Добровольная жертва

Убеждение, что в том, как мы живем, виноват кто-то еще, – коварный самообман. "Если бы только они... тогда мы..."

Обида на кого-либо чаще всего означает попытку избежать ответственности. Мы отлично знаем, чего хотим и что нам нужно, но пока еще не готовы сделать это, поэтому обвиняем в своих затруднениях кого-то еще. Желание двигаться вперед и действовать борется в нас с желанием держаться подальше от риска и жаловаться. А козлом отпущения в этом внутреннем диалоге становится друг, начальник – любой, кто попадется под руку, когда мы стоим на краю трамплина, но дрожим от страха и еще не готовы прыгнуть.

Ярость и обвинения часто предвещают грядущие перемены. А многих из нас они пугают. Мы противимся, обвиняя других людей в своем гневе и раздражении, лишь бы нам самим не пришлось ничего делать. Упреки и обиды не позволяют нам перестать играть роль жертвы. Они мешают увидеть, какой у нас есть выбор. Если нам "надо дождаться звонка" от безалаберной подруги, которая про нас забыла, то незачем наряжаться и идти на премьеру, ведь у нас два бесплатных билета, и мы ни за что не изменим себе и не пойдем в одиночестве, не так ли?

Гнев провоцирует выработку адреналина. Адреналин помогает нам чувствовать себя сильнее. Ведь нам этого и хочется – а вовсе не быть уязвимыми, напуганными, но готовыми к новым событиям, людям, местам и переживаниям. Сильные, хоть и в тупике – какое замечательное безопасное положение!

Мы пытаемся избежать ошибок, поэтому нередко избегаем и попыток. Но в своем бездействии мы обвиняем других людей и злимся на них. Мы накачиваем свой организм адреналином, страхом и гневом, пока не начинаем "кайфовать" от собственных гормонов.

"Если бы ты не был таким козлом, не позвонил бы мне и не оставил то дурацкое сообщение у секретарши, я была бы достаточно спокойна и уравновешенна, чтобы написать следующие два такта..."

А кто сказал (кроме нашего внутреннего перфекциониста, который все время держит ухо востро), что нам нужно быть спокойными и уравновешенными, чтобы писать музыку? Что, если даже когда у нас на душе кошки скребут, мы все равно в состоянии это сделать? Что, если вполне можно написать не очень удачно и исправить позже? Что, если нам не нужно всегда играть идеально? Что, если мы учимся постепенно? Может быть, нам всего лишь нужно научиться сочувствовать. Конечно, мы боимся пробовать новое: написать песню, расписать кусок шелка, сшить занавески! Ведь мы никогда раньше этого не делали!

Но это не заставляет нашего внутреннего перфекциониста смягчиться. Наоборот, именно это заставляет его точить когти. Стоит нам только подумать о чем-то, в чем раньше мы никогда не добивались успеха, будь то музыка или верховая езда, он тут же осыпает нас насмешками.

А ведь ему только того и надо – держать нас в ежовых рукавицах и ни за что не позволять жить полной жизнью – ни на минуту.

Внутренний перфекционист – это наш привратник. Каким бы вы его себе ни представляли – а со временем представление меняется, по крайней мере, у меня, – он чем-то похож на не очень-то изобретательного тролля, который беспрекословно выполняет приказание и не позволяет вам сойти с определенного пути. Ему выдали строгие инструкции не допускать никаких экспериментов и прогулок по лесу воображения и творчества. Ведь вы там можете попасть в беду!

Поэтому, если вам не удается заставить своего перфекциониста хоть немного посочувствовать вам – а вероятность этого невелика, – попробуйте посочувствовать бедному маленькому троллю. Ведь его внутренний перфекционист также не позволит ему сделать что-либо по-другому. Может быть, ему тоже интересно было бы побывать в лесу воображения. Может быть, наша экспедиция в неведомый мир музыки, рисования или актерского мастерства увлекает и его тоже. А то с чего бы он стал поднимать столько шума? Ведь вы... меняете правила. А этого ни в коем случае нельзя делать.

Если все это напоминает вам об Алисе в Стране Чудес – ничего удивительного, все так и есть. От некоторых вещей вы можете вырасти – например, если рискнете. А если нет – то останетесь маленькими. Чтобы подтвердить свои слова, хочу рассказать вам две неприятные истории. Если, читая их, вы подумаете: "Хватит! Хватит! Хватит!" – значит, наверное, они вас задели за живое. Многие из нас потратили уйму времени и сил, обвиняя других в том, что они "мешают" нам измениться.

Кларисса очень хотела стать писателем, но она одна воспитывала дочку и много работала – пожалуй, слишком много, и ей давно не мешало найти себе нового мужа или хотя бы няню, но она ничего не предпринимала и упрямо твердила, что во всем виновата ее дочь. "Ей нужна настоящая мать", – говаривала она.

"Если бы у меня было время, я бы писала", – твердила Кларисса.

Конечно, время у нее было, но она тратила его на чтение чужих книг и просмотр фильмов и телепередач о чужих жизнях. Таким образом она пыталась восполнить недостаток приключений в собственной. И, хотя с виду она держалась благородно и смело, на самом деле Кларисса была несчастной, озлобленной и робкой женщиной и не желала меняться, развиваться, рисковать и быть уязвимой. В глубине души она была очень завистливой и категоричной.

"Может, мужчине на моем месте и хватило бы стойкости, чтобы писать", – говорила она себе, повторяя слова мамы, что это у мужчин бывают мечты, которые сбываются, а у женщин – одни только воздушные замки. Поэтому она покорно вышла замуж за человека, который мог сделать то, о чем она только мечтала: написать книгу. Набирая его тексты, редактируя корявые фразы, Кларисса превратила себя в мать Терезу, которая всегда была рядом.

"Как он мог бросить меня после всего, что я для него сделала? – недоумевала она, жалуясь на жизнь своим терпеливым друзьям. – А уходя, он сказал мне: "Напиши свою книгу". Но где я возьму на нее время?"

Однако не думайте, что так себя ведут только женщины. Мужчины так же искусно умеют ограничивать свою жизнь обязательствами, обвиняя семью в безответственности по отношению к самим себе.

Джастин – прекрасный художник, но только когда находит на это время. Однако гораздо больше он известен как идеальный отец. Не в его правилах бросать детей на произвол судьбы! Каждый вечер он проводит со своими тремя сыновьями. Ест с ними, смотрит телевизор, укладывает их спать. И только изредка по выходным он находит часик-другой порисовать – конечно, если у его ребят нет других планов.

"А что я могу сделать? Детство бывает лишь однажды", – добродетельно говорит он. Хотя никто пока не набрался смелости сказать ему об этом, он так и пытается туда вернуться – пользуется своим отцовством, чтобы избежать ответственности за взрослые мечты. Это вовсе не то же самое, что активно заниматься творчеством и показывать хороший пример своим детям.

Мой отец в подвале нашего дома оборудовал мастерскую – там он делал мебель: однажды он соорудил уютную скамейку из спинки кровати, с сундуком вместо сиденья. Он также мастерил картинные рамы и вставлял туда наши рисунки. Я помню, как обрадовалась, когда мою работу повесили в гостиной, а еще помню портрет сестриной лошади – "Мисс Каролина" – в раме на стене игровой комнаты, среди фотографий.

В молодости мой отец играл на банджо. Позже он бросил играть, но организовал целую музыкальную комнату для детей, соорудил бас-гитару из старого корыта и научил сестру играть на ней. У нас дома было два пианино – одно хорошее, а второе мне разрешили оклеить золотой фольгой. Одно стояло на первом этаже, другое – на втором, и оба почти всегда были заняты.

А мама в молодости писала и редактировала тексты вместе с отцом, но даже после, когда все ее время стало уходить на воспитание семерых детей, она все равно продолжала регулярно писать – стихи на все семейные праздники и много-много писем, в которые она вкладывала засушенные листья или другие чудесные мелочи. Мои родители всегда были для нас прекрасным примером творческих людей.

Один проект я помню особенно ярко – когда мы с мамой сделали позолоченные шишки к Рождеству. Я и сейчас украшаю большой корзиной шишек комнату, в которой пишу. Они для меня олицетворяют радость творчества.

Когда маме было за пятьдесят, она пошла на курсы танца живота. Все мы очень удивились – нам даже было немного стыдно. ("Никогда не выходи замуж за мужчину, который не умеет танцевать", – однажды сказала она мне. Наверное, собственный опыт заставил ее прийти к такому выводу.)

Когда папе было за шестьдесят, он согласился сыграть священника в моем фильме "Воля Божия", хотя в последний раз упражнялся в актерстве в колледже.

Мои родители много и тяжело работали, и не все у них получалось гладко – но они никогда не переставали играть. Благодаря их примеру, все мы, их дети, так или иначе активно занимаемся творчеством. (Честно говоря, меня поражает обилие талантов у моих братьев и сестер.) Поэтому если вы воспитываете ребенка из плоти и крови – или собственного творческого ребенка – мой вам совет: играйте, это изменит вашу жизнь.

Дата добавления: 2015-07-10