«Если подумать… за меня все время кто-то делает первый шаг», - думал староста, разрываясь на части из-за этих дурацких мыслей. «Что родители, что Остин. То есть… даже когда я что-то хотел на Рождество и знал, что предки запросто подарят все, что я попрошу… я не просил. Я тупо ждал, когда они спросят, что я хочу. А они не спрашивали. Остин спрашивал, и это было классно, но… его это бесило. И вообще… может, пора попробовать самому? Нет, пфф, что я несу, что за бред, это Бедетти. Он не такой. Он, как бы сказать, «не про это». Да, а чего я ждал, собственно, всерьез думал, что ли, что он весь день парился из-за того, что ему стыдно? Чушь, даже верится не то что с трудом, а вообще никак не верится. Он парился, что я всем разболтаю, что он все-таки голубоват. Просто не со всеми. Не знаю, почему именно со мной, а не с Грэйсли все-таки, когда они вместе жили, но он избирательно гомик. Только главное, что его волновало – не расскажу ли я кому-нибудь, не опозорится ли он. Да и идея была, смотрю, такова, что просто сделать, не подумав, не представляя последствий. То есть, он хотел сказать, что если бы я с ним не сосался, а он со мной, это было бы вообще банальным чем-то таким, обсуждать такое даже ни к чему. Нормально, типа. А вообще… если бы не мое тупое занудство, он бы даже объяснять не стал. То есть, все дело во мне. Если бы это был не я, ничего бы он не писал и не парился, они бы, возможно, даже сто раз это еще делали, как «так и надо».
Нет, я не настолько не гомофоб, чтобы сосаться с Бедетти и пусть просто дрочить с ним, но все равно… черт, я не настолько толерантный к этому всему, чтобы делать это просто так, от скуки. Я не Остин, не хочу быть, как он. Если это и есть взросление, то я еще побуду соплей, спасибо. Я не настолько не гомофоб, чтобы делать это без каких-то диких обязательств и условий, а Бедетти не настолько гей, чтобы взваливать на себя обязательства и соглашаться на какие-то условия. Все логично. Это же Бедетти, в конце концов, какие там могут быть мозги и обязательства, ну. Тем более… блин, это как-то самовлюбленно все. С какой стати ему запариваться условиями из-за какого-то меня. Он прав, я мог дать ему в морду и пинком послать обратно, пусть бы спал спокойно. Все добровольно. Он хотел, я хотел, оба сделали, оба виноваты, никто не виноват, все прекрасно. Он никого не заставляет, предложит – пошлю к черту, он особо париться и не будет, больно надо ему это, сам же сказал, не тянет, перебьется, какая разница, одному дрочить или с кем-то, а особого восторга он от моих облизываний не испытал явно. Я целоваться-то не умею. Господи, чем я думал, у него нет ни одной причины относиться к этому как-то иначе. Я тупо-о-о-ой, клинически больной дебил и педик. Неужели я надеялся, что… господи, ну и чушь. Я жалкое ничтожество. Больно нужен ему мой первый шаг. Омерзительно. Я себе сам противен, черт возьми…» - думал он, чуть не срываясь на нытье, снова подняв руку к шее и потирая ее, сверля взглядом экран.
- Что-то случилось? Предки прислали фотки на фоне местных достопримечательностей и написали, как им круто без тебя? – Бедетти уже развалился на кровати, подпирая локтем голову и разглядывая журнал о музыке, одну ногу вытянув, а вторую согнув. Его самого можно было запросто сфотографировать, и эту фотографию было бы не стыдно куда-нибудь отправить. На сайт академии, например, присобачить, чтобы заманивать новых учеников.
Олли вспомнил, что когда выпил вина из запасов Бедетти, буркнул что-то про письмо от дяди с тетей, упомянув шикарный поступок родителей, смывшихся от него подальше. Не отпускало чувство, что все пытки попытками сделать его идеальным сыном нужны были лишь для того, чтобы привить ему необходимые навыки для самостоятельной жизни. А теперь они предоставили ему полнейшую свободу, при этом не бросая, а просто отпуская, давая при этом поддержку.
Вот только поддержка была сугубо финансовая, а ждать моральной Олина отучали с детства, и хотя он в ней нуждался, давно привык, что от родителей ее ждать не стоит. Николас, когда об этом услышал, вообще сказал, что в чем-то сильно завидует.
«Обалденно просто. У тебя есть деньги, которые можно тратить, и полная свобода действий, и им просто плевать, что ты будешь делать. Даже если спустишь все до последнего цента, у тебя уже будет образование, работай, где хочешь, живи, как хочешь. Не надо постоянно оглядываться на предков, чтобы их не разочаровать, честно. Предки всегда грузят, даже когда все время талдычат, что готовы позволить тебе все, что в рамках закона. Ты, как бы, волен делать все, но они же рассчитывают, что ты не будешь делать то, что им не понравится. И ты в итоге свободен-свободен, но как-то… как собака на территории частного дома. Вроде не на цепи, но за забор ни шагу. Потому что они тебя кормят и надеются, что ты не убежишь. И ты, как бы, хотел бы и мог бы свалить, но как-то… неудобно перед ними, что ли. Неблагодарно. Чувствовать себя дерьмом будешь и знаешь это, поэтому остаешься», - философски рассуждал он, и Олли всерьез задумался над тем, что родителем тоже быть тяжело. Политика воспитания у его стариков и у матери Николаса, которая и занималась воспитанием сына, в отличие от его отца, была разная. Если со стороны каждому казалось, что воспитание другого ему подошло бы лучше, по факту получалось, что дерьма хватало в любом случае. Но после слов Николаса ненависть к родителям и обида на их поступок прошли.
Поэтому его ирония в реплике о достопримечательностях и радостном письме Олина не задела.
- Да нет. Просто… неважно, - он отмахнулся, поморщившись, и принялся искать видео на другую тему, не оставляя попыток отвлечься.
- Долго еще будешь торчать там? – уточнил Николас ненавязчиво, будто что-то хотел спросить.
- Без понятия, - бездумно пробормотал Олли, почти его не слушая, глядя на мелькающие кадры, но не включая звук. – А что?
С Бедетти почему-то не было стыдно переспрашивать «а что» каждый раз, когда это действительно интересовало. Навязываться ему было не так страшно, как Остину, перед которым гордость просто трепетала с начала этого года. Гордость перед лицом Бедетти можно было запросто защитить хамским наездом, оскорблениями и прочими видами защиты нападением. Перед Остином это выглядело бы просто тупо и по-детски, но перед Бедетти все еще работало безотказно, воспринималось привычно.
- Хотел поболтать… на одну тему…
- Так ты все-таки что-то хотел спросить, когда меня искал? Или сказать? Если сказать, я не хочу слушать. В смысле, если опять на тему вчерашнего. Я заколебался уже думать об этом, - Олли потряс головой, жмурясь, чтобы заранее оборвать любую попытку заговорить о ночном «приключении».
- Не совсем, - Николас поморщился, но усмехнулся почему-то.
- Говори сейчас.
- Уже не занят?
- Считай, что нет, - Олли закрыл крышку ноутбука и поставил на нее локоть демонстративно.
- Любопытство кошку сгубило, - Николас двинул бровями и закрыл журнал. – В общем, Морис так затрахал своими припадками, что начал что-то там спрашивать по поводу нашей внезапной «дружбы».
- Не пойти ли ему… к Остину на кое-что? – Олли прищурился.
- …а я случайно чуть не ляпнул, что мы, видите ли, со старостой не дружим.
- Так и есть.
- … а кое-что другое делаем, - точно с той же интонацией, что до этого, будто реплик Олли не слышал, закончил Бедетти и уставился в выключатель на стене.
Староста тоже молчал, и дожидаться его реакции было с каждой секундой все страшнее и страшнее. Николас даже успел прикинуть, как быстро успеет подставить руку, если Олли кинется на него с кулаками и дикими криками.
- В принципе… так и есть, - Олли хмыкнул. – Если уж совсем придраться. Только, во-первых, им это зачем знать, если ты не только меня чуть не сдал, но и себя тоже. А во-вторых, они что, совсем тупые и поверили? Остин поверил? В это?! – он просто не сдержал смех, не представляя выражение лица бывшего друга, когда он услышал хотя бы намек на то, что Олли, ненавидевший Бедетти, с ним что-то закрутил. Гейское. Гейское до упора.
- Дэнли не поверил, а вот Морис очень даже. И я думаю, он сумеет промыть ему мозги за ночь, пока они там с барахлом трахаться будут. Ну, или просто трахаться. И утром, мне кажется, Остин уже тоже будет уверен, что у тебя крыша поехала.
- Ты… блин, ты сам с ума сходил, сто раз повторил, что не хочешь, чтобы кто-то узнал, тебя только это и парило, в общем-то, а потом взял и сам растрепал?! – Олли начал злиться, и Николас понял, что реакцию предсказал правильно, хоть она и развивалась постепенно.
- Я не сходил с ума по этому поводу. Я просто не хотел, чтобы кое-кто выставил меня гомиком, а себя таким правильным. А сейчас все выглядит по-другому немного, если ты не заметил.
- О, да! – Олли повысил голос, и он стал визгливым. – Теперь мы оба гомики, и об этом знает не просто весь курс, но и Остин, мать его, и твой тупой Грэйсли! Восторг!
- Но их это бесит, - захлебываясь ядом, выдавил Николас, садистски улыбнувшись, и сел, поджав под себя одну ногу, а вторую опустив на пол. – Въезжаешь? С какой стати Остину ржать над тем, что ты там что-то закрутил гейское? Тем более, со мной? Ты представь, как он охреневает просто, он же с начала года башку ломал, как добраться до чьей-нибудь задницы, а до твоей если и собирался, то нифига не добрался, а тут – бац! И он узнает, что кто-то добрался, но это не он. Двойной облом. Нет, тройной облом. Во-первых, ты оказался не таким уж гомофобом и правильным, во-вторых, до жопы твоей добрался не он, а в-третьих…
- Господи! Не смеши меня! Заткнись, бога ради! – Олли заорал, затыкая уши пальцами. – Нет! Только не смей сказать, что ты! Как тебе пороть-то такую чушь не противно?!
- Ты все равно меня слышишь, я знаю! – Бедетти тоже заорал, и Олли просто не мог затолкать пальцы глубже в уши, чтобы заглушить его противный голос. – И ты правильно въехал! Чего тебе стоит просто не быть занудой и поржать над ними?! Представь, как ему погано будет, он просто изойдет на дерьмо, а про Мориса я вообще молчу, у него же такое лицо, как будто он лимон жует, когда видит кого угодно рядом со мной!
- И я нифига не понимаю, что на него нашло, что он в тебе вообще увидел такого! – Олли не забывал хамить, хоть и жмурился, не вынимая пальцев из ушей. – Вешалка безмозглая, из класса в класс на мамочкиных деньгах переезжаешь, ведешь себя, как мразь полная, его просто в грязь втоптал, а он от тебя тащится! Псих! Оба!
- Вот, видишь! Как он ошизеет, когда я еще и плюну на то, что говорил, что я не педик, и якобы замучу с тобой, позорищем полным, как в сэконд-хэнде одевающимся, занудным, противным!
- Вообще с тобой ничего общего не хочу иметь! – выпалил Олли, вскочив со стула и наконец убрав руки от ушей, распахнул шкаф, чтобы достать вещи. – Я серьезно. Я не собираюсь больше чушь пороть и пытаться обхамить тебя или его, или Остина, но я не стану прикидываться, чтобы кому-то там настроение испортить. Это не стоит того, чтобы весь курс, мать твою, до конца года считал меня гомиком, да еще после выпускного все будут вспоминать, какой у них был староста-гомик. Психоз Остина и, тем более, Грэйсли того не стоит!
- Стоит!
- Это по-твоему! А для меня их вообще не существует, пошли они оба хоть на столе Анны трахаться, если им захочется! Она будет не против, по-моему, она того и добивается, извращенка конченая... – Олли копался в стопке футболок, пытаясь найти нужную.
- То есть, даже если бы это не ради того, чтобы их довести, ты бы парился только о том, что о тебе подумают какие-то там придурки с курса? Тебя парит, что о тебе будут думать люди, с которыми ты не общаешься, после выпускного? Что? Ты всерьез? – голос Бедетти вдруг сменился с азартного, возбужденного, на какой-то двусмысленный, с плохо скрываемым сарказмом и внезапной обидой. – Тебе плевать, что там подумают о тебе Дэнли и Морис, а на мнение кого-то там, с кем ты раз в месяц говоришь об учебе, не плевать? Что за бред?!
- Кто тебе сказал, что мне не плевать?!
- Ты сказал, что тебе жутко важно мнение всего курса о твоей гребаной ориентации, не я же это сказал!
- Господи, да я просто не хочу, чтобы кто угодно думал обо мне то, чего на самом деле нет, даже если я с ними не общаюсь! Мир тесен, Бедетти, ты об этом слышал? Бывает так, что слухи расползаются, а бывшие одноклассники поступают в один университет, черт возьми, и если кто-то из них, кто не в особом от меня восторге, расскажет то, в чем я же сам его убедил в выпускном классе, все поверят ему, и у меня будут проблемы. В смысле, даже если мне удастся убедить всех в обратном и объяснить, что это была тупая шутка, все равно уже будет не так, как надо! Все равно все будут знать меня, как тупого первокурсника, который в выпускном классе трахался со своим одноклассником! Не хочу такой фигни, понял?!
- Да ты не просто зануда, ты конченый зануда! Тебя завтра может удар хватить, а ты продумал уже все до университета! – Николас закатил глаза и то ли зарычал, то ли взвыл, отворачиваясь и топая ногами у старосты за спиной, шагая по комнате в хаотичном направлении – то вперед, то назад, то влево, то внезапно вперед, а потом вправо.
- Да это твои проблемы, что ты так думаешь! Я просто не хочу, чтобы обо мне прошел хоть один такой тупой слух, потому что это – чертов слух, а не правда! Я не хочу огребать за то, чего не делал, и жалеть о том, что позволил хоть кому-то верить в то, что правдой не является!
- Нет, это теперь и твоя проблема, потому что утром Дэнли уверен будет на сто процентов, что это правда! – «порадовал» его Николас злорадно, выдохнув это и победно тряхнув головой, так что волосы упали ему на лицо, и он их раздраженно откинул назад рукой.
- Ну и иди ты в жопу, мудак долбанный! – Олли огрызнулся, наконец вытащив все, что хотел, из шкафа, захлопнув его дверцу ногой. – Сам ходил и трепал мне мозг, что так не хочешь, чтобы кто-то узнал, а потом сам же и разболтал! Все должны учитывать твое мнение, а чужое ты не учитываешь вообще, если тебе что-то в башку взбрело! Разбирайся сам с этим, но если попробуешь сказать, что я с тобой трахался, я такое расскажу, что ты вообще пожалеешь, что поселился со мной!
- Я уже сто раз пожалел, что впустил тебя в эту чертову комнату! Лучше бы с Морисом жил, он хоть не лез!
- Да-а-а! Потому что лезешь ты!
- Какая драма, что же ты не дал мне в морду, жертва изнасилования?!
- Да потому что хрена с два я тебе буду что-то объяснять! Оправдываться еще перед таким мудаком! – проорал Олли и вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь и отправившись в душ.
Остин в это время и правда начинал уже сомневаться, и его вера в правдивость слуха, пущенного самим же Бедетти, переваливала за пятьдесять процентов. Это было серьезно, гораздо серьезнее, чем он сам сначала думал.
Фантазия работала на все сто и позволяла представить себе что угодно, да и все совпадало. Целый день, начиная с утреннего сбора, Бедетти и Олин друг на друга не смотрели, перекидываясь только нейтральными фразами, будто… стеснялись? Все уроки Остин замечал, что Олли оборачивается, чтобы посмотреть на противного Бедетти, хотя раньше так даже не думал делать. А уж сам Бедетти, панически стирающий что-то с полей тетрадных листов и краснеющий.
«Эти записки… что за чушь… ладно, пусть так делают не только девчонки, но нам же уже не по двенадцать. Что за шифры еще», - подумал Остин, помогая Морису раскладывать вещи по полкам.
«Да не может быть. Черт, Нил тогда был прав?.. Никаких Марты и Ферн с ними тогда не было, они что, друг с другом так сосались, что… господи… а потом он вдруг со мной поссорился… просто нашел повод поругаться, чтобы переехать. Да, он просто хотел переехать к Бедетти, чтобы с ним жить, как раз Морис же уехал. Черт. Черт!» - Остин окончательно убедился в том, что все связано, и чуть не выронил тяжелый словарь французского себе на ногу.
«А Бедетти-то… он потому и наврал про Анну. Черт, он наврал про то, что это она ему сказала! Это он копался в вещах, потому что он по уши в Олли, но ему стремно признаться, и он просто искал возможность все испортить, чтобы оказаться таким хорошим и классным на моем фоне. Ах, какой я отвратный, что он там ему наговорил?! Что я и на него потом брошусь?!» - Остин просто закипал с каждой секундой все сильнее. «А потом еще и злорадствовал, тварь, что Олли мне больше не верит… о, чудесно. Замечательно. А он теперь с этим уродом что-то крутит. Да пожалуйста», - он фыркнул вслух, и Морис на него посмотрел.
- Ты что-то сказал?
- Нет, - Дэнли покачал головой, злобно запихивая словарь подальше на открытую полку сбоку от дверцы шкафа. – Расскажи что-нибудь про курорт, хотя бы, а то скучно, сдохнуть можно. С Питером, знаешь, не до трясучки весело, постоянно следить за ним еще, чтобы не спер ничего…
- О, да, это у него не пройдет, по-моему. Крысеныш, - согласился Морис, падая с заметной усталостью на нижнюю полку кровати и скидывая туфли нога о ногу, убрал руки за голову и закрыл глаза. – Ничего интересно. Вообще-то, я даже не катался почти, торчал в коттедже целыми днями и смотрел тупые телешоу.
- В столовой это звучало… круче.
- Я так и хотел, так что рад слышать, - Грэйсли хмыкнул. – Черт, все болит уже. Я так устал, что не знаю, чего хочу, то ли спать, то ли еще чего-то. Но спать нереально, все отваливается.
- Расслабься, - посоветовал Остин, убирая последние вещи нового соседа на полки и поворачиваясь, отряхивая руки от невидимой пыли.
- Легко сказать.
- Хочешь массаж? – Остин предложил совершенно без подтекста, искренне не испытывая никакого желания обжиматься.
- Только правда массаж, - Морис приоткрыл один глаз, чтобы с сомнением на него посмотреть. – Без обид. Я не знаю, что на меня тогда нашло, но я больше…
- Блин, не надо опять заводить эту тему, - Остин его оборвал, подняв руку и показав ладонь, сжав ее в кулак, будто поймав чужие слова в него. – Забей. И забудь. Просто массаж.
- О, чуде-е-есно, - Морис расплылся в экстазической улыбке, стягивая свитер и переворачиваясь на живот, обнимая подушку, убирая рукой волосы и оголяя шею. Радости было столько, что словами передать невозможно.
Остин на мгновение потерял уверенность в своем серьезном и дружеском настрое, увидев спину, но потом забрался верхом, устроился поудобнее на относительно подходящей для этой цели заднице Мориса и рывком приспустил с него штаны, засучил рукава и потер ладони в предвкушении.
- Просто так или чем-нибудь смазать?
- Без разницы, - Грэйсли дернул плечом, приподнявшись на локтях, но Остин с ухмылкой ткнул его обратно лицом в подушку, чтобы спина была ровной.
Глава 32
Услышав шаги, стук невысоких каблуков по кафельному полу, Олли подставил лицо распылителю, чтобы смыть пену от шампуня. Он тряхнул волосами, чтобы они не закрыли глаза и не мешали смотреть, прищурился, снимая с крючка полотенце и оборачивая им бедра. Выйти из кабины раньше, чем Бедетти дошел до нее по проходу, он не успел.
- Ты отстанешь от меня или нет? – Олли на него уставился поверх полупрозрачной двери.
- Я подумал, и мне пришла в голову гениальная идея.
- Очередная, - Олли с сарказмом кивнул, переминаясь с ноги на ногу в тапочках, обязательных по правилам душевой. Николас вдохновенно посмотрел куда-то в сторону окна под потолком в конце проход. За окном уже стемнело, а свет Олли включил, чтобы не привлекать внимания, только возле вешалок и скамьи, где оставил одежду. Кабинка тонула в полумраке, и ему было почти не стыдно стоять в одном полотенце.
Бедетти сложил руки на краю дверцы и поставил на них подбородок, то ли заглядывая в кабинку, то ли просто приближаясь, чтобы говорить тише, по секрету.
- Если тебя так парит, что вместе с тобой поступит кто-то из наших и будет болтать про всю эту фигню… может, мне просто выбрать тот же университет, что и ты?
Олли тупо моргнул, решив, что ослышался, или что ему это все вообще снится.
- Что?
- Что слышал, - раздраженно огрызнулся Бедетти, психуя из-за необходимости повторять все по два раза. – Мне, например, абсолютно плевать, куда поступать. В смысле, в нормальный университет, конечно, но без разницы, в какой именно из них. Почему не в тот же, что и ты? Станет кто-то из наших говорить про тебя какую-то хрень, если там буду и я тоже? Я же смогу опровергнуть. И вообще, если он будет один, а нас – двое, ему станет стремно даже заикнуться.
- Оно тебе надо, еще несколько лет сталкиваться со мной каждый день, - Олли закатил глаза.
- Это не моя мечта, но если это поможет тебе забить на то, что будет когда-то потом, через сто лет…
- Несколько месяцев, - поправил его Олли, процедив это сквозь зубы.
- Без разницы. Если это то, что тебя успокоит, почему бы и нет. Я хочу, чтобы Мориса с Дэнли рвало на кусочки прямо сейчас, в этом месяце, в этом году, а на «потом» мне вообще параллельно.
- Кто даст гарантию, что ты сдержишь слово? Я соглашусь подыграть, а ты потом такой внезапно найдешь дело своей жизни и определишься, куда хочешь поступать?
- А куда хочешь ты?
- На юридический, наверное. Может быть. Я еще не уверен.
- Ну, если не хирургом мечтаешь быть, то мне все равно.
- Ты боишься крови? – Олли хмыкнул.
- Мне не пойдет халат и маска.
Олли замолчал, Николас протянул ему руку, развернув ладонь боком.
- Договорились?
Олли на эту руку уставился, машинально отодвигаясь назад и кусая нижнюю губу в раздумьях. Он покачал головой и поднял на одноклассника взгляд.
- Нет. Даже не в университете дело. Это просто не то, что стоит делать.
Николас набрал воздуха в легкие и со стоном его выдохнул, рука безжизненно повисла внутри кабинки.
- Почему?
- Потому что ты хочешь этого сейчас. А завтра, может, не захочешь.
- Тогда без проблем забьем на это завтра, сегодня мы их все равно уже не увидим.
- Блин, задолбал к словам придираться. Ты можешь хотеть этого на этой неделе, а на следующей расхотеть.
- «Расстанемся», - с иронией в голосе фыркнул Николас. – В чем проблема? За неделю они пропсиховаться успеют вот так, - он радостно показал большой палец.
- И ради какой-то тупой недели ты будешь поступать туда же, куда и я? Ты затрахаешься учиться там.
- Ты собираешься там учиться? Серьезно? Я думал, университет – это что-то, типа прощания с молодостью, какая в жопу учеба.
- А я собираюсь учиться, чтоб ты знал. Потому что с моими предками хрен угадаешь, когда им взбредет в голову вернуться и обрубить мне деньгопровод. Вообще, скорее всего, они и свалили только на то время, пока я учусь, а потом вернутся, взорвут над моей башкой фейерверк, и по небу пролетит дирижабль, тянущий за собой ленту с надписью «Устраивайся в Макдональдс, любимый сын, мы дали тебе шанс, все в твоих руках». Поэтому я там буду учиться. И не хочу ни на что отвлекаться. И мое будущее не стоит недели какой-то ерунды. Я – не тот, к кому тебе стоит обратиться, чтобы доводить Грэйсли. Я вообще не врубаюсь, с какой стати ты привязался к нему. Не трогай его, он забьет уже на тебя, у него Остин есть, они нашли друг друга, считай. Или ты его ревнуешь теперь? Может, дело все в том, что ты его ненавидишь не за его гейство, а за то, что он Остину дал, а не тебе признался? Блин, ты можешь свалить в сторону, я уже окоченею скоро, дай выйти, - Олли кивнул на дверцу, намекая, что неплохо бы от нее отодвинуться.
Судя по лицу Бедетти, он этой идее не обрадовался, да и вообще, настроение у него испортилось жутко.
- С какой стати я тогда ему морду бил, а не потрепал, как телку, и не трахнул, а? Если я его ревную? Ну, врезал бы разок, за Дэнли, а потом бы радостно трахались, как не знаю, кто.
- Это уже у тебя надо спросить, - Олли пожал плечами. – Откуда мне знать, с какой стати ты так странно себя повел, если просто взревновал его. Но у меня есть версия. Ты дико гордый, в этом все твои проблемы. Ты и хотел бы, может, трахаться со своим Грэйсли, да гордость не позволяет, он же не новый уже. Ты уверен, что ты так же наорал бы на него, признайся он тебе, безо всякого Остина?
- Знаешь, что?.. – Николас прищурился и махнул той рукой, что свисала, перевешенная через край дверцы, у старосты перед лицом, ткнул в его сторону указательным пальцем этой руки. – Если следовать твоей дерьмовой логике, у меня тоже есть версия. Знаешь, почему вы с Дэнли расплевались? Потому что если раньше он трахал телок, то тебе было фиолетово, потому что твои нежные гейские чувства были безнадежны, тебе ведь с телкой не соревноваться. А в этом году он внезапно полез ко мне, потом к Морису, потом вообще понесло его, чуть на Макмиррена не кинулся. А ты и рад бы, чтобы он первым делом на тебя залез, да только не вышло, вот ты и взревновал, вот и нашел миллион причин разругаться с ним. Не так, что ли? По-моему, версия вполне правдоподобная. И кто виноват в том, что горячо любимый тобой Дэнли трахает кого угодно с яйцами, только не тебя? Анна, конечно. Вот ты ее и ненавидишь. Разругались бы вы с ним, начни он с тебя? Да нет, вы бы трахались в своей комнатке, как хомяки в клетке, и ты бы его никуда не отпустил, да? Два чудесных гомика.
- Это вы с Грэйсли – два чудесных гомика, - Олли скорчил гримасу.
- Не нравится? А почему мне должно нравиться, что ты несешь про меня?
- Тогда почему тебя так парит, что подумает Грэйсли, если ты вдруг скажешь, что со мной трахаешься, а я не стану возражать? Какая тебе разница, что он при этом чувствовать будет? Дебилу же ясно, что его это взбесит. Ну, и Остин тоже не в экстазе будет. Только тебе-то какая разница?
- Господи, да плевать мне с самой крыши, что они там подумают, - Николас опять застонал, пафосно махнув рукой и закатывая глаза, запрокинув голову и глядя в потолок. – Вот же зануда…
Олли замолчал, чувствуя себя как-то слишком не в своей тарелке и почему-то не силах справиться с ощущением собственной глупости. И занудства.
- Вряд ли это тебя интересует, - вдруг с усилием выдавил из себя Бедетти, будто ему что-то вдруг помешало нормально говорить. – Но я затрахался уже. Идите вы все к черту, - он убрал руку из кабинки и отступил от нее на шаг, глядя в сторону выхода.
- А я-то в чем виноват? – Олли не удержался от вопроса. – Ты сам не знаешь, чего хочешь. То тебе так важно, что он подумает, что ты даже готов в какой-то левый университет поступать, то тебе неважно, что он подумает. То теперь к черту всем идти.
- Знаешь, чем ты меня бесил больше всего? – Николас на него вдруг с жуткой злобой, прищурившись, но какими-то неестественно блестящими глазами посмотрел.
- Понятия не имею. И не уверен, что хочу…
- Что ты красиво говоришь, но мерзко слушать. Все отличники такие, - Бедетти хмыкнул. – Других в старосты и не берут. Ты не умеешь говорить напрямую то, что думаешь, и это просто бесит. Даже не знаю, кто сильнее бесит, ты или Морис. Он, по крайней мере, прямо мне сказал это.
- Что «это»?! Вы все вечно понимаете меня не так, как я хочу, вы все что-то левое слышите! Что ты там услышал в том, что я сказал?! – Олли тоже начал беситься, но из кабинки выходить не торопился, чтобы не схватить оплеуху, потому что настроение у Бедетти было вполне подходящим.
- Я не то что его не ревную… я его ненавижу, - Николас процедил сквозь зубы с таким чувством, что не поверить стало невозможным. – И Дэнли ненавижу. Но знаешь, его ненавижу чуть меньше, потому что он придурок просто, и ему было двенадцать, когда он мне взял и круто так сказал, что я ему нахрен не сдался. А вот Морис в здравом уме это сказал. И я не сопля, чтобы бояться людей из-за этого, конечно… но слушать это даже от такого, как ты?! – Бедетти просто чуть на крик не перешел от злости. – Это уже чересчур. Мне надоело, что мне все в итоге говорят одно и то же.
- Я не сказал, что ты нахрен не сдался! Откуда ты это взял, вообще?! – Олли на него тоже снова начал орать, наклонившись к краю дверцы. – Куда пошел?! Я еще не закончил!
- Пошел нахрен со своими отмазками! – Бедетти ему через плечо показал в ответ средний палец, направляясь к выходу.
- Да ты офигел вконец! Я же во всем и виноват теперь! Я не говорил, что ты нахрен не сдался, я даже не говорил, что ты бесишь меня! Я просто не хочу, мать твою, быть способом мстить какому-то сраному Грэйсли! Блин, ты его там, видите ли, ненавидишь за все, что он тебе наговорил, и тебе жутко всралось ему нагадить посильнее, а я должен помогать! А если я не хочу помогать, чтобы потом все считали меня педиком, то я сразу козел и говнюк, и якобы такой же, как Грэйсли! Да хватит уходить! – Олли из кабинки выскочил и по проходу буквально пробежал за одноклассником, одной рукой придерживая края полотенца, а второй схватил Николаса за джемпер уже в раздевалке. – Стоять!
- Я знаю, что я параноик! – развернувшись и ударив его по руке, чтобы отцепить ее от себя, рявкнул Бедетти, но за эту же руку схватил, подталкивая к стене. – И ты меня не бесишь, сколько можно уже говорить?! Бесил, а теперь не бесишь! И да, блин, ты не должен ничего делать, чтобы я нагадил Морису! И ты прав сто раз, что это того не стоит! Может, мне и не впадлу неделю попритворяться, но тебе это реально не сдалось, я знаю. Я понимаю, - он вдохнул поглубже и на выдохе согласно кивнул. – Все. Забей и забудь.
«Он не боится людей, мать его, а я боюсь. Прекрасно. Его дважды послали, и ничего, не стремно ему как-то в третий раз еще и со мной общаться. И жить. И мириться, хоть он и терпеть меня не мог. А мне, видите ли, стремно, что меня пошлют. Давай, дебил! Ну! Давай! Это же был не прикол вчера. Не ради того, чтобы кого-то обмануть. Ты стыдишься самого себя, мудак. Почему никто не стыдится себя, а ты такой неудачник. Ты вечно будешь неудачником, тебя даже родители неудачником считают. Хоть раз сделай ты то, что хочешь сам. Не жди ты, мать твою, когда за тебя сделают. Давай. Ну. Давай», - панически думал Олли, понимая, что у него совсем мало времени, чтобы решиться и рискнуть, а чтобы сделать это, нужно всего два движения.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |