Цуладзе А. М. Политическая мифология 18 страница

«Модельный подход» довольно быстро исчерпал себя и в политике, и в экономике. Между тем Карл Ясперс еще в 1948 году писал: «Формальная демократия, т.е. право на свободное, равное и тайное голосование как таковое, отнюдь не является гарантией свободы, напротив, скорее угрозой ей. Свобода, особенно если она предоставляется народу, не подготовленному к этому самовоспитанием, внезапно может не только привести к охлократии и в конечном итоге к тирании, но уже до этого способствовать тому, что власть окажется в руках случайно поднявшейся клики, поскольку население, по существу, не знает, за что оно отдает свои голоса. Тогда партии теряют свое значение. Они уже являются не органами народа, а самоудовлетворяющимися организациями. Они выдвигают на высшие государственные посты не элиту, а рутинеров-«парламентариев» и духовно зависимых людей.

То, как подлинную демократию защищают от охлократии и тирании, от случайной клики и духовно зависимых людей, является жизненно важным вопросом свободы. Необходимо создать сдерживающие инстанции, способные противодействовать самоубийственным тенденциям формальной демократии»3. Лучше о произошедшем в России за последние годы не скажешь. К сожалению, «сдерживающие инстанции» либо не были созданы вовсе, либо оказались столь хрупкими, что не выдержали испытания на прочность.

После октября 1993 году вопрос о власти для Ельцина был решен. С этого момента интересы господствующей элиты входят в противоречие с классическими понятиями о демократии. Однако отказаться от навязанной модели Ельцин не мог, т.к. сидел на игле западных кредитов. Поэтому он стал создавать более реалистичную модель «имитационной демократии», в которой демократические институты служили ширмой, сценой для публичных политиков, в то время как реальная политика осуществлялась фактически в тени.

По мнению политолога Л. Шевцовой, «основное качество российской системы власти, которое объясняет наличие многих других, — это несовпадение между каркасом власти, ее организационной структурой и внутренним содержанием, реальными механизмами, в которых решающую роль играют теневые отношения»4. Эта проблема была присуща и советской системе, но «демократические» преобразования еще больше ее усугубили. Парадокс, но «демократизация» загнала в тень едва ли не всю реально действующую систему власти. Произошло это во многом под влиянием «модельного подхода» к российским реформам.

Экономический провал либеральных реформ нашел свое символическое воплощение в дефолте 1998 года. Финансовые потери от дефолта население довольно быстро восстановило и в конечном счете даже оказалось в выигрыше, т.к. экономика получила импульс к развитию. Однако в символическом пространстве дефолт был воспринят как конец либеральной экономической политики.

С приходом к власти Владимира Путина произошел отказ от «модельного подхода». Экономически это стало возможно благодаря высоким ценам на нефть. Россия перестала зависеть от кредитов МВФ. Перестала она нуждаться и в «нравоучениях» Запада по поводу того, как строить демократию в стране. Политическая независимость от Запада стала возможна благодаря консолидации власти в 1999—2000 годах.

Сегодня кредо российской власти можно определить как «прагматизм». При всех своих кажущихся преимуществах прагматизм (в его российском варианте) имеет множество недостатков. Прагматичная политика означает приоритет тактических целей над стратегическими; решение проблем по мере поступления, а не в соответствии с программой и стратегическими целями; отказ от ценностного подхода в пользу экономической и политической выгоды; преобладание экономических интересов различных групп над интересами страны и т. д. Политические лидеры заняты решением частных, сиюминутных проблем, но не способны указать четкие ценностные ориентиры, задать стратегию развития страны, сформулировать общенациональную программу действий, предложить законченную идеологию.

При всех недостатках нынешнего курса он в ближайшем будущем останется неизменным. Ельцин оставил после себя огромное количество нерешенных проблем, и Путин, делая за него эту работу, может довольно долго удерживать популярность. Однако, не имея перед собой стратегической цели, общественного идеала, невозможно привести страну к «светлому будущему». Политика прагматизма на поверку оказывается политикой отложенного стратегического выбора. Но рано или поздно выбор делать все же придется.

1 Яковлев А. Постижение. М., 1998. С. 175.

2 Раис К. Во имя национальных интересов. Pro et Contra. M., Весна, 2000 г. Т. 5. № 2. С. 115.

3 Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 179-180.

4 Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999. С. 509.

Россия на распутье

В русских сказках и былинах главный герой нередко оказывается на распутье. Перед ним открываются три дороги, на каждой из которых его поджидают опасности. Герой все же делает выбор и, преодолев многочисленные опасности, достигает цели.

Россия сегодня тоже находится на распутье. Перед ней открываются три возможные альтернативы развития. Первый путь — интеграция в западное сообщество. Второй путь — опора на собственные силы, обособление от Запада. Третий путь — возрождение империи, противостояние с Западом.

Интеграция с Западом означает не только модернизацию экономики, улучшение законодательства и т.д., но и очередную ломку ценностей. Призыв Немцова «жить, как в Европе», невозможно осуществить без принятия европейской шкалы ценностей. Осуществление этого проекта требует обновления демократической мифологии, новых харизматических фигур, проведения реформ по укреплению демократических институтов. Все это маловероятно в сегодняшней России. Мифологической основы для такого поворота в России нет. Религиозная мифология — все люди братья, все равны перед богом и т.д. — в какой-то мере выполняет эту функцию. Но Россия «слабо перепахана христианством». Чтобы «жить, как в Европе», надо «перестраивать» себя, равняться на Запад. Россия к этому не готова.

Вторая альтернатива опирается на национальные архетипы, на мифологию «особого пути» России. На практике это означает построение национального го­сударства. Поскольку это войдет в противоречие с процессом глобализации, то Россия будет отгораживаться от Запада. Она вполне может существовать за счет своих ресурсов, а технологии закупать в обмен на нефть и газ. Другими словами, повторение советской модели, но уже с национальной мифологией. Национальная буржуазия будет правящим классом, а не партийное сословие, как в СССР. Образ будущего — жить по традициям, «по-русски», ни под кого не подстраиваться.

Третья альтернатива — попытка возрождения империи. Имперские архетипы довольно сильны в России. Причем неважно, имеется в виду возрождение советской империи или российской. В основе одни и те же мифологические образы. На практике это будет означать усиление власти чиновничьего аппарата, подчинение олигархов государству. В международной политике это приведет к противостоянию с Западом, попыткам вернуть влияние на бывших советских территориях, выстроить антизападные альянсы на Востоке и на Юге. Образ будущего — жить, как в СССР или как в романовской империи. Возможны варианты, но суть одна.

Сейчас в России осуществляются все три сценария. Вернее, идет борьба различных политических сил за то, по какому пути все же пойдет Россия. Путин пытается совместить все три альтернативы. Образно говоря, он начинает двигаться по одной дороге, потом отступает, переходит на другую, снова отступает и т.д. В результате движения вперед нет.

Данная ситуация является следствием аморфности российской политической системы, ее неустойчивости. Сегодня даже трудно сказать, кто представляет в стране правящий класс. Если взять за основу определение французского социолога Алена Турена, то правящим классом «является тот, который управляет созданием культурных моделей и социальных норм; а управляемым — тот, который участвует в историчности подчиненным образом, соглашаясь на роль, предписанную ему правящим классом, или, напротив, стремясь разрушить присвоение историчности со стороны правящего класса»1.

Управление созданием «культурных моделей и социальных норм» осуществляется путем создания политических мифов. Точнее, целой системы мифов, которые обслуживают интересы правящего класса. А управляемый класс принимает эти мифы, включается в пространство созданной мифологии.

Возможно, отсутствие в России общенациональной мифологии связано с тем, что в стране пока не сформировался правящий класс как субъект истории. По определению Турена, «правящий класс — это особая социальная группа, берущая на себя груз историчности, особое действующее лицо, которое оказывает самое общее воздействие на функционирование и трансформацию общества. Этот правящий класс, отождествляя себя с историчностью, в то же время отождествляет ее со своими особыми интересами. Он является «прогрессистским» в той мере, в какой он приводит в движение самый высокий уровень воздействия общества на самого себя, и ведет борьбу против прежних господствовавших слоев и старых инструментов социального контроля, но, с другой стороны, он возводит преграды в целях защиты своих привилегий»2.

Российский правящий класс не в состоянии взять на себя «груз историчности». Не может он сформировать и новую мифологию. Более того, правящий класс постоянно ощущает угрозу потери власти. Чтобы избежать этого, он стремится отождествить себя с государством. В России это выразилось в т.н. «при­ватизации государства» олигархами. «Повсюду, где в силу самых разных причин правящий класс оказывается на деле господствующим классом, последний должен опираться на государство, чтобы защитить благоприятный для него порядок и пресечь попытки его изменения. Со своей стороны, народные классы должны тогда атаковать государство, главного покровителя господствующего класса, который без опоры на его оружие и законы был бы неспособен защищаться»3.

Народ «атаковал» олигархическое государство, выражая полное недоверие его руководству. Поддержка оппозиционного Ельцину ОВР была также выражением этого протеста. И Путин завоевал доверие населения как человек, который сможет противостоять олигархам.

Путин начал свое правление с «равноудаления олигархов» и «деприватизации государства». Национальная буржуазия была несколько оттеснена от го­сударственных рычагов. Однако сломить систему не удалось. Изменилась не столько суть взаимоотношений власти и бизнеса, сколько форма. Теперь проблемы принято решать кулуарно. При Ельцине олигархи предпочитали защищать свои интересы через подконтрольные СМИ. Теперь те же задачи решаются «в режиме консультаций».

Именно в силу того, что правящий класс по-прежнему остается господствующим классом, государство оказывается неспособным выступить субъектом реформ, субъектом модернизации России. По Турену, «государство — это агент, представляющий общество в его внутрисоциальных отношениях. Одновременно оно выражает общество в качестве творца его собственной истории»4.

Однако российское государство является «агентом» не общества, а правящего класса, национальной буржуазии, которая сдерживает развитие страны. «Нет ничего более поверхностного и даже ложного, как утверждать тождество государства и правящего класса. Никто никогда не забывал, что правящий класс вследствие большей или меньшей степени его господства в политической системе имел большое влияние на государство. Но самый важный и устойчивый исторический феномен заключается в дистанции, которая отделяет государство от правящего класса. Экономическое развитие Италии, Германии и Японии стало возможным гораздо более вследствие государственных инициатив, чем в результате деятельности национальной буржуазии. И чем более удаляются от центров капиталистической индустриализации, тем, очевидно, более сильной становится роль государства в исторических изменениях. Поэтому кажется абсурдом делать из государства слугу правящего класса, который или вообще даже не существует или который государство торопится ликвидировать»5.

Как это ни парадоксально прозвучит для российских либералов, но усиление государства дает шанс России интегрироваться в западное сообщество. Другое дело, что под усилением государства следует понимать не возрождение советского тоталитаризма, а правовое государство, в котором превыше всего Закон.

Однако на практике усиление государства оборачивается наступлением на демократические институты. В России пока не удается создать политическую систему, в которой сильное государство сочеталось бы с сильным (гражданским) обществом. Поэтому страну бросает из крайности в крайность.

Тем не менее некоторая надежда на то, что баланс между обществом и государством будет достигнут, есть. Россия устала от крайностей. Сегодня в стране не пройдет ни диктатура, ни анархия. Существующая в России политическая система держится благодаря высокому рейтингу Путина. А рейтинг Путина следует рассматривать как своего рода договор между властью и обществом. Путин выступает как от имени государства, так и от имени общества6. Его функция сохранять баланс интересов между ними.

Однако это очень хрупкая система. Стоит нарушить существующий баланс в чью-либо пользу, и «договор» будет немедленно расторгнут. Вся политическая конструкция в одночасье рухнет. Как после этого станут развиваться события в стране, можно только догадываться.

Чтобы не «свалиться» в очередной политический кризис, российскому руководству предстоит в ближайшие годы пройти буквально по лезвию ножа. Слишком много противоречий накопилось в российском обществе. И пока никто не сформулировал, как их разрешить.

1 Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998. С. 137.

2 Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998. С. 137.

3 Там же. С. 113.

4 Там же. С. 109.

5 Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998. С. 109-110.

6 Путин воспринимается населением не столько представителем высшей власти, сколько представителем общества во власти. В Кремле он «свой среди чужих», разведчик (Штирлиц), выполняющий «инструкции» избирателей (Центра). Он находится во враждебной среде и поэтому вынужден маскироваться, делать вид, что сотрудничает с Западом, российскими олигархами, «семьей» Ельцина и т.д. Однако на самом деле он «за народ» и действует в его интересах. Пока эта иллюзия сохраняется, рейтингу Путина ничто не угрожает (Прим. автора).

Вместо заключения. После "Норд-Оста"

Когда рукопись книги уже была готова к печати, произошел захват террористами музыкального центра на Дубровке. Теракт показал, какой ожесточенной может быть борьба за интерпретацию реальности. Идет в Чечне война или контртеррористическая операция? Ситуация в Чечне стабилизируется или сопротивление федеральному центру нарастает? Если в Чечне все-таки идет война, то какая это война: гражданская, колониальная, национально-освободительная?

Одной из задач террористов было внедрение в массовое сознание своей интерпретации конфликта в Чечне: это война, уносящая жизни мирных чеченцев, и Россия должна ее немедленно прекратить. Реакция власти последовала не сразу. На следующий день после захвата заложников президент Путин заявил, что теракт организован за рубежом. Власть предложила свою интерпретацию происходящего: музыкальный центр захватили международные террористы, цель которых сорвать мирные процессы в Чечне, дестабилизировать обстановку в стране и в мире. Примирить эти две позиции было невозможно, поэтому штурм был неизбежен.

В СМИ разгорелась бурная дискуссия, смысл которой сводился к спорам о том, что важнее: сохранить жизнь заложников или не идти на поводу у террористов и штурмовать здание? Проводились параллели с Буденновском. Много говорилось о том, что Буденновск стал национальным позором России и повторять его нельзя. Этот аргумент оказался одним из самых действенных. Большинство россиян поддержали штурм, поскольку не хотели повторения прошлого. Штурм «Норд-Оста» стал еще одним актом символического расставания с прошлым. Проведенные после завершения операции социологические опросы зафиксировали поддержку действий президента большинством населения, а также резкий рост сторонников продолжения войны в Чечне. «Норд-Ост» показал, что Россия готова на человеческие жертвы ради восстановления своего национального престижа.

Теракт подвел черту под прошлым, но контуры будущего по-прежнему неясны. Понятно, от чего мы пытаемся уйти, но не понятно, к чему движемся. По этой причине в СМИ высказывалось множество самых разных точек зрения на произошедшее. Власть, в свою очередь, не смогла предложить обществу миф, который позволил бы реагировать на подобные вызовы более или менее однотипно. Попытка увязать теракт на Дубровке с международным терроризмом и 11 сентября, может, и имеет какой-то смысл для дипломатической игры на международной арене, но для россиян неубедительна. Гораздо действенней миф о восстановлении и укреплении государства, в Рамках которого бессмысленно даже обсуждать, нужно было штурмовать музыкальный центр или нет. Но миф этот довольно слаб и в реальной жизни ничем не подкрепляется. Власти пытаются подпитывать его символическими жестами. Одним из таких жестов было принятие советского гимна. В эту же логику укладывается дискуссия о восстановлении памятника Дзержинскому, которая разгорелась в СМИ незадолго до теракта.

«Норд-Ост» перечеркнул весь этот неуклюжий пиар. Реальность жестоко напомнила о себе. Сегодня уже глупо требовать восстановления памятника Железному Феликсу. Очевидно, что нужно предпринимать реальные шаги для укрепления безопасности в стране, а не играться памятниками. ПР не может заменить реальную политику. Видимость решения проблем не отменяет самих проблем.

Тем не менее, власть пошла проверенным путем «отмены реальности» путем ее мифологизации. После того как заложники были освобождены, начался «наезд» на СМИ. Госдума приняла поправки к закону о СМИ с целью более жесткой регламентации работы журналистов во время такого рода событий; Министерство печати создало кодекс правил для журналистов; руководство канала НТВ было вызвано в Кремль и подверглось высочайшей критике за то, что НТВ «неправильно» освещало события 23—26 октября и т.д.

Реакция Кремля понятна — он добивался от СМИ такой интерпретации действительности, какая представлялась выгодной в данной ситуации. Реальность крайне неприятна, а власть слишком слаба, чтобы изменить ее. Поэтому она пытается защититься от нее мифами. Эти мифы должны пестовать и воспроизводить СМИ. А те, кто тиражирует «враждебные» мифы, должны быть наказаны.

Однако действительность чрезвычайно подвижна. Ее пытаются омертвить, втиснуть в рамки того или иного политического мифа, а она уворачивается, ускользает, опрокидывая все схемы. Та же Чечня стала местом столкновения различных политических мифов, различных схем интерпретации действительности. Теракт на Дубровке послужил катализатором нового обострения войны мифов. Приутихшие было споры вокруг Чечни разгорелись с новой силой.

Какова перспектива этой войны мифов? Как она закончится и когда? В чем ее причина? Простых ответов на эти вопросы нет. Во многом это связано с тем, что Россия до сих пор не определилась с выбором своего исторического пути. Страна еще не избавилась от многих иллюзий. Глубоко символично, что был атакован именно «Норд-Ост». Это мюзикл по советскому роману «Два капитана». Это ответ шоу-бизнеса на сформировавшийся в обществе запрос: в советском прошлом люди пытаются разглядеть стабильность, безопасность, высокие чувства и самоотверженных героев. «Розовый» миф о прошлом помогает переживать тяготы настоящего. Но в этот миф, в буквальном смысле слова, вторглись чеченские боевики. Заложники рассказывали, что, когда в начале второго акта люди в масках и с автоматами выбежали на сцену, зал встретил их аплодисментами. Зрители посчитали это находкой режиссера спектакля. И лишь автоматные очереди вернули их с небес на землю. Реальность прорвалась сквозь пелену мифа.

«Норд-Ост» взорвал атмосферу самоуспокоенности в российском обществе, развеял иллюзию стабильности и благополучия. Атмосфера страха, предчувствие новых угроз создают в стране качественно новую ситуацию. Комфортные «застойные» мифы уже не в состоянии защитить от растущих угроз. Поэтому в обществе начинает формироваться запрос на новые мифы, на новые политические фигуры. Нас ожидает впереди новый виток борьбы за власть, который будет сопровождаться эскалацией войны мифов.

Практическое руководство для избирателей и не только

• "Человек толпы" и "собранный субъект"

• Техника защиты от мифов

Мифы, в том числе и политические, являются одним из основных инструментов управления массовым сознанием. Развитие информационных технологий будет сопровождаться расширением возможностей для манипуляций сознанием. Поэтому современному человеку жизненно необходимо уметь защищаться от психологических атак.

Эта тема сама по себе довольно обширная, и для ее детального изучения лучше обратиться к специальной литературе. Мы лишь коснемся некоторых аспектов защиты от воздействия политических мифов. Учитывая приближение очередных выборов, такого рода знания лишними не окажутся.

"Человек толпы" и "собранный субъект"

Сила мифа в том, что он воздействует на внеличностные структуры сознания. Миф подключает человека к коллективному опыту. Личность исчезает, растворяется в мифе. Ее место занимает «человек толпы». Поступки, образ мыслей, переживания «человека толпы» подчинены коллективному бессознательному. Поэтому он легко управляем и целиком зависит от внешних сил, которые направляют его. «Человек толпы» не несет ответственности за свои поступки, т.к. решения принимаются за него.

Сказанное не следует истолковывать в духе «теории заговора» — мол, нами управляют масоны или кто-то еще. Дело не только в сознательных манипуляциях людьми. Обыденное сознание в принципе мифологично. Связано это с тем, что в повседневной жизни люди ленятся думать. Многие действия совершаются на «автомате», по привычным, накатанным схемам. С одной стороны, это рационально, поскольку значительно упрощает жизнь. С другой стороны, чревато, поскольку снижается критичность восприятия действительности и человек становится уязвим для внешних психологических воздействий.

Беспомощность обывателя становится особенно вопиющей в период массовых политических кампаний в обществе. Если его сознание не защищено культурными стереотипами и предрассудками, то он становится легкой добычей манипуляторов.

В современных мегаполисах культурные перегородки ломаются довольно быстро. И на сцену выходит «человек толпы» — лишенный корней, прошлого и будущего. Человек, принадлежащий моменту, мигу, сиюминутному порыву. Человек, находящийся в плену бессознательных импульсов1.

«Человек толпы» лишен критического восприятия действительности, он выполняет чужие приказы. «Приказывать» ему могут реклама, пропаганда, политические лидеры, киногерои и т.д. «В большом современном городе буквально невозможно сделать шаг, не получая приказов, не попадая под действие рекламы или пропаганды, не сталкиваясь с общественными лестницами, на которых можно было бы отыскать свое место»2. При этом сам «человек толпы» не ощущает свою зависимость от внешних воздействий. М.Мамардашвили следующим образом описал этот механизм: «Человеческие поступки, деяния, диктуемые определенными намерениями, вливаются в общие сцепления и в общий контекст бытия и свой смысл обретают или получают там, а не в голове совершающего поступок. В каждый данный момент, когда мы делаем что-то, мы совершаем зависимые поступки, которые лишь кажутся нам свободными, продиктованными нашими желаниями, а в действительности они вызываются натуральным ходом событий»3.

Эрих Фромм, описывая данный феномен, ввел понятие псевдомышления. Он считал: «Форма и содержание наших мыслей, идей, чувств и стремлений бывают индуцированы в наш мозг извне, причем это случается так часто, что мы склонны считать подобные псевдоакты правилом, а собственные мысли индивида — уже скорее исключением»4.

Сила воздействия СМИ состоит как раз в том, что авторитетные мнения, которые через них транслируются, усваиваются индивидом и впоследствии выдаются за свои собственные выводы. Фромм разделял мысли, которые являются продуктом самостоятельного мышления, или усвоенные чужие мысли. Он пришел к неутешительному выводу, что «на самом деле людям кажется, что это они принимают решения, что это они хотят чего-то, в то время как в действительности они поддаются давлению внешних сил, внутренним или внешним условностям, и «хотят» именно того, что им приходится делать»5.

Цель манипуляторов действительно заключается в том, чтобы отучить людей самостоятельно мыслить. Это им удается по многим причинам. Одна из них вполне может считаться уважительной. В условиях глобальной тенденции к узкой специализации практически во всех сферах человеческой деятельности люди не в состоянии иметь собственное мнение по всем проблемам, которые обрушивает на них современная действительность. Но не иметь мнения вообще индивид тоже не может, поскольку он лишается таким образом возможности хоть как-то объяснить те или иные факты. Ему нужна некая схема, матрица, в которую он может уложить разрозненные факты действительности. Поэтому в большинстве случаев приходится заимствовать чужие мысли и матрицы. Но поскольку от осознания такого заимствования может пострадать чувство самоуважения, то включается защитный механизм — рационализация. Она позволяет найти объяснение тем чувствам и эмоциям, которые возникли у индивида под воздействием «псевдомысли». По мнению Фромма, подобные акты замещения ведут, в конечном счете, «к подмене подлинной личности псевдоличностью. Подлинное «я» является зодчим психических проявлений личности. Псевдо-«я» всего лишь выполняет функцию, предписанную ему извне, причем делает это от своего имени. Человек может исполнять множество ролей, не ведая о том и принимая их за проявления своей личности»6. Таким образом, индивидуальное «я» становится лишь функцией коллективного «мы». Но индивид об этом даже не подозревает. В этом и заключается сила манипулятивного воздействия.

Фромм критиковал средства массовой информации за то, что они лишают человека способности составить целостную картину мира, подменяют ее абстрактной мозаикой из массы разрозненных и не связанных между собой фактов. Это приводит, по его мнению, к заторможенности критических суждений, неспособности людей проявлять свои эмоции7.

Неужели все так безнадежно? Или все-таки есть выход? М. Мамардашвили предложил последовать совету древних мудрецов — познать самого себя. «Познать самого себя означает — задать себя целиком во всем том, что ты есть, но чего ты не видишь... Держите в голове полноту бытия. Полнота бытия — вот что имеет отношение ко мне, рассыпанное, как в осколках зеркал. Мы отражены в тысячах зеркал, которые не собираем, хотя эти отражения и есть мы... Так как же собрать то, что есть я, и одновременно все, что ускользает от меня, распадается в тысяче осколков? Пребыть целиком»8.

Осколки «зеркала», т.е. «кусочки» личности разбросаны где попало. Их «подбирают» манипуляторы, встраивают в какую-нибудь манипулятивную мозаику, и человек начинает совершать «зависимые поступки», т.е. те поступки, на которые его программируют. Таким образом, обыватель оказывается тотально зависимой личностью. Он зависит от родственников, близких, знакомых, коллег по работе, от телевизионных дикторов, авторов газетных статей, политиков, рекламных призывов, лозунгов, моды и т.д. Сознание обывателя постоянно дробится на более мелкие «осколки» — каждому хочется получить свой «кусочек». Поэтому, чтобы перестать зависеть от чужих «приказов», нужно «собрать себя». «И вот возникает идея таких актов, таких состояний человека, которые являются собиранием себя в точке, целиком, когда ты уже не зависишь от того, как что-то сцепится, — ты собрался. Это собранное и называется «полнотой бытия». Это собранное и есть философский идеал мудрости, первичная философия. И одновременно — свобода. Потому что те рождения, которые вызваны неизвестными мне последствиями и содержанием моих собственных поступков, суть (как выражались древние) «зависимые рождения». Это не я рождаюсь как свободный человек, а меня рождает что-то в каком угодно виде и смысле, подвластном натуральному ходу вещей. Рождает страданием, связанным с тем, что я в разных местах и не собран. Поэтому со мной можно сделать что угодно... Свобода — это свободные, а не произвольные деяния: не делаю, что хочу, а делаю, собравшись, такое, что не зависит от того, в реку каких последствий и в какие сцепления упадет мой поступок»9.

Именно «собранная», цельная личность способна противостоять воздействию мифов. Если «человек толпы» растворен в коллективном бессознательном и полностью от него зависит, то «собранный субъект» является полной противоположностью ему. Он отвечает за свои поступки, он мыслит сам, а не усваивает мысли других. И у него есть индивидуальная воля, в то время как «человек толпы» подчинен коллективной воле. Мамардашвили считал, что личность проявляется в поступках. Поступить не так, как диктуют внешние обстоятельства, а поступить личностно может только «собранный» человек.

Дата добавления: 2015-08-28