Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Курс государственной науки. Том II. 20 страница



она служит как бы связующим звеном между ними. Это высшее сочетание противоположных

направлений вытекает из того, что, с одной стороны, проложение новых путей

требует свободной деятельности и только на почве свободы может происходить

высшее умственное и общественное развитие, а с другой стороны, изучение совокупности

явлений истории ведет к неотразимому убеждению, что будущее коренится в прошедшем

и подготовляется путем медленного и постепенного перехода от одного строения

к другому. Чем глубже понимание, тем ярче из временных, изменяющихся явлений

выступают те вечные начала, которые выражаются в развитии человеческого духа.

Призвание руководителей умственного движения состоит главным образом в том,

чтоб указать современникам правильное отношение противоположных начал. В различные

эпохи может преобладать то или другое, смотря по изменяющимся потребностям

и по состоянию общества. Мы увидим далее, что развитие человеческого ума идет

не прямолинейным ходом, а путем разработки односторонних направлений и последующего

сведения их к высшему единству. Но именно поэтому, задача руководящих мыслителей,

понимающих свое призвание, состоит в том, чтоб обнаружить односторонность

взглядов и выяснить место и значение каждого элемента в совокупном составе

общества и в последовательном. его развитии. История показывает, что эта чисто

теоретическая работа всегда имела громадное влияние на современное состояние

умов, а вследствие того и на весь ход событий. Теоретики мысли были всегда

двигателями человеческого прогресса. Поэтому, от более или менее высокого

уровня этой умственной аристократии в значительной степени зависит и самый

уровень общественного быта. Каковы бы ни были успехи промышленности, если

в высших умственных сферах есть разлад, то будет разлад и в обществе.

Эта умственная работа имеет однако и свою экономическую сторону. Она

приносит доход. Но этот доход совершенно несоразмерен с тем умственным трудом,

которому он служит вознаграждением. Всякий экономический доход определяется

потребностью; поэтому и доход с умственных произведений определяется потребностью

массы, а эта потребность, вообще, весьма невысокого свойства. Именно те произведения,

на которые всего более положено умственного труда, всего менее доступны толпе,

ибо для понимания их и оценки тоже нужен умственный труд, превышающий ее способность.



Этот недостаток может отчасти восполняться помощью государства и оценкою зажиточных

классов, которых общественное значение через это возвышается. Но вообще, соразмерность

между трудом и вознаграждением здесь вовсе не требуется, ибо цель работы заключается

не в экономической выгоде, а в удовлетворении иных, высших потребностей духа.

Результат зависит, с одной стороны, от способностей и таланта работников,

с другой стороны от свойства и уровня той среды, в которой они призваны действовать.

В ином виде представляется отношение работы к доходу в прикладных сферах,

где плоды теории обращаются на получение экономических выгод. И тут нередко

первые зачинатели дела, именно те, которые положили на него всего более умственного

труда, вследствие недостатка средств, неприлаженности условий или малого развития

потребностей, не только не получают никакого вознаграждения, но даже разоряются.

Таково свойство всякого промышленного предприятия. Но если приложение теории

действительно выгодно, то оно скоро получает общее признание и становится

обильным источником экономического дохода. Отсюда те крупные богатства, которые

приобретаются техниками. Здесь умственная работа и экономическая прибыль находятся

в большем или меньшем равновесии. Техники составляют один из важнейших элементов

тех средних классов, которые соединяют движимую собственность с умственным

трудом и предприимчивостью. Сюда же следует причислить и другие профессии,

требующие умственной подготовки и обращенные на практические цели, хотя и

не экономического свойства. Таковы медики, адвокаты, журналисты, учителя.

Все они образуют наиболее интеллигентную часть средних классов; а так как

они, по преимуществу, получают доход свой от личного умственного труда, то

они всего более восприимчивы к либеральным идеям. Это прямо вытекает из их

общественного призвания н положения. Но либеральное направление умеряется

самыми приобретаемыми ими средствами, которые, установляя гармонию между умственным

развитием и материальным положением, служат сдержкою разрушительным стремлениям.

Этой сдержки нет в тех сферах умственного труда, где ощущается недостаток

в экономических средствах. Человек, получивший известное образование, не может

уже посвящать себя физическому труду, который не соответствует ни его привычкам,

ни его подготовке, ни его кругозору. Могут встречаться единичные оригиналы,

которые находят в этом удовольствие или предаются физической работе по убеждению;

общим такое явление не может быть, ибо оно ненормально. А между тем, поприщ

для умственного труда может быть слишком мало для желающих. Случается, что

предложение превышает спрос. Такое явление редко встречается при нормальном

порядке воспитания молодых поколений, когда родители дают детям образование

на собственные средства, в виду тех поприщ, на которые они могут рассчитывать

впоследствии. Однако и тут стремление низших общественных слоев к повышению,

желание избавить детей от физического труда и дать им возможность занять более

почетное место на общественной лестнице, может вести к переполнению свободных

профессий и к избытку кандидатов на государственную службу. Но в еще большей

мере это несоответствие между предложением и спросом обнаруживается там, где

высшее образование дается даром и даже поощряется стипендиями. Государство,

нуждающееся в образованных чиновниках, может прибегать к подобной мере, имея

в виду дать своим стипендиатам определенные места. Но затем является общественное

увлечение; учреждаются бесчисленные стипендии, в надежде, что лишь было бы

образование, поприща всегда найдутся, а эта надежда на практике может оказаться

совершенно неверною. Из этого образуется так называемый умственный пролетариат,

класс людей, которых умственная подготовка вовсе не соответствует материальному

достатку. Необходимое в человеческой жизни равновесие между духовною стороной

и физическою нарушено. Притязания велики, а средств для удовлетворения нет.

Отсюда внутренний разлад, недовольство и озлобление против существующего порядка,

в особенности против богатства, которое тем ненавистнее, чем более чувствуется

в нем недостаток. Воображают, что оно несправедливо присваивается одними в

ущерб другим; ополчаются против общества, которое узаконяет эту неправду.

Умственный пролетариат представляет самую благодарную почву для всяких разрушительных

стремлений. И чем ниже его умственный уровень, тем резче выступают эти стремления.

В этом отношении русский нигилизм представляет поучительное явление. Без сомнения,

он не объясняется одним размножением умственного пролетариата; корни его лежат

гораздо глубже. Они кроются вообще в современном состоянии европейских обществ

и в особенности в том гнете, который так долго тяготел над русскою мыслью.

Чем сильнее было давление, тем беспорядочнее действует сила, освобожденная

от оков. Нет ничего ужаснее взбунтовавшихся холопов, а таковы именно русские

нигилисты. Поэтому они дерзостью превзошли своих европейских собратьев, не

смотря на то, что среда, в которой они действовали, представляла гораздо менее

благоприятных условий, и поводов к действию не было никаких. Когда совершались

величайшие преобразования, в то время как освобождались двадцать миллионов

крепостных, менее всего можно было жаловаться на правительство. Если, не смотря

на то, нигилисты могли образовать более ими менее сплоченную силу, то это

произошло потому, что они нашли благодарную почву в расплодившемся у нас умственном

пролетариате. Недоученные юноши, руководимые фантазирующими журналистами,

у которых смелость заменяла знание и талант, вообразили себя цветом человечества,

призванным разрушить весь существующий строй и дать русскому народу невиданные

доселе формы жизни. И во имя этих диких мечтаний совершались чудовищные злодеяния,

глубоко потрясшие все русское общество и свернувшие Россию с правильного пути

гражданского развития. Над таким явлением не может не призадуматься историк

и мыслитель, наблюдающий разнообразные движения общественной жизни.

Но умственный пролетариат остается бессилен, если он не находит поддержки

в пролетариате рабочем. Мы видели, что и в массах, имеющих призванием физический

труд, образуются различные классы. Высшие формы труда, связанные с техникой

и умением, дают рабочим возможность приобрести некоторый достаток и тем возвыситься

на общественной лестнице. Они вступают в ряд мелких капиталистов,-явление

наиболее ненавистное социалистам, которые в рабочем, сделавшемся мещанином,

видят отступника, ускользающего из-под их влияния. Но в этом именно заключается

вся будущность рабочего класса. Поднятие его уровня зависит от возможности

приобретать достаток и тем самым поступать в ряды мещанства. Этим уничтожаются

и реские экономические грани между различными классами, а с тем вместе смягчается

их противоположность.

Затем однако остается масса, для которой единственное средство пропитания

заключается в ежедневной физической работе. Она и образует настоящий пролетариат,

которого общественное назначение состоит в физическом труде. Имея при этом

скудное образование, следовательно лишенная именно того накопленного предшествующими

поколениями материального и умственного капитала, который возводит человека

на высшую ступень, она естественно занимает низшее место на общественной лествице.

Она всего более подвержена лишениям и страданиям, а потому возбуждает наибольшее

сочувствие. К ней с любовью обращаются и милосердные души во имя христианского

братства, и служители церкви, несущие страждущим слово утешения, и художники,

которые в самой ниской сфере умеют раскрывать человеческий образ и высокие

черты духовной жизни. Но к ней же, с видом участия, обращаются и те, которые

хотят ее лишения и страдания сделать орудием своих разрушительных целей, вдыхая

в нее семена ненависти и злобы. Недостаток обращается в право. Пролетариям

твердят, что они, в сущности, производители всего человеческого богатства,

и что если они им не пользуются, то это происходит оттого, что их обирают

жадные капиталисты; их уверяют, что различие состояний есть плод насилия и

обмана; что им стоит сплотиться, чтоб опрокинуть весь этот основанный на неправде

общественный строй; что к этому ведет самая история, выдвигающая на первый

план сперва верхние классы, затем средние и наконец пролетариат, который призван

окончательно восторжествовать над всеми и таким образом является венцом всего

человеческого развития.

Умственная и нравственная превратность этой проповеди очевидна. Недостаток

каких бы то ни было жизненных благ не рождает ни малейшего на них права. Право

состоит в свободе действовать и приобретать, не нарушая чужого права, и эта

свобода в общегражданском порядке присвоивается всем на совершенно равных

основаниях. Фактическая же возможность приобретать и пользоваться жизненными

благами зависит от накопления именно того элемента, который выставляется главным

врагом рабочего класса- капитала. Пока его мало, он сосредоточивается в немногих

руках; чем более он накопляется, тем более он разливается в массах. В этом

и состоит прогресс человеческого благосостояния. Противоположение безмерного

богатства одних и нищеты других не есть, без сомнения, отрадное явление, но

оно составляет необходимую посредствующую ступень экономического развития.

Это хуже, нежели общее довольство; но это лучше, нежели общая нищета. История

ведет к большему и большему накоплению капитала, следовательно к большему

и большему экономическому преобладанию капитализма, а отнюдь не к поставлению

на первое место именно тех, которые ничего не имеют. Представление материального

и умственного недостатка венцом человеческого развития есть чудовищное извращение

понятий и отрицание истории. Как бы высоко ни поднялось человечество, физический

труд всегда имел и будет иметь значение служебное, а потому никогда не может

быть первенствующим фактором общественной жизни.

Эти весьма простые истины понятны всякому, кто получил до статочное образование

и чей ум не затемнен предвзятыми идеями. Но они совершенно недоступны массам,

не имеющим ни малейшего понятия о науке, о праве, о задачах государства, об

историческом развитии, и когда их страсти разжигаются, когда им говорят, что

они имеют право на все и что их обирают, они готовы верить. В этой среде,

противовесом разрушительной проповеди социализма могут служить только одинаково

доступные всем истины религии. Взывая к самым глубоким нравственным основам

человеческой души, религия учит ее смирению и покорности; она указывает на

высшую Волю, управляющую судьбами человека; она страдающим и удрученным обещает

вознаграждение в ином, лучшем мире, где плачущие утешатся и последние будут

первыми. И эта высокая нравственная проповедь именно в смиренных и угнетенных

сердцах находит живой отголосок. Пока пролетариат подчиняется влиянию религии,

он в простоте сердца исполняет свое человеческое призвание, терпеливо перенося

лишения и невзгоды, неразлучные с земным существованием, и наслаждаясь теми

высокими радостями, которые равно доступны всякому человеку. Таков большею

частью пролетариат сельский, удаленный от соблазнов и сохраняющий привычки

и предания, свойственные простому деревенскому быту. Поэтому он более всех

других классов подчиняется влиянию духовенства; в нем клерикальная партия

находит самую сильную поддержку. Напротив, на пролетариат городской действуют

всякие развращающие влияния: и разнообразные искушения городской жизни, и

вид безмерной роскоши одних рядом с нищетою других. Здесь он приходит в сношения

с умственным пролетариатом и увлекается его зажигательною проповедью: религиозные

убеждения в нем расшатываются, распаляются политические страсти; он становится

открытым всем разрушительным учениям. Городской пролетариат представляет настоящую

почву и орудие для социальной борьбы.

На этом явлении, которое играет выдающуюся роль в современных обществах,

следует остановиться.

Борьба составляет необходимую принадлежность всякого взаимнодействия

частных сил. Она существует в физической природе; она проявляется и на каждой

ступени человеческого развития. Всякий новый порядок вырабатывается борьбою

с старым. В этом заключается условие движения, как в политической, в умственной,

так и в экономической сфере. Чем разнообразнее и противоположные взгляды и

интересы, тем с большею силой возгорается между ними борьба. Мы видели, что

в древнем мире, после борьбы за право, выступила на сцену борьба за экономические

интересы. Богатые и бедные старались захватить в свои руки государственную

власть, с тем чтобы обратить ее в свою пользу. Но при рабовладельческом хозяйстве

не могла еще возникнуть борьба между капиталом и трудом; последний был в неволе.

Происходили только случайные и временные возмущения рабов. По той же причине

не могла развиться экономическая борьба при сословном порядке, основанном

на крепостном праве. Только с водворением экономической свободы, когда человеческой

деятельности предоставляется полный простор и противоположность интересов

различных общественных классов может проявиться во всей своей рескости, возгорается

между ними борьба на экономической почве. При господстве закона предложения

и требования, предприниматели естественно стремятся нанять рабочих за возможно

меньшую плату и получить от них наибольшую выгоду; рабочие, с своей стороны,

стремятся по возможности возвысить плату и сократить работу. Возгорается соперничество

между самими предпринимателями, борьба крупных капиталов с мелкими и друг

с другом; является конкуренция и между рабочими, ведущая к понижению платы

и к старанию не допускать посторонних.

Всякая борьба, составляя условие развития, имеет и свои невыгодные стороны,

ибо слабые не могут соперничать с сильными. Но отвратить эти невыгоды нельзя

иначе, как уничтожив самый источник борьбы, человеческую свободу, а с тем

вместе задержавши самое развитие низведением сильных к уровню слабых. Все,

что человек может сделать во имя нравственных требований, это-подать помощь

слабым, там, где в этом оказывается нужда. Это и составляет задачу общества

и государства. Здесь открывается обширное поприще для благотворительности.

Пока вопрос держится на этой почве, он составляет, можно сказать нормальное

явление жизни, не представляющее никакой опасности для общества. Но он получает

совершенно иной характер, как скоро он из экономической области переносится

на почву юридическую, когда, при господстве политической свободы, противоположные

интересы стремятся к тому, чтобы захватить государственную власть в свои руки

и обратить ее в свою пользу. Богатые стараются путем законодательства притеснить

бедных, а бедные обобрать богатых. Это стремление выказывается в особенности

со стороны масс. Зажиточные классы довольствуются свободою, которая удовлетворяет

их умственным, нравственным и экономическим потребностям. Самый общегражданский

порядок, установляя одинакую для всех свободу и равенство, полагает предел

возможным притеснениям. Народные массы, напротив, не довольствуются свободою;

они хотят экономических выгод и за этим обращаются к государству, которое

они стремятся сделать своим орудием для ограбления зажиточных классов. Развитие

демократии предоставляет им для этого все нужные средства: с водворением всеобщего

права голоса верховная власть достается в руки большинства, а большинство

составляют рабочие классы. Через это рабочая партия становится грозною силой,

которая, если не получает перевеса, то вынуждает уступки; с нею надобно считаться.

Начинается эра законодательства, обращенного исключительно на пользу масс:

регламентация работ, введение прогрессивного налога с избавлением бедных,

участие государства в пенсионных кассах принудительное отчуждение земли в

пользу частных лиц и т. п.

Однако все эти частные меры не в состоянии удовлетворить требования рабочих.

В самых демократических странах зажиточные классы, обладая естественным превосходством,

которое дается образованием и богатством, сохраняют свое преобладающее положение

в государстве и не дают ему обратиться в чистое орудие ограбления. Вследствие

этого у руководителей масс рождается мысль, что весь государственный и общественный

строй, как он создался веками и выработался историею человечества, основан

на неправде и должен быть ниспровергнут. Рабочая партия становится носителем

учений социализма в различных его видах, в форме всепоглощающего и всеподавляющего

государственного деспотизма или в форме безумной анархии, представляющей полную

разнузданность человеческой воли. История социализма показывает, что это две

ветви одного и того же корня; обе исходят из одних начал и одинаково имеют

в виду разрушение всего существующего. Пока сплотившийся пролетариат сдерживается

страхом, он, в лице своих вожаков, может прикидываться политическою партией;

как скоро он получает силу в руки, он становится чистым орудием разрушения.

Террор 1793 года, июньские дни и ужасы парижской Коммуны доказали это с очевидностью.

Если первый находит объяснение в политических условиях того времени, в ожесточенной

борьбе, возгоревшейся при отмене старого порядка, в необходимости раздавить

внутренних врагов, чтобы дать отпор внешнему неприятелю, то последние явления

не находят уже ни малейшего оправдания: тут не было ни внешней, ни внутренней

опасности; не было даже спорных вопросов, из-за которых бы разгорелась борьба,

а просто проявлялись зверские инстинкты разнузданной массы. Это-факты, которых

нельзя вычеркнуть из истории. Рабочий пролетариат, руководимый пролетариатом

умственным, теоретически является носителем самых безумных учений, а переходя

в действие, становится зверем. Таким он показал себя в самых образованных

странах мира; чего же можно ожидать в остальных?

Из этого ясно, что социальный вопрос, как он ныне ставится в Европе,

имеет две существенно разные стороны, экономическую и умственную, с которою

связана и нравственная: хозяйственное положение рабочего класса и то умственное

состояние, которое делает его жертвою нелепых учений. Обе стороны вопроса

требуют разрешения; ибо где есть борьба, там должен быть и выход. Составляя

условие развития, борьба все-таки не есть цель, а средство; цель же состоит

в высшем примирении противоположностей. Задача человеческого разума состоит

в том, чтобы сознать эту цель и держаться того пути, который к ней ведет.

Мы видели, что в древности, при рабовладельческом хозяйстве, из этой

борьбы не было исхода. Только отвлеченная государственная власть, воздвигаясь

над борющимися классами, могла сдерживать их в должных границах и указывать

каждому подобающее ему место в целом. В новом мире напротив, при свободе экономического

труда, исход прямо указывается жизнью. Он состоит в развитии посредствующих

звеньев, связывающих крайности, то есть, средних классов. Всякое разумное

примирение противоположностей состоит именно в развитии связующих элементов,

которые, идя в разнообразных сочетаниях от одной крайности к другой, представляют

высшее их соглашение. На почве экономической свободы повторяется общий закон

человеческого развития. На первых порах, при появлении новых промышленных

сил, выдвигаются крайности: первобытные мелкие производства падают и заменяются

фабричною промышленностью; с этим вместе является противоположение крупных

капиталов и рабочего пролетариата. Но как скоро промышленное движение входит

в нормальную колею, распространяя благосостояние в массах, так в возрастающей

прогрессии развиваются именно средние состояния. Крупные богатства дробятся

естественным ходом вещей, и если при открытии новых поприщ они вновь образуются

в еще более широких размерах, то они уже не действуют в одиночку, а призывают

на помощь средние состояния, которые одни, массою своих сбережений, способны

доставить средства крупным акционерным компаниям, затевающим новые предприятия.

Этот неудержимый рост средних состояний составляет характеристическую черту

нашего времени. Статистика не оставляет на этот счет ни малейшего сомнения*(29)

Все толки о том, что экономическая свобода ведет к безмерному обогащению одних

и к обеднению других, лишены фактического основания. Исходя от частных явлений,

они упускают из вида общий неотразимый ход экономической жизни. Статистика

свидетельствует и о крупном подъеме благосостояния рабочего класса в нынешнем

столетии, именно при господстве экономической свободы. И в этом фактические

исследования не оставляют никакого сомнения. Джиффен рассчитывал, что за сорок

лет, от 1843 до 1883 г., доход капиталистов увеличился на 100 процентов, а

заработок рабочих на 160 процентов. Первый в 1883 году равнялся 400 миллионов

фунтов, а последний 620 миллионов*(30) И этот прогресс идет все возрастая.

Чем более понижается процент с капитала, тем более растет заработная плата.

Следовательно, исход борьбы найден. С экономической точки зрения вопрос

вполне разрешается свободою, которая сама собою ведет к развитию средних классов

и к поднятию общего уровня.

Против этого могут возразить, что это процесс медленный, а нужды пролетариата

настоятельны и требуют врачевания. Но где же мерило быстроты человеческого

развития? Всякий прогресс совершается медленно и постепенно; если движущей

силе дать искусственный толчок, то она, по присущему ей закону, возвратится

назад и будет колебаться до тех пор, пока достигнется состояние устойчивого

равновесия. На почве свободы возможны и всякие улучшения, ведущие к подъему

рабочего класса, как-то: промышленные товарищества, потребительные и даже

производительные, участие рабочих в прибылях предприятия, страхование и пенсионные

кассы, наконец самое широкое развитие благотворительности. Не в изменении

юридического порядка, а в дальнейшем развитии экономических и нравственных

сил лежит вся экономическая будущность человеческих обществ. Юридический порядок,

который есть порядок формальный, совершил свое дело, когда он установил право

общее и равное для всех. Затем, под этою охраною, открывается самое широкое

поприще движению свободных сил, от которых зависит все дальнейшее преуспеяние.

Но если на чисто экономической почве социальный вопрос вполне разрешается

свободою, то этим не разрешается вопрос умственный и нравственный. Напротив,

чем выше поднимается экономический уровень рабочих классов, тем они становятся

притязательнее и тем менее они готовы довольствоваться своим настоящим положением

и дожидаться медленного улучшения в будущем. Чем больше им предоставляется

прав, тем более они склонны воспользоваться ими для того, чтобы захватить

власть в свои руки и обратить ее в орудие ограбления зажиточных классов. Для

человека, который с научной точки зрения исследует различные стороны общественного

быта и умеет связывать свои мысли, не может быть ни малейшего сомнения в том,

что социализм есть экономический, юридический, нравственный и политический

абсурд; но как убедить в этом массы, которые не имеют ни малейшего понятия

о науке, и вожаков, воображающих себя пророками, призванными возвестить человечеству

неведомые доселе начала? Фактического доказательства нелепости социалистических

мечтаний представить нельзя, ибо в действительности социализм никогда не осуществлялся

и не может осуществиться. Если бы даже ему удалось где либо получить перевес

и временно произвести полное разрушение общественного быта, за чем, разумеется,

последует еще более сильная реакция, то все же он может оправдываться тем,

что обстоятельства были неблагоприятны, н утверждать, что при лучших условиях

ему удастся наконец осчастливить человеческий род. При отсутствии всякой почвы,

фантазировать можно сколько угодно. Где нет фактического доказательства, там,

по выражению Милля, люди с самыми обширными научными сведениями рассуждают

иногда таким же жалким образом, как и круглый невежда; чего же ожидать от

чуждых всякому образованию масс? И вот мы видим то удивительное явление, что

парижская чернь, произведшая ужасы Коммуны, считает себя высшим цветом человечества,

а недоученные нигилисты, у которых в голове нет ничего, кроме целиком проглоченных

нелепостей Карла Маркса, видят в себе провозвестников идеального будущего,

призванных обновить человеческие общества!

Лекарство против этого зла, составляющего величайшую язву современного

мира, заключается только в развитии просвещения. Накипевший в Европе социальный

вопрос есть в сущности вопрос не экономический, а умственный и нравственный.

Экономически, как и сказано, он разрешается свободою, которая ведет к постепенному

улучшению быта рабочего класса; но для умственного и нравственного исправления

требуется работа совершенно иного рода. Тут необходимо действие тех духовных

сил, которые призваны направлять человечество. Социализм тогда только будет

побежден, когда человеку, сколько-нибудь причастному образованию, будет также

совестно признать себя социалистом, как совестно признать себя последователем

народного поверья, что земля стоит на четырех китах. А для достижения этой

цели нужно не только постепенное развитие образования в средних и низших слоях,

но и умножение того умственного капитала, который составляет его источник.

К несчастью, именно в этом отношении современное просвещение представляет


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.056 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>