честь воздается людям, которые вовсе этого не заслуживают по своим нравственным
свойствам.
Различие общественных положений определяется особенностями того или другого
общественного строя. Отсюда разные понятия о чести на различных ступенях гражданского
развития. В родовом порядке, положение определяется кровным старшинством.
На этом основан почет, который вообще оказывается старшим, и те бесчисленные
его степени и оттенки, которые входят в обычай, как составной его элемент.
Это сохраняется отчасти и при переходе к сословному порядку; но здесь отношения
осложняются и видоизменяются приобретенным положением. Для различных общественных
групп вырабатываются общие начала чести, а внутри каждой группы установляется
иерархический порядок чинов, который строго соблюдается во всех общественных
отношениях. Отсюда бесконечные споры о праве сидеть выше других (preseance),
которые составляли характеристическую черту этого строя и на Западе и у нас.
В сословном строе выработались и правила рыцарской чести, с ее утонченными
требованиями и правом личной мести за всякую обиду. В основании этих понятий
лежит совершенно верное требование полного внешнего уважения к лицу, хотя
в приложении оно может быть доведено до излишней щепетильности. Верно и то,
что человек сам является судьею и защитником своей чести. Иногда оскорбление
такого рода, что оно не может даже быть предано гласности, но.омывается только
кровью. В поединке выражается то высокое начало, что честь ставится выше жизни;
не только тот, кто оскорбляет другого, рискует своею жизнью, но и оскорбленный
омывает обиду, подвергая себя смерти из-за чести. Тщетно законодательства
боролись и продолжают бороться против этих: понятий. Они так глубоко вкоренились
в нравах, что даже с уничтожением сословного быта они продолжают считаться
кодексом чести в высших слоях большей части европейских обществ. При господстве
сословного порядка они служат выражением и охраною личной независимости аристократического
сословия. Монтескье считал честь началом монархического правления. Этим он
хотел сказать, что при отсутствии юридических сдержек, границы самодержавной
власти полагаются нравами, ограждающими независимость лица. Именно поэтому,
подобные понятия могли развиться только там, где высшее сословие пользовалось
независимым положением. У нас, яри господстве холопских отношений служилых
людей к государю, установившихся вследствие татарского владычества, понятия
о личной части не могли выработаться; они перешли к нам от Запада. Старое
русское боярство отстаивало свои личные права только в местнических счетах,
которые уживались с холопством. С переходом сословного. порядка в общегражданский,
самое начало чести из сословного превращается в общегражданское. За всеми
признается одинакое человеческое достоинство. Это составляет значительный
шаг вперед в развитии общественных понятий. Однако различия общественного
положения и взглядов, господствующих в высших и низших классах, значительно
видоизменяют это начало. Утонченность нравов влечет за собою и утонченные
понятия о чести, которые отсутствуют в более грубой среде. Как сказано, выработанные
сословным порядком правила в большей или меньшей мере сохраняются в высших
слоях. В Англии поединки вывелись, но зато установился кодекс общественных
требований и приличий, который ставит отношения людей в весьма определенные
рамки и охраняется строгим нравственным судом общества. И это может быть только
делом нравов, а не законодательства.
Публичность и гласность нового времени внесли однако в общественную жизнь
такой элемент, который значительно ослабляет утонченные понятия о чести. Свобода
журнальной полемики нередко ведет к самым оскорбительным нападкам, не только
на общественные деяния, но и на самую частную жизнь отдельных лиц. Даже в
наиболее образованных странах только журналы высшего разряда держатся приличного
тона. Большинство же считает вполне законным приемом полемики кидать грязью
в противников, и чем грубее нападки, тем больше ими услаждается пошлая масса
публики. В мало образованном обществе эти приемы составляют господствующее
явление. У нас они получили самое широкое развитие под пером публициста, который
своим талантом занял первенствующее место в журнальном мире, но полным отсутствием
нравственного смысла и беззастенчивостью своей полемики более всех содействовал
упадку литературных нравов. Против этого зла бессильны всякие законодательные
меры. Общественный деятель нашего времени, при свободе печати,, должен отказаться
от тех утонченных понятий о чести, которые господствуют в аристократической
среде. Он должен сделаться толстокожим и отвечать только презрением на брань
и клевету. Может быть, вследствие этого, в Англии. где раньше всего развилась
общественная жизнь с сопровождающею ее гласностью, видоизменились и понятия
о чести. Самые парламентские прения, где порядок охраняется председателем,
не всегда ограждают людей от личных оскорблений. Еще недавно сцены личной
расправы происходили не только в итальянской палате и во французской, но и
в столь высоко стоявшей доселе английской Палате Общин. Нельзя не сказать,
что эта демократизация нравов составляет один из печальных признаков нашего
времени.
Лекарство против этого зла заключается лишь в постепенном развитии нравственных
понятий, составляющих высшую, но вместе и самую неуловимую сторону нравов.
Независимо от общечеловеческой нравственности, каждый общественный строй имеет
свои свойственные ему нравственные начала, которые проникают в быт и управляют
действиями людей. Разложение строя ведет к шаткости нравственных правил, и
наоборот, упадок нравственности ведет к разложению быта.
На первых ступенях развития человеческих обществ нравственные начала
не имеют еще того высокого и чистого характера, какой они получают в христианстве.
Нравственность здесь уже зато она крепче и более коренится в нравах. Родовой
порядок весь основан на строгом охранении семейной нравственности. Древний
Рим представляет в этом отношении типический пример. С разложением построенного
на этих началах общественного порядка расшатываются и нравы. Последние времена
республики и период империи представляют картину полнейшего разврата, что
и было одною из причин падения древних обществ.
Но семья составляет, как мы видели,.основание общества не в одном родовом
порядке. Выше было объяснено высокое значение семейной связи для всякого общественного
быта. В сословном порядке семьи связываются в отдельные группы, уже не в силу
кровных отношений, а на основании совокупного общественного призвания. Эти
группы имеют более или менее наследственный Характер, а потому сохранение
в них преданий связано с крепостью семейного начала. И тут разложение быта
идет рука об руку с порчею нравов. Оно начинается с переходом средневекового
Порядка к государственному строю нового времени. Центральные пункты новых
государств, дворы князей и монархов, являются в этом отношении главным разлагающим
элементом. С одной стороны соблазны роскоши, почета и власти, с другой стороны
привычка ставить себя выше всего и считать себе все дозволенным, ведут к полной
распущенности нравов, беззастенчиво выставляющейся напоказ. Роль любовниц
французских королей, Людовика ХIV-го и Людовика XV-гo, a равно и фаворитов
Екатерины Второй, представляет примеры совершенного презрения к нравственным
требованиям. Из придворных сфер эти нравы распространялись и на все высшие
слои общества. Только в средних классах сохранялись еще семейные добродетели,
которые считались чем то мещанским. В ХVIII-м веке, распущенность нравов достигла
крайних пределов. Но это был и последний период сословного порядка. Он рушился,
уступая место общегражданскому строю. Мещанские добродетели восторжествовали.
В общественном сознании произошла реакция, которая несомненно повела к улучшению
нравов. Ныне картины придворного разврата, какие представлял ХVIII-й век,
сделались почти неизвестными. Все это отошло к области прошлого.
Однако и общегражданский порядок, по существу своему, представляет мало
опор для семейной нравственности. Многое в нем, напротив, способствует ее
разложению. Господствующие в нем начала свободы и равенства, внесенные в семейный
быт, ведут к требованию свободы и равенства для женщин, а это есть разрушение
органического начала семьи. Шаткость нравов еще более усиливается реализмом,
отрицающим все высшие основы человеческого естества. В общегражданском строе,
где устраняются все искусственные преграды, он находит благоприятную почву,
но он разрушает именно то, что здесь всего более требуется, те связующие начала,
которые, с падением юридических граней, могут держаться только свободным действием
нравственных сил. Отсюда те печальные картины нравов, которые дает нам современный
роман. В высших сферах чувство внешнего приличия полагает, по крайней мере,
некоторый предел явному разврату; в средних же слоях полусвет составляет,
если не господствующее, то во всяком случае весьма видное явление современного
быта.
Противодействовать этим разлагающим влияниям может только более глубокое
понимание общественных отношений, а вместе и более высокое развитие нравственного
сознания в обществе. Это составляет задачу будущего. Нравственное возрождение
современных обществ тесно связано с возрождением метафизики и поэзии.
Понятно, какую громадную роль играет в этом процессе литература. От мыслителей
и поэтов зависит в значительной степени нравственный уровень общества. Ничто
так не способствовало упадку нравов в ХVIII-м веке, как материалистическое
направление тогдашней философии. И в наше время господство материалистического
реализма всего более содействует шаткости всех нравственных понятий. Но еще
сильнее, нежели философ, действует на общество художник. Представляя людям
те или другие идеалы, изображая в ярких красках или упоение разнузданных влечений,
или то высшее удовлетворение, которое дают гармония семейной жизни и сознание
исполненного долга, он по своей воле направляет сердца в ту или другую сторону.
В эпохи свободы в особенности, он является главным зиждителем и хранителем
нравов.
Кроме семейных нравов, весьма важное значение имеет развитие сознания
общественного долга. И оно находится в тесной связи с гражданским строем.
Родовой порядок не ограничивался семейною средой; он охватывал совокупность
общественных отношений, подчиняя их высшей идее отечества. Древний гражданин
всецело принадлежал государству, которое представлялось ему воплощением отечества;
оно было для него тем священнее и дороже, что оно заменяло ему все. Взор его
не простирался за его пределы, он не знал еще чисто человеческих отношений.
И внутри частная жизнь не отличалась от общественной; область частных интересов
не выделялась в отдельный гражданский союз. Все сверху до низу связывалось
в одно живое целое, которому гражданин готов был жертвовать всем, считая высшим
благом умереть за родину И в этом отношении Рим представлял типический пример
гражданских доблестей. Все древние республики держались этою нравственною
связью. они пали, как скоро этот дух исчез вследствие развития других элементов,
общечеловеческих и частных.
В сословном порядке общие обязанности гражданина в отношении к отечеству
заменяются специальным призванием сословий. Дворянство, в особенности, имеет
своим назначением служение государству. Эта обязанность может в большей или
меньшей степени иметь юридический характер; но и с ослаблением или отменою
принудительного начала она остается нравственным долгом высшего сословия.
С этой стороны, как свойства и размеры обязанности, так и исполнение зависят
от нравов, а потому видоизменяются с развитием жизни. Мы видели, что средневековой
быт весь был основан на частном праве. Тот же характер имели и сословные обязанности.
они относились не к обществу, как целому, а к лицу феодального господина.
С юридическими обязательствами соединялось и. нравственное начало - верность.
Отсюда развилась личная преданность монарху, черта, которая нередко сохраняется
даже среди совершенно изменившихся условий жизни. Доселе она удержалась у
потомков французского дворянства, как нравственный обломок давно исчезнувшей
старины. Прежнее значение монархического начала во Франции совершенно утратилось;
фактически оно давно перестало существовать; но французские легитимисты сохранили
непоколебимую верность преданию, чувство поэтическое, но делающее их неспособными
к настоящей политической жизни и составляющее, можно сказать, существенную
помеху установлению нормального политического быта. Люди, всею душою привязанные
к прошлому, мало пригодны для настоящего.
Эта личная привязанность к господину не мешала однако феодальным владельцам
крепко отстаивать свои права и объявлять войну своим князьям при всяком их
нарушении. И эта черта сохранилась с водворением государственного порядка.
Отсюда, например, то поражающее нас явление, что еще в половине ХVII-го века
первые полководцы Франции, даже принцы крови, как Конде и Тюренн, без малейшего
зазрения совести, становились во главе неприятельских войск и шли войною на
отечество. Личные отношения к князю совершенно заслоняли идею отечества, представителем
которой был монарх и которая постепенно вырабатывалась государственною жизнью
нового времени. У нас, аналогические с этим явления представляли в средние
века отъезды бояр и слуг, которые заменились потом холопскими отношениями
к князю. И тут, под частною формой, развивались служебные отношения к государству;
с тем вместе крепла и любовь к отечеству, которого единство создавалось стоявшею
во главе его монархическою властью. Отсюда сохраняющаяся в народном сознании
связь обоих начал, связь, которая служит самою крепкою нравственною опорой
государственного порядка.
Во Франции, столкновение средневекового начала личных отношений к князю
с новою идеею отечества проявилось в полной силе во времена Революции. Эмигранты,
по примеру предков, присоединились к иностранным войскам и шли войною на своих
сограждан; но они оказались бессильными против революционных ополчений, одушевленных
идеей отечества. Эта идея придавала главную силу революционным стремлениям
и дала им возможность победить старую Европу. Но, в свою очередь, она воодушевила
и те народы, которые восстали против Наполеона, когда он хотел наложить руку
на чужую независимость. Существовавшая в древности тесная связь между идеей
отечества и идеей народности восстановилась в новой истории, главным образом
вследствии революционных войн. С этим связано и водворение общегражданского
порядка, в котором все считаются свободными и равными гражданами единого и
общего для всех отечества.
Однако и в этом новом строе сохраняется выработанная сословным порядком
специальность общественного призвания высших классов. Она продолжает существовать
уже не как юридическое начало, а как нравственная обязанность участвовать
в общественных делах, лежащая на тех, которые обладают достаточным имуществом
и досугом. Таковы в особенности более или менее крупные землевладельцы. Сознание
этой обязанности составляет одну из самых прочных основ, как местного самоуправления,
так и политической свободы. Вся политическая жизнь Англии в течении веков
держалась главным образом этим началом, как было выяснено Гнейстом. Но для
того, чтобы это сознание могло сохраняться, необходимо, чтобы самые учреждения
представляли для него благоприятную почву. Добровольное и безвозмездное участие
высших классов в общественных делах возможно только там, где они пользуются
независимостью и влиянием. И то и другое уничтожается, с одной стороны, вторжением
бюрократии, с другой стороны развитием демократии, два начала, которые обыкновенно
соединяются для уничтожения стоящих между ними независимых сил. Вторжение
бюрократии в местное управление оправдывается только там, где высший класс
пользуется своим влиянием для частных целей, вопреки интересам отечества.
Во Франции, после Революции, когда дворянство эмигрировало и соединилось с
врагами, очевидно не оставалось иного исхода, как вверить все местное управление
бюрократии. С другой стороны' развитие демократии представляет исторический
процесс, охватывающий все западноевропейские общества, а он неудержимо ведет
к постепенному вытеснению высших классов из прежнего их преобладающего положения.
В Соединенных Штатах этот процесс давно уже совершился; в результате оказалось,
что зажиточные и образованные классы устраняются от общественных дел, которые
попадают в руки черни, руководимой демагогами. Тут уже всякое сознание общественной
обязанности исчезает; остается борьба из-за личных интересов. Общественная
деятельность становится поприщем для наживы политиканов, которые делают из
этого ремесло, а честным людям приходится прибегать к невероятным и большею
частью тщетным усилиям для того только, чтоб их не грабили немилосердно. Плохим
лекарством против этого торжества худших элементов общества служит влияние
капитала, который силою подкупа направляет общественные дела к достижению
частных выгод. Исправить глубоко вкоренившееся зло можно только восстановлением
нормального отношения классов. Но для этого демократия не содержит в себе
никаких элементов. Мы возвратимся к этому вопросу в Политике.
В средневековом порядке получила свое развитие и другая, высокая нравственная
обязанность, имеющая значение уже не политическое, а социальное, именно, обязанность
любви к ближнему и оказания ему помощи. Как общественное начало, она является
в виде организованной благотворительности. В средние века церковь была источником
и органом благотворения; те громадные имущества, которые ей дарились, предназначались
в значительной степени на пособия бедным. И в позднейшее время, когда светская
область получила полную независимость, благотворительные общества и учреждения
возникали и распространялись главным образом под влиянием церкви. Достаточно
указать в этом отношении на деятельность Св. Викентия. Поныне религиозный
дух составляет главное движущее начало многочисленных частных благотворительных
учреждений. Он подвигает светских дам высшего парижского общества на подвиги
смирения и служения ближним. Можно сказать, что это та сторона быта, которою
современное общество всего более может гордиться. Никогда еще человечество
не видало столь широко распространенной и так разумно устроенной благотворительности.
Прежние нравственные связи, соединявшие людей в мелкие союзы, исчезли; в замен
того развилось в самых обширных размерах оказание помощи во имя общего начала
христианской любви. Этим, конечно, не разрешается еще социальный вопрос. Страданий
и нищеты, заслуженных и незаслуженных, на свете так много, что приложенных
сил и средств далеко еще не хватает на их утоление. Но в оказании помощи ближнему
во имя христианской любви заключается единственный путь к врачеванию тех случайностей,
которым подвергается человек на своем земном поприще. Не в принудительной
организации, а в свободном самоотвержении лежит истинное разрешение социального
вопроса. И оно зависит не от законодательства, а от нравов.
Поэтому, в высшей степени важно все то, что способствует развитию нравственных
начал в человеческих обществах. Главным фактором являются тут, как мы видели,
религия и философия. Но последняя составляет достояние немногих высокообразованных
людей; религия же действует на всех: она самых скудных умом подвигает на самоотвержение.
Из всех религий, христианство возводит это начало на высшую ступень совершенства,
делая его краеугольным камнем всего нравственного мира. В этом отношении,
христианской церкви, во всех ее видах, предстоит еще высокая роль. Только
при ее содействии, силою воспитанного и укрепляемого ею духа христианской
любви, возможно разрешение социального вопроса. Но и для нее опасность заключается
в смешении нравственных начал с юридическими. Такое смешение противоречит,
как ее целям, так и ее интересам, ибо нравственная область принадлежит ей
вполне, а юридическая отходит от нее всецело. Поэтому христианский социализм
представляется каким-то междуумком, идущим в разрез и с истинным духом христианства
и с непоколебимыми основами гражданского общества. Пытаясь внести религиозные
требования в гражданские отношения, он является возвращением на новой почве
к средневековым началам, оказавшимися несостоятельными и осужденным историей.
Проповедь любви к ближним есть высокое дело; но превращение этой любви в принудительную
норму жизни есть извращение, как нравственности, так и религии.
Еще превратнее в этом смысле действует антихристианский социализм. Отвергая
христианскую любовь, он заменяет ее неопределенным началом альтруизма. Но
в альтруизме как факте человеческой природы, стоящем наряду с другими многочисленными
фактами совершенно противоположного свойства, нет ровно ничего обязательного,
ни нравственно, ни еще менее юридически Ни этом начале ничего нельзя построить.
Поэтому оно выдвигается только для оправдания принудительной организации,
основанной вовсе не на нравственных обязанностях, а на воображаемом праве.
Благотворение из добровольно оказанной помощи становится юридическим требованием
нуждающихся. Но такое смешение разнородных начал ведет, как уже было указано
выше, лишь к полному извращению нравственных понятий. Акт милосердия признается
благом, но принятие этого акта считается унизительным для человеческого достоинства.
В силу равенства, лицо требует помощи, как принадлежащего ему права. Вина
за все его несчастия взваливается на общество, которое поэтому обязано его
вознаградить. Имущие выставляются эксплуататорами, высасывающими кровь из
своих ближних. Вместо любви, проповедуются зависть и ненависть. Самые низкие
и злобные чувства возбуждаются в массах под личиною сочувствия к их бедствиям.
Таковы характеристические черты современной социалистической пропаганды. Если
христианская благотворительность составляет самую светлую сторону современного
быта, то проповедь социализма, со всеми его развращающими последствиями, представляет,
напротив, самую темную картину современных нравов. Это и есть то глубочайшее
зло, с которым надобно бороться всеми силами.
Лекарство против него лежит опять же не в законодательных мерах, а в
восстановлении правильных нравственных понятий в общественном сознании. С
нравственным злом можно бороться только нравственными силами. Всегда и везде
нравственный суд общества над своими членами составляет одну из важнейших
его функций: это-высшее проявление нравов. Он тем более требуется, чем более
человеку предоставляется свободы. Но именно в этом отношении современный общегражданский
строй представляет наименее точек опоры. В родовом порядке, который весь держится
нравственно-юридическою связью, вытекающею из кровных отношений, нравственный
суд этой среды служит сдержкою и указанием для лица. Такое же значение имеет
нравственный авторитет тех частных корпоративных союзов, на которые разбивается
сословный порядок. Над всеми ими возвышается, кроме того, авторитет церкви,
высоко стоящей над светскою областью и дающей ей нравственное направление.
В общегражданском строе все это исчезло. Мелкие корпоративные союзы разрушены;
церковь потеряла свою власть над умами. Юридический порядок построен на началах
свободы и равенства, предоставляющих полный простор лицу; но для нравственного
суда над действиями лиц недостает органов. Все ограничивается неопределенным
и расплывающимся общественным мнением, главным выразителем которого является
периодическая печать. Между тем, именно в области нравственных отношений,
периодическая печать, представляющая самые разнородные направления, менее
всего способна быть судьею, хотя обыкновенно она выдает себя за непреложный
орган нравственных суждений общества.
Существенное значение печати состоит в разоблачении зла. Гласность выводит
наружу скрывающиеся во тьме деяния. Но рядом с раскрытием истины, какая бесконечная
сеть лжи распространяется этим путем! Сколько бесстыдной клеветы, какое недобросовестное
искажение или умолчание фактов! Только при весьма наивном отношении к реальному
миру можно воображать, что при гласном обсуждении человеческих действий истина
всегда торжествует. В газетной полемике перевес обыкновенно имеет тот, кто
выступает смелее других и более неразборчив на средства. По самому существу
своему, периодическая печать не может быть судьею нравственных вопросов. Первое
качество судьи есть беспристрастие, а первое требование от печатного органа
состоит в пристрастии. Призванный проводить мнения и интересы известной партии,
он все сводит к этой односторонней цели, искажая истину в пользу друзей и
стараясь всячески унизить и умалить значение противников. Если крупные органы
в этом отношении показывают некоторую сдержанность, то мелкие, нисколько не
стесняясь, стремятся лишь к тому, чтобы закидать грязью противников. Этим
поддерживается собственное их значение, этим они приобретают успех. К интересам
партии присоединяются и денежные выгоды. Журналы получают пособия то от правительства,
то от поддерживающих их партий. Через это они перестают быть выражением независимого
мнения. В большинстве европейских государств существует в той или другой форме
фонд рептилий, назначаемый на поддержку газет. Такой же фонд составляет крупную
статью издержек во всяком промышленном предприятии. При всеобщей гласности,
предприятие только при помощи газет может рассчитывать на успех. Их поддержка
привлекает клиентов, их вражда может быть смертельным ударом. А приобрести
поддержку и устранить мнимые или истинные разоблачения можно только с помощью
денег. Реклама и шантаж посредством газет становятся господствующим явлением
современного мира. Где же тут место для нравственного суда?
В доказательство, что эта картина не преувеличена, повторю приведенные
в другом сочинении*(43) суждения самых беспристрастных и либеральных наблюдателей
общественных явлений. "Чтобы произвести на читателей некоторое впечатление
книгою", говорит Сисмонди, "нужно по крайней мере иметь известную массу сведений,
известную сумму идей, некоторую долю таланта; иначе -книга попадает из рук
читателя или остается у книгопродавца. Но на журнал подписываются, не зная,
что он будет содержать читают его на досуге, между сном и бдением, отлагают
его без мысли, мало ему доверяя, а между тем ежедневное повторение одних и
тех же положений, догматов или клевет оставляет в умах более впечатления,
нежели мнение, основанное на строгом исследовании и серьезном изучении. Пускай
прочтут журналы, которые показывались в эпохи уничтожения цензуры, в странах,
находившихся под влиянием революционных движений, особенно жypналы, мало распространенные,
и всякий ужаснется невежества, предрассудков, мстительных страстей, которые
проглядывают в них на каждой строке; станет совестно за унижение литературы,
причиняемое этими мнимыми литераторами. И когда подумаешь, что самые лучшие
брошюры не в состоянии соперничать с отвратительнейшими газетами, придешь
к заключению, что влияние, предоставленное им на публику, влияние, заглушающее
истинные таланты, уничтожило бы всякое движение мысли, всякое разумное прение,
а потому и всякую истинную свободу"*(44)
Также судил и один из замечательнейших либеральных публицистов Франции,
Бенжамен Констан: "Необходимость писать каждый день", говорит он, "кажется
мне камнем преткновения для таланта. Спекуляция, которая из журнала делает
доходную статью, соображает подписку, установляет определенный и подробный
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |