Ночной поединок

Растеклись по синеве тучи. От звезд чуточку посветлело. Обозначиласькотловина, и даже просветы в зарослях. Свежая струя воздуха набегает налицо. Это очень хорошо: ветерок уносит наш запах от котловины к подножьюгольца, и появление медведя мы сможем заметить раньше, чем он обнаружит нас. Невидимая птичка пикнула в чаще и смолкла, точно умерла. Загря, нешевелясь, посмотрел на меня, как бы пытаясь разгадать, какое впечатлениепроизвел на меня этот первый ночной звук. Но вдруг кобель мгновенно вывернулуши влево, туда же скосил глаза, и редкая щетина на его нижней губезадрожала. Затаив дыхание, слежу за ним. Кто-то рядом наступил на опавший ольховыйлист, послышалось еле уловимое дыхание. Руки инстинктивно хватают карабин.Загря и теперь не повернул головы на звук, только сильно скошенные глазанеподвижно застыли на каком-то предмете. По направлению взгляда собаки появился живой рыжий комочек. Бурундук!Зверек догадался, что обнаружен нами, поднимает крик. Я угрожаю пальцемЗагре - лежать! Он как будто успокаивается, но с его морды не сходитнапряженность. А бурундук носится вокруг скрадка, то взберется на стланик, то на пеньи писком своим явно выражает протест. Наверное, под нами находится вход вего нору и из-за нас он не может попасть в нее. А уже пора спать, дни-то унего в эту порy полны больших забот. Загрю раздражает близость бурундука, и хорошо, что тот догадалсявовремя исчезнуть, а то бы кобель не посмотрел на мои предупреждения. Появились желтоглазые совы, настал и их час. Они беззвучно, как тени,носятся над котловиной, кружатся над холмиками, ненадолго исчезают втемноте. Оживает притихший на время мир. На добычу выходят ночные хищники.Они тоже неслышно бродят всюду по закрайкам болот, по перелескам, шныряют покустарникам. Всю ночь тревожно спят и их жертвы. В темноте возникают два светлячка. Они проплывают над котловиной, какблуждающие огоньки, и гаснут у ближнего холмика. Справа доносится писк. Наболоте вдруг неистово закричал гусь, захлопал предсмертно крыльями и смолк. Ночная жизнь леса, жизнь болот и перелетных птиц, хищников всегдазахватывала меня. Что-нибудь да подсмотришь, откроешь для себя новое, носейчас все это проходит где-то стороною, не задевая сознания и не отвлекаяот напряженного ожидания. Из-за Станового высунулась лиловая туча и угрожающе нависла над Ямбуем.Справа и слева от нее сомкнутыми рядами ползут хмурые дождевые облака. Ихподгоняет сухая гроза. На землю падает холодный ветерок. В надежде, что тучи пронесутся мимо и будет звездная ночь, я решилустроить скрадок на том месте, где советовал Карарбах. Настроение у менябодрое, даже воинственное. Может, мы и встретимся. Наламываю хвои, выстилаю ею место, где предстоит мне провести ночь. Ябуду в десяти метрах от тела Елизара, и примерно в пятидесяти метрах отмедведицы. С тыльной стороны меня будет защищать от внезапного нападениямощный куст стланика, а чтобы остаться незамеченным со стороны котловины,устраиваю искусственный заслон из хвойных веток, высотою чуть ниже сидящегона земле человека. Мне не впервые караулить зверя ночью, одному, окруженному таинственныммолчанием тайги. Я приобрел навык стрелять в темноте по еле заметномусилуэту. Но все это было в другой обстановке, когда ты убежден, что вслучае, если тебя обнаружит зверь, он не замедлит исчезнуть. Здесь женаоборот, он постарается напасть. И исход будет зависеть от обстоятельств,которые я не смогу предвидеть. Пользуясь вечерним светом, запоминаю, что находится в створе холмиковна горизонте - это очень важно знать для ночной стрельбы по зверю. На стланиках, на болотах еще колышется розоватый отсвет заката ирумянятся нижние края толстых туч. В чаще кустарников смолкли последниезвуки дня. Опускаюсь в скрадок. Рядом укладываю Загрю. Над нами смыкаются кроныстлаников. Под их сводом нас трудно заметить, но нам хорошо видны поляна,холмики, край зарослей. Привязываю Загрю к стволу стланика, надрезаю ременной поводок, какКарарбах в прошлый раз, чтобы при сильном рывке кобель мог разорвать его.Заряжаю карабин, еще четыре патрона остаются в магазинной коробке. Ночь ложится на плечи, прижимает к земле, и я замираю, точнорастворяюсь в загадочных зарослях стланика. Снова поднимается, гудит в вышине ветер, угоняет тучи. На далекомгоризонте лиловый след угасшего заката. Какое-то слабое оживление заметно вкустарниках, будто только сейчас их ночные жители поверили, что не будетдождя, выбрались из своих убежищ. На болотах слышатся распри пролетных птиц,не поделивших места на илистых берегах. Появляются летучие мыши. Их много.Но они быстро рассеиваются в ночном пространстве, и только пара продолжаетбесшумно носиться над холмиками. Какая-то тень быстро прошмыгнула по котловине, и возникший шорохоборвался у трупа медведицы. Затем послышалось ворчание, что-то хрустнуло истихло. "Соболь", - мелькнуло в голове. Загря всполошился было, вскочил и за это получил по носу щелчок. Но емутрудно сдерживать себя, если ветерок забивает нос острым соболиным запахом,который всегда будоражит его до бешенства. Еще одна тень вынырнула из густой тьмы стлаников, застыла на мигпенечком и бросилась к противнику, затаившемуся у трупа медведицы. Писк,драка, возня взбудоражили уже устоявшийся покой ночи. Клубок сцепившихся соболей, гремя камнями, катится вниз, все ближе кскрадку. Хищники уже в пяти метрах от нас. В яростной схватке они рвут другдруга, храпят, задыхаясь от злобы, и вдруг клубок разрывается, посрамленныйзверек бросается наутек, ищет спасения в стланиках. Погоня затихает взарослях кустарников. Драка соболей привлекла филина. Он кружится надхолмиками лохматым силуэтом. Ухнул, будто стрельнул холостым зарядом, иисчез. Сторожкая ночь сгустилась над котловиной. Только ветерок веет прохладойв лицо да табун бесформенных туч молча наплывает на небо. Над ближним холмиком вспыхивают светлячки, они мигают на одном месте,как свечи у гроба. Потом внезапно гаснут. Но что это? Холмик шевелится и как будто разваливается. Меня словнотоком пронизывает, окатывает холодным потом. Хватаю всполошившегося Загрю,подминаю под себя. В темноте замечаю, как с Елизара сползает телогрейка.Покойник в чем-то светлом поднимается на четвереньки, смотрит в нашу сторонуживыми глазами. У меня леденеет кровь. А Елизар еще чуточку приподнялся. Вужасе протираю глаза... Нет, это не привидение и не галлюцинация. Покойникснова припадает к холмику, и под ним звонко треснула сухая веточка. Моируки, как бы сами по себе, выбрасывают ствол карабина вперед, к небу, инемую темень ночи разрывает огненный взрыв... В блеске мигающего света я увидел на теле Елизара рысь, узнал ее посветлой шубе, по куцему заду и по злому кошачьему взгляду. Она, словноотброшенная звуком, рванулась в кустарник и бесследно исчезла, растаяла вчерных зарослях. Выстрел снимает страх. Все остается на месте, лишь обманутое сердце ещетревожно стучит. С болью думаю, что ночь ведь только начинается. Что жебудет со мной дальше? Хорошо, что со мною мой верный друг! Хочу поймать его, прижать к себе ине отпускать, но он неожиданно вскакивает и, сгорбив упругую спину,настораживается. Повернув голову к восточному склону гольца, нюхает воздух,вдыхая его короткими глотками, и нервно переставляет передние ноги - верныйпризнак присутствия зверя. Я приподнимаюсь. Темень захватывает котловину. Загривок у Загрищетинится, острые когти глубоко вонзаются в землю, и, чуточку осадив назад,он уже готовится к прыжку. Я даю ему в бок пинка, но собака не обращает на меня внимания. Где-тотам, на склоне гольца, откуда слабый ветерок набрасывает подозрительныйзапах, ходит зверь, но какой? Вдруг четко доносится грохот камней под чьими-то торопливыми шагами. Стук камней обрывается у нижней границы россыпи. Снова тихо-тихо.Медведь, кажется, догадывается, что возле его добычи кто-то есть, неслышнокрадется по просветам зарослей. У меня словно лопнуло сердце, и горячая кровь хлынула по всему телу. Опять загремели камни, и уже совсем близко. Загря не выдерживает, вырывается из скрадка, тащит за собой и меня. Теперь наша встреча неизбежна. Но проклятая темень, ничего не вижу! Уже у самого края зарослей стукнул отброшенный в прыжке камень, еще иеще... Ближе хрустнула веточка... И опять все оборвалось. Нет, не грохотомкамней страшна эта ночь, не гневом зверя, не темнотою, а молчанием,затаившейся тишиной. Зверь сползает в ложок вместе с шорохом потревоженной им россыпи. В углу котловины, куда направлена морда кобеля, возникает большоетусклое пятно. Это он! Прикладываю к плечу карабин и холодею - не вижу нимушки, ни ствола, между нами сомкнулась тьма... Но вот пятно вдруг оживает,становится заметным, увеличивается, наплывает на нас... Дорога каждая секунда. Окаянные тучи окончательно заслонили свет. Загряотрывает ремешок, вырывается вперед. Я шагнул было за ним и остановился вбеспросветной тьме. Отчаянный лай собаки взбудоражил тишину. Зверь бросаетсяна Загрю, но у него не хватает ловкости поймать его. Я не стреляю - не вижуцели. Поражаюсь своему спокойствию, точно окаменел в эту решающую минуту. Кобель работает с невероятным остервенением и, отступая, ведет на менязверя. Вот он вырисовывается из мрака бесконтурной глыбой, уверенный, злой,все ближе и ближе. Я крепко прижимаю ложе карабина к плечу. Проклятье, опятьне вижу мушки! Лай собаки, стон зверя, грохот камней сливаются в одиннескончаемый гул. Вижу, черное пятно уже подходит к холмику с медведицей, новдруг ринулось напролом в ночные заросли... Медведь не бежал - канул безединого шороха, растворился в, темноте. Потом где-то за логом снова залаял кобель, затрещал стланик,послышалось тяжелое сопение. Наперерез бы надо, наперерез, да куда побежишь,ничего не видно! На востоке голец отделился от неба, и облачко над ним посветлело. Гдеже луна? В грохот камней на россыпи ворвался вой Загри, и я услышал удаляющийсябег зверя. Но он не удрал, нет, стал обходить меня с тыла и затаился совсемнедалеко от котловины. Что же я буду делать, если людоед налетит на меня? В двух шагах ничегоне вижу. Проходят долгие минуты ожидания. Ни медведя, ни Загри. Взошла луна. Как же непростительно она опоздала! От холмика, у которого я стою, беззаботно уплывают в чащу двасветлячка, и там гаснет их прерывистый холодный свет. Прошмыгнула горбатаятень соболя и замерла в недвижимом воздухе хищным силуэтом. Пониже котловиныраздался короткий, дрожащий крик совы; серебристым лоскутом она плавно паритнад просветами и исчезает в сумраке. Кто-то в зарослях протяжно простонал и смолк. Кто бы это мог быть? Непочудилось ли? Вот опять донесся стон, долгий, протяжный... Боже, да ведь это жеЗагря! И я, не рассуждая, забыв про опасность, бросаюсь в заросли. Бегу по еле заметным просветам. Перескакиваю через рытвины, кустарник,спотыкаюсь о камни, замаскированные лишайником. За волнистым гребнем на россыпи в ложке лежал Загря с беспомощноболтающимися в воздухе ногами. Увидев меня, пес с трудом пошевелил головою,попытался встать и от боли заскулил. Хватаю его за передние лапы, вырываю из щели. Он ревет, болезненноподжимает левый бок, хватает пастью мою руку, но не кусает. На пальцахчувствую липкую влагу, кровь. Видимо, медведь хватил его так сильно, чтокобель, проделав в воздухе сальто, попал спиною в щель между крупных камнейи не мог сам выбраться. Но вот что удивило меня: зверь не растерзал его. Скорее назад! Скорее из зарослей, где все враждебно и где ночью втемноте ты беспомощен, как слепой щенок! Загря припадает на все четыре ноги, еле поспевает за мною. Вид у негоневажный. Вот и котловина. От холмика бросаются во все стороны вспугнутые намитени. Видимо, уже по всей округе среди хищников разнеслась весть о медвежьейдобыче, и любители поживиться сбежались на ночной пир. Из темных закоулковчащи за нами следят соболи, колонки, слышится злобное фырканье горностая. Большая ночная птица прошмыгнула низко над котловиной и, исчезая вомраке, бросила протяжно: "Куу-и... Куу-и...". Стою у тела Елизара. Рядом у ног лежит Загря. Он как будто оглох,потерял чутье. Тяжело дышит и, изредка вытягивая морду, безучастно смотрит впустое небо, "Неужели Загря после этого случая будет бояться медведя?" - с горечьюподумал я. Накрываю Елизара телогрейкой, отброшенной рысью. Укладываю Загрю подхолмиком. Боже, еще только одиннадцать часов, а я уже поглядываю на восток,жду рассвета. Как нестерпимо медленно тянется время! Неодолимой тяжестью наваливается сон. Не знаю, как бороться с ним...Одним рывком разрываю рубашку на груди - так, кажется, легче. Дремлют скалы, мари. За каменными грядами Ямбуя спят люди, бубенцы нашеях оленей, речные перекаты. Все спит, и только я один стою, будтораспятый, у холмика. Незаметно теряю связь с окружающим, опять забываю, зачем я здесь, когожду. И кто-то добрый незаметно уводит меня в чудесный мир, не знающийтревог... Из рук выпадает карабин, больно бьет по ноге, и я вырываюсь изпагубного забытья. Сбрасываю телогрейку, разорванную рубашку. Остаюсьполуголым с патронташем на животе. Проходят минуты. Мороз впивается в тело.Пальцы замерзли, не подчиняются мне. Я дышу на них, растираю, пока они неоживают. Сам немного отогреваюсь. И, как всегда в трудные минуты, вспоминается далекий родной Кавказ, сседыми снежными вершинами, со сторожевыми пиками, с тенью чинар, с костромпод ними, с пасущимися конями на душистой поляне и с луною, холмы, чтовиднелись за станицей, таинственные дебри лесов... Эти грезы детства ушли сомною в жизнь светлыми; я храню их, как бы проверяя временами: о чем мечталеще веснушчатым мальчишкой у околицы и чего добился в пятьдесят... Вскакивает встревоженный Загря. И вдруг взгляд задерживается на светлойполоске под темным сводом стланика, метрах в двадцати от меня. Пытаюсьвспомнить, была ли она раньше? Отвожу взгляд влево и снова подвожу его кпятну. Нет, не была! Прикладываю ложе к плечу. Но не успеваю выстрелить - пятно исчезает. Вижу, правее, в том же провале, снова появляется пятно, но больше ияснее. Это, кажется, белая манишка на груди людоеда. Чувствую, как в меня впиваются звериные глаза, и будто полчища муравьевбегут по спине вверх и вниз... Пятно приземлилось, сузилось, зверь как будтоготовится к прыжку. Выстрел моргнул ярким светом. Я увидел зверя. В следующее мгновенье онметнулся к закрайку, упал и остался на еле заметном ягеле темным бугром. Струдом переставляя ноги, неслышно подошел к нему. Зажег спичку... Уног лежала убитая росомаха. Ноги подламываются, не могут удерживать тяжесть тела. Опускаюсь наземлю, приятная слабость растекается по всему телу. Нащупываю руками Загрю,прижимаю к себе. И вдруг в полудремоту врывается вой: "Ую-ю!.." Вскакиваю. Это ветер. С жутким посвистом он налетает на стланик, расползается посклонам гольца, уходит на болота. Повалил густой, липкий снег. Будет ликогда-нибудь конец этой ночи! Или так и останутся мрак, холмик и воющийстланик? У подножья гольца протяжно взревел зверь. Мне почему-то показалось, чтов руках у меня не карабин, а палка. С ужасом ощупываю ружье: не начинаетсяли у меня галлюцинация? Возникают новые сомнения: а есть ли в карабине патроны?.. С нервнойпоспешностью отбрасываю затвор и с облегчением убеждаюсь, что все в порядке. Чертовски обидно, но что поделаешь, если мне сегодня не везет. До рассвета еще два часа - целая вечность. Вряд ли так долго я смогубодрствовать. Всю ночь стою на ногах, как за какую-то провинность. И несойду Ли я с ума от этих безнадежных ожиданий? Разве уйти из котловины,забраться в россыпи, разжечь костер?.. Но и там, у огня, не спасешься отлюдоеда. Да и нельзя бросить Елизара. Ударил дятел. Расползся долгожданный звук по зарослям, свалился вравнину. На востоке горизонт отделился от хмурого ночного неба. Тронулись тени.И как-то сразу, точно по сигналу, на болотах послышался птичий гомон... Утро. Какое счастье! Даже не верится, что я дождался его, что сноваувижу людей, солнце, смогу отогреться у костра. - Ого-го!.. - перекрывая звуки наступающего утра, сползает с россыпейчеловеческий голос. - Ого-го! - отвечаю я и окончательно убеждаюсь в том, что я жив и чтоуже утро. Слышу людские голоса. Хочу пойти навстречу товарищам, но не могусдвинуться с места - ноги не мои. Из чащи с берданой наготове высовываетсяКарарбах. Я пытаюсь улыбнуться. У старика на морщинистом лице вспыхиваетудивление. Он вскидывает ружье на плечо и, вытянув вперед руки, спешит комне. Хлопает загрубевшей ладонью по моему плечу и что-то бормочет на своемнепонятном мне языке. За ним появляются Цыбин, Павел, Долбачи. Они разом подходят к Елизару,снимают шапки. И все мы долго стоим молча. У Павла затуманились глаза, дрогнули подбородок и губы. Он опустился наколени. - Прости, Елизар, я не думал, что так получится, - прошептал он. Комне подошел Цыбин. - Здесь, видимо, все против нас, - проговорил он. - Было страшно? - Хорошо бы сейчас костер развести и согреться, потом все расскажу. Карарбах и Долбачи не стали дожидаться моего рассказа. Им захотелосьсамим разгадать, что произошло в котловине ночью. Они долго ходили попросветам в кустарниках, рассматривали следы. Потом подошли к убитойросомахе. Стланиковые дрова разгораются быстро. Лежа у костра, я с наслаждениемглотаю горячий, смольный, разбавленный дымком воздух, подставляя огню тогрудь, то спину. Я не сопротивляюсь усталости, отдаюсь ей полностью изасыпаю.

Дата добавления: 2015-07-10