Наименование отрасли: Государственное и конституционное право

А.А. БЕЛКИН

1. Используемые современной юриспруденцией наименования отраслей (подотраслей, межотраслевых нормативных комплексов) выражают предмет соответствующего регулирования (в терминах национального языка) и обычно лишь «сообщаются» читателям изданий учебного профиля. Впрочем, надо иметь в виду, что наименования отраслей содержат в себе и моменты историко-традиционные, что особенно характерно, например, для гражданского права.

Между тем вокруг наименования отрасли права, которой посвящены настоящие лекции, в отечественной юриспруденции сложилась особенная ситуация. В одном из новейших изданий вопрос о названии отрасли даже отнесен к числу «проблемных». Это, конечно, преувеличение, но, тем не менее, требует ряда разъяснений.

2. Разнообразие в наименовании отрасли наблюдалось еще в 20-х годах, в самом начале становления советской правовой науки. Принятие Конституции СССР 5 декабря 1936 г. вновь стимулировало обсуждение данного вопроса. Один из авторов писал, например, что «государственное право, по содержанию охватывающее круг вопросов, относящихся к принципиальным вопросам Конституции, должно быть названо конституционным правом. Чтобы не получилось представления о том, что снимается вопрос о государственном праве (в его социалистическом понимании), мы считали бы целесообразным называть это право: конституционное (государственное) право». В 50—70-х годах по поводу рассматриваемой отрасли права в отечественной литературе разгорелась довольно интенсивная дискуссия.

Большинство учебных изданий в соответствии с вузовскими программами именовали отрасль «государственным правом». Печатались работы, защищавшие необходимость сохранения данного наименования. Один из авторов отмечал, например: «Принятие термина "конституционное право" означает либо ограничение рамок государственного права нормами Конституции, что не соответствует его реальному содержанию, либо равносильно отказу от разграничения норм Конституции от иных правовых норм, с чем нельзя согласиться, учитывая роль Основного Закона...». Но одновременно появлялись публикации, настойчиво апеллировавшие к «конституционному праву», что повторяло в какой-то мере образцы, имевшиеся еще в дооктябрьской российской литературе.

После принятия Конституции СССР 7 октября 1977 г. указанная дискуссия на некоторое время вновь оживилась. Но вскоре практически сошла на нет или, во всяком случае, потеряла присущую ей ранее остроту. Затянувшийся спор, как отмечалось в одной из книг, имел терминологическое значение и не заслуживал такого большого внимания, какое ему уделялось в литературе. И все же это утверждение оказалось несколько преждевременным. В годы перестройки число сторонников именования отрасли «конституционным правом» резко возросло, и эта тенденция получила, в конце концов, официальное признание. В общеправовом классификаторе отраслей законодательства был выделен раздел (010.000.000) под названием «Основы конституционного строя», сменивший прежнюю рубрику «Основы государственного строя». Приказом Министра науки и технической политики Российской Федерации была введена новая научная специальность (12.00.02), включающая «конституционное право; административное право; государственное управление; муниципальное право». Постановлением Правительства Российской Федерации от 12 августа 1994 г. был утвержден государственный образовательный стандарт высшего образования, включивший в обучение по специальности «юриспруденция» две дисциплины: «конституционное (государственное)» право России и «конституционное (государственное)» право зарубежных стран.

3. Учитывая как предшествующие, так и текущие рассуждения о наименовании рассматриваемой отрасли права, можно констатировать несколько точек зрения, различающихся как оценкой значимости вопроса, так и приводимой аргументацией. Наиболее простым вариантом надо считать, по-видимому, тот, согласно которому термины «государственное право» и «конституционное право» рассматриваются в качестве синонимов. Однако при внешней привлекательности такой позиции, как бы исключающей схоластические споры, она все же заранее отстраняется от вопроса, не безразличного для оценки подхода тех или иных авторов к пониманию особенностей анализируемой отрасли права.

Собственно различение «конституционного» и «государственного» права порождалось в отечественной литературе, в частности, тем, как трактовалась отраслевая природа конституций. В одном случае авторам было свойственно представление о пересекающемся, частично совпадающем объеме государственного права и норм конституций, при котором некоторые конституционные нормы входят в государственное право, а некоторые — в иные отрасли. В другом случае авторы исходили из представления о том, что все содержание конституции входит в государственное право, но ее отдельные части составляют одновременно содержание различных отраслей. В третьем случае с различной аргументацией, но утверждалось обособленное существование отраслей конституционного и государственного права.

Несомненно, что высказывания подобного рода отражали реальное строение законодательства, включающего в себя обособленные моно- или поликонституционные акты. И, тем не менее, законодательная структура не есть прямой аналог правоотраслевой. К тому же в аспекте функций, выполнявшихся и выполняемых писаными конституциями, сколь ни было бы различно их концептуальное наполнение, они все же относятся вместе с иными актами к регуляторам единого предмета обсуждаемой отрасли.

Добавим также, что появление писаных конституций, их центрообразующая роль в правовой системе сами по себе, как показывает история права и правовых доктрин, не предопределяют выбор названия отрасли. В Великобритании, например, никогда не было писаной конституции в том понимании, какое сложилось в конце XVIII в. в США и Франции. И, тем не менее, британские авторы говорили и говорят о конституционном праве, конституционной истории страны, начиная ее еще с первых английских королей.

Стремление вычленить конституционное право из государственного на основе обособления конституции наблюдается и сегодня. Так, А.И. Коваленко пишет, что российское конституционное право «имеет дело далеко не со всеми государственно-правовыми нормами. Те из них, которые с естественной необходимостью не вытекают из господствующих в обществе общественных отношений, остаются за пределами данной отрасли права. И это понятно, ибо они порождаются случайным стечением обстоятельств, а не объективной логикой развития общества, устройства Российской Федерации. Следовательно, конституционное право России охватывает государственно-правовые нормы, закрепляющие основы конституционного строя Российской Федерации, определяемые социально-экономическим базисом многонационального общества, права и свободы человека и гражданина, правовой статус властных структур государства и содержание их деятельности, местное самоуправление. И все эти институты пронизаны одним смыслом, одним содержанием — волей многонационального народа Российской Федерации, который является носителем суверенитета и единственным источником власти в государстве».

Представляется, однако, что выдавать, например, референдум по конституции за безупречную волю народа — значит элементарно противоречить историческим фактам. Что же касается различения норм «естественно необходимых» и «случайных», то на основе данного критерия содержание конституций свелось бы к нескольким постулатам, опять-таки привязанным к конкретному историческому времени. Можно ли, скажем, утверждать, что «естественно необходимым» является выбор пропорциональной, а не мажоритарной избирательной системы? Конечно же, нет. Но во многих странах этот вопрос предрешается именно конституциями. Собственно говоря, в процитированном выше тексте лишь высказываются бесспорные положения о внутренней сложности, неоднородности любой отрасли права, как и всей правовой системы. Но сделано это путем некорректного применения философских категорий.

Более основательной является позиция, которая связывает различные наименования рассматриваемой отрасли права с историческим характером заключенных в ней институтов. В одном из отечественных учебников отмечается, например, следующее: «Термины "конституционное право" и "государственное право" зачастую считаются синонимами. Действительно, подходя формально, нетрудно обнаружить, что круг регулируемых соответствующей отраслью права общественных отношений в странах, где употребляется тот или другой из указанных терминов, примерно одинаков. Выбор же термина обычно диктуется национальной традицией словоупотребления. Так, англосаксонская и романская правовые системы традиционно пользуются термином "конституционное право", тогда как для германской системы характерно употребление термина "государственное право". При более тщательном рассмотрении вопроса можно, однако, заметить, что различие терминологии отражает (не всегда, но достаточно часто) сущностную разницу между соответствующими понятиями». В конечном счете, данная позиция зиждется на том, что наименование отрасли «конституционным правом» адекватно для тех стран, в которых наличествует «конституционный строй».

4. В последнем отрывке обнаруживается по-своему занимательная для правоведения тема: возможность (или желательность) изменения наименования отраслей по мере исторического развития права.

Если отвлечься от выделения своего рода «вторичных» отраслей (семейное право, земельное право и т. д.) или, так сказать, «побочных» отраслей (здравоохранительное право, железнодорожное право и т. п.), то мы должны констатировать, что попытки переименования фундаментальных отраслей, поставленные в связь с кардинальным изменением характера, да и самих объектов регулирования, встречались: гражданское право предлагалось, например, заменить хозяйственным. Однако правовой традиционализм возобладал, и здесь надо иметь в виду следующее.

Наименование отрасли оказывается элементом лишь постепенно сложившейся юридической культуры и требует достижения известного уровня юридической техники. Современные учебники по истории права, по римскому праву с легкостью выделяют разделы такого типа: «государственное право», «уголовное право». Однако — это явная экстраполяция на далекие времена тех представлений, которые сформировались в новое и новейшее время. Римское право дало лишь одно, — правда, крайне существенное, — разделение права на частное и публичное. Многие национальные правовые памятники очень долго создавались как синкретические по своему составу. Даже само понятие государства начинает функционировать лишь как итог длительной эволюции политических доктрин. И поэтому в той части, которую сейчас называют государственным правом, корректнее было бы, по-видимому, обозначать соответствующий предмет как «римские государственные древности» или «политические учреждения римского народа».

Представляется бесспорным, что закрепление известных наименований отраслей стало происходить только с кодификацией права в новое и новейшее время, когда четко обозначилась задача присвоения титула крупным законодательным комплексам. Так, в частности, описывая историю разработки российского свода законов, М.М. Сперанский сообщал относительно одного из этапов: «В конце 1796 года последовал Указ: собрать существующие узаконения и извлечь из них три Книги Законов: 1) Уголовных, 2) Гражданских, 3) Дел казенных».

Не стоит, наверное, сомневаться, что «дела казенные» охватывали, прежде всего, ту область, которую сегодня мы относим к регулированию государственным правом. Но данное наименование, все же, не закрепилось. Да и как бы это выглядело в наше время: «казенное право»?

Наверное, именно М.М. Сперанскому обязаны мы и соответствующими титулами свода законов, и соответствующим наименованием отрасли в России, поскольку далее граф писал: «Два союза, два порядка отношений необходимы в Государстве: союз Государственный и союз Гражданский... Отсюда возникают два порядка Законов: Законы Государственные и Законы Гражданские».

Таким образом, присвоение наименования отраслям права в ходе кодификационных работ и развития юридических исследований относится к довольно поздней эпохе, и это свидетельствует о том, что проблема выражения в наименовании отрасли определенного исторического характера правового регулирования не могла приобрести сколько-нибудь широкого распространения. Только советское строительство с его официальной заданностью на марксистскую теорию формаций могло что-то привнести в данном направлении. Но и оно ничего практически в этом плане не изменило: на первом месте были проблемы отмирания права, вследствие чего переименование отраслей, присвоение им наименований «социалистического» толка едва ли было особенно важным.

5. И все же для государственного права, — повторимся, — ситуация оставалась и остается специфической. Дело в том, что слишком уж отличными от прежних были новые политические формы, сменившие абсолютизм. Е.Б. Пашуканис даже заметил, что «государственное право вообще становится предметом юридической разработки как конституционное право, то есть с появлением борющихся между собой сил: король и парламент, верхняя и нижняя палаты, министерство и народное представительство».

Переход к новым формам, их значимость для организации не только политической, но и всей общественной жизни вызвали и развитие совершенно новых, по существу, государственно-правовых институтов, включение в юриспруденцию новых категорий и исследовательских направлений. Было бы неверным, конечно, относить это только к области, отождествляемой с государственным правом. Но неверно и умалять роль протекавшего политического переустройства. Историческая конкуренция государственно-властных конструкций, а также сосуществование принципиально различных форм организации власти на определенных отрезках истории (как, например, во Франции и России начала XX в.) вполне объясняют стремление закрепить соответствующие различия и терминологически, через наименование отрасли права.

Это же, собственно, и сегодня наблюдается в России как составная часть отрицания предшествующего советского строя. «Если первенствующая роль, — отмечается в одной из работ, — признается за государством, соответствующая отрасль не может быть ничем иным, как только государственным правом. Нормативное же закрепление идеи правового государства, подчинения государства праву, верховенства конституции и закона, последовательное обеспечение этих юридических провозглашений отражаются в наименовании отрасли — "конституционное право"».

Сказанное не вызывает возражений ни в методологическом, ни в идеологическом плане. И все-таки предпочтительнее, на наш взгляд, называть отрасль «государственным правом» в силу того обстоятельства, что ее наименование «конституционное» заранее ограничивает анализ соответствующих правовых институтов рамками отдельного типа регулирования. В учебных же, да и в иных целях следует придерживаться историзма, освещать отрасль права в ее зарождении и развитии, а не только в актуальном состоянии. И в этом плане наименование отрасли «государственным правом» является более адекватным юридико-техническим и аналитическим традициям.

6. Конкуренция между двумя наименованиями рассматриваемой отрасли не имеет, впрочем, прикладного значения. Последнее требует лишь стабильности в использовании определенного наименования. Это важно, во-первых, для организации правотворчества (например, для прогнозирования законопроектных работ по определенным разделам). Во-вторых, необходимо для обеспечения преемственности в систематизации законодательства. В-третьих, однозначность понимания наименования отрасли должна быть непременной при включении в юридические акты отсылок к другим актам, сформулированных лишь в общей форме, по отраслевой принадлежности актов (так называемые бланкетные нормы). При этом могут использоваться производные от наименования отрасли термины. Так, в государственно-правовых актах нередки указания на то, что нарушение соответствующих норм повлечет «уголовную» или «административную ответственность». Наконец, в-четвертых, стабильность однозначного восприятия наименования отрасли права (законодательства) необходима при формулировании общих начал отрасли, ее распространения на определенный круг общественных отношений, ее состава, действия соответствующих норм, как это имеет место, например, в главе первой ГК РФ.

Последние случаи позволяют утверждать, что наименование отрасли способно выступать и аргументом для оценки различных правоприменительных ситуаций, быть основанием для разрешения юридических конфликтов. Однако для государственного права такая практика неизвестна по причине отсутствия общеотраслевой кодификации.

Дата добавления: 2015-07-08