исследование человека. Попытки подвеет4|экономические явления под математические
формулы представляют более остроумные иллюстрации, нежели строгие законы.
Когда отношения просты, такого рода формулы могут служить наглядным выражением
общего закона; но при более сложных элементах, математические конструкции
скорее могут вести к затемнению понятий. Попытку приложить к экономическим
явлениям дифференциальное исчисление, сделанную Маршаллем, нельзя назвать
удачною.
Зато метафизика находит в области человеческих отношений такое приложение,
которое не только уместно, но и совершенно необходимо, ибо здесь она сама
становится явлением. Как сказано, человек, по природе своей, есть метафизическое
существо, и таким он является во всей своей деятельности. От самых низших
ступеней развития до высших он руководится метафизическими началами, которые
он черпает изнутри себя и которым он подчиняет окружающий его мир. Как метафизическое
существо, он сознает себя свободным, то есть самоопределяющимся субъектом,
и это сознание он вносит во все свои общественные отношения. На этом зиждутся
право, нравственность, государство. Поэтому, в этой области все для человека
ясно. Тут нет необходимости раскрывать в явлениях неведомые силы. Действующие
тут силы суть собственные силы человеческого разума, которые сознаются им
непосредственно и сознательно прилагаются к жизни. они сами о себе говорят.
В области наук человеческих все становится темным только тогда, когда к ним
пытаются применить неосмысленную методу наук естественных, когда именно главная
движущая пружина, то есть сознательное метафизическое начало, отвергается,
и все человеческое развитие выводится из слепых инстинктов и фактических отношений,
где исчезает все разумное. Естественно, что при таком взгляде все исторические
явления получают превратный вид. Вместо понимания общих идей, руководящих
событиями, историк-реалист пробавляется мелочными подробностями, которые возводятся
на степень крупных явлений; под видом глубокомыслия тянется нескончаемая канитель
ничего не значащих или давно известных психологических замечаний, которые
выдаются за важные исторические факторы; выкапываются пошленькие анекдоты
из провинциальных архивов, и из целой груды собранного таким образом материала
воздвигается здание, представляющее только карикатуру действительности. Образец
такого рода историографии, примененный к одному из важнейших событий новой
истории, у нас на глазах, как поучительный пример того, к чему ведет чисто
эмпирическая метода.
Такое состояние науки не может не оказать громадного влияния на весь
общественный быт. Современный эмпиризм извратил все понятия, на которых строятся
человеческие общества. Право низводится на степень интереса; нравственность
смешивается с пользою и удовольствием; государство становится орудием ограбления.
Революционные стремления сдерживаются только внешнею силой, ибо нравственный
отпор слишком слаб. Безумные социалистические теории, среди господствующего
хаоса идей, находят готовую почву и подвигают массы на разрушение всего существующего
строя. Растерянные умы, лишенные всякой опоры, не знают, за что ухватиться,
и человечество стоит перед неведомым будущим, с ужасом взирая на те дикие
силы, которые дружным натиском осаждают расшатавшееся здание, провозглашая
недалекое уже свое торжество. У друзей свободы и порядка отваливаются руки,
ибо что может дать свобода и что можно основать прочного при полном хаосе
понятий и при разнузданности диких страстей?
Вывести человеческие общества из этого безотрадного состояния можно только
путем выяснения понятий, ибо порядок в жизни возможен лишь при порядке в умах.
Эмпирическая наука произвела всю эту смуту: отвергнув высшие, метафизические
начала человеческой жизни, она исказила самое естество человека, лишила его
всякой нравственной опоры и отдала его на жертву всем случайностям внешнего
бытия. Исцелить эти наболевшие язвы, вывести человечество из той низменной
области, в которую оно погружено, и поставить его на правильный путь может
только наука, взошедшая на высшую ступень. Реализм может быть побежден только
универсализмом, сознающим метафизические начала, не только в их отвлечении,
но и в их приложении к разнообразным условиям жизни, в их действии на человеческие
общества, как в истории, так и в современности, которая есть плод истории.
Только универсализм, обнимая совокупность явлений и озаряя их светом разума,
может указать место и значение каждого в общей системе человеческих отношений,
обнаружить односторонность взглядов, обличить нелепые теории и тем приготовить
человечеству лучшее будущее. В этом состоит задача современной общественной
науки, достойной этого имени. В этом можно видеть спасение современных европейских
обществ.
И для исполнения этой задачи есть налицо все нужные элементы. История
изучена во всех подробностях и весьма основательно. Что-либо новое может представить
в этом отношении разве только исследование доисторических времен или начальных
ступеней развития; но в сокровищнице добытого наукою всемирной истории от
этого прибавится весьма немного. Фактически изучено и развитие учреждений;
а с другой стороны, история философской мысли разработана, как никогда. Нужно
только свести к общему итогу все имеющиеся данные и стараться вывести из них
общие законы, управляющие историческими явлениями. Цель настоящего курса-способствовать,
по мере сил, исполнению этой задачи.
Нельзя однако ожидать, чтобы наука, даже возведенная на высшую ступень,
могла в скором времени изменить умственное состояние общества. Чем поверхностнее
и одностороннее теория, тем легче она воспринимается и распространяется. Для
легкомысленного отрицания не нужно никакой подготовки; с него обыкновенно
начинает мысль, едва пробудившаяся к сознанию и начинающая критически относиться
к окружающему ее миру. Понимание положительной стороны вещей требует зрелости.
Когда же теория потакает страстям и сулит неисчислимые блага, как убедить
людей, что это чистая нелепость? Чем шире и глубже точка зрения, на которую
становится мыслитель, чем более она обнимает явлений и требует основательных
знаний, тем менее она доступна массе. Серьезная мысль всегда была и будет
достоянием немногих. Они образуют умственную аристократию, которая составляет
цвет народа и от которой зависит все его умственное развитие. Составом этой
аристократии, теми более или менее крупными силами, которые она в себе заключает,
ее внутреннею жизнью и направлением тем умственным авторитетом, которым она
пользуется, определяется уровень образования общества. К этому высшему умственному
миру принадлежат не только специалисты по разным отраслям знания, но и те
истинно образованные люди, которые, стоя на высоте современного просвещения,
в состоянии оценить и взвесить мысль, свойство вообще редко встречающееся
в людях и требующее широкого понимания. Авторитет этих первенствующих умов
в особенности важен в области наук, касающихся человека, которые имеют наибольшее
значение для общества. Но именно в этом отношении реализм, и сверху и снизу,
действует разлагающим образом и тем затрудняет успехи умственного просвещения.
С одной стороны, он ведет к измельчанию, а вследствие того к падению
умственной аристократии. Если в области естествознания выдаются крупные специалисты
по разным отраслям, то уровень сил, обращенных на изучение человека и его
отношений, несомненно понижается. С отрицанием метафизики всюду сказывается
иедостаток философского образования, а с тем вместе недостаточная ширина взгляда,
смешение понятий, превратное понимание начал, руководящих человеческою деятельностью.
Этим страдают самые видные представители науки. А между тем, чем шире становится
объем изучаемых наук, чем обильнее материал, чем явственнее выступает связь
различных отраслей, тем более требуются именно общие, связующие начала, способные
внести свет в эту груду разноречивых частностей. Одного специального знания
мало; нужна философская мысль. Ио вместо руководящих идей, дающих направление
общественному сознанию, реализм производит только смуту в умах. Даже выдающиеся
ученые выпускают в свет такие сочинения, которые подчас кажутся бредом сумасшедшего.
Стоит вспомнить многотомную книгу Шеффле о строении и жизни общественного
тела. А когда на вершине господствует хаос, чего можно ожидать внизу?
С другой стороны, под влиянием реализма, отвергающего все прежние, добытые
человечеством общие идеи, как устаревший хлам, происходит демократизация мысли,
которая, откинув всякие авторитеты, признает полную независимость личного
мышления. И это направление всего легче водворяется в, области наук, касающихся
человека. Чтобы судить о явлениях природы, необходимы специальные знания;
здесь тотчас можно уличить человека в полном невежестве. Но каждый считает
себя в праве судить о человеческих делах, которые блиско касаются всех, а
потому кажутся всем доступными. Здесь кривотолк, взывающий к страстям и нахально
выдающий величайшие нелепости за непреложные истины, гораздо легче может приобрести
влияние на массы, нежели ученый, вооруженный самым обширным запасом сведений,
недоступных непросвещенным умам. А когда раз такое направление утвердилось,
с ним трудно бороться. Нужно много времени, труда и таланта, чтобы восстановить
порядок в расшатанных умах.
Существенную роль играют тут средние интеллигентные слои, которые призваны
не разрабатывать науку, а усваивать и популяризировать ее результаты. Это-задача
гораздо низшего свойства, которая приходится по плечу средним умам, составляющим
главное зерно интеллигентного общества. Этот средний класс, более или менее
причастный просвещению, стоит между умственною аристократией и народною массой,
до которой научное образование доходит в весьма слабой степени. Как везде,
эта промежуточная ступень разделяется внутри себя на множество слоев, с большею
или меньшею степенью умственного развития, но не имеющих определенных границ.
Чем ближе она стоит к народной массе, тем ниже ее умственный уровень. Распределение
выработанного человечеством умственного капитала совершается по тем же законам,
как и распределение капитала материального, с тем различием, что умножение
первого не производится собственным трудом этих средних слоев; он получается
ими от высших в готовом виде, а их умственная работа состоит только в усвоении.
Популяризация науки в этих средних слоях имеет двоякую цель: практическое
приложение и общее умственное развитие. Достижение первой цели, кроме усвоения
знаний, требует и умения применять их к существующим условиям. В этом отношении,
реализм приносит самую существенную пользу; главная его сила заключается в
изучении разнообразия условий и в применении к ним общих начал. Практическое
приложение науки требует и основательного ее изучения; поверхностность знания
тотчас оказывается на деле. Поэтому, главные умственные силы средних слоев
состоят из практических специалистов по разным отраслям деятельности. Всякого
рода техники играют в них важнейшую роль.
Совершенно в ином виде представляется вопрос об общем образовании. Здесь
важно знать: какая пища дается обществу? Популяризация науки и усвоение ее
результатов совершается тем легче и тем плодотворнее, чем более сама наука
достигла прочных и достоверных выводов. Когда же в основных научных понятиях
господствует полная безурядица, когда всякие общие начала подвергаются отрицанию
или искажению, что может дать популяризация науки, кроме бессвязных, ни на
что не нужных сведений или пропаганды самых крайних теорий, которые выдаются
за непреложные истины и принимаются как таковые неподготовленными умами? И
точно, если мы взглянем на те популярные библиотеки по разным отраслям знания,
которые издаются ныне во множестве в образованной Европе, то мы встретим в
них откровенную проповедь чистого материализма и социализма, которые провозглашаются
последним словом науки. И все это принимается на веру наивным читателем, неспособным
проверить истину подносимых ему теорий. Проделать весь путь научного мышления-задача
трудная, требующая умственной работы, на которую способны немногие, а поверить
тому, что выдается за последнее слово науки, очень легко и даже лестно, ибо
это служит признаком образования. Для этого не нужно даже чтения книг: достаточно
небольших брошюр. Но всего лучше эта задача исполняется журналистикой, которая
ежедневно или ежемесячно дает каждому, в самой популярной форме, совсем уже
переработанный и готовый материал. Все это прямо кладется в рот ж проглатывается
без малейшего труда.
Журналистика, даже помимо политической области, в чисто теоретической
сфере, имеет весьма существенное значение, когда она дает серьезную критику
и оценку выходящих произведений. Но обыкновенно ее задача совсем другого рода.
При демократизации мысли, она рассчитывает не на немногие избранные умы, которым
нужна серьезная критика, а на массу читателей, которые требуют легкой пищи.
И этой потребности она удовлетворяет вполне, к великому ущербу для умственного
уровня общества. В Европе горько жалуются на то, что люди отвыкают от серьезного
чтения, с тех пор как журналы заменили книгу. То умственное напряжение, которое
необходимо для того, чтоб усвоить логический ход понятий или одолеть обилие
материала, становится уже не в мочь современным читателям, воспитанным на
журналах. Гораздо проще принимать на веру то, что постоянно твердит ежедневно
пробегаемое летучее издание, в легких статейках, не требующих никакой умственной
работы. Это тем приятнее, что всегда можно выбрать журнал, который приходится
по вкусу, оставляя в стороне все остальное. С падением умственной аристократии,
журналистика становится господствующим явлением общественной жизни, распространительницею
всякого рода сведений, судьею всех авторитетов, одним словом, царицей умственного
мира. Личная независимость суждений на деле оказывается безотчетным подчинением
ремесленной литературе, которая тем доступнее массе читателей и тем более
удовлетворяет ее потребностям, чем ниже она спускается к ее уровню. Под влиянием
журналистики, публика привыкает к легкомысленным суждениям, к праздной болтовне,
и совершенно уже теряет способность отличать то, что имеет вес и цену, от
того что не имеет никакой. Демократизация науки ведет к большему и большему
опошлению мысли; в этом согласны все мыслящие наблюдатели современной жизни.
И если таково положение просвещенной Европы, то чего же можно ожидать в малообразованных
странах, где умы не подготовлены к самостоятельной работе веками плодотворной
деятельности? Нельзя не придти в ужас от той массы извращенных понятий, которые
кинуты в русское общество самыми популярными журналистами новейшего времени,
каковы были Чернышевский, Добролюбов, Писарев. Поныне еще эти сеятели нигилизма
всех родов превозносятся как великие писатели, которые двинули самосознание
русского общества, между тем как человек способный отличать науку и невежество,
мысль и бессмыслие, талант и нахальство, не находит в их сочинениях ничего,
кроме самонадеянной, пустой и невежественной болтовни, внушающей отвращение
умам воспитанным на серьезной мысли. Только весьма ниский умственный уровень
общества объясняет подобные явления.
Но образование этой средней массы читателей зависит не от одного состояния
науки. Тут важную роль играет другой существенный фактор общественной жизни-искусство.
Посмотрим, что оно дает.
Глава III. Искусство
Наука имеет двоякое общественное значение: с одной стороны, она дает
общее направление умам и выясняет существенные основы человеческой жизни;
с другой стороны, изучением природы она содействует покорению ее целям человека
и тем умножает благосостояние человеческих обществ. Влияние искусства иное:
оно непосредственно действует на чувство и волю. Изображая в ярких чертах
те идеалы, к которым стремится человек, и те превратности, которые он испытывает
в своей жизни, оно возбуждает в нем любовь и ненависть, вселяет в его душу
гармонию или разлад, возносит ее к небу или низвергает на землю. Произведения
науки являются выражением современного ее состояния; немногие сохраняют прочное
значение. Произведения искусства составляют вечное достояние человечества:
представляя образы непреходящей красоты, они служат источником возвышенных
наслаждений для всех времен и народов.
Искусство определяется как выражение идеи в соответствующей ей гармонической
форме. В науке идея выражается в отвлеченных, логических понятиях; в искусстве
выражением ее служат конкретные образы и чувства. Художественная идея, проникающая
произведения, не есть только мысль; содержанием ее может быть впечатление,
чувство или действие. Самые философские начала получают здесь плоть и кровь;
иначе они не принадлежат к области искусства.
Для конкретного выражения идеи требуется материал. Приспособление его
к целям искусства составляет область техники. Различием материала определяются
различные виды искусства: пластика, живопись, музыка, поэзия. Из них высшую
ступень занимает поэзия, которая, выражая идею в наиболее соответствующей
ей форме слова, соединяет в себе живописность образа с музыкальностью звука,
воображение с чувством, совместность изображения с последовательностью рассказа.
Поэтому, поэзия имеет наиболее могущественное влияние на людей. Поэтические
произведения составляют высший цвет народного духа; ими определяется общее
настроение умов. Однако и другие отрасли искусства имеют свое высокое призвание.
Не подлежит сомнению великое значение живописи и пластики, а также и пения,
для возбуждения религиозного чувства. Известно также могучее действие музыки
на поддержание военного духа.
Но для того, чтобы идея, выраженная в материале, имела значение художественного
произведения, надобно, чтобы она получила стройную и гармоническую форму,
привлекающую душу. В этом состоит красота, которая есть собственная идея искусства,
в отличие от тех частных идей, которые оно призвано изображать. Этим оно отличается
от других начал человеческого духа; этим она действует на душу. Красота образа
есть изящество, красота чувства есть поэзия, в смысле производимого на душу
впечатления. Чувством красоты, которое возбуждается художественным произведением,
душа окрыляется и возносится в идеальную сферу, превыше обыденных жизненных
мелочей. Этим и воля направляется к идеальным целям.
Идеею красоты определяется и отношение содержания к форме в искусстве.
Содержание искусства двоякое: с одной стороны те высшие идеи, которые оно
призвано выразить, с другой стороны те жизненные явления, которые должны служить
выражением идей. Последние берутся из самой жизни, и чем более они с нею сходствуют,
чем ярче они ее изображают, тем больше жизненной правды заключается в художественном
произведении, тем глубже оно затрагивает человека. Это составляет реалистический
элемент искусства. Поэтому оно определяется иногда как подражание природе.
Но такое определение не соответствует настоящему его понятию. Природа и жизнь
дают только материал для искусства. Реальный мир содержит в себе в хаотическом
смешении существенное и случайное, высокое и безобразное. Для того, чтобы
из этого материала составить художественное произведение, надобно откинуть
от него все случайное и создать из него нечто цельное и гармоническое, выражающее
идею, иными словами, надобно жизненный материал очистить и наложить на него
печать красоты. Через это художественное произведение не перестает быть правдивым
изображением жизни; но оно изображает не внешние, случайные явления а самую
ее сущность, то, что составляет глубочайший ее смысл. Возвышая человека над
миром случайностей, оно заставляет его живее чувствовать и понимать существенное
содержание жизни. В этом состоит великая задача художника, его высокое общественное
призвание. Сила, производящая этот очищенный от случайности идеальный мир,
есть своего рода творчество. Это - сила, непосредственно, почти бессознательно
истекающая из души художника н покоряющая ему сердца людей. Он становится
творцом идеальных образов, в которых мир себя узнает, но узнает возвышаясь
и очищаясь.
Это не значит однако, что художник должен ограничиваться изображением
идеальной стороны жизни. Действительность весьма далеко отстоит от идеала,
и представление этого несоответствия составляет одну из важнейших задач искусства.
Но несоответствующие идеалу явления опять же должны быть изображены не в их
случайности, а в их существе, то - есть, в типической, или идеальной форме,
заключающей в себе не фактическую, а существенную правду. И самая идея, которой
они противоречат, должна возвышаться над ними, освещая их своим светом. Возвышение
идеи над житейскою пошлостью является в виде обличительного -смеха; в этом
состоит комизм. Возвышение идеи над житейскою мерзостью, посягающею на лучшее,
что есть в человеке, появляется в виде скорби и негодования. Изображение борьбы
идеальных стремлений с обуревающими их жизненными невзгодами составляет одну
из величайших задач искусства. В этом состоит трагизм. Чем чище и глубже идея,
чем возвышеннее характеры, тем сильнее действует трагическое положение на
человеческую душу. Величайшие художники в этом проявляли свой гений.
Но трагизм имеет еще высшее значение. Оно изображает не только борьбу
идеала с несоответствующею ему действительностью, но и борьбу тех мировых
сил, которые действуют в истории и из которых слагается изменчивая жизнь человека.
В беспрерывно волнующемся море событий гармонические явления жизни предаются
на жертву неудержимому потоку и сокрушаются силою владычествующего над ними
рока. Красота жизни есть преходящий цвет, заключающий в себе семена смерти,
а потому носящий в себе трагическое начало. Она представляет полное и гармоническое
изображение идеи в частном явлении; но всякое частное явление есть нечто преходящее,
не вполне соответствующее идее, а потому долженствующее погибнуть. Наслаждаясь
жизнью, человек носит в себе это скорбное чувство изменчивости бытия; но как
носитель идеи, он заключает в себе и стремление выйти из ограниченности частного
явления и возвыситься в область вечного, незыблемого, стоящего над всеми случайностями.
Эта неудовлетворенность настоящим, это присущее человеку стремление к бесконечному
составляет, в свою очередь, обильный источник художественного творчества.
Оно обозначает особенное направление искусства, отличное от того, которое
полагает себе целью идеальное изображение действительности. Последнее составляло
характеристическую черту классического мира; первое же развилось с появлением
христианства.
Греческий мир был весь проникнут чувством красоты. В этом весеннем расцвете
человеческого духа различные его элементы не получили еще одностороннего и
самостоятельного развития. Все сливалось в одно стройное и гармоническое целое:
и природа и жизнь, и небо и земля; все представлялось человеческому взору
исполненным прелести и поэзии. Боги понимались не как грозные, стихийные силы,
владычествующие над судьбою людей; они являлись человеческому сознанию в стройных,
изящных образах, как идеалы всего высокого и прекрасного. Вся природа дышала
полнотою жизни и наполнялась прелестными созданиями воображения. В человеческом
существовании поклонение красоте во всех ее видах было господствующим началом.
В самой борьбе страстей сохранялось чувства меры и гармонии. Все это естественно
находило свое выражение в искусстве, которое, вследствие этого, достигло такой
идеальной красоты форм, как никогда прежде и никогда после. Бесконечное разнообразие
содержания не затмевало еще стройности целого. Все было просто и ясно, а потому
все могло выливаться в произведениях, которые с первоначальною простотою соединяли
высшую степень изящества.
Но уже Греки чувствовали всю бренность красоты. Отсюда трагизм, господствующий
в их миросозерцании. Над всем царит неумолимый рок, сокрушающий все лучшее
на земле Божество представлялось завистливым. Дальнейшее движение жизни могло
только усугубить это сознание. Вторжение новых элементов внесло в нее неисцелимый
разлад, который все увеличивался. А с гармонией жизни должна была исчезнуть
и гармония в искусстве. За периодом высшего расцвета следует период упадка,
который идет неудержимыми шагами. В последние века греко-римского мира от
древнего искусства остаются только слабые следы. Не поклонением красоте, а
скорбью и негодованием отзываются лучшие произведения того времени. Эти чувства
выражаются в сатире Ювенала и в мастерских изображениях Тацита. Древний мир
разрушался, а с ним исчезало и древнее искусство.
Именно это послужило исходною точкой для средневекового творчества. Основным
его мотивом было отрицание земного и стремление к небесному. Земля представлялась
юдолем плача, поприщем для борьбы диких сил. Только в представлении загробной
жизни человек находил себе утешение. Это идеальное стремление к бесконечному
выражалось и в стрельчатых соборах, вздымающихся к небесам, и в изображениях
изможденных святых, с безобразными формами, но исполненных внутреннего, глубокого
благоговения, и в поэзии, которая высшее свое выражение нашла в картинах ада
и рая. Этим идеальным стремлением к чему-то высшему, чистому, недоступному
человеческим страстям, проникались и поклонники земной красоты. Оно выражалось
в рыцарской любви, вдохновлявшей средневековых певцов. На ряду с изображениями
загробной жизни стоит у Данте поклонение Беатриче.
Средневековое искусство содержало в себе и сильный реалистический элемент.
Раздвоение, господствовавшее в жизни, отражалось и в искусстве. В нем, рядом
с идеальным стремлением к небесному, проявляется самое мелочное внимание к
подробностям быта. В особенности этот контраст поражает нас в произведениях
германского духа, который был типическим представителем раздвоенного средневекового
миросозерцания. В готических соборах, уносящиеся к небу стрелки и своды украшены
самыми прихотливыми и мелочными орнаментами, с разнообразными, часто уродливыми
фигурами. В произведениях нидерландской живописи глубокое религиозное выражение
фигур сочетается с необыкновенною жизненною правдой и с самою мелочною и тщательною
выделкой обстановки. Но эта реальная сторона произведений того времени чужда
всякого понятия о красоте. Фигуры угловаты и часто безобразны; драпировка
как бы вся составлена из многоугольников, нет ни перспективы, ни композиции.
Только тщательность отделки и одухотворяющее их глубокое религиозное чувство
делают их предметом невольного удивления. В итальянском искусстве, которое
сохраняло в себе гораздо большие следы древности, этот контраст выражался
в гораздо менее реской форме. Здесь символизм господствовал над реализмом.
Но несоответствие формы содержанию и потребность гармонического их соглашения
рано или поздно должны были повести к новому направлению.
Это совершилось возвращением искусства к формам, выработанным древностью.
В этом состоит великое значение эпохи Возрождения. Образы вечной красоты,
завещанные Эллинами, послужили типами, в которые влилось все средневековое
миросозерцание. Христианская эпопея была изображена в целом ряде дивных произведений,
венцом которых являются творения Рафаэля. А с другой стороны, весь выработанный
средними веками реализм нашел поэтического представителя в могучем гении Шекспира.
Это была вторая великая эпоха художественного творчества в истории человечества.
Но существенно новых элементов она в искусство не внесла, ибо все было исчерпано
предшествующим развитием. Античный мир дал идеальную красоту формы, дальше
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |