На свете есть множество нимфоманок, скрывающих свою сущность. 2 страница

- Нет, я слушаю, - Остин хотел, чтобы это звучало иронично, но не вышло, и стала видна серьезность, с которой он слушал, что ему говорили.

- Надеюсь, ты не просто слушаешь, а слышишь, что я говорю, и понимаешь это так, как я хочу, чтобы ты понимал. Потому что не моя вина будет, если я скажу тебе одно, а ты услышишь другое.

- Мне не тринадцать лет, и член у меня не две недели назад впервые встал, - заверил Остин. – Я понял с первого раза еще месяц назад, что нельзя трахаться с себе подобными только ради моды. Начхать мне на моду, я что хочу, то и делаю. Но я же пока не знаю, чего хочу. Откуда мне знать, понравится мне эту… вишню есть… или нет. Я же не пробовал. Вот попробую, тогда и узнаю.

- Вот и правильно, - Анна улыбнулась так, что если бы Остин открыл глаза, даже он бы поежился. – Тогда это не будет агитацией, если я расскажу тебе, в чем разница между мужчинами и женщинами.

- О, раскрой мне эту страшную тайну, я же всю жизнь думал, что детей аист приносит.

- В чем их разница с точки зрения сексуальности.

Остин промолчал, решив завязывать с ехидством, потому что какая-то стальная нотка, проскользнувшая в голосе Анны, явственно намекнула на то, что еще чуть-чуть, и она перестанет считать его умным.

- Помнишь, я говорила тебе, что людей можно сравнить с цветами?

- Постоянно это в голове вертится.

- Мужчины – это подарочные цветы. Женщины – домашние или ядовитые. Исключений не существует, поэтому просто запомни это. Женщины могут быть, как растения, которые разводят на подоконниках. Милые, симпатичные, приятные глазу, с ненавязчивым, нежным запахом, безопасные, уютные. А могут быть ядовитыми, хитрыми, коварными, почти смертельными. В прошлых веках женский образ ассоциировался вплотную с ядом, потому что это был единственный способ борьбы женщин с мужской физической силой и несправедливостью общественных норм. Представь себе, что тебе «повезло» родиться женщиной в обществе, где все женщины приравниваются к мебели или, в лучшем случае, к прислуге. С детства ты подчиняешься отцу, слушая страшные байки матери о замужестве, глядя на ее личный опыт в этом деле каждый день, а в один прекрасный день твоей юности оказываешься буквально проданным какому-то человеку. Ты не понимаешь, чем он, черт возьми, лучше тебя, чем его жизнь отличается от твоей, чем она ценнее. Откуда у него взялось право покупать твою свободу. Угнетать твой дух, даже твое тело, буквально использовать его, лишать тебя права голоса. Но сделать ничего не можешь, ведь «нормы» такие, правила такие, все так живут, и ты тоже должен. Спрашиваешь, с какой стати все так, а тебе отвечают, что ты тоже ничем не лучше других. Если все рабы, ты тоже будешь. Что тебе остается? Отравить своего «любимого» мужа. Порода этих женщин, мятежная натура передается буквально по крови, и их можно сравнить именно с такими цветами. Яркими, с незабываемым ароматом, от которого сначала просто кружится голова, а потом вдруг начинаются судороги, переходящие в агонию. Выбирая себе подружку или, тем более, жену в будущем, не перепутай домашний кустик с какой-нибудь ядовитой лозой.

- Если я вообще женюсь.

- Если, - согласилась Анна и закинула ногу на ногу, отъехала от стола, задернула шторы, так что в кабинете воцарился темно-оранжевый полумрак.

- Мужчины – это те цветы, которые они же сами дарят женщинам. Тебе никогда не казалось это странным совпадением? Мужчины выбирают цветы в подарок, руководствуясь собственным вкусом подсознательно. Да, они думают над тем, что бы понравилось их подружкам, женам, дочерям, сестрам, матерям. Но откуда им знать? Решение принимают они сами. Они выбирают те цветы, которые, как им кажется, понравятся женщинам. И выбирают именно те, которые практически демонстрируют всю их натуру. Стоит присмотреться к мужчинам у прилавков в цветочных магазинах, и все сразу становится ясно об их характерах. Тюльпаны, розы, хризантемы. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы схватиться за стебель розы? Нет, конечно, ты не настолько идиот. А за стебель какой-нибудь садовой гортензии? Она не колется, но если запачкаешься соком, чувствовать себя будешь далеко не здоровым пару часов или дней. Гортензия – типичная зрелая женщина. Роза – типичный молодой мужчина. Ты проткнешь себе руку, если схватишься за колючки грубо. Роза не станет тебе мстить исподтишка, позволяя себя трогать. Ты не прикоснешься, если она этого не захочет. Ты можешь либо срезать ее, либо просто схватиться за сам цветок. Что тебе сделает цветок? Ты просто сожмешь бутон в кулаке и сорвешь все лепестки с цветка. Его стебель с колючками останется без главного украшения. Весь запах и свежесть достанутся тебе и только тебе одному. Ты тронешь только эту пафосную верхушку, никто и ничто не пострадает. Цветы зацветут снова, как только наступит сезон.

- И чем срезать мужиков? – Остин ухватился за более простую для его понимания ассоциацию.

- Властью. Деньгами, шантажом, насилием, угрозами. У тебя этого всего нет. То есть, у тебя нет ничего, что могло бы вынудить розу упасть к твоим ногам, чтобы ты спокойно срезал шипы и поставил ее в воду, любовался потом. Да и вообще, резать – опрометчиво. Даже если найдешь «ножницы» под свою розу, она скоро завянет. И тебе будет не в удовольствие, и выбранный тобой потеряет всю привлекательность. Люди в неволе, в безвыходном подчинении вянут и сохнут, даже умирают. Это не то, чем стоит заниматься человеку, если он просто любит секс. Секс – обоюдное удовольствие, никак не насилие.

- Значит, мне нужно просто рвать сами цветы, - глубокомысленно протянул Остин, сдвигая брови, так что на переносице появилась морщина. Он кивнул, задумавшись над этим сравнением.

- Именно. Тебе не нужно впутываться во всю эту ерунду с пересадкой корней, поиском подходящего участка, работать над почвой для ее правильного роста. Тебе не нужны серьезные отношения. Тебе не нужно видеть эту чертову розу каждый день, поливать ее, разговаривать с ней, следить, чтобы было достаточно света и солнца, обрывать старые листья и следить за внешним видом, продолжая при этом еще и любить, как раньше, в первый день. Тебе нужен только запах и цвет, нежность лепестков, это сладкое чувство. Вот, что такое удовольствие от секса. Знаешь, в чем еще разница между мужчинами и женщинами? Если ты сорвешь цветки с гортензии, она потеряет свою привлекательность. Ее маленькие цветочки, распавшись из огромного соцветия, превращаются в дешевую мишуру, которая не производит никакого впечатления. Секс с женщиной нельзя сравнить с сексом с мужчиной. А рвать лепестки с ядовитых растений ты не рискнешь, если не самоубийца, играть с такими женщинами опасно, они не любят секс на один раз. Они сами рвут розы только так, а порой даже находят лезвия, чтобы их срезать. Чтобы любоваться женщиной, ее нужно именно впустить в свой дом, на свой «участок», позаботиться обо всем, чтобы она цвела рядом постоянно. Чуть что не так – все пойдет прахом. А с розы оборвешь лепестки, и они останутся прекрасными надолго. Воспоминания о правильно сорванном цветке будут так же хороши через много-много лет, как засушенные лепестки между страниц книги. Представь себе это.

Остин осклабился, начиная понимать, зачем ему толстая записная книжка с пафосной обложкой и «надежным» замком-ремешком. В такой даже обычной ручкой писать не хотелось. Строчки, как засушенные лепестки, как память о сорванных цветах и соблазненных людях.

- И как их рвать?

- Это – самое главное, - Анна ухмыльнулась так, что даже в голосе это было заметно по изменившейся на мгновение интонации. – Ты сам – мужчина, молодой, но мужчина. Но понятия не имеешь, как соблазнить себе подобного?

- Я как-то не задумывался над тем, что должен сделать другой мужик, чтобы соблазнить меня, поэтому мне не на чем основывать догадки, - Остин фыркнул.

- Я бы разочаровалась, если бы ты это делал. Ты ведь садовод.

- Так что мне делать?

- Я говорила, что в сексе главное – уважение. Иначе это – просто тупое насилие или бездушный перепих. Чушь, честное слово. Безумное удовольствие должны испытывать оба, если они этим, конечно, всего лишь вдвоем занимаются. А удовольствие получить можно только при условии полного доверия, уверенности в своей привлекательности и гарантии безопасности. Даже женщинам это нужно не так сильно, как мужчинам. Ты можешь просто показать женщине, что у тебя уже готов участок для нее, она может запросто переползать со своей клумбы в твой прекрасный сад, что ты обеспечишь ей прекрасную жизнь, много света, воды и все такое. Мужчину этим не соблазнить. Ему нужно просто дать понять, что у него все еще есть его колючки, что он в любой момент пустит их в действие, чуть что не понравится. Что у него есть пути отступления, что он все держит под достаточным контролем, чтобы можно было расслабиться.

- Понял, мне нужно убедить его в том, что я не стану об этом болтать, что я делаю это не на спор, просто используя его, что я делаю это не ради смеха, издеваясь над ним, что я действительно его хочу, потому что он супер-охренительный. Но в то же время мне нельзя тратить на это много времени, потому что мне нужно только сорвать, а не пересаживать. Я въехал. Еще бы понять, как это сделать, - Остин загибал пальцы, считая условия и цели, а потом открыл глаза и встал с кушетки, потянулся с хрустом, вытягивая руки и выгибаясь. Он улыбнулся с удовольствием и зажмурился, пока не выдохнул с удовлетворенным от разговора и отдыха стоном. – Честно, понятия не имею, как. Но я подумаю над этим.

- Скоро ужин, - Анна посмотрела на массивные, типично мужские часы на своем запястье. – Надеюсь, готовят здесь лучше, чем убирают. Или мне придется заказывать пиццу.

- Ты все лето ее ела, - напомнил Остин.

- А что поделать.

- Ладно, пойду и подумаю над тем, как бы… получше схватить, - Остин закатил глаза, развернулся и пошел к двери.

- Остин, - позвала Анна каким-то ехидным, просто сочащимся сарказмом голосом. Он обернулся, отклонив немного весь торс и уже взявшись за дверную ручку.

Новый школьный психолог выразительно постучала кулаком по одной своей щеке, оттопыривая языком вторую.

Остин замер на несколько секунд, а потом округлил, даже вытаращил глаза. Они у него были небольшими, карими, не такими уж похожими на бездонные озера, но из орбит полезли отлично. Шок прошел быстро, благодаря упрямству, решимости и легкому отношению.

- Ну охренеть теперь, - он прыснул от смеха и рывком открыл дверь, скрылся за ней, уже рисуя себе в воображении безумный разврат.

Глава 4

Первый же уикенд в академии оказался не таким уж ужасным. В главном зале, напоминающем прямо-таки стадион, накрыты были длинные, узкие столы с темными скатертями. Новенькие решили было, что так в Паддингтоне модно, но пока еще мало знакомая им всем блондинка пустила слух, что это из-за лени прачек, не желающих отстирывать пятна.

Танцевать никто и не собирался поначалу, а потом столы отодвинули к окнам, и началось такое, что над новичками «старички» попросту смеялись. Разочарованные тем, что академия мужская, и в ней просто витает атмосфера армии под матриархатом, они впали в ступор, увидев приехавших девиц из соседней академии.

Добраться до нее без транспорта не представлялось возможным даже при большом желании, так что любителям девчонок приходилось довольствоваться каникулами и вот такими праздниками, устраиваемыми для поддержки здорового духа в учениках и ученицах.

Олин, потерявший своего соседа по комнате и друга в толпе, искать его особо не стремился, стоя в углу и натыкая пластмассовой шпажкой оливки и прочую ерунду.

Среди приехавших девчонок были такие, что больше походили на парней, и вот они-то втихаря вылили в ярко-красный пунш что-то из почти плоской бутылки. Олли точно не знал, коньяк это был или виски, но попробовать твердо решил. Тем более что Бедетти возле пунша прочно обосновался, опираясь одной рукой о стол и практически никого к нему не подпуская.

Малолетние девочки выстроились в ряд вдоль стены и столов, к ней придвинутых, малолетние мальчики жались у противоположной, глядя сквозь толпу старшеклассников, неуловимо обтирающихся друг о друга под «глупый скрежет». Музыка заставила практически весь преподавательский состав сбиться в толпу в самом углу зала, где стояли три дивана треугольником, оставив между собой только узкие проходы. Директриса с тремя завучами изредка бросали строгие взгляды на зал, но психолог, развязно сползшая по краю дивана и прикладывавшаяся к своей фляжке, пообещала следить за гормональными всплесками на танцполе.

Она и впрямь следила за происходящим очень внимательно, пытаясь найти взглядом Остина, но никак его не в силах вычислить. То ли он слишком быстро двигался в толпе, одетой, как на подбор, в темное и обтягивающее, то ли просто еще не спустился.

Пока что Анна поймала только случайно упавший на нее взгляд девицы из женской академии, которая положила голову на плечо долговязого старшеклассника, а рукой держалась за второе его плечо, оценивающе его щупая и будто не замечая, как ненавязчиво между ее ног вклинивается его колено, а сами они как-то внезапно отползают с середины зала в его угол, к тяжелым занавескам. За ними уже кто-то прятался и со смехом шуршал, чему Анна с легкомысленной ухмылкой значения предпочитала не придавать. Она обещала следить за гормональными всплесками, но никому не обещала их контролировать.

Не мужик же она сумасшедший, чтобы смотреть спорт по телевизору и пытаться контролировать игроков криками с дивана.

За девчонками и их сползающими до щиколоток трусами Анна следить перестала и переключила все внимание на заметно выделявшегося среди остальных Бедетти. Поговорить с ним в своем кабинете она пока не успела, так что все впечатление ограничивалось первой, запоминающейся встречей и простыми наблюдениями. Шелковая черная рубашка с воротником-стойкой выдавала капризного, избалованного родителями франта. Скорее всего, баловала его мать, а отца либо не было вовсе, либо он был весь поглощен работой. В первом случае мать виделась Анне строгой, закомплексованной и обжегшейся на первом и единственном замужестве бизнес-леди, во втором – развращенной, ни на что не способной, кроме шопинга, лентяйкой и стервой. В обоих случаях влияние на сына было очевидным. На его левом запястье болталась тонкая цепочка-браслет, на шее была такая же, подлиннее, а каскадом подстриженные волосы чуть вились и спускались сзади почти до лопаток. Он заправил их пальцами за ухо с одной стороны и смотрел куда-то вдаль, на занавеску, за которой недвусмысленно задралась нога с нежными контурами бедра. В руке держал стакан, в который постоянно подливал пунш из общей миски, от которого, как ни странно, мутно поблескивали глаза.

Ежу было ясно, что безалкогольным пунш перестал быть еще в начале вечера, а Анна была поумнее ежа и ожидала чего-то посильнее, покрепче. Не могли такие умники, как Остин и этот Бедетти ограничиваться разбавленным соком.

Да и не тянул Остин обычно со своей охотой так долго. Прошла уже неделя, а Бедетти – ни сном, ни духом о том, что на него положили глаз и собрались положить еще кое-что.

Остин выскочил как-то резко, и Анна закатила глаза, опять присасываясь к своей фляжке, с сожалением отмечая собственную рассеянность. Никогда Дэнли не крался, как крокодил, он всегда выпрыгивал из засады быстро, но бесшумно. Вот и теперь выскользнул из-за спин каких-то крупных, невостребованных девиц, практически прижал к стенке какого-то неприметного паренька, на которого Анна обращала мало внимания всю неделю. Стоило присмотреться, и становилось ясно, что он тоже из выпускного класса. Спокойнее остальных, но к девчонкам не лезет совсем, только поглядывает на новеньких, изредка обмениваясь с ними снисходительными фразами, судя по взгляду.

При появлении Остина сразу оживляется, но мигом остывает, пожимая плечами, всеми силами показывая, что ему безразлично - есть Дэнли рядом или нет. Снова жует оливки, лишь бы набить чем-нибудь рот и избавиться от необходимости разговаривать. Не слыша его голоса, Анна и то понимала, что голос его выдавал, и он об этом знал. Подняв взгляд на резкого, дерганого и ненормально возбужденного Остина, он его слушал, ухмылялся чему-то, а потом Дэнли и вовсе прижался к нему аномально близко, что-то показывая. Глаза его дружка полезли на лоб, а потом взгляд уперся снова в глаза Остина. Тот наклонился, шепнул ему что-то в ухо, хлопнул по плечу и пошел к столу с пуншем. Покачиваясь, как обычно, кривя губы в своей надменной ухмылочке, чуть щурясь и переставляя ноги в одну линию, так что еще сильнее выделялся контраст между узкими бедрами и широкими плечами. Вечно чуть засаленные, а не пушистые волосы закрывали бы уши, ровно подстриженные на уровне мочек, но он заправлял их, чтобы не мешали.

Анна отвлеклась на вопрос директрисы, а когда повернула голову обратно, Бедетти уже закончил начатый с ним разговор и плавно от стола оторвался.

- Эй, Морис, - позвал он, задрав массивный, но точеный подбородок, кивнув дружку у стены. – Я скоро.

- Куда?! – морщась и перекрикивая музыку, переспросил парень, которому явно становилось скучно с новичками, которых нужно было обязательно переманить на свою сторону.

- Отлить, куда еще?! – Николас закатил глаза и хмыкнул, заметно поплывший после разбавленного пунша. Он прошел именно к тому выходу, возле которого шевелилась заинтересовавшая его занавеска с торчащей из-за нее ногой. Практически незаметно он качнулся и подобрал совсем упавшие с ноги черные трусы, выдрав их из-под подошвы туфли, убрал в карман.

Остин повернулся к Олину, который до сих пор не мог поверить увиденному и заедал, запивал шок. За лето Дэнли не только вытянулся еще на несколько сантиметров ввысь, не только прилично «подрос» в штанах, что тоже нереально было не заметить, так он всем хвастался в душевой по утрам. Не только научился пить и не пьянеть, прочитал гору книг, посмотрел кучу фильмов, выучил штук двадцать новых поз и научился виртуозно трахаться, но и обзавелся знакомыми «покруче», чем у того же Бедетти.

Николас был просто пустозвоном и истеричкой, который жутко любил напиться, покурить, пуская дым кольцами, так что его сочные губы краснели, а потом растягивались в улыбке. Остин нашел идеальный способ подобраться к нему, начав с «помощи» в первый учебный день, а продолжив предложенными таблетками, при виде которых у Бедетти загорелись мутные глаза.

Пока они стояли у стола с пуншем, Остин долго «ломался», прикидываясь умницей и предупреждая о побочных эффектах после выпитого. Бедетти с абсолютно честным взглядом заверил его, что ни капли спиртного в рот не брал, и с сердцем у него полный порядок. Остин прикинулся, будто повелся на эту чушь, хотя сам заранее знал, что Бедетти уже ходит, пошатываясь, потому и не отклеивается от своего стола. Остину было вполне на руку, чтобы подействовало сильнее.

- На, держи, я сейчас пойду за ним, а ты с этим что-нибудь сделай. А то ты знаешь Бедетти, он же сопрет и не поморщится, потом будет еще спрашивать, о чем это я, и вообще настучать может, если я докопаюсь, - Остин подскочил снова к Олли и сунул ему небольшую упаковку, похожую на те, в которых продавался «Тик-Так».

- Сделать «что-нибудь»?! – Олин возмутился, и его даже перекосило от испуга. Подобные вещи он в руках никогда не держал, только в кино видел. – Что?!

- Да хоть сам съешь! – Остин хмыкнул, а потом засмеялся как-то с надрывом, и Олли на него с ужасом и недоверием уставился. Судя по поведению, Дэнли тоже был не просто пьян, как Бедетти. – Только немного, а то я не хочу потом плакать у тебя на похоронах.

- Ладно, проваливай, придурок, - Олли его отпихнул резко, с силой, так что Остин даже не ожидал и всерьез шатнулся, снова подавился смешком и отправился за Бедетти мимо заветной занавески.

Олли нервно посмотрел на учителей, но смотрела на него только Анна, о которой Остин ему уже все уши прожужжал за несколько ночей на прошедшей неделе. Он дернулся было, подумав, что она что-то видела, но она только подмигнула и улыбнулась, показывая белоснежные зубы. Он готов был поспорить, что они уже вставные, фарфоровые, но менее красивой она от этого не стала, и он смутился, опустил взгляд, снова принялся притворяться, будто его интересует еда на столе.

Остин свою добычу потерял. В уборной Бедетти уже не было, хотя он и заперся в кабинке, чтобы спрятаться от вездесущих камер, которые, по слухам, могли быть где угодно, даже в душевых. Их не могло быть только в спальнях, против выступили родители учеников, и в туалетах.

Вероятно, проглотив таблетку, которую Остин мысленно обозвал наживкой, Бедетти отправился обратно в зал другим коридором. Но по пути туда Остин наткнулся на него возле широкого подоконника в переходе между корпусами.

- Эй? Значит, ни капли? – ехидно уточнил он.

- Ммм… - то ли попытался отшутиться сквозь стиснутые зубы, то ли простонал Бедетти, держась за угол рукой и прижавшись к этой руке лбом.

- Ты точно в порядке?

Николас молча покивал и шмыгнул носом.

- Тошнит немного, да?.. – вкрадчиво уточнил Остин, делая шаг к нему ненавязчиво, демонстративно убрав руки за спину и будто просто стараясь помочь.

- Ну, да, я пил! – нервно, со смехом отозвался Бедетти, выловив из всех слов именно эти и приняв за обвинение. – Но я же не сдохну теперь от этого, да?

- Нет, тебе просто нужно полежать. Отвести тебя в комнату?

- Ммм… нет, М-м-морис придет и будет болтать много. От меня воняет?

- Нет, - глазом не моргнув, моментально солгал, глядя ему в глаза, Остин. Несло от одноклассника еще как, а сладковатый запах пунша примешивался к перегару и делал аромат совсем незабываемым.

- Вот, а ему вечно что-то кажется… - недовольно поморщился и заворчал Бедетти, окончательно оторвавшись от угла с подоконником и замер. – В спортзал пойти, что ли…

- Можно к нам.

- А этот твой… как его там… вечно лезет… к нашим… Оливер? – предположил Николас, начиная вдруг заваливаться, будто засыпая.

- Ты учишься с ним уже больше десяти лет и до сих пор не запомнил имя? – укоризненно протянул Остин, подхватив его и привычным жестом закинув его руку себе на шею, приобнял за пояс.

- На…на кой хрен мне нужно его имя… - бормотал Николас, и голос у него то опускался до шепота, то взметался почти до визга.

- Но ты прав, Олли в восторге не будет. Даже не знаю, от чего сильнее - от того, что я тебя там буду трахать, или от того, что именно тебя… - почти беззвучно, одними губами Остин произнес последнее предложение.

- Ты что-то сказал?.. – уточнил Бедетти вежливо.

- Тебе показалось. Я просто думаю вслух, куда бы тебя положить.

- «Положить»… я тебе вещь, что ли, какая-то, - Бедетти пробило на смех, и он по-настоящему развеселился. – «Положить»…

- Точно! Старый кабинет черчения, там же даже парты остались.

- И что…

- Полежишь на партах, от тебя не убудет же.

- Я?.. На пыльных партах?..

- Ты же не хочешь, чтобы тебя в таком виде увидел кто-то из учителей? Да и вообще, хоть кто-нибудь?

Бедетти замолчал довольно надолго, сосредоточенно над этим вопросом думая, а Остин его тем временем дотащил почти на себе до того самого кабинета, даже старую дверь которого еще не заменили. Кабинет располагался неудобно, в рекреации за неработающим туалетом, который никто не собирался чинить, но в который уже давно никого не пускали. Там складывали швабры и прочую ерунду уборщицы. Этого добра, как выяснилось, и в старом кабинете оказалось предостаточно, а слой пыли был такой, будто там не уборщицы вещи оставляли, а шахтеры.

- Свет включать не будем?

Николас что-то пробормотал, а когда Остин его стряхнул с себя, так и рухнул спиной на ближайшую парту, поднял руки, закрыл лицо, пытаясь протрезветь и прийти в себя. Ногами он по-прежнему стоял на полу, просто прогнувшись и расставив их. То, что между них встал раздражавший его все годы в академии Дэнли, он заметил тоже не сразу.

- Свали… - то ли попросил он, то ли приказал, но Остин только хмыкнул, отмахиваясь этим, и взялся за пряжку на ремне его узких, супер-дорогих, наверняка, штанов.

- Я не хочу раздеваться, я разденусь потом, в комнате, дай мне просто поспать, - Бедетти запсиховал, отпихивая его руки и собираясь встать, но Остин его схватил за рубашку, сжав скользкую ткань в кулаке, и дернул на себя быстрее, чем сам успел передумать.

Бедетти всей страсти мужского поцелуя с разнообразием его грубости не оценил и просто спятил в одно мгновение, вытаращив от ужаса глаза и скривив губы, откинувшись обратно. Так сильно Остина еще никогда не отпихивали, да и силы в руках такой ни у одной его бывшей девчонки или «учительницы» не было. Даже Олли его так не толкал, когда они придуривались.

- Ты все равно далеко не убежишь, если выйдешь отсюда. Уймись, Бедетти, это не страшно. Вот вылететь из академии в выпускном классе из-за дури – это страшно, - Остин снова хмыкнул и попытался схватить его за руки.

- Пусти меня, псих больной! Кого ты там только не лапал, чмошник, только что собак не трахал! Или трахал?.. О-о-о, я всем завтра расскажу! Нет, я прямо сейчас пойду и всем расскажу! Я уже нормальный!

- По глазам заметно, - Остин не удержался и замахнулся было, держа его одной рукой за предплечье, чтобы второй ударить поддых и немного успокоить. Тут же всплыли в памяти какие-то отдаленные слава Анны о том, что насилия не должно быть и следа. – Я же так давно тебя хочу, Бедетти. Перестань ломаться. Ты знаешь, сколько стоит одна такая таблетка?

- Тридцать фунтов, не больше! – отозвался возмущенный почти визг, и Николас сделал вид, что не заметил слов про «хочу».

- Это не то, за что ты ее принял, - Остин осклабился так, что видно стало даже в темноте кабинета из-за света фонаря возле крыльца за окном. – Она сильнее. И она не поднимает настроение, она просто делает тебя таким… сонным…

- Спятил вконец!! – взвыл Николас, но сам же понял, что его никто не услышит, все веселятся в зале, слишком далеко и слишком сильно, потому что даже преподаватели под конец праздников вечно становились не совсем вменяемыми. – Пусти, дебил, хрен ли ты вцепился?! – он дернулся, чуть не вывернув себе руку, а второй уперся пытавшемуся приблизиться Остину в плечо изо всех сил. Их у него было немало, но Остин тоже был не идиот и дернул плечом, так что чужая рука съехала с него, и Бедетти ударился кулаком о классную доску, выругался и зашипел, затряс рукой. Остин этим воспользовался, потянув его на себя и схватив за волосы. Никакого насилия и лишней грубости, просто чтобы прижать к себе ближе и снова попытаться поцеловать.

Бедетти бы продолжил вырываться, но наткнулся на ту же парту, с которой пару минут назад вскочил, снова опрокинулся на нее, все еще пытаясь стоять ногами на полу. Остин в него вжался, стоя между этих ног, двинулся вперед, так что скользкая рубашка Николаса предала и прокатила по столешнице в другую сторону. Носки туфель до пола доставать перестали, а голова свесилась с противоположного края парты, да и плечи тоже. Из-за дурацкой таблетки, которую он не рассмотрел, как следует, не подумав даже, что какой-то Дэнли может задумать что-то коварное, силы куда-то пропали. Очень хотелось спать, но мысли были прозрачнее стекла, и усталости не было даже следа. Просто не хотелось двигаться, а к горящей, взмокшей и тут же замерзшей из-за прохладного воздуха в кабинете шее прижались мокрые, горячие губы. То, что это был именно рот, которым Остин вечно нес какую-то муть, Николас даже осознал не сразу, лежа с закрытыми глазами и мертвой хваткой вцепившись в ткань чужой рубашки на плечах у сошедшего с ума одноклассника.

Остин на него уставился, оторвав губы от его шеи не дальше, чем на сантиметр. Казалось, что первый порыв сопротивления был подавлен, и Бедетти уже устал отбиваться.

- Господи, какой же ты красивый… - завел свою любимую песню Дэнли, экстазически закатывая глаза и постанывая, быстро спускаясь от шеи к ключицам и дернув обеими руками за расстегнутый ворот рубашки. Мелкие, идеальные, чтобы быть незаметными на фирменной одежде кнопки расстегнулись, и Бедетти снова брыкнулся, взмахнув ногами в воздухе и извернувшись было, ощутимо врезал кулаком с перстнем на среднем пальце Остину по уху.

В голове зазвенело, перед глазами на секунду потемнело, и Остин тряхнул головой, чтобы прогнать какие-то искры.

- Наконец-то я тебя могу потрогать, сукин сын… - уже задыхаясь, вполне искренне, злорадно и с долей агрессии прошипел он, дернув за рубашку еще раз и расстегнув оставшиеся кнопки.

Николас себя уговаривал, что еще полминуты полежит, а потом как вскочит и надает оборзевшему ублюдку по ушам, просто придушит его на месте. Но он никак не ожидал, что после звона расстегиваемой пряжки на его штанах последует не попытка раздвинуть ему ноги, как какой-то девчонке.

Остин согнулся перед партой между его ногами, целовал его живот, ощутимо слюнявыми, раскаленными поцелуями покрывая натянутую на мышцах кожу, кончик языка просунув во впадину пупка, и Бедетти ударил его коленями по бокам, так это было то ли приятно, то ли отвратительно.

Коротко обрезанные ногти на пальцах Остина царапнули Николаса по бедрам, когда он рывком сдернул с него почти до колен штаны вместе с трусами. Не теми, что он снял с антенны на крыше неделю назад, но эти тоже были ничего.

Остин признал с приятным удивлением, что Анна была абсолютно права. Никакого отвращения он не чувствовал, напротив – его накрыло даже сильнее, чем от вида раздетой девчонки или даже взрослой женщины. Не было в теле привычного, казалось бы, одноклассника никаких округлостей и мягких выпуклостей. Все было резким, как из камня высеченным, но изящным и худым.

Бедетти еще брыкался, смутившись не к месту и как-то запоздало, но химия, проглоченная совсем недавно и еще действовавшая, сильно дергаться не позволила. Он замычал от удовольствия, выгибая шею и подметая кончиками волос грязный пол, когда Остин, продолжая целовать его торс, старательно работал рукой, сжав его член в кулаке и проводя шершавой подушечкой большого пальца по кончику так, что пальцы на ногах у Николаса просто поджимались. Это было такое чувство, будто голые нервы щекотали пером.

Дата добавления: 2015-09-28