- Что за фигню я несу?.. Что за фигню?.. – он прищурился, приподнял верхнюю губу, показывая зубы, как мелкая, но очень злая собака. – Какая у вас с ним дружба, смотрю. Или это уже любовь? Адская страсть прямо. Это с наркоты так дико прет, что ли? Пойду, попробую, пожалуй. Может, тоже педиком резко стану, и кругом будут цветы и жопы, и мир зацветет голубым цветом, - он с таким приторным восторгом кривлялся, что Остина это начало раздражать по-настоящему, а когда дернулся следом за Бедетти, он схватил его за капюшон толстовки с эмблемой академии.
- Верни мне упаковку.
- Не смей хватать меня, Дэнли, - Олин его ударил по руке звучно и отшатнулся. – Что упало, то пропало, что пропало – то мое, - он резко двинул бровями, подняв их и опустив. – Какая еще упаковка?
- Да что за хрень с тобой творится сегодня? – Остин взял его ненавязчиво за руку чуть выше локтя, но стоило рукой пошевелить, и пальцы сжались крепче. Олин начал просто закипать.
- Бедетти спрашивай, его мнение тебе важнее. Знаешь, я думал, за лето ничего не изменится. А ты, видимо, так увлекся своей дурью и бесконечным трахом, что подцепил где-то дебилизм, и он уже в заключительной стадии.
- У меня терпение не бесконечное, - Остин дернул его к себе и чуть наклонился. Особо низко наклоняться не пришлось, ростом они отличались не сильно, но дернулся Олин все равно, когда чужое лицо оказалось близко, такое знакомое, но непривычно злое. Остин редко выглядел злым, и редко его глаза блестели подобным образом. Сердце пропустило удар от испуга, и Олли сам себя возненавидел. Неужели он и правда трус? Нет, не может этого быть. Чтобы после вечных скандалов с чокнутыми родителями он боялся собственного друга, которого знал с пяти лет? Чушь.
- Ты своих сучек так пугай, «Казанова», - он хмыкнул Остину прямо в лицо. – И Бедетти, если поведется. А меня твоя «крутость» мало трогает.
- Да куда ты денешься, я все равно найду, куда ты ее убрал, - Остин вдруг перестал злиться или сделал вид, что перестал, отпустил его руку и выпрямился, взглянул сверху вниз.
- Попробуй, никто же не запрещает, - Олин пожал плечами, не сдаваясь и не меняя пакостного выражения лица. – Вот только если не найдешь, обращаться к директрисе с жалобой «Ах, он украл мою дурь» не советую.
- Зачем сразу к директрисе? – Остин огрызался в ответ, одновременно с ужасом понимая, что они ругаются, как раньше никогда не ругались, причем, используя настоящие аргументы, а не шутя. Что это все всерьез, не сон, и нельзя будет засмеяться, чтобы все резко забылось. Он хотел резко все прекратить, но почему-то не мог, то ли гордость не вовремя прорезалась, то ли он сам не замечал, как сдерживал долгие годы раздражение по мелочам на того, кого считал лучшим другом. Было мучительно обидно и больно от осознания, что Олин тоже все это время, получается, врал. Что держал какие-то мелкие обиды невысказанными, а Остин наивно думал, что его все устраивает, что у них – самая настоящая дружба, без гнилых секретов, без скрытой ненависти друг к другу.
- А что, к шлюхе своей побежишь? Что она мне сделает? Придет и заставит своими психологическими штучками отдать тебе твою хрень? На, подавись, - Олин вытащил из кармана толстовки упаковку с таблетками и швырнул ее Остину в грудь, а тот не ожидал, да и ловить не стал бы, и она упала в траву. – Хоть все разом сожри и спиртом запей, все равно хуже тебе уже не станет.
- Что ты несешь, твою мать?! Что на тебя нашло?! – Остин не выдержал и пихнул его в плечо так, что Олин шатнулся.
- Да иди ты в жопу! Бесполезно с тобой разговаривать уже! Если год назад ты был просто с придурью и весь год медленно деградировал, то за лето ты насквозь протух! Ты трахаешь, кого попало, каких-то непонятных баб, теперь Бедетти топчешь, курицу эту щипаную, петух доморощенный! Ты нажираешься, твою мать, на школьных праздниках! Тебе семнадцать! Ты не только сам глотаешь всякую дрянь, ты ее еще и другим подсовываешь! Да мне сам Бедетти не так противен, как ты с твоими дебильными планами, цель которых – просто кому-нибудь сунуть и кончить! Знаешь, чем все это закончится? Ты сдохнешь, вряд ли дожив до двадцати, потому что кто-нибудь обязательно заразит тебя какой-нибудь хренью, а если и нет, то наглотаешься своей дури! Еще колоться начни, мудак! И вот когда ты сдохнешь, я рядом быть не хочу. Мне противно, что тот, кого я считал другом, стал похож на вот это.
Остин его в этот раз не пихнул, а схватил за толстовку и приподнял чуть ли не на носочки, но наглое выражение с лица приятеля не пропало ни на секунду, потому что Олин уверен был в своей правоте.
- Это мне говорит нытик, который вечно жалуется на свою жизнь?.. Такую тяжелую, зашибись просто… военный лагерь два месяца, какая драма. За бешеные бабки с актерами вместо настоящих людей, которые учили команды по военным комедиям. Отжался десять раз, а все такой же долбанный глист, одной рукой поднять, второй - прихлопнуть. Какой ужас, родители его не понимают. Как там… «Тебе семнадцать!» А ты все ноешь, что мамочка из-под юбки пинком выгнала. Папочка работает, а на тебя внимания не обращает. Просто оплачивает все, что тебе в башку взбредет. Почему я никогда не жаловался на своих предков? Они у меня, по-твоему, чем-то отличаются? Нет, ничем. Только вот твои пытаются сделать из тебя хоть кого-то, чтобы не видеть то, какой ты есть сейчас, безвольное ничтожество, которое считает себя интересным, умным, таким начитанным и глубоким, просто жесть. А моим вообще по барабану. Ну, или они глотают любую философскую мысль от меня, собственного сына, как будто это я их воспитываю, а не они меня. И знаешь, меня моя жизнь очень даже устраивает, она, по крайней мере, если рассказывать с самого начала, в полстраницы не уложится. И если я «протухну» и сдохну раньше двадцати, то уж очень надеюсь, что тебя рядом со мной не будет, - он договорил, отдышался, постепенно остывая и перестав кричать. – Я затрахался тебя жалеть и пытаться подбодрить. А уж раз тебе это еще и не надо было, то иди ты к черту, мать твою. Надеюсь, гордость воспалится, и свалишь из комнаты раньше, чем я вернусь в нее, - руку он разжал и Олина не только отпустил, но и отпихнул. – Забудь, что я тебе говорил.
- Когда? – Олли прищурился, почему-то не в силах подавить внезапное чувство вины и стыда, растерянности и сожаления о том, что только что наговорил.
- Вообще все забудь. Я тебе врал. Ты не интересный ни капли. Ты – никто. И это не твои родители придурки, а просто ты – ничтожество, вот в этом они правы. На их месте я бы тоже жалел, что ты есть.
- Тогда зачем ты врал обо всем этом, урод?! Какой я хреновый, что меня в тебе что-то не устраивает, да?! А сам гнал мне все это время, что я тебе нравлюсь так сильно, так интересно со мной, да?.. Поговорить со мной круто! А тебе просто нужен сраный слушатель, который будет восхищаться твоими гнилыми подвигами, от которых трахом воняет за километр! Вот, кто тебе был нужен, а не я! Спасибо, что признался, наконец, я прямо ждал этого, все время было какое-то ощущение лапши на ушах, прямо капало и жгло! – Олли сжал кулак и выставил только указательный палец, покрутил им у виска и махнул рукой, дернувшись. Лицо у него не просто порозовело, а покраснело, но не все, как от стыда, а только яркие пятна появились на скулах, глаза заблестели. Их вдруг начало печь, и подступившие слезы показались не водой, а смолой, которую удержать не хватило бы никаких сил. – Вот ты мразь, Дэнли, а… я парился, что ты сдохнешь от своей чертовой дури и заразишься от своих шлюх… а он меня, козел, ненавидел просто. Гнал мне, чтобы было, кому хвастаться своей фигней. А теперь подружку завел и дневник, как сопливая сучка. Вот только подружке под сорок, и шлюха она такая же грязная, как ты сам. И париться о тебе не стоило ни секунды, потому что на тебя самого даже цента жалко. Теперь. Зря я парился. Ненавижу тебя и из комнаты, честно, свалю.
Он развернулся и бросился бежать к крыльцу так, что Остин, потерявший дар речи и тоже вдруг ощутивший стыд, пожалевший о том, что наговорил, осознавший, что правды в сказанном не было даже одного процента, не успел ничего сказать, а кричать вслед, как идиот, не стал. Он просто пнул упаковку, лежавшую у него возле ноги, со всей силы, так что она вместе с обрывками травинок взлетела на метр и упала на новое место, описав дугу.
- Тварь! Какого хрена на тебя вообще нашло?! Нахрена все это было пороть?! Теперь я еще и виноват! Да, сука, я виноват теперь! – он проорался, а потом сел на корточки и взялся руками за голову, закрыл глаза, пытаясь успокоиться.
«С кем я, вообще, разговариваю… сам с собой, что ли. Я знаю, что я мудак и дерьмо, и наговорил такого же дерьма. И что понял все через жопу, как обычно. И что… да, я тупой. Я деградировал. Какой хрен тянул меня за язык и мешал заткнуться?! Ну я же даже думал о том, чтобы заткнуться! Что со мной-то за хрень?! Он всегда был сраной истеричкой, но со мной-то что за чушь?!»
Глава 7
Завуч в холле следила за тем, как уборщицы с садистскими лицами раздавали младшеклассникам швабры, тряпки и губки, выкатывали тележки с бесчисленными бутылками моющих средств.
На занимавшегося ерундой Бедетти она обратила внимание как раз в тот момент, когда на крыльце появился Остин. Николас его ждал, а когда увидел, прищурился, нехорошо надув губы, стиснул пока еще сухую губку в руке.
- Бедетти, долго ты будешь стоять?! Отправляйся в библиотеку, книги уже с полок сняли, после ремонта столько грязи, просто протрешь их, поставишь все на место в алфавитном порядке, по росту, вымоешь пол и свободен!
- Да, разумеется! – с жутко приторной сладостью в голосе отозвался он, оглянувшись и сверкнув улыбкой, которая завучей просто до приступов доводила. – Я только хотел попросить вас дать и Дэнли задание тоже. Например, помочь мне. Я вытру полки, а он вымоет пол, это ведь будет честно? Он вчера тоже пил тот пунш, куда девочки коньяк вылили.
Остин, чуть-чуть успокоившийся после скандала с приятелем, просто замер в шоке, огляделся по сторонам, но никакого Олли рядом точно не было. То ли он спрятался, то ли побежал к директрисе, просить переселить его, а потом метнулся собирать вещи.
- Я?.. – глупо переспросил он и уставился на ведро с водой, которое перед ним с шумом опустила та самая уборщица, что утром ругалась с Николасом. В руку она Остину сунула швабру.
- Отправляйтесь, взрослые вы наши… - прошипела она сквозь зубы, щурясь и ухмыляясь.
- Как скажете, - ответил Бедетти, хватая узкую тележку за широкую ручку и покатив ее за собой к двойной двери библиотеки. Читальный зал находился в соседнем зале, в который вела арка, а им предстояло навести порядок и чистоту в старой секции, где стояли действительно ценные книги со времен основания академии или даже старше. В секцию допускалась только библиотекарша и ее безмолвная помощница неопределенного возраста. Ей можно было бы с одинаковым успехом на вид дать хоть тридцать пять, хоть пятьдесят пять. А еще она жутко обожала появляться у старшеклассников за спиной, едва они появлялись в старой секции, и беззвучно стоять, пока ее не заметят, с криком выронив книги.
Поэтому Бедетти и не горел желанием оставаться наедине с книгами, полками и этой безумной женщиной, постоянно оглядываясь и вздрагивая, слушая свое собственное дыхание в пыльной тишине. А еще ему жутко не терпелось поговорить с Остином наедине «по душам», обсудить, что за бред он вдруг начал вытворять. Бедетти не собирался орать на всю академию, что его подло изнасиловали, в конце концов, когда у него спрашивали, чем он планирует заняться после выпускного, он отвечал расплывчато что-то на тему карьеры актера. А для актеров всякие гейские штучки – норма.
Единственное, что не давало ему покоя – то, что вякнул этот заморыш староста, чье глупое имя он никак не мог запомнить. Николас просто не понимал, не мог связать логикой два факта. С одной стороны, Остин сам же дал ему гарантию, что никакой подлой шуткой это не является, что все останется только между ними, и предоставил возможность воспринимать все, как случайность. Ведь ему тоже вряд ли понравится, если вся академия будет шептаться у него за спиной, а одноклассники – прямо в лицо говорить, что он окончательно превратился в извращенца, и ему нужно лечиться.
С другой стороны, если он так озаботился последствиями своего припадка внезапной страсти, что даже буквально встал на колени перед Бедетти, которого откровенно презирал, откуда обо всем этом узнал староста? Остин спятил и сам ему сказал?
«Хотя, учитывая, что они лаялись, как две шавки…» - с сомнением предположил Николас, пытаясь не запутаться в собственных мыслях. «Может, он ему сказал, думая, что этот мудак никому не расскажет, они же такие друзья, такие друзья… а этот убогий решил ему подгадить… я ему еще…»
Он нажал на ручку левой библиотечной двери, обошел тележку, не глядя на Остина, будто тот был пустым местом, и вкатил ее в огромное, отзывающееся эхом на каждый звук помещение.
Остин, закинувший швабру на плечо и державший второй рукой ведро, дверь за собой захлопнул, так что недавно замененный замок на дверной ручке громко щелкнул.
- Обязательно было меня тоже сдавать?
- Не мне же одному трахаться тут с пылью, - Бедетти пожал плечами, не оглядываясь, и покатил тележку к закрытой секции, так что она дергалась и подпрыгивала на каждом пересечении полового покрытия.
- Ты мне что-то сказать хотел на сборе?
- С чего бы вдруг?
- Ты таращился на меня, - Остин хмыкнул, закатывая глаза и глядя в мутные стекла высоких окон между стеллажами, мимо которых они проходили. Настроение у него после ссоры с Олином было не самое подходящее для искусного флирта, да еще и с Бедетти, отношение к которому не намного улучшилось. Если вообще улучшилось.
- Я таращился? – Бедетти остановился и развернул тележку, пихнул ее бедром в проход между стеллажей и сам зашел туда же. – А мне-то показалось, начал ты. Хрен ли ты уставился на меня?
Остин шагнул за ним, вместо того чтобы приниматься за мытье полов, взял с тележки вторую тряпку и развернулся к однокласснику спиной, заняв оставшееся пространство в проходе, принялся вытирать полку.
- Интересно было.
- Мне тоже интересно было утром, что произошло. Скажи честно, ты тоже почти ничего не помнишь? Или ты не глотал их сам? – Николас оглянулся, но не до конца повернув голову, глядя в пол, дожидаясь ответа. Остин тоже повернул голову едва-едва, ответил возле его уха негромко, но не шепотом.
- Если честно, почти ничего не помню. Но какое-то чувство… в общем, я думал, ты будешь вести себя по-другому. Вот и смотрел.
- Я думал, ты уставился на меня, потому что помнишь все. Хотел даже спросить, может, расскажешь в подробностях, - Бедетти иронизировал, как мог, кривляясь себе же на радость.
- Я тебе могу даже напомнить, если хочешь.
- Очень смешно, Дэнли. Очень. Иди со своим сарказмом в ж… хотя, нет, я просек, сейчас я скажу, куда, а ты потом состришь по этому поводу. Я знаю, о чем ты думаешь.
- Заметь, это не я сказал, - Остин пожал плечами, довольно осклабившись и вдруг заметив, что натянувшаяся внутри струна после «общения» с Олли, с которым раньше было так легко и приятно, расслабляться начала только сейчас, наедине с противным Бедетти. Над ним было так легко издеваться словами, и он был такой идиот, что не приходилось постоянно ждать, что он вдруг окрысится и скажет такое, что больно ударит по самолюбию или разочарует. Но особо зарываться Остин не рисковал тоже, потому что не сказал бы, что был намного сильнее Бедетти. Он даже никогда не сталкивался с ним в попытке померяться силой, не использовав перед этим подлых ходов, вроде таблеток.
- Бесишь, Дэнли, знал бы, как ты бесишь.
- Представляю.
- Заткнись.
Минут пять они послушно подчинялись наказанию и терли полки тряпками, в воздухе повис резкий и свежий запах всякой химии, которую они брызгали прямо на слой пыли.
- Черт… раз уж на то пошло, и ты помнишь больше… откуда у меня трусы в кармане взялись? – неуверенным, немного смущенным от собственной амнезии голосом уточнил Бедетти.
- Ты, кажется, возле девки в зале их подобрал, когда уходил.
Николас помолчал, а потом хлопнул себя по лбу.
- Точно. Черт, а я-то думал, когда успел, и какого хрена я тогда в кабинете делал, если… какого хрена ты оставил меня в кабинете?! – он развернулся и швырнул тряпку на полку, решив разобраться с Остином уже по-хорошему, за все. Остин развернуться к нему едва успел и тут же приложился лопатками о полку. Бедетти пихнул его в плечо ладонью и шагнул почти вплотную, ничуть не напоминая смазливого мажора, как обычно. Нет, смазливым-то он как был, так и остался, но во взгляде не было ничего из того, что Остин ожидал увидеть после «победы» над ним. Было чувство, что сорвал он вовсе не цветок, а один несчастный лепесток. И вот-вот в него вонзятся шипы.
- Более того, я тебе задам вопрос поинтереснее. Какого хрена, вообще, ты все это затеял? Вчера ты мне, кажется, не ответил на этот вопрос. А я помню, что его задавал. Или я не помню твой ответ? – Бедетти прищурился и выпрямился, расправив плечи, пытаясь быть значительно выше Остина и задрав подбородок, как обычно, сжав губы чуть заметно. Влажно приоткрытыми они у него были не всегда.
Остин тоже перестал сутулиться и передразнил его, задирая нос, сделав четверть шага навстречу. Хотелось бы ему оказаться в этот момент хоть сантиметров на пять выше. Да хоть на три, чтобы посмотреть свысока хотя бы в чужие глаза.
«Мать твою, что ответить…» - панически думал он, совсем забыв про Олли и его припадки излишней заботы. «Главное – не что сказать, а что он хочет услышать», - быстро вспомнил он смысл слов Анны. «Но надо умудриться не врать, чтобы он не решил, что я хочу…»
- Соскучился, - он хмыкнул по-идиотски, двинув бровями.
- Как трогательно, - Бедетти скептически сделал губы бантиком и покивал, сдвинув брови. – Я прямо верю так. Обычно ты как-то восторга при виде меня не проявлял после каникул.
- А ты за лето очень изменился, - выпалил Остин, окидывая его демонстративно взглядом.
- А ты за лето геем стал, смотрю?
- Да не то чтобы. Просто глупо отрицать очевидное.
- Что очевидное? – Бедетти не пропускал ни единого слова, не показывая, как на самом деле нервничал и боялся облажаться в этом разговоре. Он и без того всю жизнь проигрывал Остину в словесных перепалках, ни разу не выйдя из них однозначным победителем. Дэнли всегда находил, что ответить, даже если оппонент уже развернулся спиной и собрался уходить. Он готов был крикнуть даже в спину, и все вокруг признавали победителем его.
Сейчас они были в библиотеке только вдвоем, в абсолютной тишине, но легче от отсутствия публики не стало, наоборот – шансов проиграть было больше.
Сердце стучало само по себе в панике, Николас с ним ничего не мог сделать. Он всегда думал, что сердцебиение зависит от волнения, а волнение человек в силах контролировать. Оказалось же, что волнением правит само сердцебиение, которое ускорялось независимо от желаний. Он нервничал из-за того, что заведомо был в проигрыше, ведь это он сдался ночью. Ведь это он не пытался вырваться до последнего, а присосался к Остину, как пиявка. Это же он повелся на дешевый фокус с таблеткой. Шансов победить в разговоре было почти меньше одного, но по тому, как Остин долго думал перед ответом, заметно становилось – он тоже нервничает.
Это дарило уверенность в себе, и Бедетти незаметно сжимал кулаки, сам не улавливая, какое давление исходит от него в адрес зажатого в угол «обидчика».
Остин чувствовал себя, как на краю пропасти, потому что на него давила такая близость, необходимость смотреть прямо в глаза, чтобы не проиграть. Оттолкнуть бы Бедетти, как он делал это обычно, и посмеяться над ним просто нагло. Но не перед кем выпендриваться, в библиотеке они одни. Огрызнуться и сказать что-то ехидное, на что Бедетти-правдоруб не сможет быстро придумать ответ. Он всегда такой, честный и справедливый, несмотря на весь свой пафос, обожает разбираться «по-настоящему», на полном серьезе, с поиском оснований, причин и правды. Стоит передразнить его, ляпнуть что-то про его внешность или манеру говорить, и он теряется, впадает в истерику и выставляет сам себя идиотом, а потом заметно долго бесится по этому поводу.
Именно по этой причине Остин сейчас не мог огрызнуться и послать его, ведь тогда единственный оставшийся у него шанс оборвать весь цветок провалится с треском и безвозвратно.
Ошибку в ответе совершить было нельзя, а после ссоры с Олли внутри что-то будто истончилось и немного дрожало от напора, которым Бедетти просто дышал, таращась и не моргая.
На мгновение защита Остина дрогнула, и плечи расслабились, но он тут же на себя разозлился и вспомнил, кто перед ним, сделал еще движение вперед и пихнул грудью Бедетти в грудь, касаясь кончиком своего носа кончика чужого.
- Очевидно то, что при виде твоей задницы ну просто нереально за нее не схватиться, - он издевательски хихикнул и схватил не ожидавшего подвоха Бедетти за ягодицу, с чувством сжал ее ладонью.
- Псих припадочный! – Николас чуть не взвизгнул от возмущения и махнул рукой с удачно сжатым к этому моменту кулаком, а второй рукой схватился за запястье Остина, чтобы отцепить его ладонь от своих драгоценных выпуклостей.
- Так я же не отрицаю, ты сам все время ко мне близко подходишь.
- Да что за хрень с тобой за лето приключилась?! – Бедетти увернулся, присел и поднырнул у него под локтем, отскочил за край тележки и развернул ее, поставив стеной между ними, так что Остин не мог ее обойти. – В педики записался?
- Да ну и что такого? – Остин пожал плечами, развеселившись этой безумной паникой в чужом взгляде. Бедетти был то ли в ярости, то ли напуган, не зная, что ему делать именно сейчас – бежать подальше из библиотеки и жаловаться, выставляя себя дураком и рискуя получить в ответ обвинение от Остина, что он ночью ему отдался, как баба, или попытаться поставить Дэнли на место. Он бы и рад выбрать второе, но вариант был рискованным.
- Ты не сильнее меня, если что, а я сегодня не пил и уж точно не ширялся, так что не думай даже!
- Не думать о чем?.. – Остин с притворной обидой прищурился и надул губы, толкнув тележку, и ее маленькие колеса развернулись, позволяя катить ее по проходу. Бедетти понял, что если не помешает ей выкатиться, то стоит ей оказаться за пределами двух стеллажей, Остин сможет выбраться из «ловушки», в которую он его загнал, и тогда придется бегать по всей библиотеке.
- Ни о чем не думай! Не выйдет! – он уперся в ручку тележки с другой стороны обеими руками и решил, что простоит так хоть целый день, но не выпустит общественно опасного Дэнли наружу.
Предали его только скользкие подошвы туфель, которые со скрипом поехали по полу, отодвигая его вместе с тележкой. Выражение лица Остина Николас описать словами не смог бы, даже если бы захотел, но впечатление оно производило неизгладимое.
- Что ты ко мне привязался?!
- Ты сам попросил, чтобы меня с тобой вместе наказали, - напомнил Остин, и стоило пяткам Николаса коснуться стеллажей, стоявших вдоль стены, он бросился в самую захламленную и пыльную часть секции. То, что это было ошибкой, и бежать стоило к выходу, он понял почти сразу, но развернуться уже не было возможности.
- Отвянь, Дэнли! Только тронь меня, я так заору, я потом матери такое про тебя скажу, ты вылетишь отсюда вместе со своим придурочным хлюпиком!
- Ты думал меня напугать?.. Чем? Тем, что ты сам же вчера со мной сосался?
- Ты первый начал!
- Ты продолжил, - Остин парировал, сделав недоуменный взгляд в духе «ты идиот, что ли».
- Да я напился в жопу!
- Да ты не только напился в нее.
- Да оставь ты ее в покое! Убери свои кривые лапы, пугало бородатое! Побрейся!
Остин в задумчивости остановился, пощупал короткие, но жесткие волоски на подбородке и посмотрел в сторону. Бедетти гадал, как бы обойти его в узком проходе, вжавшись в угол и готовясь, если что, броситься с кулаками, сражаясь за свою гордость и остатки чести до последнего.
- Ты это так сказал, как будто уже согласился, - сообщил Остин свое мнение, приближаясь медленно и пытаясь переставлять ноги осторожно, выставив руки так, чтобы не получить ни поддых, ни по яйцам, успеть перехватить любую агрессивно настроенную конечность Бедетти еще на подходе.
- Не подходи, а то я за себя не ручаюсь, - выставил Николас указательный палец в направлении его лба. – Я тебя предупре… я сказал, не подходи! – заорал он, чуть не на пыльную занавеску пытаясь залезть, развернувшись уже боком, будто можно было выбежать в стену.
- Ой, что ты мне сделаешь, - Остин засмеялся, не удержавшись, и наконец рискнул броситься вперед, отдавая все внимание скорее атаке, чем защите. Николас удобный момент для удара пропустил, развернувшись слишком удачно для противника, а потом с пыхтением ударил его по лбу, по плечу.
- Отцепись, сука, отцепись! - он ворчал, не решаясь снова по-дурацки взвизгнуть, решил со всей силы наступить Остину на ногу. Тот вовремя убрал ее, увернувшись, но не отпуская одноклассника, пойманного в кольцо рук и со всей силы прижатого боком к торсу Остина. Бедетти не мог вытащить зажатую руку, а второй отбиваться было неудобно, ногой он все еще пытался попасть по чужой ноге и так увлекся, глядя вниз, что не успел отвернуться. К сосредоточенно сжатым губам прижались губы Остина, сминая их и давая почувствовать влажность еще большей температуры.
Бедетти замер, жмурясь, затылком прижавшись к стене, а Остин воспользовался моментом и левым коленом раздвинул его ноги, рывком разворачивая за плечи лицом к себе. Бедетти не успел даже укусить его или ударить лбом в переносицу, опешив от быстрой смены позиций, а его правое бедро Остин уже схватил левой рукой, чтобы лишить возможности шагнуть куда-либо, и попытался задрать до своей поясницы. Бедетти поскользнулся второй ногой из-за гладкой подошвы, и его потянуло бы вниз, не рухни он буквально на Остина, хватаясь обеими руками за его шею, нагибая за собой почти до пола.
Плечами и лопатками он ударился очень ощутимо, просто невероятно, даже дух вышибло, но Остин был этим как-то странно доволен, опускаясь за ним, вытирая спиной Бедетти стену.
- Не то чтобы ты намного убедительнее вырываешься, когда трезвый.
Бедетти перекосило, и он с обиженным, оскорбленным полувскриком бросился на него, умудрившись выкарабкаться из-под тяжелой туши и навалиться на нее всем весом. Остин сам не ожидал, что потеряет равновесие и упадет на обе лопатки, перевернувшись.
Николас обалдел от успеха, встрепанный и чуть взмокший от паники и, казалось, всего лишь победного возбуждения. Он сидел на Остине практически верхом, едва не касаясь его, стоя на расставленных по бокам от его тела коленях, держа за рубашку.
- Я предупреждал, что за себя не отвеча… - начал он пафосную речь победителя, но не успел договорить, как Остин забыл про все советы Анны и сжал его волосы в кулак, намотав их и дернув вниз, второй рукой схватив за запястье. Он перевернулся, и Бедетти с него просто свалился, повизгивая, обеими руками стараясь отцепить кулак от своих волос. На глазах даже слезы навернулись от обжигающего ощущения тысяч впившихся в череп иголок.
Остин заломил ему руку, ткнув лицом в пол, и сел верхом на бедра, только потом разжал кулак.
Бедетти расслабленно обмяк, растянувшись на полу и вздохнув.
- Я сдаюсь, все. Сдаюсь, ладно, - он убрал руки за голову в шутку, как взятый в заложники случайный клиент банка. – Слезай, Дэнли. Это все, конечно, жутко смешно, просто оборжаться, я рад, что ты осознал свою ориентацию и внезапно посчитал мою жопу достойной своего внимания… но нам надо мыть полки. Слезай, - он попытался брыкнуться, но чуть не надорвал поясницу.
Остин сидел на нем и пытался отдышаться, внимательно следил за руками, готовый перехватить их и прижать к полу в любой момент. Потом он все-таки сдул с лица упавшую прядь вечно засаленных волос и удовлетворенно усмехнулся от одного лишь чувства предвкушения.
- Боишься опоздать на ужин?
- Он еще не скоро, но хотелось бы побыстрее закончить здесь. Я не мечтал провести воскресенье в библиотеке, даже будь она чистой.
- Да, вечно мы с тобой трахаемся в какой-то грязи.
- Ой, уже не смешно, Дэнли, правда. Я не помню, что я делал вчера, но больше я этого делать не собираюсь. По крайней мере, не с тобой, - в шутку уточнил Николас.
- Ах, не со мной. Как мне жить-то теперь дальше после такого отказа. Один вопрос, Бедетти.
- Какой еще?.. – чувствуя неладное, буркнул тот в ответ и попытался оглянуться. Перед лицом у него повис прозрачный гриппер с таблетками и пилюлями вперемешку. Таблетки были бледно-розовые, а некоторые – чуть ярче, на каких-то была подозрительно знакомая буква, которую он где-то уже видел в совершенно приличных обстоятельствах, но не мог вспомнить. Пилюли – лимонные и прозрачные, в которых просто виден был порошок.
- То же, что и вчера, или другую?
- Дэнли, слушай…
- Только не ври, что не хочется, - Остин маняще покачал гриппер за кончик перед его лицом. – Не подумай, что я пытаюсь купить тебя, ты же не шлюха, в самом деле, мне это даже в голову не приходило. Я просто все равно не откажусь от этой идеи, у меня уже стоит, так что пытаюсь сделать тебе приятнее. Я сделаю, что угодно, что пожелаешь, так и знай.
- Ты с ума сошел, да?.. – Бедетти расплел сцепленные в замок пальцы и убрал руки, чтобы оглянуться. – Ты совсем извращенец? – он хмыкнул как-то неуверенно.
- Если тебе так думать удобнее, то да, совсем извращенец. Ты выбираешь или нет?
- Почему я снизу?
- Хочешь меня? – Остин переспросил так резко и с правдоподобной готовностью в голосе, что Бедетти аж побагровел то ли от стыда, то ли от злости, демонстративно задумался.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |