Глава 30. Для полного восстановления энергии мне все еще требовалась еда

Для полного восстановления энергии мне все еще требовалась еда. Посетив семь ресторанов подряд, я, в конце концов, оказалась на восточной окраине Сент-Сити, в пабе, зажатом между городом и озером. В сторону моста я продвигалась чисто интуитивно, переходя от одного ресторана к другому. Карман оттягивали ожерелья. Я не лгала — не зная точно, где находится Лурдес, я чувствовала его местонахождение на уровне подсознания. За свою жизнь я переловила столько психопатов и уголовников, что давно уже научилась распознавать знакомое покалывание — признак того, что я двигаюсь в правильном направлении, и что преступник находится где-то рядом. Мое охотничье чутье работает — уже хорошо.

Залпом выпив пинту пива, я рукой вытерла рот и уставилась на тарелку с остатками огромной пиццы. Терпеть не могу пиво, но оно очень богато углеводами, а я крайне нуждалась в новом запасе топлива. Конечно, я чувствовала себя обжорой, но, черт возьми, как мне хотелось есть!

Я вздохнула и оглядела паб. По телевизору показывали очередную серию о приключениях отряда церемониалов из Восточного Лос-Данжелес-Фриско.

«Псионов они ненавидят, а фильмы про нас обожают», — по привычке подумала я.

Потом кто-то переключил канал, и на экране возник мой дом, в дыму и пламени. Я смотрела, барабаня пальцами по столу. Гейб подумала, что Лурдес или Мирович напал на меня в моем доме или же следил за мной, когда я оттуда выходила. Должно быть, она действительно за меня переживала, и очень сильно. Да уж, такой подруги я не заслуживаю; Гейб меня ни разу не подводила.

Не отрываясь, я смотрела на экран. И вдруг заметила, как среди бушующего пламени что-то мелькнуло.

Что-то темное, вращающееся, словно обсидиановый дым.

В огне появились неясные очертания человеческой фигуры... вот она расправила тонкие черные крылья, распростерла руки. В следующую секунду фигура вобрала в себя столб огня, а изображение на экране вдруг запрыгало — от внезапного удара горячей волны оператор едва не выронил камеру из рук.

Я смотрела на экран, разинув рот. Черт побери, что там происходит?

Пожар не прекратился, но огонь становился все слабее и слабее, извиваясь вокруг темной фигуры, которая подняла голову, словно искала кого-то взглядом. Затем передача внезапно оборвалась, и на экране замелькали полосы. Потом появился диктор, и вдруг справа от него возникло мое лицо, мое новое лицо, как со злостью увидела я. Видимо, кто-то из репортеров успел навести на меня камеру. Волосы у меня были откинуты назад, ноздри раздувались, лицо было прекрасно — держу пари, это были кадры из Дома Боли.

Диктор был из тех, кто нравится зрителям: андроген с высокими скулами и красиво очерченным ртом. У него были прямые светлые волосы и ярко-зеленые глаза, при виде которых у меня сжалось сердце. Быстро оплатив счет, я вылетела из паба, едва касаясь ногами земли. За моей спиной с шумом захлопнулась дверь.

Что происходило в моем доме? Кто это? Лурдес? Неужели он пробрался за мной в дом, пока я заливалась слезами, и внезапный взрыв застал его врасплох? Во рту у меня стало сухо, правая рука сжалась в кулак.

Но я не чувствовала присутствия Мировича или Келлера. И, даже сходя с ума от горя, я смогла бы учуять мерзкую психическую вонь, распространяемую моим бывшим директором.

Этого не может быть. Не может!

«Как, неужели вы его не воскресили?»

— Это невозможно, — громко произнесла я и, вздрогнув от собственного голоса, оглянулась по сторонам.

Несколько прохожих-нормалов в испуге шарахнулись в сторону.

— Это невозможно, чтоб тебе!

Это игра воображения. Или... в битве с Джафримелем Сантино использовал Яйцо, а Люцифер завершил дело, добив раненого. А что, если демона смогли возродить огонь и энергия, а не кровь, как думала я? Что, если его тело восстало из пепла? Может такое произойти с падшим демоном?

«Не отвлекайся, Дэнни. Каждая минута промедления может закончиться новым убийством».

Да, но ожерелья-то теперь у меня! И значит, цель убийцы — я.

Я шла по улице, сжав в руке ножны, внутри которых тихо гудел меч, исполняя подсознательную песню энергии. Через некоторое время я стала замечать, что люди расступаются, давая мне дорогу. Наконец я вышла в район жилых домов; улицы опустели, и на пути мне попадались лишь старые деревья, которые в ожидании зимы надели красно-желтый наряд. Громко шурша опавшими листьями и разбрасывая их ногами, я медленно брела по улице.

Когда я вышла к мосту, солнце уже садилось.

В наши дни, с непрекращающимся потоком ховеров, огромный мост пришел в состояние ветхости и запустения. Однако владельцы сликов не могут перелететь на ту сторону озера по воздуху, не следует также забывать о пешеходах и велосипедистах, поэтому ветхий мост продолжал гудеть от мощного транспортного потока, к которому присоединялся еще и рельсовый транспорт, перевозящий грузы, которые по какой-либо причине нельзя было перевозить на ховерах.

Мне нужно было двигаться на восток, к тому же хотелось немного пройтись, поэтому выбора у меня не было — мост или ничего.

На западе, петляя, с холма спускались старые шоссе. Я направилась к мосту, продираясь сквозь кусты и с грустью вспоминая свой старый слик. Там, где начинался мост, виднелся берег реки. Пахло холодным железом и мертвой, отравленной химикатами водой. По берегам тянулись поселения бездомных людей и псионов-изгоев; можно сказать, что сюда стягивались все отбросы общества. По сравнению с этими местами Тэнк выглядел мирной колонией седайин. Я шла не останавливаясь.

Мост нависал над поверхностью неподвижного, как стекло, озера. Пятьсот лет назад, когда он был только построен, его называли чудом архитектурной мысли, но время шло, и мост приходил в упадок. Правда, каждый год его ремонтировали, укрепляя и подновляя металлические конструкции, а несколько лет назад даже провели генеральную реконструкцию, оплаченную из фондов Гегемонии и городского управления. На поверхности озера плавал толстый слой водорослей; время от времени озеро чистили — либо власти, либо тот, кто владел познаниями в химии и оборудованием на сумму в несколько сотен тысяч кредиток. Между прочим, именно отсюда пошла первая волна поставок хлор мена-13, страшного наркотика, основную часть которого составляет тиолин. Мало нам чилла!

Будь у меня слик, я добралась бы до противоположного берега за несколько секунд, но я, поеживаясь, продолжала идти пешком. Пруд, возле которого заканчивались владения «Риггер-холла» и где стоял старый шлюпочный сарай, питался водами реки. Даже находясь поблизости от воды, которая всего лишь подступала к границам этого проклятого места, я чувствовала, как стынет кровь в жилах и натягиваются нервы.

Но чем больше я об этом думала, тем более странным мне казалось, что членам «Черной комнаты» удавалось проводить в сарае встречи, о которых никто не знал, даже если Келлер и приводил туда заговорщиков только по одному. Мирович был начеку постоянно, старательно разнюхивая, нет ли у кого из учеников запрещенных предметов; при этом ему всегда удавалось на шаг опережать и, следовательно, на корню пресекать возможные бунты, не считая тайных сговоров и сборищ. С кем бы ты ни общался, он обязательно оказывался либо доносчиком, либо подвергался истязаниям, либо молча прятался в свою раковину, мечтая только об одном — выжить.

Сколько же еще тайн скрывает в себе «Риггер-холл»?

После часа пути я остановилась на середине моста и стала смотреть на темную, покрытую водорослями поверхность озера. Никаких предчувствий у меня не было.

Внезапно плечо пронзила острая боль, словно в него вонзилась когтистая лапа. Я упала на колени; под ногами скрипнула сталь. Правая рука, сжавшись, сама потянулась под рубашку, нашла оживший знак и принялась его ощупывать. От легкого прикосновения — рука коснулась знака всего лишь кончиками пальцев — мир внезапно перевернулся, словно передо мной возникло кривое зеркало.

Сент-Сити висит вверх ногами; на Трансбэнк-Тауэр горят огни, мимо с гудением проносятся воздушные авто. По жилам растекается горячая кровь, я отчаянно хлопаю крыльями, но продолжаю падать и только в последний момент, взмахнув крыльями, успеваю мягко приземлиться, стукнув сапогами по тротуару. Я чувствую запах, который вовсе не запах, слышу звук, который не звук, а прикосновение, в моих жилах горит огонь, я чувствую сильное желание двигаться... на восток.

Вздрогнув, я пришла в себя и убрала руку с демонского знака. Я стояла на коленях на мосту, который вибрировал, как натянутая струна. Откуда-то издалека доносились крики. Чтобы подняться, я оперлась на ножны.

«Неужели вы его не воскресили?»

Вкрадчивый голос Люцифера. И темная крылатая фигура в бушующем пламени... Огонь, море огня, чтобы... воскресить демона?

И достаточно энергии, чтобы возродить его из пепла?

Смешно. Это безумие. Если Джаф...

Если бы он был жив, если бы в нем теплилась хоть искорка жизни, я бы это почувствовала, ведь я прижимала его к груди. Я бы это почувствовала, едва прикоснувшись к черной урне. Я бы это почувствовала. Я же некромантка, смерть — это моя работа, я мгновенно реагирую на малейший признак жизни, как секс-ведьма мгновенно ощущает присутствие энергии.

Да, но как быть с душой? Душа демона... или падшего демона, душа а'нанкимеля...

Жаль, что я так мало читала о демонах. Вернее, об а'нанкимелях, падших демонах, и о хедайрах, их земных невестах. Но в книгах приводились в основном старинные легенды, вымышленные и абсолютно бессмысленные. Демоны почему-то не любили говорить об а'нанкимелях; а маги за все время своей дурацкой возни с демонами так и не узнали того, о чем демоны не хотели рассказывать. Маги не помогло ничего, даже их природная ревность и скрытность, которая окружала исследования каждого колдуна. Спрашивать маги о демонах я даже и не пыталась, все равно они ничего бы мне не сказали. Маги общаются только с членами своего узкого круга, но даже внутри этих сообществ у каждого маги есть своя тайна.

А что, если повернуть назад? Можно было бы все выяснить. Можно положить руку на знак демона и идти, куда он поведет. Бросить этот ужасный крут убийств, смертей и мерзости и отправиться на поиски моего погибшего любовника-демона, вместо того чтобы носиться с мыслями о мести за себя и всех тех, кто побывал в «Риггер-холле». А если я не выдержу и сойду с ума, то буду искать его по всему миру, всюду, куда смогу добраться. Я могу потратить всю свою жизнь на бесполезные поиски того, кто не существует, уверяя саму себя, что он жив, вот он — за ближайшим поворотом, стоит только протянуть руку.

Нет. Если до сих пор он не появился, значит, уже не появится. И никакая тоска, никакое ожидание и надежды мне его уже не вернут.

Я крепко зажмурилась; по щекам текли горячие слезы. К чему тешить себя пустыми мечтами? Джафримель погиб, Джейс тоже, а я гоняюсь за директором, который не собирается умирать.

Как он забрался в Келлермана Лурдеса? Как, словно ядовитое семя, пророс в его разуме? Как превратил его в мула для своей извращенной души и психики, своего мерзкого ка пожирателя? Или Мирович, полностью завладев телом Лурдеса, так и жил в нем, измываясь над детьми даже после того, как расстался со своим телом стареющего мужчины?

Нет, это не имеет смысла. Это даже смешно. Я разбила урну, чтобы больше не надеяться на возвращение Джафримеля. В этом заключается мое покаяние, и, клянусь всеми богами на свете, я его исполню; месть свершится.

Так я и стояла, пошатываясь, на самой середине моста. Потом в голову пришла еще одна мысль — а что, если энергия, которую я в себе ношу, однажды взорвется, как бочка с реактивной краской, и сожжет меня? Может быть, я до сих пор жива только потому, что еще ни разу не пользовалась своими способностями в полную силу, растрачивая их то на душевные переживания, то на охоту за преступниками, то мучая Джейса. Может быть, все это время во мне копилась энергия; еще немного — и я превращусь в пепел, совсем как Джафримель.

Как мой дом.

Ничего, я заберу его с собой. Мировича, Келлера или как там его, — когда наступит мой последний час, я заберу его с собой. Если этот час наступит.

А если мне удастся убить Мировича? Что тогда?

Я устала; устала от своей бесконечной усталости, которая пронизывала мое тело насквозь и даже глубже. Мне приходилось читать об отчаявшейся душе; никогда бы не подумала, что испытаю это на себе. Даже та моя часть, которая всю жизнь отчаянно боролась, не давая мне сдаться, заставляя жить дальше, даже она как-то сникла, повесив голову. Иногда в жизни наступает такой момент, когда не помогает даже самая большая выносливость.

Я знаю, как все произойдет: я склоню голову на черную грудь смерти, чувствуя, как с меня сваливается бесконечно тяжелый груз жизни. Со стороны горизонта явится прозрачный свет Того, Что Грядет, и я благодарно ступлю на неведомую землю.

Но только после того, как не станет Мировича. Или Келлера. Или как там его.

Я взглянула вниз, на покрытую водорослями неподвижную поверхность озера, в которой отражалось оранжевое пятно, висящее в небе над городом. Я подняла одну ногу, немного подумала и опустила. И осталась на месте.

В небе мелькнули последние отблески вечерней зари. На Сент-Сити, на мост — и на меня — опустилась ночь, прикрыв нас мягкими черными крыльями.

Я резко тряхнула головой; с моих черных волос посыпались крупинки пепла. Я решительно зашагала дальше.

Дата добавления: 2015-07-10