- Катарина. Фамилию вы знаете, - она попыталась изобразить что-то отдаленно напоминающее улыбку, но выглядело это практически издевательством. – А ударение в имени моего сына ставится на последний слог.
- Прошу прощения, он ни разу меня не поправил, - Анна пожала плечами, округлив глаза, чтобы показать, как она раскаялась в собственной ошибке.
- Многие делают ошибку. Вообще, много ошибок. А как вам академия Паддингтон, кстати говоря? – быстро, отчетливо и без ошибок заговорила мать Николаса, которая показалась Анне довольно молчаливой и хмурой. Разговаривать она, как оказалось, не только умела, но и любила.
Анна не поняла, почему, на ее взгляд, тема об академии была «кстати» к разговору об ошибках, но не сочла вопрос некорректным и решила ответить честно.
- Немного смущают нравы здешнего персонала, слишком много грязи, на мой взгляд. А вот уровень подачи материала, я считаю, превосходный. Да и сами преподаватели – женщины воспитанные, более чем образованные, дисциплина на высшем уровне. Немного не хватает душевности, но именно для этого здесь я.
Бедетти только кивала головой чуть заметно, выслушивая это, а потом снова криво улыбнулась.
- Согласна насчет грязи. Ленивых замарашек давно пора выкинуть за пределы академии, но этим я займусь в ближайшее время. А как вам новая библиотека?
- К сожалению, не имела возможности оценить старую, но нынешняя мне очень нравится дизайном и своими размерами. Определенно, в ней можно провести время с пользой и интересом.
- Кабинет психолога, думаю, тоже ничего, правда? – Бедетти посмотрела по сторонам с легким скепсисом, а потом подняла одну бровь, как это делал Николас – резко и легко.
- Здесь забыли провести надлежащую уборку перед моим приездом, но сам кабинет превосходен, я думаю. Я люблю солнце, а окно выходит именно на солнечную сторону, так что весь рабочий день – просто сказка, - Анна продолжала лить сироп абсолютно искренне, не совсем понимая, почему какую-то мать какого-то ученика, пусть и заметного среди остальных, волнуют ее впечатления от здания академии.
- А мой сын назвал причины, по которым его не устраивает его сосед?
- Он попытался выставить все таким образом, будто это его соседа не устраивает его компания. Но вы же знаете детей, да и своего сына. Думаю, все совсем не так, как он говорит.
- В любом случае, жить с этим мальчиком он не хочет, - Бедетти прервала поток слов, порядком устав от постоянных игр голоса, повышающейся и понижающейся интонации.
- Не хочет. Я бы даже сказала, откровенно против соседства с ним.
- Так в чем же дело?
- Я уже начинала говорить о том, что все может измениться в ближайшие дни, они, скорее всего, помирятся…
- Мой сын – не пустозвон, - с нажимом заметила Бедетти, снова пошевелив бровью и прищурившись. – Он весьма терпеливый. И если уж он сказал, что не хочет жить с ним, он не захочет «в ближайшие дни», - передразнила она интонацию Анны, даже не стесняясь кривляться при этом. – Я бы даже сказала, в ближайшие годы.
- Я, как психолог, считаю, что его желание совершенно не совпадает с желанием его соседа, а академия – это коллектив, в котором приходится считаться с чужим мнением, нравится оно или нет. Ваш сын – не исключение из этого правила, и он не может пользоваться какими-либо привилегиями, выходящими за рамки общего воспитания. Это нанесет вред моей работе, поэтому я вынуждена настаивать на том, чтобы вы вошли в мое положение, да и прислушались к здравому смыслу, ведь вы же мать. Вы бы не хотели, чтобы вашего сына отселили от кого-то только потому, что его соседа его общество не устраивает? Подумайте, что будет с этим мальчиком, как он будет чувствовать себя.
- А с Николасом, которому он не нравится, он будет чувствовать себя лучше, считаете? – Бедетти откровенно ухмыльнулась. – Я не психолог, но мальчиков знаю неплохо, у меня шесть братьев. Если честно, лучше на необитаемом острове, чем в одной комнате с мальчиком, который от твоего общества не в восторге. Вы не думаете, что тот мальчик, сосед Николаса, видя такое отношение к себе, тоже не испытывает особого удовольствия от его компании? Или он бревно бесчувственное, по-вашему? Или он девочка? Им же семнадцать, не переживут без друг друга и дня, что ли. Они же только ночуют вместе, я ошибаюсь? Зачем вынуждать их спать в одной комнате, не понимаю.
- В комнатах они не только ночуют, но и живут, понимаете? – Анна постаралась объяснить сдержанно, хотя чувства уверенности не было, что оказалось внезапным за последние несколько месяцев, а может и лет. – Несмотря на их отношения, которые могут быть немного конфликтными, я не могу, как педагог, подвергать остальных учеников дурному влиянию. Они не должны думать, что в академии такого уровня возможно разводить настоящий бардак.
- То есть, за счет ущерба для моего сына вы хотите поддерживать показатели?
- Воспитание и моральное здоровье учеников – не совсем показатель, я считаю. Это – не просто число в отчете. Это – вообще не число.
- Вы поняли, что я имела в виду, - Бедетти снова прищурилась. – Если нет, то я повторю по-другому. Вы хотите сказать, что ради каких-то там «других учеников» мой сын потерпит неудобства?
- Я бы не стала отзываться столь небрежно о других учениках академии, госпожа Бедетти… - Анна прикрыла один глаз и посмотрела в сторону, сцепив пальцы в замок и чуть слышно щелкая их суставами.
- Вы умеете отвечать на четко поставленные вопросы коротко и ясно? – повторила Бедетти на тон выше. – Мой сын должен терпеть в угоду остальным? Только предполагая, что они, видите ли, могут получить неправильное представление о дисциплине, вы собираете ущемлять интересы и права моего сына? Вам не приходит в голову, что из-за этого он научится терпеть все что угодно? Терпеть неудобства?
- Я бы не сказала, что смирение – отрицательное качество, госпожа Бедетти. Оно входит в состав понятия дисциплины.
- Дисциплина применима, как понятие, к образованию и поведению в обществе, но не к личным отношениям двух людей, которые просто не желают общаться друг с другом. Вы были бы довольны, заставь вас кто-либо общаться с тем, кто вам просто не нравится? Вы бы заставляли себя всеми силами пытаться наладить хорошие отношения с человеком, которого на дух не переносите, который перестал вам нравиться, даже если вы долго знакомы, с которым у вас совершенно разные интересы? Вы что, мазохистка? Не думаю. Мне кажется, с вашим положением и образованием вы прекрасно понимаете, что у человека есть достаточная свобода для выбора так называемого круга общения. Николас обязан терпеть своих преподавателей, своих родителей и всех своих родственников. Хотя, по поводу последних я тоже не стала бы так категорично… говорить. В конце концов, у человека есть свобода. И даже если он обязан терпеть кого-либо, то это не длится вечно, обстоятельства, которые его вынуждают, рано или поздно исчезают, согласитесь. Академию он окончит, мы с его отцом отправимся на кладбище, а что будет с ним? Он что, после ваших методов, будет вечно вариться среди людей, которые ему не нравятся, потому что когда ему было семнадцать, вы посчитали, что так будет лучше для кого-то там, даже не для него? Вы в своем уме? Я действительно мать и я знаю, что если мой сын чего-то хочет, он имеет право это получить, чего бы он ни хотел. Если это не противоречит закону, конечно. И то… в общем, вы меня поняли. Я против ваших методов и я думаю, вам лучше их обдумать, чтобы внести какие-то изменения.
Анна сдержанно, но с сарказмом улыбнулась, не показывая зубы, глядя в клавиатуру своего компьютера, все еще держа пальцы сцепленными в замок.
- Все-таки… должность психолога в академии Паддингтон занята мной… и меня сюда приняли не за внешность. На самом деле, если вас что-либо не устраивает настолько, что вы настойчиво требуете исполнить требования вашего сына, несмотря на то что они противоречат методам работы психолога… у нас есть два варианта. Я могу пригласить родителей учеников всего курса, чтобы обсудить эту тему и просто проголосовать, учитывая также мнение госпожи директора. А еще вы можете забрать документы вашего сына и сменить академию, - она подняла взгляд на мать Бедетти и неуловимо вздрогнула от неожиданности. За то время, что она вкрадчиво ставила ультиматум, Бедетти наклонилась к ее столу, опираясь на локти и расставив ноги по-мужски широко, чтобы они не упирались в стенку стола. Стойкий запах табачного дыма не перебивался даже резким запахом мятной жвачки, которую она прятала за щеку, чтобы не мешала говорить. К табачному дыму примешивался еще какой-то, а при ближайшем рассмотрении Анне стала понятна причина стеклянного взгляда, который в Бедетти немного напрягал. Она была даже не пьяна, а под действием чего-то не вполне легального, а когда улыбнулась, показав крупные зубы, стало понятно, что с предложенными вариантами она в корне не согласна.
- А еще я могу сменить психолога в академии, где учится мой сын, - тихо добавила она низким голосом, таким тяжелым, что он тянул самоуверенность Анны на дно. Она даже не стала переспрашивать, с какой стати Бедетти так решила, потому что понимала – пояснение не заставит себя ждать. И Бедетти продолжила. – Потому что все здесь, - она обвела немигающим взглядом кабинет и осклабилась еще шире. – Оплачено мной. Точно так же, как библиотека. Точно так же, как кабинет директора и учительская. Точно так же, как большая часть зарплаты, за которую эти ленивые замарашки заталкивают грязь по углам, за что и вылетят отсюда до конца этой недели. Если бы не я, академия давно бы уже закрылась, потому что даже денег, которые дерут с остальных, не хватило бы на идеальное содержание того, за что плачу я. Они могут ремонтировать комнаты и кабинеты хоть сколько, но этого не хватит, чтобы моему сыну было приятно здесь находиться. Даже садовники работают за зарплату, которую обеспечиваю им я. И вы здесь работаете только за деньги, которые плачу я. Потому что именно я решила, что именно в выпускном классе моему сыну неплохо бы находиться под контролем не только ограниченных мужененавистниц, но и нормальной такой… женщины, которая знает, как подготовить мальчиков к взрослой жизни. Так что я могу в любой момент найти другого психолога. Не знаю, будет он опытнее и умнее вас или нет, но он не сделает ничего, что может не понравиться моему сыну или ограничить его свободу, на которую он имеет право. Но я вас не держу и нисколько не угрожаю, так что у вас есть выбор. Вы можете сейчас пересмотреть свои взгляды на метод работы, а можете уволиться, ведь у вас есть свобода выбирать условия работы, правда?
- Мне показалось, или вы намекали на что-то большее, чем просто воспитание?.. – Анна прищурилась, и это вызвало у Бедетти просто невероятное веселье, которое отобразилось в гнусном, глухом смешке.
- Вам показалось. Я просто не хочу, чтобы мой сын ненавидел женщин, думая, что все они, как эти преподаватели, злобные стервы, которым не хватает обычного мужика. И не хочу, чтобы он слишком зарвался, потому что его круг общения во время каникул оставляет желать лучшего. Сами понимаете, какие «отношения» у них в этом возрасте. Я не хочу, чтобы мой сын боялся и ненавидел женщин, но не хочу, чтобы он их презирал и ими пренебрегал. Он просто должен видеть, какой женщина должна быть. Если вы считаете, что не сможете показать ему и его сверстникам этот пример, остальные ваши методы – простой пустой звук. В этом возрасте им уже не нужны няньки. Им нужно то, с чем они будут жить всю жизнь. Так что подумайте, так ли важно, с кем они там живут в своих комнатах, и не плевать ли им, кто и с кем живет? Все внимание должны быть приковано к вам. Или не к вам, если вы к этому не готовы.
- О, я более чем готова, - заверила Анна с ядом, не сдержав его и проронив в интонации.
- Вот и замечательно, - Бедетти снова повернула часы со стола психолога обратно и опять стукнула по ним ногтем. – Мне пора идти.
- Всего хорошего, госпожа Бедетти, - Анна поднялась, но попрощалась уже без улыбки, делая вид, что ее нисколько не угнетает ухмылка, с которой мать Николаса поднялась из кресла и направилась к выходу.
- У меня и так все замечательно, - ответила она, открыв дверь и развернувшись, скрываясь за ней.
На выходе оказались целых трое – Николас, Морис и Олин, который сидел на подоконнике и усиленно делал вид, что другого места для чтения учебника он просто не смог найти, как бы усиленно ни искал. Морис с Николасом просто стояли на расстоянии метров пяти друг от друга и смотрели с такой ненавистью, что не обратить внимания на следы, украшавшие их лица, было невозможно.
- Николас, - Бедетти подняла брови вопросительно. – С лестницы упал?
- Да нет, научил кое-кого держать язык за зубами, - огрызнулся он не в адрес матери, да и глядя не на нее.
Его мать тоже на Мориса не смотрела, только подошла и обняла сына за шею, крепко к себе на секунду прижала и сразу отпустила, почти отпихнула.
- А что, стоило?..
- Он только что сказал, что я вечно сижу под твоей юбкой, и что ты…
- Я ничего не говорил! – перебил его Морис, так панически краснея, что при одном взгляде, который Катарина на него бросила, стало ясно – врет, испугавшись последствий.
- Что ты слишком высокого о себе мнения. Короче, он сказал, что ты выпендриваешься, потому что у нас денег так много, а ему с его предками, видимо, завидно. Это уже просто… мам, это предел наглости.
- И ты решил за это с ним подраться, - передразнила, фальшиво сюсюкая, его мать, взяв его за челюсть и большим пальцем потрогав снова разошедшуюся ссадину в уголке губ. Николас поморщился и дернул головой, отодвигаясь, чтобы не щипало.
- Ну, я не знал, как еще показать, что я не буду «ждать мамочку, чтобы она всех поругала», - передразнил он Мориса, явно повторив его же слова. Олли мог бы подтвердить, но просто молчал, корча дикие рожи, отвернувшись к окну. Его просто душил смех после того, что он видел до выхода матери Бедетти из кабинета.
Грэйсли с Бедетти младшим сцепились, как два кота, сдавленно визжа, шипели и драли друг друга за волосы, изредка со всей силы вбивая локти и колени друг другу во все места, в какие только умудрялись попасть. Расцепились они буквально за пару секунд до того, как двери открылась, а теперь делали вид, что вообще друг друга не знают.
- Молодец, - с тем же сарказмом похвалила Катарина сына, потрепав его еще и по волосам, хотя хуже его «укладке» уже не могло сделать ничто. – Мамочка же драться с ним не стала бы. Привет, Морис, - она повернулась и широко улыбнулась.
Грэйсли молчал и мялся с ноги на ногу, понимая, что уважительное приветствие прозвучит унизительно и глупо.
- У меня тут на днях встреча с твоими родителями. Хотела в очередной раз сказать им, что очень рада, что мой Николас общается с сыном таких чудесных людей. Собиралась восхититься твоим воспитанием, а заодно – поздравить твоего отца с новой должностью.
Морис на нее все-таки поднял взгляд, удивленный и непонимающий.
- Ты не знал? – Бедетти улыбнулась, но скорее ухмыльнулась. – Твой отец теперь работает помощником вице-президента в моей компании. Очень хорошая должность. Очень. Прошлое место работы ему не нравилось, потому что там был очень… придирчивый босс. Я предложила по давнему знакомству сменить на что-то получше и, так сказать, повыше. Он был очень рад, хотел сказать тебе об этом на каникулах. Но, я думаю, когда увижу его и твою мать, я просто поздравлю их, а вот от комплиментов в твой адрес, пожалуй, воздержусь. Вы ведь уже не общаетесь с Николасом, я правильно поняла?
- Я вообще… хотел попросить… перевести меня в другую академию, - выдавил он, опять глядя себе под ноги. Николас в этот момент уже перестал отодвигаться от матери и позволил ей чуть не чесать себя за ухом, путаясь пальцами в волосах и то ли причесывая их, то ли еще больше запутывая.
- Я думаю, я скажу им об этом и намекну, что я считаю эту идею хорошей, - Катарина ему пообещала абсолютно холодно, уже без сарказма.
- Спасибо, - выдавил Морис еще тише и невнятнее.
- Увидимся на каникулах, дорогой. Если, конечно, ваша психолог меня снова не вытащит из-за какой-нибудь ерунды, - Катарина сына скупо чмокнула в щеку и выглянула из-за него, чтобы посмотреть на подоконник. – И тебе, незнакомый мальчик, «привет» и «пока».
Олли не ожидал и оглянулся с округленными от удивления глазами, а потом смутился и кивнул раза четыре, не меньше.
- Да, здравствуйте. В смысле, до свидания. В смысле… я просто не хотел мешать, вы разговаривали.
- Я так и поняла, - она сдвинула брови, и по лицу заметно было, что он показался ей странным, а потом хлопнула Николаса еще раз по плечу и развернулась, чтобы уйти.
- Вот теперь можете друг друга хоть убить, - вытерев призрачную слезу умиления, заметил Олли. Он не успел закрыть рот, как Бедетти рванулся к нему и схватил за капюшон, как котенка за шкирку, чтобы вздернуть с подоконника.
- Я тебе сейчас…
- Кстати, папа передавал привет! – донеслось из коридора, и Николас, подумав, что мать оглянется, руки разжал.
- Напугал, - хмыкнул Олли без особой уверенности, но тут же дернулся в другой конец коридора, прихватив с собой учебник, и Бедетти в его сторону сделал только шаг, топнув со всей силы, стиснув зубы. После двух потасовок с Морисом нервы у него по-настоящему шалили, и из старосты тоже хотелось вытрясти душу. Появление же матери подняло самооценку и подарило уверенность в себе, в которой он после слов Мориса серьезно нуждался.
Оставалось Чендлера только поймать без свидетелей.
Глава 17
«Жалко, что Грэйсли все же уехал. Кто бы, блин, мог подумать, что он так мило это делает. То есть, трахается, а не уезжает. То есть, кому я это поясняю, этого все равно никто не увидит.
Я надеюсь.
Если ты читаешь это, и тебе смешно, закрой книжку, глист.
О чем я?.. Да, сейчас будут гадкие подробности, которые могут повредить твой гомофобный мозг, поэтому последний раз советую не читать дальше.
Он безумно… как это слово… трогательно дышит, когда замирает и так нежно обнимает, а потом вцепляется в рубашку на спине, но не царапает. Еще никто в жизни не целовал меня возле уха, честное слово. Не знаю, может, просто никому в голову не приходило. Девчонки туповаты, а Анна и те, которые до нее были… ну, они как-то слишком женщины, наверное. Они думают, что приятно можно сделать только в паре мест, и даже если Анна знает, как сделать это тысячей способов, ничего нового она не придумала.
Грэйсли, может, даже и не думал придумывать что-то новое или умное, он и сам не факт, что больше делал, чем тот же Бедетти, с теми девчонками. Но сам он так делает это…
Я вернулся к тому, с чего начал, да?
Если ты все еще читаешь, могу успокоить тем, что я с ним практически не целовался.
Надеюсь, тебя тошнит. Представь это в деталях, это так слюняво, с языком, губы Грэйсли, у него рот на вкус, как миндаль с кофе, или он просто ел шоколадку и пил кофе, перед тем как предложить напоследок потрахаться в библиотеке. Да, более гениального места найти не получилось, но мне теперь туда не так стремно ходить, так что даже хорошо. Неудобно было, правда, почти на стремянке обжиматься, зато не так холодно, как на земле. Даже жарко. Очень душно и узко. И тесно. И горячо.
Я уже не о библиотеке, если ты заметил. В последний раз прошу, отложи книжку. Если, конечно, ты не дрочишь.
А если ты вообще не читаешь это, то я с ума сошел, что пишу подобное, обращаясь к тебе. Псих больной. Все, пора это прекращать», - дописал Остин в своем ежедневнике и закрыл его, надежно затянул ленту и убрал книжку в ящик стола. Было не по себе из-за того, что он обращался к Олину, пока писал. Не по себе от самого факта, что так писать было легче. Но плюсом оказалось и то, что если Олину вдруг пришло бы в голову снова лезть в его тайны, он наткнулся бы там на обращение к нему и жутко пожалел о том, что вообще полез.
Подумав над этим получше, Остин решил, что его все устраивает, и он и дальше будет продолжать в заметках обращаться к приятелю.
«А ежедневник я ему на память подарю на выпускном, если он откажется провести это лето со мной. Вдруг мы вообще не попадем в один университет? Мы будем видеться только на каникулах тогда, если вообще будем, и у него точно найдется время, когда он заскучает, чтобы сунуться и почитать. Он же везде свой нос сует. Кстати, странно, что у Бедетти нос длинный, а ему на все плевать, а у Олли – наоборот… нет, надо с этим что-то делать», - Остин решил, что пора перестать думать о ерунде и пойти к Анне с разговором. Особых тем не было, но он надеялся просто послушать ее болтовню, подколоть на тему встречи с матерью Бедетти и напомнить, что Бедетти старшая победила в этой схватке, ведь три дня до отъезда из академии Морис жил у Нила.
С Нилом по этой причине Бедетти подчеркнуто перестал разговаривать, но по нему сложно было сказать, что он очень страдает из-за отсутствия «шестерки» за своей спиной. Вещи он мог носить и сам, не сгибался и даже не сутулился. А вот Нил заметно волновался, как бы в его адрес тоже не начали сыпаться упреки и гадости. Пока что Бедетти был увлечен чем-то другим, но Остин в детали не вдавался, околдованный последним «вечером» с Морисом, который уехал утром в пятницу, совсем никому не сказав.
Олин успел разрушить все сомнения и переживания Остина по поводу их дальнейшей дружбы, практически преследуя его целыми днями. Он морщился и корчил дикие рожи, когда Остин сообщил с паскудной интонацией, что отправляется заняться сексом с Грэйсли напоследок, перед его отъездом, но никаких претензий Дэнли от друга не услышал. После отъезда Мориса всю пятницу Олли провел рядом, не отходя буквально ни на шаг, болтая и допрашивая обо всем, так что заметно было – не давит из себя искренность, а интересуется по-настоящему, желая добиться всего и заставить Остина забыть о том, что сказал во время ссоры.
Все, казалось, было в порядке. Но в воскресенье, спустя неделю с первой записи в ежедневнике, Остина уже немного трясло. Очень хотелось обнять кого-то, обнять грубо, а не по-дружески и не нежно, хотелось прижаться, вдавить кого-то в стену, в землю, в пол, в любую горизонтальную поверхность или вертикальную. В районе диафрагмы постоянно ощущалась какая-то вибрация, и глубокие вдохи давались с трудом, вырываясь с какой-то дрожью. Еще сводило бедра, и постоянно не хватало характерных движений, которые позволили бы размять эти мышцы, наполнить их тонусом по полной программе, чтобы запыхаться, потерять чувство времени и пространства.
Чем дольше Остин думал, тем сложнее становилось терпеть, и он переставал понимать, как он вообще раньше жил в академии весь год без этого. Лето его, казалось, и правда испортило. Или же первые две недели в академии.
До празднования Хэллоуина, отмечать который Паддингтон снова собирался с женской академией, осталось всего два учебных дня, среду отвели для подготовки, ночь – на сам праздник, а целый четверг - на отдых, устроить который директрису уговорила Анна. Младшеклассникам удалось выбить еще и пятницу, так что вся академия предвкушала целых пять выходных.
Остин только собирался выйти из комнаты, как на пороге столкнулся с Олином и отшатнулся, неловко улыбаясь.
- Ты подслушивал, что ли?
- А ты так громко дрочил, что можно было услышать за дверью? – Олли хмыкнул, тоже смутившись, что чуть не врезался в приятеля на полной скорости.
- Да, вроде того. Ты пропустил самое интересное.
- В следующий раз постараюсь прийти вовремя, - заверил Олли и прошел в комнату, принялся вытряхивать из сумки на кровать не книги даже, а тетрадь, где он рисовал какие-то каракули, и шоколадные батончики с конфетами из автомата, который стоял в коридоре. – Ты куда-то собрался?
- К Анне, вроде как, - Остин пожал плечам, уже выходя в коридор, и показал за свое плечо большим пальцем.
- А нифига у тебя не получится, - Олли довольно ухмыльнулся. – У нее заседает одинокая жопа Бедетти.
Остин расслабился и вздохнул, перестав наклонять уже тело в ту сторону, в которую собирался идти.
- Что он забыл у нее?
- Откуда мне знать? – Олли раздраженно повел плечами и закатил глаза, выбирая один из батончиков и разворачивая его.
- Тогда откуда ты знаешь, что он у нее?
- Мимо проходил и видел, как он зашел.
- Ну, может, уже вышел, пойду и проверю, - Остин опять шагнул в сторону лестницы.
- Да он в дым был, вообще, ныть пошел, небось, мамочки-то нет рядом, надо же какой-нибудь старой бабе поплакаться.
Остин терпеливо поднял взгляд к потолку, а потом сделал шаг назад, снова заглядывая в комнату.
- Ладно. А ты чем собираешься заниматься?
- Я? – Олли поднял брови, так что они исчезли под челкой. – Ничем. Ну, почитать собирался, может, в интернете посидеть.
Ему еще хотелось добавить «А почему ты спрашиваешь», но Олли не стал, понимая, что это прозвучит, как надежда. Надежды, на самом деле, не было, ему просто стало интересно, но дать Остину повод для сомнений не позволила гордость.
- Тогда, может, пойдешь со мной во двор? Хотел… подтянуться пару раз, а то совсем заколебался сидеть и лежать… - Остин взглядом указал снова на коридор.
- Вау. Не может быть, что в твоем плотном графике секс-тура образовалось окно. Хм… дай-ка подумать… Бедетти в прошлом, Грэйсли свалил в туман, больше у нас более-менее терпимых, без повышенной волосатости или потливости, без уродливой хари и убогой туши никого нет… и ты решил потратить свое свободное время на меня! Я польщен. Можно я составлю тебе компанию, да? Ты же не шутишь, ты серьезно, правда? Я… я просто не знаю, что сказать, - Олли тараторил, выделываясь, но при этом не забывал сгребать все батончики и рассовывать их по карманам джинсов, которые на нем чуть-чуть болтались, в карман толстовки, которая болталась просто жутко.
- Я же говорил, что ты привыкнешь. Но что станешь придуриваться… - Остин снова вздохнул, но без особой обиды. Как, впрочем, и без особого восторга.
- Я готов. Вперед, посвящай меня в тайны… пидорских штучек, - Олли встал на пороге, отдал честь от виска и вышел в коридор. – Надо же, надо же, какое чудесное воскресенье. Да мне же все будут завидовать, если в окна посмотрят, ты, такой весь Дэнли-трахающий-все-что-не-приколочено, и я. С ума сойти. Но мы наврем, что мы просто друзья, да? Твоя популярность не должна пострадать от моей простоты.
Остин не нашел ничего лучшего, кроме как вытянуть руку в пригласительном жесте в сторону лестницы.
- Ах, какое чудесное воскресенье… - повторил Олин с набитым ртом, откусив от батончика и пройдя мимо королевской походкой.
Насчет Бедетти он не соврал ни секунды. В этот момент Николас сидел в одном из кресел в кабинете психолога и думал, как бы ему сесть удобнее, чтобы не хотелось расползаться по нему.
Анна, которую он застал за чтением книги на кушетке для пациентов, книгу перевернула, не закрывая, и наблюдала за ним с искренним интересом. Казалось, Бедетти действительно считал, что выпитое им пойло, которое он выманил у садовника, на его поведении никак не отразилось.
- Тебя не будет смущать, если я здесь останусь? – Анна улыбнулась ему ласково, скрестив руки под грудью.
- Нет, конечно, что вы. Сидеть целый день, наверное… сложно, - нашел он подходящее слово, посмотрев ради этого в потолок сосредоточенным взглядом. – Я не думал, что вообще застану вас в выходной.
- Я все время здесь, только если не выхожу подышать во двор, - Анна продолжала ему мягко улыбаться. – Если хочешь, можешь сесть даже за стол.
Николас хотел, но вовремя уловил в этом отношение, как к дошкольнику, и передумал.
- Нет, мне и здесь нормально, спасибо. Я хотел…
- Спросить что-то? – подсказала Анна, заметив, что он завис, пытаясь сформулировать свои мысли в умную фразу.
- Вроде того… знаете…
- Может быть и знаю. Постараюсь помочь в любом случае, так что спрашивай, что только в голову взбредет.
- Вы меня, наверное, терпеть теперь не можете.
- Почему ты так думаешь? – Анна сначала искренне удивилась, а потом вспомнила о том, что весь понедельник действительно старалась на отпрыска вредной итальянки не смотреть. К четвергу она уже остыла, а Морис вдруг и вовсе покинул академию.
Злиться стало не на что, ведь три дня ничего не решили бы, Морис уехал все равно, и не имело значения, кто и где в эти дни жил.
- Ну, у меня… напористая мать. Вы же не хотели нас расселять, а потом вдруг разрешили. Она вам, скорее всего, не понравилась.
- Сначала я и правда была не согласна с ее… видением ситуации, - Анна медленно и осторожно подбирала слова, чтобы не солгать, но сохранить гордость. – Я была уверена, что будет лучше поступить так, как я считала нужным. Но твоя мать думала совершенно иначе, и если меня это сначала… обескуражило, так сказать, после я поняла, что она была совершенно права. В конце концов, кому, как не твоей матери, знать, что для тебя будет лучше. И она, конечно, в курсе была вашей дружбы с Морисом намного лучше, чем я. Она дала мне понять, что это вовсе не то, за что я приняла ваш конфликт сначала.
- Да-а-а… - Бедетти покивал, снова глядя куда-то в стену, а потом зажмурившись, пытаясь протрезветь. Идея выпить для смелости перед походом к психологу теперь казалась совершенно идиотской.
- Так ты об этом хотел поговорить? – Анна ему сладко улыбнулась, продолжая делать вид, что ей не смешно от этих почти неуловимых гримас.
- Не совсем. Просто хотел… поговорить о чем-то. Но не знаю, как это назвать. А вы давно работаете психологом?
- Довольно давно, - Анна кивнула, покусывая щеку изнутри и щурясь.
- А часто вам такие, как я, говорили, что когда семнадцать, жить паршиво?
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |