые и новые «гиганты», в том числе и с персональным творчеством самодеятельных авторов.

От производителей грампластинок старались не отстать и книгоиздатели, так офицером-журналистом П.Ткаченко в конце 1980-х гг. были выпущены три сборника песен и стихов воинов-«афганцев». Почти ежедневно песни «интернационалистов» звучали на всю страну в «Полевой почте» радиостанции «Юность» и других радиопередачах, ежегодно Центральное телевидение транслировало на весь Союз конкурсы солдатской песни, где «афганцы» были самыми желанными гостями и самыми любимыми исполнителями. Словом, пройдя через огонь боев, сквозь холодное равнодушие и настороженность компетентных и некомпетентных органов, на втором этапе своей истории солдатскому песнетворчеству предстояло выдержать испытание «медными трубами» всенародной любви и официальной славы.

Но рожденная в предгорьях Гиндукуша самодеятельная песня оказалась «чужой среди своих» в орбите советского шоу-бизнеса. Ведь благодаря многотысячным тиражам книг и грамплатинок, многомиллионной радио- и телеаудитории, имя автора прочно соединилось с его творением. Ведущей на этом этапе своей истории становится не безымянная народная, а авторская персонифицированная песня. У известных армейских ансамблей «Каскад» и «Голубые береты» появились свои дипломированные композиторы, аранжировщики, музыканты, исполнители. Но это неминуемо ставило их творчество под контроль армейских и штатских цензоров.

Драматично складывались отношения и с новой молодежной аудиторией, не знающей войны: рассказы и песни о ней вызывали у многих скорее праздное любопытство, нежели живое сочувствие и понимание:

- Афганистан? Как это интересно!

Ведь там война – я знаю из газет,

Сказала девушка, ко мне прижавшись тесно.

Какой я мог ей дать ответ?

И я сказал, что там чуть-чуть стреляют,

И что душманы пакостный народ:

Бывает так, что в руку попадают,

Но чаще получается в живот…

(1, № 208-218; СП, с.145-156)

Новые условия бытования изменили и эстетические критерии, исходя из которых, стали судить об «афганских» песнях. В авторском произведении в отличие от безымянной переделки или перетекстовки более выражено личностное начало, присутствует, пусть даже неосознанно, заявка на профессионализм. Но его-то как раз и не хватало многим самодеятельным авторам. Вновь создаваемые песни чаще всего продолжали разрабатывать старые темы. В этот второй период удачными оказались авторские произведения Юрия Слатова, в которых привычные темы существенно углубляются и рассматриваются под неожиданным углом зрения. Так замечательная своими задушевностью и лиризмом песня «Самолеты» (6, № 1226-1229; грпл.: ВВН2) построена на символике цвета, столь характерной для русского фольклора, а песня «У трапа самолета» (1, № 130-132) разрабатывает традиционный для «афганских» песен сюжет прощания с боевыми друзьями, начало которому положило когда-то творчество «каскадеров» («В декабре зимы начало…» (1: №0113-118; 3: №0618; ИПА: С.30; ВВН: с.81-85; КПС: с.41, б/а; // грпл.: ВВН1 - №3; БОНК - №7 – сл. и мел. С.Климов). Однако большинство авторов-исполнителей в своих работах лишь скользили по поверхности описываемых событий, не проникая в их суть, иногда почти буквально повторяя известные сюжетные ситуации и образы.

Изменяется стилистика песен. Если раньше, на первом этапе своей истории и, особенно, в «романтической» ее фазе лексика «афганских» песен была насыщена не только специальными военными терминами, но и непривычными русскому уху словами местного наречия, то теперь, выступая перед широкой, но неподготовленной аудиторией, авторам-исполнителям поневоле пришлось отказаться и от технических терминов, и от «экзотической» лексики. Из-за этого многие авторские песни, попавшие на страницы книг и дисков-гигантов, стали терять свое оригинальное лицо.

Общим недостатком неискушенных в версификаторском искусстве «бардов в шинелях» оказалось отсутствие подтекста – глубинного плана произведения, благодаря которому стихи говорят не только с разумом, но и с душой слушателя. Как ни парадоксально, но в безымянных переделках и перетекстовках подтекст был, но создавался он зачастую за счет внетекстовых средств, вследствие ассоциаций, которые возникали в восприятии слушателей от невольного наложения переделанного текста на воспоминания об его оригинальном предшественнике. Был он и в лучших самобытных работах авторов-исполнителей, которые чаще всего встречались в самодельных песенниках и магнитных альбомах, когда отбор осуществлял не штатный редактор, а «коллективное бессознательное» слушателей.

В новых условиях над иными редакторскими правками не знаешь плакать, смеяться или негодовать, так изуродовали они авторский вариант. Например, в прекрасной песне «Мы уходим» (6: №1370 - сл. И.Морозова, муз. А.Халилова) в версии, неоднократно исполнявшейся на официальных торжествах, есть такие вызывающие недоумение у внимательного слушателя строки:

…Прощайте, горы, вам видней,

В чем наша боль и наша слава,
Чем ты, земля Афганистана,

// Искупишь слезы матерей?

Друг, и радость и горе дели на троих –

Столько нас уцелело в лихом разведвзводе.

Даже ветер за нами на склоне затих…

Мы уходим, уходим, уходим уходим…

В целом эта песня вполне достойно завершала цикл «прощальных» «афганских» песен. Одно «но»: в доцензурном варианте первые две строчки звучали иначе, покаяние перед солдатами и их осиротевшими матерями должна была принести наша власть. «Чем ты, великая держава, искупишь слезы матерей?» - вот так было бы правильней.

Другие четыре строчки были изменены кремлевскими цензорами в угоду тогдашнему Генеральному секретарю, развернувшему по всей стране приснопамятную антиалкогольную кампанию. Тогда даже в песне-ветеране «Ехал я из Берлина…» (сл. Л.Ошанина, муз. И.Дунаевского) понятный всякому россиянину обычай встречи победителя – «…Чарочку хмельную скорее наливай!...» - подменили чем-то «диетическим». Так что уж говорить о молодежной «афганской» песне? Надо говорить и надо возмущаться. Ведь слова в этой песне о горьком расставании тоже были горькими, но мужественными:

Друг, спиртовую дозу дели на троих

(Столько нас уцелело в лихом разведвзводе).

Третий тост… (даже ветер на склонах затих)

Мы уходим, уходим, уходим, уходим…

Словно упреждая события, создатели песни «Мы уходим» обращались и к нам, исследователям самой долгой войны в истории Советского Союза. «Пускай не судит однобоко нас кабинетный грамотей…» - говорили два десятилетия назад. Конечно, каждый из нас судит о субкультуре афганской войны в меру своей компетентности, но с одинаковой и искренней заинтересованностью. После подъема солдатского песнетворчества в годы Великой Отечественной войны – это первая крупная волна в истории отечественного фольклора новейшего времени. С одной стороны, «афганские» песни продолжают традиции солдатского песнетворчества, как советского, так и дореволюционного, но с другой, вбирают в себя и творчески перерабатывают то, что принесли с собой в нашу культуру и массовые советские песни, и авторские песни 1960-х годов, и даже песни маргинальных субкультур. Впрочем, все это требует отдельного большого разговора.

Дата добавления: 2015-07-08