государство не может оставаться ему чуждым. Но с чьей бы стороны ни оказывалась
помощь неимущим, со стороны ли частных лиц, общин или государства, это все-таки
остается благотворительностью, то есть, делом милосердия. Никакого права из
этого не рождается. Человек, страдающий недостатком средств, не имеет ни малейшего
права требовать от других, чтобы они ему помогали: он может только взывать
к их человеколюбию. И это не составляет унижения правильно понятого человеческого
достоинства, ибо этим установляется нравственная связь между людьми и вызываются
самые высокие чувства, составляющие именно нравственное достоинство человека.
С одной стороны является смирение и благодарность, с другой стороны милосердие
и любовь. Эти чувства смягчают то, что может быть унизительного в благотворительности;
они делают ее одним из самых высоких проявлений человеческой души. Но именно
поэтому благотворительность есть прежде всего дело личное. ее высокое нравственное
значение проявляется только там, где человек свободно отдает этому делу свою
душу, а не там, где действует бездушное юридическое лицо посредством наемных
служителей. Поэтому частная благотворительность всегда должна быть правилом,
а общественная исключением. Только единичное лицо, с его сердечным участием
к судьбе ближнего, способно вникнуть и во все нужды, различить действительный
недостаток средств от стремления жить даром на чужой счет. Общественная благотворительность,
действующая путем общих правил, не в состоянии подвести под них все разнообразие
жизни, а потому всегда будет грешить в ту или другую сторону.
Отсюда вытекают некоторые общие начала, которыми должна руководиться
всякая благотворительность. Во-первых, помощь должна оказываться с строгим
разбором, лишь там, где есть действительная нужда. Во-вторых, к пособиям из
чужих средств следует прибегать только там, где невозможна самопомощь, то
есть, где человек не в состоянии сам зарабатывать свой хлеб. В-третьих, общественная
благотворительность должна действовать только за недостатком частной, опираясь
на последнюю и скорее приходя к ней на помощь, нежели действуя самостоятельно.
В-четвертых, общественная благотворительность должна находиться в руках прежде
всего тех частных союзов, к которым принадлежат граждане; эти мелкие единицы
ближе стоят к людям и более знакомы с их нуждами. Государство же должно оказывать
помощь лишь в крайних случаях, когда нужда становится общею. В-пятых, помощь
должна оказываться только по мере средств. Частный человек, конечно, может
располагать своими средствами по своему усмотрению; он волен продать все свое
имение и раздать нищим. Но общественные средства, которые собираются принудительно,
а не добровольно, имеют свое законное назначение. Только избыток их может
идти на благотворительность. Государство, в особенности, не в состоянии помогать
всякой нужде. Оно не призвано опекать всех граждан и доставлять им средства
существования. Задача его состоит в управлении теми совокупными интересами,
которые составляют общие условия этого благосостояния. Помощь, оказанная частным
лицам, для него дело случайное.
Из этого ясно, что восполнение недостатка средств существования у неимущих
предполагает чрезвычайное разнообразие условий и способов действия. Причины
недостатка могут быть разные. Во-первых, они могут быть чисто физические,
проистекающие из действия естественных сил: таковы болезни, старость, сиротство.
Сюда же принадлежат случайные бедствия, постигающие человека, как-то: пожары,
наводнения, засухи, и т. п. Во-вторых, человек может лишиться пропитания вследствие
безработицы, проистекающей от удрученного состояния промышленности или от
пролагаемых ею новых путей, а также и от конкуренции состоящих в более выгодном
положении. Иногда соперничество рабочих в известной отрасли может быть так
велико, что при самой усиленной работе им едва достает средств пропитания,
а иные совершенно остаются без дела. Все это причины, коренящиеся в изменчивых
условиях промышленной деятельности. Наконец, в-третьих, причина недостатка
средств часто кроется в собственной вине человека. Известно, какую глубокую
язву среди рабочего класса составляют пьянство и беспутная жизнь. Пороки родителей
ведут к разорению семьи и отражаются даже на потомстве.
Последняя причина требует прежде всего нравственного врачевания, а это
задача самая трудная, ибо воздержаться от пороков человек может только приложением
своей воли. Тут бессильны экономические средства, а равно и юридическое принуждение;
нужны нравственные силы, которые одни могут поднять и укрепить волю человека.
О них будет речь ниже.
Что касается до причин физических, то против них могут быть разные средства.
Главное состоит в широком развитии взаимности, в силу которой случайности
распределяются на многих. При господстве свободы в экономической и гражданской
области, основным началом всех подобных учреждений должна быть самопомощь.
Свободное лицо ответственно за себя и за свою семью, а потому оно само должно
заботиться о своей и ее судьбе. К такого рода учреждениям принадлежат кассы
взаимной помощи, а также и потребительные товарищества, имеющие целью, посредством
оптовых закупок, удешевить и улучшить средства пропитания. Подобные товарищества
составляют одно из самых действительных средств для поднятия уровня жизни
рабочего класса.
Но взаимность не ограничивается тесным кругом знающих друг друга лиц;
она получает более обширное значение в общих системах страхования. Страхование
от физических бедствий известно с давних пор. Оно не только распространено
среди более или менее зажиточных классов, но простирается и на мало имущих,
которые могут быть в конец разорены случайным бедствием. У нас введено принудительное
страхование от огня крестьянских строений. Принуждение вызывается тем, что
погоревшие крестьяне неизбежно падают на общественное попечение. При существующей
у нас системе крестьянских построек, пожары составляют не частное только и
случайное бедствие, а общее и постоянное, а потому требующее общих мер. В
новейшее время стало распространяться и страхование жизни, имеющее в виду
обеспечение семьи в случае смерти ее главы. Но для рабочего класса всего важнее
вводимое ныне страхование рабочих от болезней и увечья, а равно и пенсионные
кассы для старости. В Германии эта система получила широкое применение; в
других странах все ограничивается пока слабыми попытками. Причина та, что
здесь возникают вопросы весьма сомнительного свойства. Первый состоит в том:
насколько тут уместно принуждение? второй:насколько уместно обязательное участие
в этом деле сторонних лиц и самого государства?
Принуждение в деле страхования может быть оправдано теме, что лишающийся
средств падает на содержание общественной благотворительности. Но такая точка
зрения уместна только там, где бедствие действительно имеет общий характер.
Пожар, распространяясь, истребляет целые села; увечье же, болезнь, беспомощная
старость суть чисто личные беды, не отражающиеся на других. Нельзя притом
не сказать, что всякое подобное принуждение есть опека, предполагающая, что
лицо неполноправно и не в состоянии само распоряжаться своею судьбой. Поэтому
оно применимо только там, где общественное призрение принимает весьма широкие
размеры, а человеческая свобода ценится очень невысоко. В Германии, как известно,
эта система была введена в надежде этим путем отвлечь рабочее население от
социализма. Эта надежда не оправдалась; напротив, социализм развился еще с
большею силой. Государственное вмешательство в экономические отношения действует
ему на руку.
Что касается до второго вопроса, то привлечение хозяев к участию в страховании
рабочих от увечий, происходящих в их собственном производстве, может быть
поддержано во имя справедливости. Различные законодательства возлагают на
них даже большую или меньшую ответственность за увечья. Но совсем иное дело
участие в страховании от случайных болезней и старости, которые не имеют ничего
общего с производством. Предприниматели могут учреждать у себя больницы для
наличных рабочих и пенсионные кассы для стариков, которые всю жизнь работали
в их предприятии. Подобные учреждения весьма желательны; они установляют нравственную
связь между предпринимателями и рабочими. Но принудительное участие в общем
страховании не только не укрепляет этой связи, а напротив, ее разрывает. Рабочий
не дорожит уже предприятием, где он находит постоянную работу, даже если со
стороны хозяина прилагаются все заботы, чтобы устроить его жизнь и обеспечить
его судьбу. Выплачивая обязательно известную сумму, он знает, что остальное
будет внесено другими, и не дорожит уже ничем, а переходит, как перелетная
птица, туда, где он минутно надеется найти наибольшую выгоду. Со своей стороны,
предприниматель перестает принимать участие в судьбе блуждающих рабочих. Принудительное
участие в страховании становится для нега просто частью издержек производства.
Оно возмещается или уменьшением рабочей платы или возвышением цены произведений.
Такой порядок, разрушающий все естественно образующиеся частные связи, не
может быть выгоден ни для экономического быта, ни для государства.
Еще менее оправдывается участие в страховании самого государства. Оно
может проявляться в разной форме: или в виде пособия добровольно образующимся
кассам взаимной помощи, как ныне вводится во Франции, или в виде взноса в
общую кассу, установленную законом и управляемую самим государством, как в
Германии. Первое имеет в виду поддержание и развитие самопомощи, и это составляет
существенную ее выгоду. Но точка зрения здесь все-таки радикально ложная.
Какими бы целями ни прикрывалась эта помощь, она все-таки ничто иное как благотворительность;
но благотворительность должна оказываться наиболее нуждающимся, а здесь она
оказывается тем, которые сберегают, следовательно не нуждаются; те же которые
терпят наибольшую нужду, остаются без помощи. Вторая система имеет то преимущество,
что здесь помощь оказывается всем без различия. Это та точка зрения, на которую
становится государство, когда оно руководится справедливостью, составляющею
верховное начало всей его деятельности. Но именно к благотворительности это
начало менее всего приложимо. Благотворительность, распространяемая на целые
классы без разбора, в силу общего закона, представляет полное извращение нравственного
ее значения, которое состоит в оказании помощи там, где обнаруживается нужда.
Государство не имеет права распоряжаться таким образом средствами плательщиков,
обращая обязанность человеколюбия в принудительную подать, взимаемую с одной
части граждан в пользу другой. Когда же оно берет на себя львиную долю этого
взноса, как предлагалось в проекте, представленном несколько лет тому назад
французской палате, то подобное учреждение представляет совершенно чудовищное
извращение истинных отношений государства к гражданам. Рабочий приравнивается
к чиновнику, получающему от государства пенсию за долговременную службу. Такая
точка зрения может корениться только в полном смешении всех понятий, в непонимании
различия между публичным правом и частным, между государством и гражданским
обществом. Рабочий-не лицо, облегченное общественною должностью и получающее
за это установленное законом вознаграждение, а после известного срока пенсию:
это-частный человек, который сам за себя ответствует и сам устраивает свою
судьбу, вступая в частные договорные отношения с другими. Делать его пенсионером
государства значит подрывать в нем чувства ответственности за себя и обязанности
к своей семье, чувства, которые одни дают истинно нравственное значение личной
свободе. Когда человек знает, что он не сам себя обеспечивает, а обеспечивается
другими, в нем уничтожается главная пружина самодеятельности, именно то, что
может поднять его на общественной лествице. А между тем, на государство это
возлагает такое громадное бремя, которое ему совершенно не по силам. Все подобные
меры суть ничто иное как уступки социализму, стремящемуся разрушить существующий
общественный строй. Правительство старается привлечь к себе рабочих разными
приманками, что в странах, где господствует всеобщее право голоса, составляет
обыкновенную уловку практической политики. Но подобные уступки, представляющие
искажение правильных начал государственной жизни. способны только утвердить
в рабочих ложные понятия о их правах и о тех требованиях, которые они могут
предъявлять государству. Они не ослабляют, а укрепляют социалистические стремления.
Истинное начало государственной жизни состоит в том, что государство,
управляя совокупными интересами, вовсе не призвано и не в силах исправлять
все частные бедствия и обеспечивать благосостояние частных лиц. Поэтому оно
бессильно против зол, проистекающих от экономических кризисов и от разнообразных
случайностей экономического движения. Если рабочие, вследствие введения машин
или экономического перепроизводства, остаются без заработка, они не могут
требовать от государства, чтобы оно давало им работу, ибо оно не имеет ее
в своем распоряжении. Конечно, могут случайно встретиться полезные общественные
работы, которые можно ускорить, с принесением даже некоторых жертв, чтобы
придти на помощь нуждающимся. Но вообще, подобные работы, вызываемые случайными
обстоятельствами, представляют только бесполезную трату общественных средств.
На практике они большею частью приносили более вреда, нежели пользы.
Против случайных бедствий, когда они наступили, существует, как сказано,
только одно средство-благотворительность. Она может принимать различные формы
и размеры. Она может ограничиваться пособиями на дому, что требует строгого
внимания и разбора. Она может проявляться и в форме постоянных учреждений
для призрения малолетних, престарелых, больных. Сюда относятся также. дешевые
квартиры и столовые, ночные убежища, воспитательные дома. Могут быть и посреднические
учреждения для приискания заработков, наконец даже рабочие колонии, хотя последние
менее всего могут рассчитывать на успех. Широкое развитие всех форм благотворительности
составляет одну из лучших сторон современного общественного быта. Здесь проявляются
высшие качества человеческой души, любовь к ближнему, самоотвержение. Здесь
богатый подает руку нищему и обрекает себя на служение последнему. Но именно
поэтому, как уже замечено, это область преимущественно частной, а не общественной
деятельности. Недостатки свободного экономического развития восполняются свободными
нравственными силами, а не принудительною организациею; это-начало, на которое
нельзя достаточно напирать. Государство играет тут только роль пособника в
случаях крайности.
К свободным нравственным силам принадлежит и собственная предусмотрительность,
воздерживающая удовлетворение потребностей настоящего в видах обеспечения
будущего, для себя и для своей семьи. В этом и состоит сбережение. Оно представляет
без сравнения важнейшее средство отразить или, по крайней мере, смягчить те
экономические бедствия, которые обрушиваются на человека вследствие случайностей
жизни. Самое страхование есть вид сбережения, подкрепляющегося взаимностью.
Там, где страхование не приложимо, человек ограждает себя от возможных невзгод
тем, что откладывает часть своего дохода на черный день. Эго составляет нравственный
его долг относительно себя и семьи.
Социалисты утверждают, что рабочие не только не могут, но и не должны
сберегать. Мы уже заметили, что это один из тех нелепых парадоксов, которыми
заменяются разумные доводы. Возможность сбережений доказывается, как ростом
сберегательных касс, так и теми громадными суммами, которые издерживаются
на стачки, нередко по самым пустым поводам. Она доказывается и тем количеством
косвенных налогов, которые уплачиваются низшими классами на предметы чистой
прихоти, как-то, на вино и табак. Удовлетворение прихотей очевидно не есть
требование нравственности. Оно извинительно и нравственно допустимо только
там, где человек, не лишая себя удовольствий в настоящем, думает и о будущем
и откладывает копейку на черный день. Нравственное значение воли состоит не
в удовлетворении влечений, а в разумном их воздержании. Поэтому, привычка
к сбережениям составляет высоко нравственное начало, присущее экономической
деятельности человека. На нем основаны и все успехи промышленного развития,
ибо только откладывая избыток дохода и обращая его на новое производство,
получается увеличение средств. Это и есть тот передаваемый от поколения поколению
капитал, которого рост обозначает непрерывное развитие экономического быта,
а вместе и постепенное совершенствование человеческой жизни.
Но для того, чтобы это начало могло получить полное развитие, необходима
свобода. Рабы не сберегают, потому что у них отнимается все. Не сберегают
и рабовладельцы; они обеспечивают себя тем, что заставляют других работать
на себя. Поэтому, в древности нет речи о сбережениях. Сокровища древнего мира
составляли плод рабского труда. Они состояли в грудах золота и драгоценных
каменьях, которые сохраняются, потому что не могут быть истребляемы. Процесс
сбережения начинается там, где водворяются зачатки экономической свободы,
а именно, в средневековых городах. На нем основан весь рост среднего сословия.
Привычка к сбережениям установляется и в низшем земледельческом классе, там
где он пользуется большими или меньшими правами и достаточно огражден от хищения.
Но так как при господстве сословного порядка низшие сословия, вообще, рассматривались
главным образом как предмет всевозможных поборов, то сбережения здесь не обращаются
на новое производство, а прячутся от хищения. Только высшие слои промышленного
сословия более или менее ограждены от фискальных требований; поэтому и экономический
рост их так велик, что наконец он разбивает все преграды и превращает сословный
порядок в гражданский. При господстве общегражданской свободы и равенства
перед законом, все экономическое развитие народа основано уже вполне на начале
сбережения. Только те классы способны поддержать себя на своем уровне и улучшить
свою жизнь, которые имеют привычку сберегать. Иначе они беднеют или разоряются,
и никакие государственные меры им не помогут.
Пример мы можем видеть в собственном отечестве. Рабовладельческое хозяйство,
как сказано, не могло развить привычки к сбережениям ни в помещиках, ни в
крестьянах. Поэтому, при разрешении крепостной связи, ни те, ни другие не
в состоянии были справиться с своею новою экономическою задачей. Значительная
часть помещиков разорилась вследствие неумения сделать правильный хозяйственный
расчет и приспособить свой быт к изменившимся условиям. Тоже самое следует
сказать и о крестьянах. Несправедливо, что тяжести, возложенные на них Положением
о Выкупе, были так велики, что они не в силах были их нести. Возложенные на
них тяжести были несравненно меньше тех повинностей, которые были с них сняты.
Свободным заработком легко было их покрыть. В этом отношении, первые годы
после освобождения были особенно благоприятны. Поэтому, в то время благосостояние
крестьян видимо возрастало. Но полученные избытки не сохранялись на черный
день, а тратились на разгул, который принял самые широкие размеры, и когда
наступили более трудные времена, сбережений не оказалось никаких. Даже и при
нынешних условиях, возможность для крестьян делать сбережения доказывается
теми суммами, которые тратятся на водку и которые составляют лишь ничтожную
часть потерь и ущерба, наносимого хозяйству привычкою к пьянству. Она доказывается
и теми крупными издержками, которые, в силу обычая, делаются на свадьбы и
которые ведут к разорению семейств на многие годы. Иногда в одном и том же
селе оказывается, что все раскольники живут богато, а все православные в бедности.
Однако и среди православных встречаются в особенности небольшие деревни, где
крестьяне, смирные и работящие, пользуются довольством и исправно уплачивают
все подати. Но вообще, у крестьян, также как у помещиков, в силу привычек,
укоренившихся при крепостном праве, все лишние деньги уходят сквозь пальцы.
А между тем, народонаселение растет, силы земли истощаются все расширяющейся
выпашкой, а долженствующий восполнить их капитал, при отсутствии сбережений,
не образуется; чего же можно ожидать от такого экономического порядка, кроме
общего обеднения?
Никакие государственные меры не в состоянии помочь этому злу. Напротив,
они могут только его усилить, приучая население к мысли, что не от него самого,
не от его деятельности и предусмотрительности зависит улучшение его быта,
а от благ, расточаемых на него правительством. Можно положить общим правилом,
что всякое учреждение, подрывающее заботу человека о самом себе и о своих
детях и побуждающее его полагаться на чужую помощь, приносит неисчислимый
вред народному хозяйству. Сюда принадлежит и общинное владение, которое дает
каждому нарождающемуся члену общины право получать участок земли из общего
достояния. Домохозяин знает, что не от него, а от общины его дети получат
свое обеспечение, а потому он о них и не заботится. Такой порядок, естественный
в те времена, когда родовая община составляла одно целое, связанное кровными
узами, уместный и при крепостном праве, когда хозяин наделяет своих рабов
земельными участками, с которых они несут свои повинности, противоречит началам
общегражданской свободы, которая делает каждого человека ответственным за
себя и за свое потомство. К такого же рода учреждениям принадлежат и переселения
на счет государства. В крайних случаях можно, конечно, прибегать к этой мере;
но как постоянное учреждение, оно безусловно должно быть признано вредным.
Без сомнения, каждому человеку должно быть предоставлено право переселяться,
куда угодно, на свой собственный страх и риск. Во избежание совершенно бесполезных
и разорительных трат, ему могут быть облегчены всевозможные справки. Но поощрение
переселений разными льготами и пособиями на общественный счет действует развращающим
образом на местное население. Человек перестает дорожить местным улучшением
своего быта, когда он знает, что его перевезут на счет государства за тридевять
земель и там он получит даром всевозможные блага. Такая политика менее всего
уместна в стране с таким редким населением, как Россия. У нас обыкновенно
говорят о возрастающей недостаточности крестьянского надела, как будто каждый
крестьянин непременно должен быть наделен известным участком земли, обеспечивающим
его существование. Те заработки, которые он может иметь на стороне, вовсе
не принимаются при этом в расчет. Такой взгляд, составляющий остаток воззрений
крепостного права, совершенно неприложим к порядку, основанному на свободе.
В общегражданском строе единственным источником улучшения экономического
быта служит свободное сбережение. Государство не может и не должно в это вмешиваться,
ибо оно не в праве распоряжаться тем, что человек приобрел своим трудом, определять
ту часть, которая должна идти на удовлетворение настоящих его нужд, и ту,
которая должна быть сохранена для будущего. Оно не призвано быть судьею личных
потребностей и заменять личную предусмотрительность. Приобретенным им достоянием
свободный и взрослый человек распоряжается сам, по собственному усмотрению,
в силу неотъемлемо принадлежащего ему права. И это имеет неисчислимые выгоды
для всего народного хозяйства. Все изумительные успехи промышленности в новейшее
время основаны на свободном сбережении.
Этот процесс начинается сверху. Чем меньше в обществе капиталов и чем
ниже стоит промышленное производство, тем труднее сберечь что-нибудь за удовлетворением
насущных потребностей. Только крупные доходы дают возможность крупных сбережений.
В этом состоит в высшей степени важная роль их в развитии народного хозяйства.
Избытки крупных доходов обращаются на новое производство и тем питают промышленность
и умножают народное богатство. Но с развитием последнего умножаются и средние
доходы, которые, в свою очередь, открывают возможность все больших и больших
сбережений. Этот процесс распространяется все далее и далее, на нижние слои,
разливая благосостояние в массах. Отсюда те громадные суммы, которые скопляются
в сберегательных кассах. В прежние времена правительства, когда хотели заключать
займы, обращались к крупным банкирам; в настоящее время прибегают к всенародной
подписке, которая покрывается в несколько десятков раз. Самый мелкий люд несет
"вои сбережения и получает доход на свой капитал.
В результате получается наибольшее сбережение при наибольшем, возможном
в существующих условиях, удовлетворении потребностей. Это и составляет конечную
цель всего промышленного развития. Здесь обнаруживается и отношение производства
к потреблению. Постараемся его выяснить.
Экономистов занимал вопрос о тех способах, какими можно получить наибольшую
сумму удовлетворения в народном хозяйстве. Если под именем удовлетворения
разуметь сумму получаемых удовольствий, то этот вопрос не только неразрешим,
но даже и неуместен, ибо удовольствие есть чисто личное ощущение, для которого
нет мерила. Все подобные оценки, в которых упражнялись Бентам и его школа,
ничто иное как чистейший произвол. Но если мы спросим: чего ищут все потребители?
то ответ может быть только один: возможной дешевизны произведений. Следовательно,
наибольшее удовлетворение получается возможно большею, при существующих условиях,
дешевизною произведений, а это достигается свободною конкуренцией производителей.
Препятствует же дешевизне всякая монополия. Следовательно, задача государства,
имеющего в виду возможно большее удовлетворение потребителей, состоит в том,
чтобы противодействовать монополиям.
Конечно, государство может находящиеся в его владении предметы отдавать
в пользование даром и тем увеличивать сумму удовлетворения. Но не надобно
забывать, что даровое пользование всегда производится на чей-нибудь счет.
Возобновление находящихся в пользовании предметов совершается из общественных
сумм, то есть, на счет плательщиков податей. Это своего рода принудительная
благотворительность. Такой порядок уместен только там, где пользование общее
и одинакое для всех; но там, где пользование ограниченное и разнообразное,
оно должно оплачиваться главным образом теми, которым оно служит удовлетворением.
Улицами и грунтовыми дорогами можно пользоваться даром; но проезд по железным
дорогам и пользование газовым освещением в домах должны оплачиваться потребителями.
Этого равно требуют и справедливость и общественная польза. Государство, о
котором мечтают социалисты, может все давать в пользование даром, потому что
оно все себе присвоило и не нуждается уже ни в каких податях. Но оно дает
не то, что от него требуется, а то, что оно хочет дать, ибо оно всеобщий монополист.
Владея всем, оно определяет и потребности граждан и средства их удовлетворения.
А так как всякое личное побуждение к деятельности прекращается, а само государство
худший из производителей, то эти средства наименьшие, какие возможны. Социализм
есть система наибольшего притеснения при наименьшем удовлетворении,
Но и в системе свободы далеко не всегда установляется надлежащее отношение
между производством и потреблением. Предел удешевлению произведений полагается
здесь прибыльностью производства. Надобно, чтобы оно окупалось. Нередко, вследствие
конкуренции, цена произведений падает даже ниже этого предела. Стараясь вытеснить
друг друга с рынка, конкуренты продают товар себе в убыток. Нередко также,
при выгодности известного производства, туда устремляются промышленные силы
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |