Два движения.
- Все, забей, - повторил Николас и отпустил его руку, но Олли схватил его за джемпер снова, за рукав чуть ниже плеча. Бедетти вопросительно на его руку уставился, подняв брови, а Олли сам таращился на свой сжатый кулак, понимая, что одно движение уже сделал. – Что еще?
- Я гей, - выпалил Олли и вытаращил глаза еще сильнее, поднял взгляд и в ужасе на Николаса уставился. Тот моргнул, как идиот, и ничего не нашел, чтобы ответить.
- Мне кажется, или ты говорил что-то другое… - наконец выдавил он, глядя куда-то в сторону.
- Я гнал! – оборвал его Олли, высказав это почти истерично. – Хочешь нагадить Морису, чтобы он думал, что ты со мной крутишь, крути со мной, - он прищурился и нервно сглотнул комок, подкативший к горлу. – А если нет, то и притворяться не получится, он не поведется, он не тупой.
Николас снова молчал не меньше минуты, а потом поморщился недоверчиво.
- Ты серьезно?..
- Если ты заржешь, я тебе дам в рыло все-таки. Запоздало, но… - пообещал Олли, сверкая глазами и держа его уже обеими руками за плечи, вцепившись мертвой хваткой.
Бедетти на мгновение показалось, что в тишине раздевалки, до которой доносился только звук капающего крана в душевой, он слышал стук чужого сердца.
«Или это мое, и меня глючит», - подумал он как-то по-идиотски, совсем не о том, о чем стоило бы думать.
Олли пришлось его отпустить, чтобы одной рукой поспешно схватиться за края разматывающегося полотенца, а вторую прижать ладонью к груди в районе сердца, которое и правда кольнуло от волнения. Стало страшно, что слова Бедетти станут пророческими, и его вот-вот хватит удар.
- Я охренел, - честно признался Николас и прокашлялся на всякий случай, чтобы голос не звучал хрипло и нервно.
- Не смей ржать, - напомнил Олли так мрачно, что интонацией придавило не хуже, чем камнем.
- Я не уверен, что верю, - продолжил Бедетти, даже не думая смеяться.
- Похоже, что я шучу?! – Олли начал опять заводиться, сверкая глазами.
- С какой бы стати тебе вдруг предлагать такую жесть?! – ответил Бедетти вопросом на вопрос, психуя ничуть не меньше. – Да хоть раз бы вспомнить, когда ты что-то кому-то предлагал! Да нет, ты даже Дэнли никогда первым не звал, пусть даже в столовую. Все время только он тебя.
- Ты следил за мной и записывал, кого и куда я зову, что ли?!
- Несложно заметить.
- Привыкай, что ты кому-то не похрен, - выпалил Олли, собираясь сострить, на самом деле, но только потом понял, как пафосно это прозвучало. – В смысле… я не гей. Но ты мне не противен. Поэтому вчера… и я бы, может, не отказался еще раз. Или не раз. Но не ради того, чтобы злить какого-то Грэйсли. Понятно, надеюсь?
«Настолько «не похрен», что пресвятой староста изволил высказаться?.. Ушам своим не верю», - подумал Николас, все это выслушивая и не в силах смириться, что это ему не снится. Неясно было даже, кошмар это или просто сон.
- Ты же паришься, что о тебе подумают, что там могут наговорить потом, в университете?..
- Ну, блин, одно дело – если это ради какого-то сраного Грэйсли, а другое – если это я сам так… ну… решил, - Олли нервно дернул плечами и вздохнул судорожно, опять чувствуя, что у него в груди все сжимается. – А если ты согласен, то одним ударом двух зайцев, Грэйсли же просто сдохнет.
- Да мне плевать, что там с ним будет, если это не в шутку, чтобы над ним постебаться, - Николас возмущенно тряхнул волосами опять. – Ты не въезжаешь, одно дело – ради шутки, на уроке там сделать вид, все такое, чтобы он просто думал, что так и есть, а другое дело…
- Не хочешь – не надо, - Олли сразу отмахнулся.
- Я не не хочу, - Бедетти тоже незамедлительно ответил, чтобы не потерять возможность согласиться.
- Да брось, о чем я думал, вообще… блин… - Олли поправил наконец полотенце и закрыл лицо руками, застонал в них. – Жесть. Что я несу. Это же я, с какой бы стати вдруг…
- Да я просто не понимаю, зачем это может тебе понадобиться, если ты… блин, я не верю, что ты педик. Ты не педик. Морис – да, ты – нет, нифига. Зачем?! – Бедетти его взял за руки и встряхнул, но заставить старосту убрать ладони от лица не удалось.
- Без понятия, - глухо ответил он. – Не знаю и все. Просто… я бы, может, хотел еще… попробовать… но это странно каждый раз потом париться и обсуждать это, пытаться оправдаться, врать, нести какую-то чушь… а так было бы удобно, типа, все же логично, если…
«Ой, да бросьте, он же не хочет сказать, что просто хочет меня», - усмехнулся Николас мысленно, сам себе не веря.
- Если тебе не противно, конечно, - опомнился Олли и убрал руки, в ужасе на Николаса посмотрев, чтобы тому не показалось, будто его умоляют. Умолять Олин ненавидел и сам себе бы не позволил.
Бедетти на него смотрел пару секунд с таким же выражением лица, будто староста сморозил бред. Олли не мог перестать пялиться только на его губы, когда Бедетти к нему немного наклонился, и пытался контролировать дыхание, хотя хуже позора быть уже не могло. Николасу же представилась возможность рассматривать его лицо, пользуясь тем, что ему в глаза смотреть необязательно. И противно не было, и той паники, которая утром не позволяла заговорить вслух, а не письмом, тоже не ощущалось.
Он поначалу не прикоснулся ничем больше, даже пальцем не тронув, только наклонил голову и прижался губами к губам, смяв их и качнув головой. Олли задержал дыхание, зажмурившись, и стук сердца услышал уже у себя практически в голове, снова пронеслось множество кадров перед мысленным взором. На них – только Бедетти, в любых обстоятельствах за все время знакомства, учебы в академии. Злой, тупо ржущий над чем-то, улыбающийся искренне, острящий, кривящий свою глупую морду, удивленный, испуганный, опешивший, взволнованный, подмигивающий, усмехающийся, то его выражение лица, что Олли увидел только ночью, взгляд сверху вниз, но ничуть не презрительный и не надменный, победный.
Он увлекся этими кадрами, с постаныванием еле успевая вдыхать и выдыхать, поворачивая голову, чтобы не столкнуться носами и не стукнуться зубами, подставляя губы и приоткрыв рот. Он даже не заметил, как Бедетти уже смог преодолеть недоверие и панику, и взял его за плечи, сделав еще полшага вперед, встав вплотную. Стоять, еще не полностью обсохнув после душа, в раздевалке было холодно, а в груди все горело, голова вообще раскалывалась от мыслей, и глаза жгло, даже закрытые. Под ребрами, в солнечном сплетении закручивалась тугая пружина, и Олли казалось, что он может взорваться ко всем чертям, если не схватится за что-нибудь.
Хвататься особо было не за что, кроме самого Бедетти, а тот чуть сам не потерял сознание, когда Олли незаметно запустил руки ему под джемпер, обнимая поперек спины обеими руками.
Дверь кто-то толкнул, и она, как обычно, с первого раза не поддалась.
- Да что за хрень опять… - выругался кто-то. – Она не открывается!
- Толкни сильнее, бестолочь! – ответил второй голос, отдаляясь, будто просто проходил по коридору мимо. Кто-то, видимо, впервые пошел в душ перед сном, а не утром, когда дверь в раздевалку была распахнута настежь, и открывать ее каждому не было необходимости.
Дверь со скрипом поддалась после толчка бедром и плечом, в раздевалку ввалился извечный любитель подразнить Бедетти.
- О, староста, - он усмехнулся, обнаружив Олина, который натягивал футболку.
- Господи, тут вообще остались чистые полотенца… - донеслось из самой душевой, и парень застонал, узнав в этом голосе Бедетти.
Одному с ним словесно было не справиться, а приятель ушел спать.
- Удачного общения, - Олли хмыкнул, натянув трусы и швырнув полотенце в металлическую тележку возле выхода, где уже покоилась гора мятых, влажных полотенец.
- Я как-то… передумал, - парень протянул задумчиво, посмотрел оценивающе на свои вещи и развернулся. – Полотенец чистых все равно уже нет, смысл-то… - он вышел, и Олли выскользнул за ним, трогая волосы и прикидывая, доставать свое запасное полотенце в комнате или нет.
Сердце и правда чуть не разорвалось, когда дверь скрипнула в первый раз, и Бедетти еле успел отскочить, шарахнувшись и чуть не упав через скамейку, налетев на нее подколенками.
«Удачно подрочить», - еще подумал напоследок Олли, почти уверенный в том, что именно этим Бедетти и займется, предоставленный самому себе в душевой.
Глава 33
После сбора Бедетти удалось поймать старосту только в столовой.
Ночью, вернувшись из душа, он вообще обнаружил его спящим, накрывшимся одеялом целиком, забравшимся под него с головой.
Сопел Олли убедительно, и Николас сначала долго стоял, таращась на одеяло приблизительно в районе его лица, а потом прищурился и решил поверить, потому что никто бы такого долгого испытания не выдержал, если бы не спал по-настоящему. Пришлось тоже ложиться без объяснений, без уточнений некоторых деталей и подробностей.
Бедетти вообще не понимал, что это все значило, и что должно было измениться, зачем старосте это понадобилось, если он, вроде как, ничего особенного этим не хотел сказать.
«То «я гей», то «я не гей», то «я бы не отказался», то «ты просто не противный». Не пойму, я больной или не я?..» - задумался он с жуткой иронией, таращась в верхнюю полку, не в силах уснуть почти всю ночь. «Это было что-то, типа «может, повстречаемся по-настоящему, тогда можно сказать об этом Морису с Остином, да и… и… и все такое»? Не может быть. Нет, может, иначе дал бы в морду. Нет, не может, он просто обалдел. Хотя, нет, по-моему, он был в адеквате, когда это все порол. Тогда с чего он спит, мать его?!» - Николас еле удержался, чтобы не пнуть со всей силы полку в ее дно. Старосту бы неплохо тряхнуло, сделай он это, но мешала другая мысль.
«Или это значит, что теперь… ну… то есть, если я захочу, я и пощупать его могу?.. О, черт, что я думаю, фу, мать его, мать мою, мать его, нет! Нет, я не хочу его щупать, нет, что за чушь еще. В смысле… ну… если опять так вдруг получится… это будет, вроде как, само собой разумеющимся?»
Утром Олли не только не разбудил его, но даже отключил будильник и сбежал, как и положено старосте, первым явившись на сбор. Не хватало только встать по стойке «смирно» и отдать честь директрисе.
Делать что-то, да и говорить громко целых полчаса не получалось, и Бедетти просто предвкушал маленькую месть, избежать которой у старосты бы не получилось. Он сам сделал этот первый чертов шаг, прямо в ловушку, из которой теперь будет глупо самому же пытаться вырваться.
Теперь что бы Николас ни сделал, все обязано будет восприниматься, как милая шутка, заигрывание, трогательный флирт.
А значит, можно делать что угодно.
Олли так, как минимум, не считал.
- Если тебе кажется, что это смешно, ты ошибаешься, - заметил он, отворачиваясь при этом без особой убедительности, чтобы маркер не задел его лицо лишний раз.
- Если тебе кажется, что твоя точка зрения имеет больше смысла, чем моя, тебе действительно кажется, - заверил его Бедетти, придерживая за плечо, развернув к себе за столом, а правой рукой примериваясь, чтобы дорисовать усы на щеках. Кончик носа он обозначил жирной черной точкой, и Олли скривил такую гримасу, почувствовав запах спирта от маркера, что физиономия стала по-настоящему смешной. – Так лучше, - с честными глазами покивал Николас, защелкнул колпачок и убрал маркер в карман.
Олли потер нос, пытаясь стереть краску сразу, но встретил только ехидный взгляд, полный удовольствия от ситуации.
- Он водостойкий. Только спиртом, староста, только спиртом если.
- Это что, какой-то спор? – влез Питер, не удержавшись, с интересом, наивными глазами на Бедетти глядя, а сам при этом незаметно наклонил глубокую тарелку, полную каши, и принялся соскребать ее ложкой в тарелку к Нилу.
Тот увлекся разговором с одноклассником, польщенный долгожданным вниманием, и не замечал. А Питер был, в свою очередь, в восторге от того, что есть эту скользкую, но «безумно полезную с его-то здоровьем» мерзость. Повариха была вообще особого мнения о том, что ему следовало есть, и овощной диете не доверяла.
Не верила, что врачи всерьез могли лишить подростка мяса и рыбы.
«Правильно делает, что не верит, но это… меня не волнует», - переложив всю кашу и облизнув только ложку, оглядываясь на повариху, подумал Уиллсон.
- Нет, это наши там… дела, - Николас от него отмахнулся.
Олли подергал носом, шмыгая им и морщась. Умилился даже Остин, но не выдал это ничем, кроме чуть заметной ухмылки, глядя только в свой стакан.
- Значит, вы теперь такие друзья? – уточнил Питер все с тем же навязчивым любопытством, распахнутыми глазами, в которые невозможно было смотреть и одновременно говорить их обладателю гадости.
- Не то чтобы. Соседская… дружба, - Олли пожал плечами, стараясь вообще не думать о том, что наговорил в душевой. Он не мог выдержать потока мыслей, сутью которых был жуткий стыд.
«Хотя, вообще-то, я потом исправился и сказал, что я не гей, просто… ну, просто… ну, ведь я прав. В том и дело, что я не гей, поэтому я не могу так просто дрочить с кем-то там. Сосаться, тем более. Нет, не могу. И я не Остин, который прямо помешан на сексе, я вообще ничего о нем не знаю. Порнуха не в счет. Поэтому что еще я мог сделать? Бедетти не такой уж дебил, что касается всяких этих штучек, он должен понять, что это выгодно. Ведь это, как бы, уже не норма, но еще не голубизна, да? Так почему не попробовать, вроде как, официально, пусть и только между нами, а не публично, продолжать это… ну, или не это… тогда, если все скатится в хлам, можно будет, по крайней мере, сказать, что мы пытались, это было в здравом уме и трезвой памяти, что мы осознавали, что вытворяем, но просто ошиблись. Мало ли. Кто не ошибается в выпускном классе, ну. Я прав. И это не я его первым целовал. Это он. Он же первым начал. Он всегда начинает первым, если подумать. Так что мы в равном положении. Мне нечего стыдиться. Нечего. Нечего. Черт, нечего. Я сказал, и за это стыдно, но он сделал, значит, ему тоже должно быть стыдно. Хотя, если посмотреть, такое чувство, что ему плевать вообще», - Олли на соседа по скамейке покосился, и если Бедетти этого не заметил, контролируя взглядом липучку Питера, то Остин обратил внимание и почувствовал что-то среднее между жалостью, презрением и ревностью. Он даже не знал, к чему именно ревновал. К тому, что Олли, который с шестого класса себя больше не позволял обнимать даже в знак утешения, теперь не вырывался, когда его трогал еще недавно ненавистный до дыма из ушей Бедетти? Простые, мелкие касания, но они были, а между Олли и Остином их не было давным-давно. Да и недавние, при первой попытке помириться, не были такими уж искренними, если судить по результатам.
«Чтобы Олин Чендлер позволял какому-то сраному Бедетти рисовать у него на лице какую-то чушь, да еще и улыбался после этого, как будто он против только на словах… Бедетти владеет гипнозом или что?» - думал он, копаясь в завтраке с плохо скрываемым отсутствием энтузиазма.
- Завтра ведь к нам приедут из Дарремвофта, - сказал кто-то за соседним столом, у Остина за плечом, но услышал не только он, и все посмотрели в ту сторону, переглянулись после этого.
- Это что-то такое важное? – сразу улыбнулся Питер.
- Ты все равно не будешь участвовать, - облизывая ложку в следах желе, успокоил его Бедетти, садистски улыбаясь в ответ. – Эти конченые мудаки приезжают почти каждый год, чтобы выпендриться и показать, какие они крутые. Баскетбол, волейбол, плавание.
- Но наш бассейн ведь не работал? – Питер удивленно поднял брови.
- В этом году обещали открыть. Обещают до сих пор, то есть, все что-то доделывают там, но к завтрашнему дню точно открыть должны. Завтра тренировка, а потом, типа, дружеские соревнования.
- Но это тупо, - Питер хмыкнул, закатывая глаза и обводя взглядом темный, раскрашенный потолок столовой. – У них академия, помешанная на спорте, они в любом случае сильнее нас. И шансов больше.
- Поэтому в прошлые годы они и приезжали повыпендриваться, - Николас пожал плечами. – А еще у них странный акцент, - он манерно согнул запястье до упора, выпрямив пальцы и растопырив их, скривил рот. – Такой… Оу-чэнь выразит-эльный, и они тащатся смотреть на всех, как будто приехали не в Паддингтон, а в Ламморн. В прошлом году их не было из-за того, что они жульничали на эстафете, и кто-то из третьего класса, кажется, руку сломал.
- Вот я и удивился, я ведь в прошлом году всю осень и почти всю зиму был, - Питер кивнул, заинтересованно его слушая и не отрываясь, будто это – самая интересная тема в его жизни.
- Вот… а я выгляжу, как Эрика, к примеру? Ферн, Марта? – Бедетти закатил глаза с таким презрением во взгляде, что Олли тоже хмыкнул. Ему были так же знакомы придурочные взгляды учеников спортивной академии, которые считали парней из Паддингтона чем-то средним между парнями и манерными девчонками из частных школ.
Их «натуральные мышцы», которые в пятнадцать лет превышали массу даже такого, как Остин, совсем не похожего на девчонку, вселяли сомнения по поводу запрещенных добавок. Шансов у Паддингтонцев не было абсолютно никаких. Они были, разве что, в плавании, эстафетах и забегах на время, но и там ученики Дарремвофта умудрялись жульничать, подстраивая пакости.
- Готов поспорить, они друг друга трахают в эти накачанные жопы, - понизив голос и глядя в сторону учительского стола, чтобы следить, не заметил ли кто из учителей, продолжал лить яд Николас.
- Почему ты так думаешь, если они такие крутые? – Питер искренне заинтересовался.
- Потому эти гладкие, блестящие от масла мышцы, фальшивые бриллианты у каждого в левом ухе, одинаковые прически с дебильным литром геля на волосах… господи, это же просто… - Бедетти снова поморщился.
- Белые гольфы и спортивные трусы, чтобы было легче… хм… в баскетбол играть, - Остин поддержал его, хмыкнув, Николас тут же осклабился, глядя на него. – Бритые подмышки и эпиляция на ляжках.
- А на что еще им тратить время, не на чтение же, не на учебу, - Олли дернул одним плечом, тем, что было ближе к Николасу, задев его. Тот поерзал, подвинувшись незаметно на пару сантиметров и сделав так, что даже без лишних движений староста его касался.
И Олли совсем не был против, судя по изменившемуся на мгновение выражению лица с едва уловимой улыбкой.
- Кстати, с какой радости они приедут в этом году, и почему мы узнаем об этом за день от кого попало? – Остин прищурился. – Ты у нас знаешь больше всех, не расскажешь? – он в упор на Николаса уставился, а тот вздохнул, вдохновенно поднимая брови.
- В этом году правила изменили. Это же не соревнование, в самом деле, никаких настоящих наград. Так, распечатают какие-нибудь дурацкие грамоты, свернут трубочкой, воткнут им в задницы и отправят обратно. Но участвовать в эстафетах будут пары не из каждой академии, как бы, а из обеих. Ну, если двое, то один от них и один наш. Так же и с командой по плаванию, так же набирать будут в команду по баскетболу и волейболу. Так что можно расслабиться. Как бы они нас ни ненавидели, они скорее удавятся, чем позволят себе продуть. Они же тупые, как бараны, их если развернуть друг к другу, они друг с другом рогами и сцепятся, ну. Так что можно будет отойти, покурить, пока они там за мячиком бегают, - Бедетти махнул рукой.
- Что ты и собираешься сделать, - Остин уточнил.
- Ну, если тебе не терпится обсуждать с этими уродами стратегию игры, учитывая, что они тебя слушать не станут, а мяч передадут под угрозой смерти и точно в лоб один раз за всю игру, пожалуйста, я не тащу тебя с собой. Я бы даже с интересом посмотрел, как ты будешь с ними… играть.
- А где будут те, кто не участвует? Ну, не хочет, например, или не может, - Питер опять наивно похлопал ресницами.
- Просто наблюдать. Болеть. Можем попросить девчонок прислать с таксистом помпоны для тебя, - Николас ему в ответ сладко улыбнулся.
- Нет, я просто посижу, - Питер сделал вид, что он тупее пня и всерьез оценил «шутку».
Бедетти ответить не успел, заикнувшись от внезапного ощущения, что староста задирает ему рукав на правой руке, упирающейся краем ладони в скамейку. Он сначала в недоумении на него уставился, а потом Олли пощупал его запястье и в недоумении сдвинул брови.
- Где часы?
- Я ношу их на левой руке, - удивленно и со скепсисом уточнил Николас, подняв левую руку и тряхнув ей, чтобы рукав отодвинулся.
- Ах, да, - Олли закатил глаза.
- А еще часы есть вон там, - Остин не удержался и кивнул Олли за спину.
- Я просто привык сидеть напротив них, а теперь не вижу, поэтому… - староста панически оправдался, и в голосе заметно стало нарастающее раздражение.
- Да не волнуйся ты так… все понимают, что староста любит командовать… - Николас вздохнул и закинул ему руку на плечи, свесил кисть с его правого плеча.
Олли скорчил недовольную гримасу с долей отвращения и взял было его за пальцы, чтобы эту руку стряхнуть, но потом с сомнением их пощупал зачем-то и свою руку опустил. Бедетти самому стало не по себе под убийственным взглядом, которым все время сдержанно молчавший Морис одарил старосту.
Он вообще впервые за все время завтрака поднял взгляд от тарелки, просверлив в плече, а потом во лбу у Олина крупного диаметра теоретические отверстия.
Остин скрывал свое раздражение чуть лучше, просто стиснув зубы, так что контур челюсти стал четче, а виски проступили, сжал в руке стакан с молоком.
«Просто класс. Сейчас кончу. Бедетти обнимает Олли. Что может быть… лучше с утра, чтобы увидеть», - подумал он, нервно дернув уголком рта.
Бедетти ненавязчиво начал руку опускать, чтобы не убирать ее резко, будто испугался. Она опускалась, не отрываясь, впрочем, от самого старосты, погладив его по спине предплечьем, а ладонь, крепко прижимаясь, вела от плеча по всей руке, пока не опустилась на уровень пояса.
- Первым уроком будет биология, - напомнил Олли бесстрастно, вообще не выражая мимикой ни единой эмоции. – Кто хочет помочь мне отнести микроскопы? Остин? – выразительно посмотрел он на бывшего друга. Тот чуть не подавился молоком и с трудом его проглотил.
- Я помогу. Вдвоем, думаю, справимся, - опередил его Бедетти, и Чендлер расцвел паскудной ухмылкой. Предложить-то он предложил, вот только Николас, в отличие от Остина, всегда улавливал даже тончайшие намеки и готов был поддержать, даже если идея не вызывала у него восторга.
У него были свои понятия о том, что должны делать друг для друга люди, которые не враждуют открыто, живут вместе и дрочат за компанию.
- Тогда лучше пойти прямо сейчас, чтобы не опоздать потом, - с пафосным надрывом в голосе, оглянувшись и посмотрев на круглые настенные часы, заметил Олли.
- Само собой, - с той же интонацией, с тем же надрывом согласился Бедетти и встал вместе с подносом. Стоило им скрыться одному за другим в коридоре, Питер не удержался и снова выглянул из-за ряда голов.
- А раньше вы с ним так ходили и говорили похоже, почти одинаково, - улыбнулся он Морису широко, не обращая внимания на то, что Грэйсли ему в ответ не то что не улыбался, а даже взглядом одарить не изволил. – Только обычно это он предлагал, а ты соглашался. Никогда не думал, что такой, как Николас, может кого-то слушать и с кем-то даже соглашаться. Вы поэтому больше не дружите, потому что ему интереснее со старостой? – продолжал Питер скалиться.
Остин закрыл глаза, медленно продолжал тянуть холодное молоко из стакана и фантазировать о том, как было бы здорово поймать больного не только телом, но и мозгами одноклассника, затащить его куда-нибудь, в кладовку, к примеру, и там придушить.
Морис если и думал примерно о том же, спокойствие сохранять не смог, швырнул вилку на тарелку с остывшим и просто порванным на мелкие крошки омлетом, встал и демонстративно переступил через скамейку, чуть не бегом отправился к выходу.
- Почему он ушел? Я что-то не так сказал? Что такого я сказал? – Питер в недоумении моргал, глядя то на одного одноклассника, то на другого. Все молчали, и Нил тоже, с мученическим выражением лица доедавший кашу. Оставить полную тарелку ему не позволяла совесть, как-то стыдно было бы потом смотреть на повариху, которая от него в восторге лишь потому, что он «не такой избалованный», как остальные.
- Остин, ты идешь сразу в класс или еще в комнату? – Питер вскочил вслед за Остином, как только тот поднялся из-за стола.
- В класс, - закидывая ремень сумки на плечо, процедил Дэнли сквозь зубы.
- Ты не поможешь мне отнести и мою тоже, а то она жутко тяжелая, а мне приходится делать упражнения всякие по утрам, не буду вдаваться в детали, тебе это не интересно, но жутко утомляет. Ты не против? Если против, я попрошу Нила.
Нил и согласился бы с удовольствием, готовый сделать что угодно для соседа, который похож был если не на привидение, то на жертву жестоких экспериментов. Но не успел вовремя проглотить кашу.
Остин уже протянул руку, сжав губы, чтобы ничего не сказать, и Питер с плохо скрываемым удовольствием повесил на его ладонь ремень своей сумки.
- А как ты думаешь, что с Морисом? Он расстроился? Что я такого сказал, чтобы он так убежал? Они что, реально поругались с Николасом?
- Без понятия, - Остин вздохнул, повесив на свободное плечо вторую сумку.
- А почему, правда, вы не дружите теперь со старостой, а он с Николасом – очень даже?
- У него спроси.
- Значит, это не ты решил с ним не общаться?
- Похоже, что я нашел кого-то получше? – Остин не удержался, и чисто дружеская ревность вырвалась в этих словах. В самом деле, по ним с Морисом видно было положение дел в отношениях с бывшими друзьями и соседями по комнатам. Если бы именно Остин был инициатором ссоры и переезда, вряд ли он сидел бы один, изредка обмениваясь репликами с мрачным, как туча, Грэйсли, и отмахиваясь от банальных разговором с остальными.
Вряд ли Олин наслаждался бы общением с главным своим врагом, будь именно Остин тем, кто порвал с ним все связи.
И Питер это прекрасно понимал, но когда услышал саркастичный вопрос Остина, остановился возле кабинета биологии и хмыкнул.
- Знаешь, похоже.
- Что? – углубившись в свои раздраженные мысли, Остин его даже не услышал.
- Говорю, что похоже, что ты нашел кого-то получше. Может, просто не видишь.
- Ты про Мориса? Мы просто соседи. Его от Бедетти отселили к Нилу, но там записан с начала года ты и когда ты приехал, получилось так, что больше Морису жить негде. Только со мной, - Остин объяснял это уже в который раз, у него многие спрашивали, высказывая какие-то странные подозрения и догадки.
- Нет. Не про Мориса, - Уиллсон поморщился и сам снял с его плеча ремень своей сумки. – Спасибо, что помог. Ты же, вроде, собирался помочь старосте нести микроскопы? Сумка полегче микроскопов.
- Не за что, - Остин пожал плечами равнодушно, так и не поняв, что противный воришка имел в виду, и не собираясь углубляться в смысл его слов.
Глава 34
На обед Остин вообще не собирался идти, застряв в зале с ноутбуком и не испытывая особого желания заходить в комнату. Сталкиваться с Морисом не хотелось, потому что у него на лице было постоянно такое мрачное и сосредоточенное выражение, что наблюдение за ним и, тем более, разговоры жизнь Остину не облегчали ни капельки.
Потом, правда, он услышал шум столовой аж в зале, где никого не осталось, даже самых мелких, из младших классов. Компания Мориса уже не казалась такой угнетающей, липучка Уиллсон сидел далеко, в другом конце стола.
Основную печаль составляла сладкая парочка, вечно скалящаяся, глядя друг другу в глаза, и капающая ядом. Смотреть на них не хотелось абсолютно, но бездумно выброшенный утром завтрак откликнулся ощущением сжимающейся в животе руки, и Остин решил, что мучить себя из-за каких-то там «голубков», которые его раздражают одним видом, слишком по-детски.
Они того не стоят, в самом деле.
Он только дошел, выключая на ходу ноутбук и убирая его подмышку, до лестницы, когда увидел, как распахнулась дверь их же с Морисом комнаты.
- Убью тебя, паскуда мерзкая! – взвыл сам Грэйсли, и из комнаты сначала выбежал, споткнувшись о ковровую дорожку в коридоре, Питер, а за ним, тоже споткнувшись, вылетел разъяренный Морис.
- Что… - начал было Остин, сделав страшные глаза и опустив брови, сдвинув их в недоумении и почти негодовании. «Что происходит, мать вашу», - собирался он сказать на самом деле, но не успел, потому что одноклассники, цепляющиеся к нему обычно, теперь его даже не заметили, пробежав мимо.
- Ах ты… ах ты тварь! – Морис снова заорал, раздался грохот, стон, и Остин взбежал по лестнице, распахнул дверь в комнату сначала, чтобы посмотреть, что вынудило Грэйсли вести себя, как истеричка.
За сохранность костей Питера волнение Остина как-то не охватило, он даже постарался убедить себя, что не рад паре синяков, которые Уиллсон точно заработает. Паре десятков синяков.
Открыв дверь, Остин просто замер на пороге, продолжая таращить глаза, чуть не выронил ноутбук, но успел перехватить его и оставить на столе.
По всей комнате разбросаны были вещи, одежда, и в ней Остин не узнал ничего своего. Он такого просто не носил, хотя, опознать ту кучу тряпок, в которую шмотки Грэйсли превратились, теперь было сложно. Свитера и футболки, майки, даже штаны были злобно разрезаны на ленточки и откровенно изуродованы до неузнаваемости. Клочки ремней разбросаны были повсюду, а тетради порваны.
Остин захлопнул дверь и бросился к голосам, которые уже перестали кричать и просто выли, переходя на рычание.
- Тварь, поганая тварь, я тебя прирежу этими вонючими ножницами, мразь ты грязная! – шипел, брызжа слюной, Морис, схватив пойманного и опрокинутого на спину прямо в коридоре Питера за плечи и встряхивая его.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |