степени важно. Оно одно полагает предел поползновению высших классов обратить
общественное дело в орудие частных своих выгод. Средние классы, преимущественно
перед всеми другими, являются представителями общего права; на них, поэтому,
главным образом, лежит поддержание общественного порядка; в них находят главную
свою опору и начала свободы. Низшие классы, напротив, и по своим свойствам,
и по своему положению менее, всего способны к общественной деятельности. Не
имея ни экономической независимости, ни образования, они либо являются покорными
орудиями власти, либо попадают в руки профессиональных политиканов, ищущих
своих личных выгод, а еще чаще демагогов, которые направляют их к своим разрушительным
целям, возбуждая их страсти и представляя им в превратном виде то, что они
сами не в состоянии понять. Все это в особенности приложимо к представительному
порядку. Политическая свобода немыслима без обеспеченных состояний. Только
экономическая независимость обеспеченных классов дает обществу независимость
политическую. Это - истина, которая яркими чертами написана на страницах истории,
и на которой нельзя достаточно настаивать. Поэтому, бедная страна не может
быть свободной страной, разве в весьма тесных пределах и на ниской ступени
развития. Там, где при простых условиях жизни, общие дела, весьма несложного
свойства, постоянно находятся у всех на виду и блиско знакомы всем, для участия
в них не требуется особенной способности. Но здесь обыкновенно нет и реского
различия богатых и бедных. При невысоких потребностях все состояния более
или менее обеспечены. Напротив, в обширных странах, где отношения несравненно
сложнее и в общественном деле замешаны крупные интересы, где, самою силою
вещей, развивается противоположность правительства, как представителя государства,
и общества, как совокупности частных сил, там самостоятельность последнего
и участие его в государственных делах зависят исключительно от экономической
обеспеченности его членов. Поэтому все, что расшатывает экономический быт
образованных классов отдаляет возможность политической свободы.
Отсюда понятна громадная важность экономического развития для политической
жизни народа. Понятно и все безумие социалистических мечтаний, которые хотят
основать народную свободу не на умножении обеспеченных состояний, а на полном
их уничтожении. В социалистическом строе все граждане становятся служителями
государства, приставленными к исполнению известной общественной обязанности,
колесами громадной бюрократической машины, охватывающей всю жизнь человека
и делающей его чистым орудием власти. Всякая независимость исчезает; каждый
гражданин относительно всех мелочей жизни и всех средств существования постоянно
находится в руках всемогущего правительства, то есть, владычествующей партии
и руководящих ею демагогов, которым нет возможности сопротивляться и от которых
некуда уйти. И этот чудовищный деспотизм украшается именем свободы и выдается
за высший идеал общественного устройства. Подобными небылицами можно кормить
ничего не смыслящую толпу, но для всякого человека способного связывать две
мысли, они представляются произведениями чистейшего шарлатанства и грубого
невежества. В науке они находят место, лишь как историческое явление, указывающее
на состояние умов в данную эпоху.
Кроме количественных степеней богатства, важное общественное значение
имеет и различное его качество. Характер собственности и связанной с нею экономической
деятельности, определяя призвание человека и окружая его известными впечатлениями,
кладет свою печать на весь его образ мыслей и привычки и тем дает ему специальное
назначение в целом. В этом отношении, важнейшую роль играют различия недвижимой
и движимой собственности, умственного и физического труда.
Земля не есть произведение человеческого труда; она дается самою природой.
Человек не может располагать ею по произволу, переносить ее с места на место,
изменить ее существо, истреблять и уничтожать ее. Она остается вечно неподвижною
и неизменною, и этот характер более или менее сообщается владельцам. Те же
свойства имеет и деятельность, обращенная на обработку земли, Земледельческие
работы совершаются под влиянием вечных и неизменных законов природы, с которыми
человек должен сообразоваться и которыми он не может располагать по своему
произволу. Правильные смены времен года требуют правильного и неизменного
порядка жизни. Самые плоды труда окончательно зависят от стихийных сил, перед
которыми человек беспомощен, Постигающие его случайности, которыми разрушается
иногда все, что он готовил и сеял, являются произведением неотразимых законов
природы. Высшее развитие земледелия требует и приложения капитала; но и это
делается медленно, постепенно, в строго ограниченных пределах. Вложение капитала
в землю следует закону уменьшающейся доходности. Поэтому нет отрасли. которая
бы развивалась такими медленными шагами, как земледелие. Тут нет ни быстрого
обогащения, ни быстрого обеднения, а есть только постепенное движение в ту
или другую сторону, сообразно с условиями сбыта. Временные колебания зависят
от метеорологических влияний, определяющих не только местное производство,
но и состояние мирового рынка. К ним надобно применяться составлением при
хорошем урожае запасов для дурных годов; а это требует предусмотрительности
и бережливости. Производя предметы первой необходимости, земледелец может
всегда рассчитывать на известный сбыт и на удовлетворение самых насущных своих
потребностей; но улучшение состояния возможно для него только весьма медленно,
приспособляясь к независимым от него условиям, с помощью правильного и неусыпного
труда и бережливости.
Все эти обстоятельства заставляют земледельца не столько полагаться на
собственные силы, сколько покоряться владычествующему над ним порядку. В нем
развиваются не столько предприимчивость и изобретательность, сколько постоянство.
Он должен собственную свою жизнь устроить в правильно изменяющемся порядке;
он держится не новизны, а преданий и опыта. Он любит улучшения постепенные,
которые не изменяют разом всего быта, но совершаются в связи с предшествующим,
правильным течением жизни. Одним словом, как недвижимая собственность, так
и земледелие развивают в человеке дух охранительный, а это составляет для
государственной жизни элемент первостепенной важности. Само государство основано
на преемственности поколений, на предании, идущем из рода в род и связывающем
в одно живое целое отдаленнейшие времена. Эта связь и делает его юридическим
лицом, имеющим права и обязанности, унаследованные от предков и передаваемые
потомкам. Потребность развития вносит в него и начало движения; но охранительный
дух всегда составляет самую основу его существования. Там, где его нет, государству
грозит разрушение, и если в здоровом обществе он временно затмевается, он
скоро восстановляется с новою силой.
Этот охранительный дух, в связи с независимостью положения. всего более
свойствен крупной поземельной собственности. Последняя дает владельцу и обширное
местное влияние, а вместе и наибольший досуг для занятия общественными делами.
Переходя из рода в род, она является носительницею преданий и высокого общественного
положения, передаваемого потомственно. Поэтому, во все времена и при всех
порядках, крупная поземельная собственность составляет материальную опору
родовой аристократии. Даже при полном гражданском и политическом равенстве,
она фактически остается главною представительницею аристократического элемента,
необходимо присущего всякому развитому обществу, носящему в себе государственные
предания. Где качество поглощается количеством, уровень общественной жизни
не может быть высок.
Однако, одной крупной поземельной собственности недостаточно для того,
чтобы дать аристократическому элементу подобающее ему общественное значение.
Надобно, чтобы материальное обеспечение отражалось и на духовном мире: с экономическою
независимостью- должна соединяться независимость нравственная. По своему положению,
поземельная аристократия всего более призвана к участию в государственных
делах. Обеспеченная в своем материальном положении и имея досуг, она естественно
стремится к почету и власти. Но почет и власть она может приобрести двояким
путем: либо как независимая общественная сила, облеченная правами, либо пользуясь
благодеяниями правительства, охраняющего ее привилегии. В первом случае она
является политическою аристократией, во втором случае она становится аристократией
служебною и придворною. Через это общественное ее значение умаляется и может
даже совершенно исчезнуть. Чем более она дорожит своими привилегиями, чем
менее ее притязания соответствуют истинному ее достоинству, тем более она
возбуждает против себя низшие классы. Вместо того, чтобы стоять во главе общества,
как требуется ее призванием, придворная аристократия делается помехою развитию.
Поучительный пример в этом отношении представляет французское высшее дворянство.
Все свое могущество, идущее от феодальных времен, оно употребляло главным
образом для сохранения своих привилегий. Понятие об общественном благе было
ему до такой степени чуждо, что даже в половине ХVII-го века высшие его представители
нисколько не затруднялись соединяться с врагами отечества и идти на него войною.
Когда же наконец его сила была сломлена, оно столпилось ко двору и вместе
с собою повлекло к погибели самую монархию, которая, окруженная царедворцами,
потеряла смысл истинных нужд народа и сделалась расточителем милостей для
привилегированных классов. Такая же участь должна постигнуть всякую аристократию,
которая потеряла политические права и сделалась покорным орудием власти. Между
общественным значением, требующим независимости, и придворным положением,
требующим угодливости, есть коренное противоречие, которое может разрешиться
в ту или другую сторону, сообразно с чем изменяется и самая историческая роль
высшего сословия. Образцом умения поддержать свое общественное значение может
служить английская аристократия, которая искони стояла во главе общества и,
отказавшись от всяких гражданских привилегий, в союзе с другими классами,
отстаивала народные права. В течении веков она была руководителем общества
на пути политического развития, носителем государственных преданий и одним
из краеугольных столбов английской конституции. Если бы она была унесена напором
демократии, то Англия перестала бы быть Англией. Те, которые хотят подражать
английской аристократии, должны прежде всего усвоить ее историческую роль;
иначе это будет только жалкая карикатура. Истинная аристократия есть политическая
аристократия. Крупная поземельная собственность служит ей материальной опорой,
но на этой основе развивается политический дух, сочетающий уважение к преданиям
с стремлением к свободе; только этот дух дает аристократии право на высший
почет.
С несколько иным оттенком проявляется тот же дух в прежних землевладельцах.
Они составляют настоящее зерно землевладельческого класса, без которого самая
поземельная аристократия лишена настоящей почвы. В сословном порядке они образуют
низшее дворянство; в общегражданском строе они остаются классом среднего состояния
помещиков, живущих на местах и занятых своим хозяйством. Не пользуясь высоким
политическим и служебным положением, они не подвергаются тем соблазнам, которые
окружают высшие сферы, а потому сохраняют большую или меньшую независимость,
даже когда высшая аристократия становится чисто придворною. Настоящее их общественное
призвание состоит в руководстве местными делами, областными и уездными. Значение
их тем выше, чем большая доля предоставляется самоуправлению. На этом поприще
они сталкиваются с бюрократией, а потому становятся естественными ее врагами.
Правильная организация и разумное примирение этих двух элементов в местном
управлении составляют одну из существенных задач государственной политики.
Вмешательство государства в этой области тем необходимее, чем шире привилегии
местных землевладельцев и чем более они склонны пользоваться ими для своих
хозяйственных выгод и для подчинения себе низшего народонаселения. Удаленные
от центров, где проявляется свободное движение мысли, местные землевладельцы,
вообще, причастны охранительному духу в еще большей степени, нежели высшие
слои, и этот дух, вследствие связи с местными интересами, принимает у них
более уский характер. Поэтому они вообще являются противниками всяких нововведений,
особенно тех, которые касаются их личных прав и интересов. Это вытекает из
самого их положения. Нет, поэтому, ничего удивительного в том, что значительная
часть русского дворянства нехотя приняла великую реформу освобождения крестьян.
Надобно, напротив, удивляться тому, что нашлось так много местных помещиков,
которые всем сердцем отдались делу, грозившему подорвать все их благосостояние,
требовавшему коренного изменения всего их хозяйственного быта, и вынесли его
на своих плечах. Это делает величайшую честь русскому дворянству. Но эта готовность
жертвовать своими правами имеет и свою оборотную сторону. Она делает русский
помещичий класс бессильным против натиска бюрократии и неспособным стоять
за свои права. На это есть свои исторические причины, коренящиеся в слишком
недостаточном развитии начал права в Русском государстве. Немцы в этом отношении
имеют несравненно более стойкости. Воспитанные корпоративным духом, унаследованным
от феодальных учреждений, они умеют стоять за себя. Они уже и упорнее, нежели
Русские, но гораздо самостоятельнее. Охотно подчиняясь верховной власти, охраняющей
их права и интересы, они на местах хотят быть хозяевами. Они сплотняются и
организуются там, где Русские расплываются и покорствуют. Это отражается и
на самом экономическом быте. Немцы умеют вести правильный расчет, устроить
свое хозяйство сообразно с изменяющимися условиями и соединяться для совокупных
целей. Русские же оказываются бессильными против экономических невзгод и только
взывают к помощи правительства. Между тем, землевладельческий класс, который
не способен стоять на своих ногах и не умеет сам устроить свой экономический
быт, не может иметь никакого общественного и политического значения. Он теряет
всякую независимость. Таким образом, исторические начала и народный характер
видоизменяют те черты, которые вытекают из экономического положения различных
общественных классов.
Наконец, и мелкие землевладельцы, то, что можно назвать русским именем
крестьянства, одушевлены тем же охранительным духом, который составляет общее
свойство землевладельческого класса. Чем более они отдалены от общих центров
и привязаны к своим местным интересам, чем ниже их образование, тем упорнее
держатся в них уважение к преданиям, любовь к старине, господство обычая и
отвращение от всяких нововведений. В них религиозные влияния находят самую
сильную поддержку; крестьянство во всех европейских странах составляет главную
опору клерикальной партии. Отсюда громадная важность этого класса для государства,
которого охранительные силы покоятся на этом фундаменте; отсюда необходимость
чувством личной собственности привязать его к гражданскому строю. Эта необходимость
растет с водворением общегражданского порядка, основанного на свободе. При
сословном быте, крестьянство подчиняется крепостному праву и составляет только
страдательный элемент общества. Но как скоро оно получило свободу, так оно
становится самостоятельным фактором общественной жизни; с тем вместе рождается
потребность поставить его в условия, благоприятные свободному развитию. В
демократических странах в особенности, класс мелких землевладельцев составляет
главную общественную силу, охраняющую политический порядок и мешающую ему
носиться по воле ветра и волн. Таково именно положение дел во Франции. Там
же, где этот класс, вследствие исторических причин, исчез, там, с развитием
демократии, является потребность создать его вновь. В Англии с этою целью
принимаются чисто искусственные меры, несогласные с правильным гражданским
порядком, но объясняемые политическою потребностью.
Необходимость правильного устройства гражданских отношений мелкого землевладения
тем настоятельнее, что, не смотря на присущий ему охранительный дух, оно может
подпасть и радикальному направлению. Когда на нем лежат тяготы в пользу высших
классов, оно становится во враждебное отношение к последним, а с тем вместе
и к тем государственным началам, которых они являются представителями. Ограниченное
ускою сферою своих мелких интересов и удаленное от образованных течений, оно
неохотно несет и те тягости, которые требуются общими государственными нуждами;
оно готово верить тем, которые говорят ему, что собираемые с него подати идут
на прихоти, роскошь и затеи высших классов и правящих лиц. С этой стороны,
проповедь радикализма находит в нем восприимчивую почву. Еще опаснее проповедь
социализма, подрывающая не только основы государства, но и весь существующий
общественный строй. В чувстве собственности она находит самое сильное противодействие,
а потому, в демократических странах в особенности, крепкий класс мелких землевладельцев
представляет самый надежный оплот против разрушительных стремлений. Но этой
проповеди открывается самое обширное поприще, как скоро колеблются основания
собственности и крестьяне привыкают думать, что землю можно произвольно отнимать
у одного и отдавать другому; а к этому именно ведут учреждения, подобные общинному
землевладению. Когда за него стоят социалисты, которые видят в нем осуществление
своих мечтаний, то это понятно; но когда его поддерживают люди, дорожащие
гражданственностью и порядком, то можно только удивляться их ослеплению. Они
готовят своему отечеству неисчислимые бедствия.
Переходом от землевладельцев к обладателям движимой собственности является
класс фермеров, которые вкладывают свой капитал в арендуемую ими землю. Здесь
существенно важно то отношение, в котором они состоят к владельцам земли.
Мы видели, что в Англии мелкие землевладельцы нашли выгодным продать свои
участки и сделаться фермерами на землях крупных земельных собственников. Это
именно возвело земледелие в Англии на такую высокую степень, с которою не
может соперничать ни одна страна в мире. При таких условиях, класс фермеров
становится естественною опорой поземельной аристократии, от которой они состоят
в экономической зависимости. Но тоже Соединенное Королевство представляет
в другой своей части, в Ирландии, явление совершенно противоположного характера.
Здесь, вследствие исторических причин, поведших к насильственному обезземелению
населения, голодные фермеры соперничают между собою в погоне за клочком земли;
алчущие поземельной собственности становятся в радикально враждебное отношение
к тем, которые ею обладают. Это и повело английское правительство к принятию
мер чисто революционного свойства, клонящихся к установлению класса мелких
земельных собственников Таким. образом, при одних условиях, фермеры являются
опорою охранительных начал, при других они становятся орудиями самого крайнего
радикализма.
Носителем прогрессивных начал в человеческих обществах является движимая
собственность. Мы видели, что развитие народного богатства состоит в накоплении
капитала, передающегося от поколения поколению. В этом и заключается экономический
прогресс, который влечет за собою и прогресс умственный, ибо капитал доставляет
средства и досуг для занятий и открывает все новые и новые поприща деятельности.
Капитал не дается природою; он чисто произведение человеческого ума. Человек
может располагать им по произволу, переносить его с места на место, прилагать
его к новым предприятиям. В экономической деятельности, основанной на капитале,
успех зависит не от действия стихийных сил, не подчиняющихся воле человека,
а главным образом от собственной его изобретательности и расчета. Но здесь
есть и риск, при котором можно или много выиграть или все потерять. Отсюда
возможность быстрого обогащения и столь же быстрого обеднения. Отсюда колебания
промышленности и состояний, какого нет в земледелии.
Эти свойства движимой собственности и основанных на ней отраслей производства
развивают в владельцах сознание собственных сил, дух предприимчивости, стремление
к нововведениям, наконец любовь к свободе. Из этого класса исходили главным
образом либеральные стремления новых европейских народов. Он составляет подвижный
элемент общества, и это свойство проявляется в нем тем с большею силой, чем
значительнее этот класс, чем выше стоят промышленность и образование. Но исходящее
от него движение только при сильном разгаре страстей. принимает бурный характер.
Вообще, оно правильное и постепенное; оно соединяется с любовью к порядку,
ибо порядок для промышленности и торговли составляет насущную потребность.
Всякий беспорядок причиняет остановку в делах и грозит страшными потерями.
Поэтому, при внутренних переворотах, промышленные классы легко кидаются в
объятия реакции.
Эта противоположность недвижимой и движимой собственности усиливается
свойствами той среды, в которой они призваны действовать. Средоточием движимой
собственности является город, средоточием земледелия село. Эти два центра
имеют совершенно различный характер. К влиянию движимой собственности присоединяются
в городе скопление людей, разнообразие интересов, постоянные столкновения,
совокупление сил для общих предприятий. Город есть настоящий центр деятельности
и образования. В селах, напротив, люди живут более или менее разобщенные,
столкновения реже, жизнь однообразнее, поводов к умственному движению меньше.
Здесь настоящая среда для охранительных элементов общества.
И в движимой собственности различный ее размер кладет особенный отпечаток
на владеющие классы и дает им различное общественное значение. Наиболее охранительным
духом естественно отличается крупная собственность. Значительные капиталисты
образуют денежную аристократию, которая составляет необходимое восполнение
и противовес аристократии поземельной, или родовой. Денежное богатство редко
переходит из рода в род. Обыкновенно оно дробится; поддержание его требует
коммерческих способностей, которые не передаются по наследству. Есть, конечно,
торговые фирмы и банкирские дома, которые сохраняются в целом ряде поколений,
но они составляют исключение. Тем не менее, обладая громадными средствами,
денежная аристократия занимает высокое общественное положение. Соперничая
в этом отношении с аристократией родовой, она не дает последней замыкаться
в сословных предрассудках. Связанная коммерческими расчетами, она, вообще,
обладает меньшею шириною политических взглядов, но зато она более открыта
новым движениям. В истории, замкнутые торговые аристократии проявляли крупные
политические способности, однако всегда с некоторою узостью взглядов, которая
окончательно подрывала их силу. Таков был в древности Карфаген, а в новом
мире Венеция. В общегражданском строе класс крупных капиталистов играет выдающуюся
общественную роль. Когда другие общественные силы, основанные на предании,
падают, могущество денег не только остается непоколебимым, но получает еще
большее значение. В экономической области этот класс является регулятором
промышленного движения и денежного оборота. Для экономического развития страны
в высшей степени важно, когда эту роль исполняет независимая общественная
сила, а не государственная власть, подчиняющаяся разнообразным политическим
соображениям, переменам партий, а нередко и случайным взглядам государственных
людей. Неисчислимы те выгоды, которые приносит богатым странам существование
независимого центрального банка, приходящего на помощь государству в случаях
нужды, но стоящего вдали от всяких политических колебаний и твердо хранящего
предания экономической устойчивости. Только с помощью независимых и крупных
общественных сил сохраняется устойчивость во всяком движении. И в классе движимых
собственников, также как среди поземельных владельцев. настоящее его зерно
составляют средние состояния. Они образуют связующее звено между высшими слоями
и низшими; через них совершается движение вверх и вниз по общественной лестнице.
В них проявляются и все то разнообразие положений и та подвижность, которые
составляют результат развития движимой собственности. А так как все это дается
свободою, то эти классы, по преимуществу, являются носителями либеральных
идей. Таковыми они были во всех европейских странах, где развитие богатства
и образования давало им возможность играть более или менее значительную общественную
роль. Они же доставляли главные элементы той бюрократии, которая составляла
важнейшее орудие королей в их борьбе с средневековыми привилегиями и тем подготовляла
водворение нового порядка. Можно сказать, что общегражданский строй, основанный
на свободе и равенстве, был главным образом созданием этих классов, которые
и по количеству и по качеству собственности носили по преимуществу название
средних. Ратуя за себя, они боролись за всех. У нас, слабое развитие этого
общественного элемента и невысокий уровень его образования составляли и доселе
составляют главную помеху либеральному движению. Если на средних ступенях
движимой собственности развивается наклонность к либерализму, то низшие слои
этого класса представляют удобную почву для радикализма. Чем меньше их экономическое
достояние, тем меньше они дорожат существующим общественным строем, а чем
ниже их образование, тем меньше их способность к общественной деятельности.
А между тем, стоя на низших ступенях общественной лестницы, они естественно
стремятся вверх и хотят играть общественную роль. Их притязания вообще не
соответствуют их способностям, а это и составляет отличительную черту радикализма.
Отсюда и стремление отрешиться от разнообразных условий действительной жизни
и все подводить под общий уровень отвлеченных начал. В гражданской области
такой взгляд находит себе надлежащее место, ибо здесь установляются только
общие, одинакие для всех нормы права, действительное же их осуществление предоставляется
свободному движению экономических сил. Но в политической области, где всякое
право дает вместе власть над другими, такое направление представляет серьезную
опасность. Однако и на этих низших ступенях промышленного мира присущее им
начало собственности проявляет свою охранительную силу. Мелкие промышленники
и торговцы боятся всяких потрясений, задерживающих те промыслы, которые дают
им средства существования, и грозящих даже совершенно уничтожить их маленькое,
трудом приобретенное достояние. Поэтому они готовы подчиниться самому деспотическому
правительству, лишь бы оно охраняло порядок и избавило от их анархии.
Это связанное с собственностью побуждение исчезает только там, где исчезает
самая собственность, то есть, в классах, которые питаются исключительно своим
трудом. Здесь необходимая в обществе устойчивость поддерживается уже не упроченными
плодами экономического развития, а господствующими в обществе духовными силами.
Мы видели, что труд разделяется на умственный и физический. Первый может
быть обращен вовсе не на экономическое производство, а на разработку и усвоение
тех высших областей духа, которые составляют лучшее достояние человечества
- религии, науки, искусства. Здесь собственною личною деятельностью выдвигаются
те светила, которые властвуют над умами и указывают человечеству его путь.
Они составляют зерно того, что можно назвать умственною аристократией, в отличие
от поземельной и денежной. Соединяя в себе охранительные начала и прогрессивные,
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |