Разбитая чашка.

Лежа на кровати, под тёплым одеялом с глубоким тёмно-синим звёздным небом на пододеяльнике. Над головой парили стеклянные и пластмассовые ангелы, перемигивающиеся друг с другом золотыми блёстками. У двоих ангелов в руках были арфы, у третьего – лютня. Остальные трое просто раскинули руки в объятиях. У каждого из этих ангелов была своя история… Но сейчас я думала не об этом.

Прошло больше полугода после отъезда из Никополя. И на протяжении всего этого времени я узнавала каждого из ребят, всё сильнее убеждаясь в дружбе или разочаровываясь в ней.

Вздохнув, вылезла из кровати и, хромая, пошла босяком на кухню. Ледяной линолеум обжигал ступни. На кухне заварила крепкий чай с лимоном в любимую зелёную кружку. Забравшись с ногами на табуретку, посмотрела в окно, где мирно падал снег.

Словно перья, он парил в воздухе в белом свете уличного фонаря. С тихим шорохом ложился на подоконник, льнул к стеклу. Каждая снежинка была особенной, сверкала по-своему, парила и ложилась на снег не так, как остальные. Так же и мы… каждый из нас был особенным, неповторимым. Но в отличие от этих тесно держащихся снежинок, мы оказались нетерпимыми друг к другу. В нашей компании жили недоверие, ложь и ненависть, которые с каждым днём росли и вытесняли светлое чувство привязанности и дружбы. Мы уже были не друзьями…

От мыслей отвлёк фарфоровый звук, какой бывает, когда тарелка падает на пол. Но это была не тарелка…

Теперь линолеум подо мной покрывал тонкий слой чая. Около плиты желтел одинокий кружок лимона. Ложка слегка отсвечивала серебром в свете люстры. А посреди этой рыжевато-прозрачной лужи лежали осколки моей любимой чашки.

Отчего-то я их сосчитала: их было ровно пять и отколовшаяся ручка, оставшаяся целой. Горько вздохнув, даже не шелохнулась, чтобы подобрать их, внимательно рассматривая то, что ещё минуту назад было моей любимой чашкой. Усмехнулась внезапно; так же разлетелась наша дружба.

Сев в лужу чая, даже не замечая, как он впитывается в шёлк пижамы, я стала подбирать осколки по одному… И каждый осколок ассоциировался у меня с одним человеком из компании.

Взяв в руки донышко, не заметив острый скол, порезала палец. Посмотрев на алые капельки крови, появившиеся из ранки, приложила палец к губам, чувствуя во рту стальной привкус. Да… донышко у меня останется навсегда. Он был основой, опорой для меня, но иногда причинял сильную боль.

А ручкой, этим безыскусным изгибом фарфора, была я. Такая же обычная, ничем не примечательная, за меня, как и за эту ручку, обычно, все держались, стараясь выкарабкаться из самой плохой ситуации. И обычно выкарабкивались.

Остальные осколки были разными. Какой-то больше и изысканнее отколот, какой-то простой кусок отколотого фарфора, на другом была большая шероховатость, а четвёртый был удивительно гладким. Каждый из этих осколков был индивидуален и чем-то напоминал каждого из ребят.

Закрыв глаза, я так и осталась сидеть в луже чая, вспоминая то, что теперь напоминало разбитую чашку.

I. Кис-кис-кис, или Катёнок.

Познакомились мы на море. И меня сразу поразила та вольность и непринуждённость, с которой Катя, или по-иному Катёнок, стала общаться с моими родственниками и со мной. Разница в возрасте была велика – 6 лет, но девушку это не смущало.

Сначала она показалась мне милой, улыбчивой, беззаботной и легкомысленной девушкой, которая своей чистотой переплюнет любую из сверстниц. Она много шутила, смеялась и искала в жизни только позитив. Казалось, она понимает всё, даже несказанное, но вскоре я стала замечать, что в её маленькой головке отнюдь не самые благие намерения нашли место гнездования.

Со временем она стала напоминать котёнка манула – со стороны миленький комочек мягкой шерсти, но внутри этого комочка спрятаны крепкие зубы и острые когти, готовые впиться тебе в самое сердце, что она, и, не преминула возможности, сделать.

Началось всё со лжи. Она лгала всем, включая меня и себя саму.

В один из вечеров я выслушала одну и ту же историю в трёх разных исполнениях: из уст Дена, потом Олеся, а потом и Куклы. История эта была схожа по сценарию, но разная по исполнению. А потом, когда Катя сама её рассказывала, причём в другом исполнении. На вопросы же отвечала сбивчиво, а после вообще запуталась и умолкла. Из этого я сделала вывод, что она лжёт.

Потом такое стало повторяться. И я абсолютно перестала верить ей.

Следующую ложь я уже не могла вытерпеть. Иногда, после разговора с ней, мне начинало казаться, что с ушей свисает тонна лапши, которую становилось довольно проблематично стряхивать.

В итоге я порвала отношения, высказав Кате всё, что я думала. Её постоянные истерики, слёзы, ложь, придуманная любовь к совершенно незнакомому ей парню в конец отвернули меня. Я больше не чувствовала в ней подругу… она постепенно стала мне чужим человеком, которого, казалось, я совсем не знала.

Так один из осколков навсегда отвалился…

II. Сломанная Кукла.

Кукла была лучшей подругой Катёнка до тех пор, пока мы не познакомились с Катей на море. После этого Кукла стала тихо презирать подругу и ненавидеть меня, считая, что я нарочно отбила её у неё. На открытые конфликты он предпочитала не идти, но я нутром чувствовала её ненависть, будто она была материальна.

С самого начала в компании, так сказать, в нашей «чашке», она была осколком вот-вот готовым отвалиться или порезать кого-то. Мне Кукла не очень нравилась – с бабушкой и дедушкой, которые безумно любили ей, она обычно обращалась по-свински, всячески обманывая их, теми, с кем она дружила, обычно только пользовалась. У этой милой девушки профессионально получалось обманывать и предавать.

И ей всегда необходимо было всеобщее внимание. Она любила на людях изображать потерю сознания, играть острыми предметами, бить бутылки и резать кожу осколками так, чтобы это видели люди.

А недавно у нас с ней состоялся отдельный разговор, навсегда поставивший точку в нашем общении: вылив на меня ведро словесных помоев, она невинно спросила: «Мара, разве я не права?» Точка была поставлена, а общение прекращено.

III. Рыжая бестия.

Этот осколок не был безнадёжно отколотым, как два предыдущих, как мне казалось. Саша был парнем с непростым характером. Упрямство его было умело переплетено с целенаправленностью, что давало ему неплохие жизненные позиции, которые он тратил впустую. Он всегда старался добиться своего, но рядом со мной становился нежным, словно цветок розы. Однако и у этой беззащитной розы имелись шипы, на которые по незнанию можно было напороться. Всё зависело от его настроения: хорошее – будет нежным, плохое – уколет.

Иногда мне казалось, что ради меня он готов на любое безрассудство. Однако это безрассудство не граничило с безумством. Несколько раз ему всё же удалось меня крепко обидеть, впрочем, как и остальные не преминули возможности всадить ему в спину кинжал.

Но и этот осколок не остался верен дружбе, пускай её уже и не было.

IV. Лев в доспехах.

Самым близким и верным «осколком» оказался Олесь. Будучи львом не только по гороскопу, но и в душе, он был спокоен, уравновешен, но за близкого человека был готов порвать глотку любому. Его трудно было ввести в отчаяние. И являясь философом до мозга костей, он всегда находил выход из любой ситуации, пускай самой паршивой.

Однако и ко мне он не сразу стал относиться с уверенность. Мне всегда казалось, что он одет в незримые доспехи, которыми он защищает себя первоначально от друзей, а потом уже от врагов. Со временем Лесь позволил мне вторгаться на ту территорию, которая была закрыта для всех остальных. Я могла видеть его без доспехов таким, каким он был на самом деле – весёлым, остроумным, улыбчивым, а когда-то и грустным, задумчивым философом. Он из всей «чашки» стал самым близким для меня…

Но в период распада «чашки» он снова спрятался за своим незримым щитом, выставив меч так, что он угрожал так же и мне. Лесь оттолкнул меня на нейтральное расстояние и внимательно следил и за мной, и за остальными. В итоге он поставил «плюс» там, где посчитал нужным – на мне – в будущем не пожалев об этом.

Я знала, что Олесь, символизирующий четвёртый «осколок», любил меня, как близкого друга, практически как названую сестру, и считал дни до встречи. Этот «осколок» не ранил и не предавал, как остальные…

V. D, значит Донышко.

Дена я знала много лет. Так много, что мы оба иногда путались, сколько именно. Нас связывали крепкие дружеские узы, иногда напоминавшие траловые канаты, а иногда тонкие ниточки, готовые вот-вот порваться, но оказывающиеся крепче любого каната.

Подружились мы с ним лет в пятнадцать, и наша дружба прошла самые тяжёлые подростковые годы жизни, перешла в юношескую привязанность, граничащую с сумасшествием. Ведь я не могла быть круглый год рядом. Приходилось жить на расстоянии друг от друга долгие одиннадцать месяцев. В такие времена спасал Интернет и мобильный телефон. Писем мы давно не писали. Хотя те, которые он всё же присылал раньше, я хранила.

В этом же году мы стали по-настоящему близки: и дня не могли провести, чтобы не увидеться. А потом наоборот… со временем охладели друг к другу.

Теперь, когда месяцы сменяли друг друга, мы были уже не так близки. Иногда начинало казаться, что мы напрочь позабыли друг друга.

И я не знала, что думать. Но в глубине души и сердца понимала, что Ден, пятый «осколок», был, есть и будет тем донышком, без которого не существовало бы и «чашки». Просто наши отношения перешли в ту стадию, когда у каждого начинается отдельная, своя жизнь. Но друзьями мы останемся, я почему-то верила в это…

VI. Заключение.

Все осколки оказались свалены в кучу у меня на ладони. Как же хрупка оказалась чашка; как же хрупка оказалась дружба.

Отправив их в мусорное ведро, с досадой подумала, что так же произошло и с нами. Но понятия «мы» уже не существовало… теперь каждый был сам за себя и против всех.

Вытерев пол, налив себе чая в другую чашку, я вернулась в комнату. Ангелы под потолком перемигивались короткими вспышками блёсток, словно перешёптываясь между собой.

Вздохнув, включила компьютер и, ожидая пока он загрузится, прошлась, хромая, по комнате. Неизменные фотографии хранили за стёклами образы самых дорогих мне людей. И среди них были и Ден, и Лесь, и Саша… Я снова вздохнула, сняла с полки эту рамку и посмотрела на каждого из парней, задержала взгляд на Дене. Он был самым дорогим человеком, которого я только помнила. Он был со мной тогда, когда не было никого. И даже если он и наносил мне боль, но не намеренно, не нарочно. И я почему-то знала, разглядывая знакомые черты лица, вьющиеся смоляные волосы, тёплые карие глаза, что наша дружба будет продолжаться… как бы это банально не звучало, вечно… Хотя в последнее время он и был далёк от меня…

Поставив фотографию на место, тряхнула головой, сбрасывая витавшие и сталкивающиеся мысли, и села за компьютер. Окно аськи было пустынным; спящие ребята щетинились красными цветами. И вдруг появился запрос: «Vilios. Этот абонент просит Вас его авторизировать». И тут же на поле текста появилось сообщение: «Здравствуй, мы не знакомы, но это легко исправить».

Щёлкнув по клавише Enter, я прошептала:

- А может это начало новой дружбы?..

---

Дата добавления: 2015-07-10