Казалось, Бедетти отшивать и не торопился, и Олли приклеился взглядом к строчкам, читая их и не отрываясь.
«Я не знаю, каково тебе, но думаю, что так же, как мне. В смысле, мы делали примерно одно и то же, ничего такого. Я не знаю, как ты хочешь, чтобы мы теперь разговаривали, если вообще хочешь этого. Я не против, если честно. Если ты не хочешь затрагивать эту тему, просто делай вид, что ничего не было. Я пишу это, чтобы договориться и знать, что мы оба так решили, потому что просто глупо будет всерьез делать вид, что ничего не было, ведь было, и мы оба знаем, как бы, проблемами с памятью я не страдаю, да и ты, вроде, тоже, и нас это будет грузить, если не договориться.
Ты больше не общаешься с Дэнли, а Морис вообще уехал, да и если бы он все еще был здесь, я бы с ним все равно не смог жить и общаться. В смысле, ничего не так, как раньше. И я, кажется, не слишком настаивал вчера?.. Ты тоже был не против, мне казалось. И мы во всем разобрались уже, вроде, да? Я просто парюсь из-за мысли, что ты потом эту дурацкую записку покажешь кому-нибудь, подставишь меня, как подставил Дэнли. Но я тебя тогда тоже сдам, так и знай. В смысле, это не угроза, я просто предупреждаю, если ты сейчас угараешь надо мной и думаешь, что я гомик и придурок. Но не думаю, что ты настолько спятил, чтобы ради прикола надо мной снимать трусы. Поэтому успокою тебя на случай, если тебя парит то же, что меня. Я не стану смеяться над тобой, пока не станешь ты. Если ты всерьез, то и я всерьез. Так что… ты понял, к чему я вел? Если бы не понял, ты бы вчера сломал мне челюсть, ты же не сопля, на самом деле, я знаю.
Когда созреешь, чтобы поговорить, не парься. Просто… знай, что если бы это был не ты, а кто угодно, я бы не подумал даже предлагать что-то в этом роде. И если бы это был не я, а тот же Дэнли, ты бы тоже не стал… я так думаю. Скажи потом, ошибаюсь я или нет.
П.С. Верни мне чертов одеколон. Я серьезно».
Глава 28
Все в академии менялось с безумной скоростью, и если раньше появление Олли в столовой безмерно радовало только Остина, то теперь его настроение еще сильнее упало, стоило старосте появиться и сесть напротив.
- Как бы там ни было, одеколон я тебе не верну, - заявил он, подавшись немного к Бедетти, чтобы это не выглядело так, будто он сообщает всему столу.
- Подавись им тогда, - Николас закатил глаза машинально, отвечая, только потом вспомнил про собственное письмо. Он не успел открыть рот, как Олли вытащил из кармана сложенный вчетверо листок другого оттенка, с более прочной бумагой. Это была уже не записка от Николаса, это было другое письмо, на вырванном из тетради старосты листке. Он держал его двумя пальцами – указательным и средним, а потом согнул руку в локте, предоставив вежливо возможность Николасу взять его или не брать. Бедетти листок взял, сначала собираясь убрать в карман, но потом передумал и стал разворачивать прямо за столом.
- Что это? – Питер, севший справа от Остина, оказавшийся при этом напротив Николаса, не удержался от вопроса. Мало того, что теперь на его глазах происходило что-то совсем непохожее на те отношения между одноклассниками, к которым он привык, так они еще и обменивались какими-то непонятными записками.
- Секретный шифр, который кое-кто не станет читать здесь, - выделив интонацией последнее слово, ответил Олли.
- Как у девчонок? – тоже не выдержал Остин, который корчил унылые рожи из-за безумного удовольствия, которое испытывал от компании Питера.
- Кто-то из нас, по-твоему, похож на девчонку? – Олли огрызнулся незамедлительно, скривив губы и посмотрев на него с отвращением, как на кучу мусора.
- Я не это сказал, и если ты это услышал, это уже не моя проблема.
- Так кто-то похож?
- Мать твою, да никто не похож, отвали только, - Остин вздохнул тяжело, чувствуя дикое желание просто отпихнуть поднос, чтобы он сшиб поднос старосты ему же на колени, и уйти.
- Я бы на твоем месте прочитал его позже, - с давлением в голосе еще раз повторил Олли, выразительно глядя на Бедетти, но тот на него даже не смотрел, с извращенным удовольствием, медленно-медленно разворачивая листок.
- Ты не на моем месте, - противно улыбнулся он и вчитался, стараясь не слышать шум столовой и голоса за столом.
Олли сделал лицо кирпичом и принялся злостно накалывать овощи на вилку, запихивая их за щеку и почти забывая жевать. Дошло до него, что он есть ненавистную зелень, не сразу, а когда дошло, позеленело даже лицо.
- Ты не любишь овощи?.. – любезно уточнил Питер, наблюдая за выражением его лица.
- А их кто-то любит? – староста с огромной дозой иронии выплюнул зеленую мешанину в салфетку и бросил ее на тарелку.
- Я люблю, - Питер пожал плечами.
Олли его стало жалко. Из-за здоровья Уиллсон совсем ничего «нормального» есть не мог, так что вес не просто не набирался, а еле-еле держался на планке, которая делала Питера похожим на жертву концлагеря.
«Я не то чтобы против разговаривать на эту тему. И я не хочу делать тупой вид, что не помню, у меня тоже нет с памятью проблем. И ты прав, ты не особенно настаивал, если бы я не хотел, я мог просто отказаться. В смысле, не то чтобы я хочу сказать, что я ХОТЕЛ, но это было… неплохо. Но с Дэнли я бы действительно не стал. И, если подумать, вообще ни с кем, кого знаю. Я не имею в виду, что ты какой-то там… особенный. Просто из всех, кого я знаю, ты достаточно… приятный, что ли, чтобы это не было… наверное, у тебя то же самое, ты ведь не стал бы такое с Грэйсли делать. Потому что сам говорил, что он тебе тупо неприятен.
Я только запутался в причинах. То есть… если бы ты не стал этого делать ни с кем, я бы тоже не стал ни с кем, а ты предложил мне не потому, что я какой-то там «особенный», и я согласился не потому, что ты «особенный»… получается, это просто так, дело ради дела? Только это странно, ты же не гомик, в самом деле. Ты же не Дэнли, чтобы… делать это с парнями только потому, что ты можешь это сделать, и что это… неплохо. Чисто по ощущениям. Ну, ты понял. Я запутался. Я не въезжаю, почему. То есть, я въезжаю, почему именно я, потому что, возможно, я тебе не противен, как Грэйсли. Да и живем мы вместе, к тому же, почему бы и нет. Но я не то чтобы думал раньше, что ты можешь сделать это просто так, от нечего делать. Тебе не нравятся парни, правда же? Физически. Тогда зачем? Не настолько же тебе прямо впарилось в мозг это, чтобы от безысходности.
О, боже, я зануда, я знаю. Но я не знаю, как дальше разговаривать, если не делать вид, что ничего не было. Либо ты постараешься мне объяснить, либо я не знаю, как общаться. Мне даже говорить сложно, когда я чего-то не понимаю. Я даже спать не смогу. Это было что-то, что ты сделал, не подумав, просто в порыве? Правда было невтерпеж, а я так удачно подвернулся, и ты решил, типа «О, почему бы и нет, я не гомофоб, а Чендлер мне не противен, так почему нет»? Ты жалеешь теперь об этом и не хочешь, чтобы я как-то не так это понял?
Господи, конечно не хочешь, что я пишу. Когда прочитаешь, либо скажи, что все окей, и больше этого не повторится, это был припадок, либо объясни. Пожалуйста».
Николас дочитал и продолжал таращиться в точку после финального слова, понимая, что действительно не стоило читать прямо за столом. Все, казалось, пялились на его изменившееся выражение лица, пытаясь догадаться, что за секретные шифры могут быть у старосты с ненавистным ему «маменькиным сынком». У Бедетти стук его собственного сердца отдавался эхом в ушах, и в мыслях поселилась паника.
«Объяснить? Что объяснить? Каким образом объяснить? О, Чендлер не идиот, все правильно. Пора признаться. Я не Дэнли, чтобы обжиматься с парнями просто так, потому что это реально сделать, и ничто не мешает. Я не Дэнли, чтобы обжиматься именно с конкретным парнем, потому что он мне не противен, в отличие от остальных. Потому что я не гей, вообще-то, и даже если было бы невтерпеж, зачем было дрочить с кем-то, если можно одному абсолютно с таким же успехом? В чем разница? В том, чтобы сосаться с чертовым старостой?!» - сам себя он в ужасе распинал, таращась в листок. «В том, чтобы облапать его и кончить на него? О, чудесно. Лучше не бывает. Он придумал классное объяснение, кстати. Внезапный порыв, который я считаю не совсем ошибкой, но досадным недоразумением, которое совершил, не подумав, и о котором не хотел бы вспоминать. Которому не стоит придавать особого значения. Почему он? Потому что именно он оказался в комнате. Потому что я так подумал и прикинул, что «ммм, мы в одной комнате, а он мне не так уж и противен, если сравнивать со всеми остальными, да и это не секс, мать его, никакой, так, фигня просто. Почему бы и нет. Это приятно, ему тоже должно быть приятно, если он не захочет, то просто пошлет меня к черту и даже по роже даст, как нормальный… нормальный мужик, и я пойду спать. Но попытаться ради шутки и просто ради самой попытки никто не мешает же». Да, именно так я и думал. Как это, блин, сказать ему… опять писать? Или вслух как-то?.. Нереально вслух такое нести. «О, знаешь, вообще-то, я думал, что ты пошлешь меня и врежешь мне напоследок за такую дурь, откуда мне было знать, что ты будешь не против?! Я же вообще не продумал вариант, в котором ты согласишься, а ты взял и согласился, и понеслось! Я даже представить не мог, что ты не откажешься, кретин!» Наезд. Детский какой-то наезд. Он охренеет просто, позеленеет весь и устроит скандал. Спасибо, на опыте Дэнли насмотрелся. Так. Ладно. Надо просто сказать: «Послушай, Чендлер… это реально что-то необъяснимое, я не знаю, честно, зачем я это затеял, я не ожидал, что ты не станешь сопротивляться, а потом…» А что потом?! Что потом?!! Если я такой прямо гениальный и даже не рассчитывал на то, что он согласится, почему «понеслось»?! Почему я сам не заржал и не послал его?! Значит, рассчитывал. Нет, не рассчитывал, не ожидал же. Я… надеялся, что ли?.. О, мой бог. Я надеялся, что Чендлер захочет со мной пообжиматься и подрочить. Великолепно. Я в здравом уме и твердой памяти был?.. Нет, можно, конечно, наврать, что я просто пошутил, но он дико обидится, и в жопу всю неделю. Да и смысл врать, если это неправда. Я ему, блин, пишу, что я знаю, что он не прикалывался, а сам скажу, что решил приколоться. Да его на атомы разорвет».
Бедетти скомкал с шумом листок с запиской в тугой комок и оставил лежать на столе. Олли от неожиданности вытаращил глаза, пялясь в свой стакан.
«И как это понимать?.. Психанул? Там что-то не то? Блин, точно решил, что я конченый. Я зануда. Я упоролся. Он прикололся, а я принял все за не знаю…не знаю, за что, мать его, я все принял! Что за фигня со мной была?! А он еще и просек, что я не прикалывался, типа, не станет же нормальный человек трусы снимать, чтобы приколоться! Стоп… но он то же самое делал, что я. Я на него не кидался с истерическими признаниями, как баба же, правда?.. Он точно так же трусы снял. Это он полез первый. И даже если ради прикола и охренел, что я не начал орать и не выпрыгнул в окно, то зачем продолжал? В смысле… какой нормальный человек, даже если он не гомофоб, типа, станет лапать другого нормального человека, если не собирался этого делать, а хотел просто приколоться?.. Он мог заржать надо мной прямо в тот момент. Я, блин, лежал, как бревно, мне было плевать, и если он просто прикалывался, ему стало бы не по себе, зачем он продолжал лезть? Значит… значит чего я парюсь, в самом деле, он прав. Не из-за чего париться, мы в равных позициях. Это не была шутка. В смысле, он может сколько угодно сейчас убеждать меня, что сначала это была шутка, а когда я не послал его, он охренел и воспользовался ситуацией, типа, в этом нет ничего «такого», мы же не гомофобы, мы же не трахались, в самом деле. Но это не могло быть шуткой, потому что если было, он бы не стал. Короче, все еще сильнее запуталось. Прекрасно. Вообще ни слова выдавить не могу».
- Положи свои гребаные руки на стол, Уиллсон, - мрачно процедил Остин сквозь зубы, подпирая левой рукой голову, опираясь локтем этой руки на стол и глядя сверху вниз на сидевшего справа Питера. Тот улыбнулся, не показывая зубы, и вытащил руки из-под стола, положил их по бокам от пустой тарелки.
- Да, мамочка. То есть, папочка, - исправился он.
- Так лучше. И отсядешь от меня за ужином. Видеть тебя не могу.
- Не смотри, - Питер пожал плечами, хотя, выглядело это, будто он просто дернул ими, костлявыми и обтянутыми тонкой футболкой с длинными рукавами.
- Чем он тебе мешает? – Николас удивленно поднял брови и решил, что может запросто обратиться к Остину, ведь они вовсе не ругались в пух и прах.
- Постоянно лезет не в свое дело. И уже спер у тебя ваш секретный шифр, как у брутальных мужиков, а не девчонок, - с выражением в голосе уточнил Остин, чтобы Олли опять не начал психовать.
Староста побелел, уставившись на Питера почти круглыми глазами. У Бедетти просто на пару секунд пропал дар речи.
- Опять?! Я же сказал тебе не трогать мои вещи, когда ты отдал мне кольцо! – он сверкнул глазами и чуть не щелкнул зубами.
- Само собой как-то… мне просто интересно, а вы не говорите, что там, только «секретный», «секретный»… - Питер снова пожал плечами, невинно улыбнувшись, мол, на него ни за что накричали, и отдал уже спрятанный под футболку бумажный комок. – Пора мне таблетки пить, - он вздохнул и достал из кармана небольшую, непрозрачную баночку с надежной крышкой. Внутри были какие-то зеленые пилюли, но между ними болтались еще две прозрачные, с белым порошком внутри. Он вытащил одну из них и посмотрел на свет лампы. – Да, это то, что нужно.
У Остина и Николаса глаза на лоб полезли одновременно.
- Откуда у тебя…
- Отдай быстро, ты сдохнешь! – громче, перебивая Бедетти, выпалил Остин и схватил вредного одноклассника за руку, сильно ее сжал, так что пальцы хрустнули, и Питер дернул руку на себя. Пилюля упала Остину в тарелку с супом, к которому он почти не притронулся.
Денег, потраченных на нее, было жаль, но отвечать за смерть полоумного одноклассника, которого могло ветром унести, не то что чем-то «таким» убить, Остину не хотелось.
- По-моему, ему нужно лечиться от клептомании, - задумчиво протянул Олли, щурясь. – А кое-кому – надежнее прятать свои… вещи.
- Мне скучно, - оправдался Питер, потирая руку, которая по-настоящему заболела. – У всех какие-то тайны. Остину же никак не придет в голову рассказать, что за табле…
Остин пихнул его в бок локтем и тут же обхватил рукой за плечи, придвинул к себе по скамейке и сильно прижал.
- Остин все тебе расскажет, если ты закроешь рот и будешь вести себя так, как будто тебя могут выгнать за хранение того, чего хранить нельзя, - прошипел он Питеру куда-то в волосы, и Олли с Николасом на него уставились, как на сумасшедшего. А Уиллсон, напротив, расцвел.
- Договорились. А вы расскажете мне, что за секретные записки. Или про них можно громко говорить? – он уставился на старосту и Бедетти.
- Можешь хоть к директрисе пойти и в наше радио поорать, что у нас какие-то тайны, о которых тебе знать не положено, - Олли хмыкнул с безразличием.
- Именно, - Николас согласился и скомканную записку спрятал во внутренний карман пиджака на всякий случай.
- Ребята… - раздался сладкий голос Анны, которая почти беззвучно подошла к их столу, прежде чем уйти из столовой. – Приятного аппетита. У вас все в порядке? – она выразительно посмотрела на Питера и Остина, который чуть не поседел от испуга. Пилюля уже покоилась на дне тарелки, и он собирался как-нибудь незаметно ее вытащить, чтобы никто не нашел в любом случае. Увидев Анну, он расслабился, но не слишком, понимая, что ее насторожило странное поведение по отношению к «бедняжке Уиллсону».
- Да, мы просто говорили о том, как классно снова видеть Питера с нами, - ответил он, прижав тощего одноклассника к своему боку так, что тот поморщился, не в силах вдохнуть, но не вырывался, довольный выторгованными тайнами, в которые добровольно его никто посвящать не хотел.
- Это здорово, мальчики. Я рада, что вы так стараетесь поддерживать друг друга, - Анна подмигнула, будто поверила, и ткнула по-дружески Остина кулаком в плечо. Он хихикнул нервно и еще раз Питера тряхнул. Отпустил только тогда, когда Анна скрылась за поворотом арки.
Питер вытащил из кармана ингалятор, встряхнул его и приложил тонкую трубку к губам, с напряженным выражением лица вдохнул. Звук был такой тяжелый и сиплый, что Олли снова стало его жаль.
- Не надо было так сильно… демонстрировать свою заботу, - сообщил свое мнение Николас и усмехнулся. – А то так и убить недолго.
- У него всегда рядом ингалятор. И он ведь знает, что делает, - Остин похлопал «любимого одноклассника» по спине, встал и отправился с подносом к выходу, по пути пытаясь незаметно вытащить пилюлю из супа.
- Сдались тебе его тупые секреты. Ты же правда сдохнешь, если эту чушь попробуешь, - Олли всерьез Питера решил предупредить.
- Я не собирался пробовать, я хотел, чтобы он так подумал, - Уиллсон улыбнулся и развернул салфетку, в которую, как сначала показалось, он убирал жвачку, чтобы не мешала обедать. В салфетке лежала пилюля, вытащенная из чужого супа в момент, когда подходила Анна.
Он тоже ушел легкой походкой, даже слишком легкой, будто сквозняк и правда мог его сбить с ног, а Олли все еще сидел с удивленным лицом.
- Неисправимый дуболом, - выдавил он наконец.
Бедетти сглотнул призрачный комок в горле и подавил желание вздрогнуть от нервов.
- Поговорим во дворе?
- Может, лучше в комнате, чтобы никто не слышал?
- Нет, лучше… возле озера. Там, на берегу, за причалом. Там точно никого не будет.
- Почему это «лучше», чем в комнате? – Олли на него хотел уставиться в недоумении, но было слишком не по себе на Бедетти смотреть.
- Мало ли… зато под дверью точно никто не будет подслушивать. Вроде Пита.
- А может, замнем прямо сейчас? – тише, чтобы никто не обратил внимания, предложил Олли, морщась с сомнением и вообще не думая, что ему будет приятно находиться далеко от академии, наедине с человеком, перед которым стыдно до дрожи, рядом с которым он себя чувствует кретином и позорищем. – В смысле, я все понял, кажется, так что можем забить и все.
Николас на мгновение потерял дар речи и смутился.
- Если хочешь замять, то ладно. То есть, если не хочешь, вообще сделаем вид, что не о чем говорить, я же сказал, без проблем.
- Нет, если ты не хочешь, то и я не хочу. Но если ты хочешь, то я тоже без проблем забью, все, - Олли быстро уточнил, покачав головой.
- То есть, сам ты не хочешь забить и хочешь обсудить?
- Я не знаю, что сказать, но если тебе есть, что сказать, я послушаю, я же не сопля, чтобы отмазываться.
- Ты хочешь сказать, ты хотел бы послушать, а не просто так изволишь послушать, - уточнил Николас привередливо. – В смысле, я не совсем настаиваю на разговоре и не планировал устраивать там целый монолог по этому поводу.
- Тебе есть, что мне сказать? – Олли решил поставить точку в этой дурацкой перепалке, которую они вели полушепотом, косясь по сторонам и контролируя повышенное внимание, обращенное в их сторону. Пока взгляды падали на одноклассников и тех, кто сидел за соседними столами, они не рисковали пялиться уж совсем откровенно.
- А ты хочешь что-то от меня услышать?
- Я первый спросил.
- Мой ответ зависит от твоего, - Николас пожал плечами.
- Нет, не зависит. Если тебе есть, что сказать, то тебе есть, что сказать, в любом случае, хочу я это слышать или не хочу. А вот хочу я или не хочу – дело другое. Если тебе есть, что сказать, то считай, что я хочу это услышать, а если нечего сказать, то я ничего не хочу услышать, потому что если тебе нечего сказать, а я скажу, что я хочу что-то услышать, ты начнешь придумывать специально и подумаешь, что я тебя гружу и навязываюсь, а я не хочу слышать что попало. Я хочу услышать только то, что ты действительно хочешь сказать, если, конечно, ты хочешь что-то сказать, и…
- Господи, ладно! – Бедетти схватился за голову, прижал ладони к ушам и зажмурился. – Мне есть, что сказать. И я въехал, что ты хочешь это услышать. Пошли. Только молча.
- Я говорил, что я зануда, - Олли смущенно блуждал взглядом по стенам столовой и кривил губы.
- Все нормально! – оборвал его Николас, боясь, что снова начнется поток уточнений.
Глава 29
Манера Николаса вести себя была чем-то средним между его собственным стилем поведения и воспитанием матери. Когда он стоял, не было подозрения, что он не знает, куда деть руки. Не появлялось чувство, будто он нервничает и старается для кого-то выглядеть удачно, никакого напряжения в позах, но плечи были расправлены всегда, шея вытянута, а подбородок если не приподнят, то движения головы спокойные и уверенные.
В свое время Олли злорадствовал по поводу одежды, которая поддерживала этот образ, потому что Бедетти обожал пиджаки, и они делали силуэт безупречнее, чем он был на самом деле. Еще в конце прошлого учебного года, перед летними каникулами Олли убеждал Остина, что стоит присмотреться к Бедетти в душевой по утрам, и становится ясно, что никакой он не идеальный. Остину тогда не представилось возможности в этом убедиться, да и Олли брал «факты» с потолка, просто капая ядом.
С середины сентября, с начала выпускного класса разочарование настигло незамедлительно. Теперь Бедетти стал безумным фанатом всех видов джемпера, а из-за жары носил их на голый торс, натягивая после обеда, когда уроки заканчивались, и занудные учителя не записывали в минусы отсутствие формы.
Если на свете и существовала какая-то деталь одежды, которая подчеркивала все недостатки, какие только могла, это был именно джемпер. И самым мерзким во всей ситуации было то, что Бедетти каждый из них шел, подчеркивая даже не недостатки, к которым было не придраться, а сплошные достоинства.
«Мамочка постаралась…» - машинально, все еще не в силах отвыкнуть от подколок в адрес Бедетти, подумал Олли на озере. Ему представилась уникальная возможность лицезреть в непосредственной близости от себя соседа по комнате в розовом джемпере и с сильным треугольным вырезом ворота.
«Перед кем выкаблучивается, любопытно было бы спросить…» - продолжал Олли мысленно шипеть самому себе. Сам он мялся, переступая с ноги на ногу, на выпирающих корнях дерева, и скрестил руки на груди. Одна из типичных толстовок на три размера больше. Джинсы, спадающие, если их раз в несколько минут не подтянуть. Зато никто не видит само тело и не может отпустить ни единого комментария по этому поводу.
Это, по крайней мере, лучше, чем ловить на себе взгляды, как Питер. Олли уверен был, что это жутко неприятно – постоянно чувствовать, как все пялятся на такой проем между ногами и, например, между руками и торсом, когда руки расслабленно вытянуты вдоль тела.
На озеро они пришли позже, чем планировали, поэтому увидел новый джемпер Олли не сразу и имел возможность удивиться, оценить полностью. Бедетти тоже нервничал и как-то мялся, стоя спиной к озеру и лицом к деревьям, но постоянно будто пытаясь выглянуть из-за них и посмотреть на машину, остановившуюся возле ворот.
Машина была невероятно знакомая, да и все понимали, кто приехал. Пока Олли разбирался с библиотекаршей, которой внезапно понадобилась помощь с пересчетом книг, обязательных к прочтению в этом триместре, в академии что-то творилось.
Почти незаметный шум, легкое беспокойство, всеобщее любопытство. Николас, пожавший плечами в ответ на реплику «зайду в библиотеку и пойду сразу на озеро», просто шел по коридору к автомату с кофе, когда вдруг столкнулся с отцом Мориса.
Удивление сложно было передать словами, и на секунду стало очень стыдно, потому что он успел представить, какие обстоятельства могли вынудить старшего Грэйсли явиться в академию.
«Неужели мама что-то учудила с его работой», - подумал он в ужасе, но потом отец бывшего друга ему улыбнулся, как обычно, спросил что-то по поводу учебы, будто совсем не знал о том, что с Морисом Николас разругался в щепки, да еще и стружкой до сих пор по всей академии после их ссоры пахло.
Николас опешил ненадолго, а потом соизволил прислушаться к дружеским напутствиям Грэйсли старшего, гордого своим рабочим местом в компании Катарины Бедетти. После реплики об отдыхе, который совсем запудрил Морису мозги, и о том, что теперь он будет отставать от программы и вряд ли сдаст полугодовые экзамены с первого раза, Николас совсем онемел. Он нервно улыбнулся, покивал, тоже хлопнул отца бывшего друга по плечу и отправился «по своим делам».
Морис, кажется, вернулся в академию. Николас просто понятия не имел, переводился ли Грэйсли в другую академию или просто уезжал на «внеплановый отдых». Наткнувшись на поразительно серьезную Анну, он понял, что документы были все же какое-то время не в Паддингтоне.
«Хотя, какая разница, он уехал, когда она уже на все забила и разрешила ему переселиться к Нилу. Стоп, он же жил с Нилом, а потом свалил. А вообще-то с Нилом живет Питер, и с самого начала половина комнаты была его, он там записан. Так вот, чего она бегает. Черт, она же наверняка знает, что Дэнли его трахал… а теперь его некуда селить, только к Дэнли. Боже мой, сдохнуть от смеха можно», - думал он, давясь смехом или просто пытаясь убедить себя в том, что ему смешно, а не страшно при мыслях о последствиях возвращения Мориса.
Он опомнился и решил уже, что опоздал на важный разговор с Олли, но столкнулся с ним на выходе из академии, сдержал вздох при виде мешковатых балахонов, в которые староста снова замотался.
Вся суть их была в том, что балахоны стоили не дешевле, чем барахло самого Николаса, но размер их портил абсолютно все впечатление и о самих вещах, и о старосте, который в них выглядел убито и еще болезненнее, чем Уиллсон.
На том даже джинсы в облипку выглядели, как леггинсы, почему-то придавленные тяжелым ремнем с какой-нибудь выпендрежной пряжкой, вроде крутящегося символа Бэтмэна.
«Черт, да даже эта хрень на нем выглядела бы лучше, чем… вот это», - подумал Николас в очередной раз, молча следуя за старостой к озеру, к тому месту, в котором и предлагал поговорить. В итоге они стояли, не глядя друг на друга, как и практически весь день. Бедетти выглядывал из-за дерева, отклонившись назад, сунув руки в карманы и наблюдая за происходящим возле машины. Родители Мориса вышли, сопровождаемые директрисой и двумя завучами, о чем-то говорили, а женский смех слышен был даже на берегу озера. Мориса с ними не было, диагноз поставлен и обжалованию не подлежал.
Олли терпеливо дожидался, все еще переминаясь с ноги на ногу, а потом устал и согнул ногу, поставил ее подошвой кеда на ствол дерева и привалился к нему спиной.
Было немного неловко.
То есть, ужасно неловко.
Ему казалось, что он именно вынудил Бедетти прийти к этому чертовому озеру, чтобы поговорить о чем-то, о чем хотелось бы, в самом деле, просто забыть. По-настоящему забыть, а не сделать вид, что они не помнят. Несмотря на то, что инициатором разговора был Бедетти, Олли из-за молчания казалось, будто каких-то важных слов он ждет от него.
«Мне оправдываться? Извини, чувак, что я не дал тебе пяткой в рыло, когда ты полез ко мне под одеяло? Я был не совсем трезвый, так что не моя вина. Чего он ждет? Что мне, блин, по его мнению, сказать надо сейчас?»
- Они уехали, - выдал Николас, тараща глаза и пожав плечами. – Охренеть. Его не было больше недели, а теперь он такой взял и нормально так вернулся. Отдохнул. Мы тут парились, а он отдыхал. Он педик и он же отдыхал.
- У нас пять дней выходные были. Если не считать еще субботу и воскресенье на той неделе, когда он уехал, - меланхолично, без особого интереса, но с документальной точностью отреагировал Олли.
- Какого хрена он вернулся? Нет, как ты думаешь?
- Если честно, не представляю, - Олли поморщился, сдвигая брови к переносице и глядя раздраженно в сторону причала, возле которого мирно покачивалась лодка, иногда задевая бортом деревянный край самого причала и издавая мерзкий звук. – Я бы на его месте сменил имя и переехал в Канаду.
- Ему мозгов хватает понять, что он бесит здесь всех, и что все уже знают?! А если не знают, я расскажу?! – Николас просто рычал сквозь зубы, сверкая почему-то слезящимися от обиды и возмущения глазами.
- Мы пришли поговорить о Грэйсли? Если да, то у меня есть занятия поинтереснее.
- Например? – Бедетти резко повернул к нему голову и прищурился. – Нажраться шоколада, нализаться вина и спать?
Олли моргнул, подумав сначала, что ослышался, а потом заметил, что взгляд у соседа по комнате сменился. Бедетти просто был не в себе, и обижаться на подобный припадок не стоило. Слишком глупо было бы.
- Ну… это все равно интереснее, чем обсуждать Грэйсли. По крайней мере, для меня.
- Ладно… - Николас зажмурился на секунду, вытащил руки из карманов и взялся за голову, будто пытаясь все мысли собрать в кучу, настроиться на нужную волну. – Это я попросил… предложил поговорить.
- Да, - Олли с ноткой иронии в голосе согласился.
- Не пойму, почему мы так парились весь день, - Бедетти поморщился.
- Странно, правда, - Олли снова не смог возразить. Наедине, в месте, где никто даже теоретически не мог подслушивать, было совсем не так стыдно, как при всех. Наверное, из-за осознания, что положение у них одинаковое.
Все было как-то не так, как Олли себе представлял, когда они еще сидели в столовой. Все снова было поверхностным и официальным. Приезд Мориса снова сбил те ощущения, которые длились всю ночь, а потом целый день не давали даже взглянуть друг на друга.
«Дебильный Грэйсли… ой, да и хрен с вами, парьтесь друг с другом, сколько влезет. Ах, он гомик, он на меня запал, какая драма, Дэнли он дал, ужас какой… ой, он вернулся, все ужасно…» - раздражение просто не проходило, и Олли с успехом, как обычно, сам себя доводил.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |