— Пробиралась? — ласково усмехнулся он.
— Я искала там Волшебство. Карина и её друзья разыграли меня. Они сказали, что если ночью ровно в полночь пробраться в дальний сад, там можно найти чистое Волшебство. Конечно, я поверила. Они знали, что поверю. В ту же ночь я пошла проверять. Идти было далеко, за границу поместья. И знаешь, оно там было, — шёпотом сказала я. — Никогда прежде не видела подобной красоты… Я и сейчас вспоминаю ту ночь, затаив дыхание! Тысячи маленьких золотых огоньков заполняли рощу и сады за ней… Нет, не тысячи, сотни тысяч! Они кружились, порхали невесомыми пушинками. Это была светлая синяя ночь и в ней было огромное количество обещанного Волшебства! Оно садилось мне на руки, путалось в волосах. И всё вокруг было золотым и синим, тёмные деревья замерли. Наверное, они любовались, как и я. Мне было шесть лет. Я, конечно, рассказала им о том, что увидела, но Карина всё равно посмеялась. Это всего лишь светлячки, сказала она. Что здесь особенного, волшебного?
— Вы чересчур разные, — сказал Алеард задумчиво.
— Да. Она похожа на бабушку характером, и внешне — на папу. Бабушка у нас неэмоциональный человек, глухой в плане чувств. Мне с ней трудно. Я скорее в маму, но не совсем. С мамой мы отлично ладим, но ни она, ни папа не понимают меня до конца.
— Что помогло тебе не сдаваться, Фрэйа? Не замкнуться в себе? — спросил Алеард.
Я ответила ему не сразу, нахмурилась. Воспоминания детства и правда были не слишком радостными, но и не столь печальными, чтобы пытаться от них убежать. Мужчина взял мою руку, стал целовать пальцы, и я ответила ему с трудом, запинаясь:
— Меня спасало… творчество… я управилась… то есть отправилась путешествовать, как только мне исполнилось тринадцать.
— Для тебя это был единственный выход, да? — спросил Алеард, медленно притягивая меня к себе.
— Да, так и было… — я смутилась, потому что была почти раздета, но он, казалось, не замечал этого.
— Я тоже нашёл в путешествиях спасение от несвободы. Мы с Кристианом построили лодку и отправились в плаванье по Тихому океану. Его родители были шокированы нашим решением, а мои все приняли как данность. Уж они-то знали, что рано или поздно это случится. Я смотрю на тебя, Фрэйа, и вижу себя. Поверь, я не рад этому. Не хотел бы, чтобы мы были так похожи.
— А я рада, потому что ты понимаешь меня, слушаешь и слышишь, чувствуешь мои слова. Я счастлива быть рядом с тобой!
— И я счастлив, — ответил мужчина и обнял меня. Между нами были только мои почти высохшие волосы, и я почувствовала, как Алеард напрягся.
— Спать хочешь? — спросил он.
— Нет. Можно посидеть возле огня.
— Хорошо! — он отпустил меня. — Сейчас вернусь, только прикрою окно на кухне.
Я воспользовалась моментом и скинула полотенце, потом нырнула под одеяло, поуютнее устроилась. Волосы лежали на тёмном матрасе тугими лохматыми завитками. Обычно после расчёсывания они превращались в упругие крутые волны, но я забыла причесаться. Я подумала, что завтра едва ли смогу продрать их, но решила, что сейчас это не важно.
Алеард вернулся, посмотрел на меня и спросил:
— Тебе разве не нужно причесаться?
— Не хочу, — проворчала я.
— А если я помогу? — предложил он.
Одна за другой сбывались мечты. Я всегда хотела доверчиво отдать свои лохмы в любимые руки, и вот это случилось. Была в прикосновениях к волосам какая-то особая магия… Одеяло сползло на бедра, и я не стала натягивать его выше. Алеард взял лежащую на тумбочке расчёску. Когда он коснулся моих волос, я замерла.
— Знаешь, у моей сестры, Вики, тоже светлые волосы. Только не такие, как у тебя, — сказал он. — Ей всегда нравился Кристиан.
— А она ему?
— Не думаю. Крис многим девушкам нравился, но он ни с одной не сблизился. Он ждет «пронзающего» чувства.
Мы замолчали. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями.
— Я мечтал коснуться твоих волос с того самого дня, как ты взлохмаченная вскочила после двухдневного сна, — посмеиваясь, сказал Алеард. — Думал, что они похожи на облако, которое кажется очень мягким, но ведь облако не потрогаешь. Хотя если бы его всё-таки можно было коснуться, оно было бы именно таким. Мне нравится, когда ты смущаешься, Фрэйа, — продолжил он. — Нужно почаще тебя смущать.
— Алеард! — весело возмутилась я, и он рассмеялся.
— Вот и всё, а жаль, — сказал он, откладывая расчёску.
— И мне жаль, — прошептала я.
Алеард взял меня за плечи и повернул к себе. Мы долго глядели друг другу в глаза, и я чувствовала, как тепло проникает сквозь ресницы, касается щек и постепенно сползает все ниже.
— Принести одежду? — тихо спросил он.
— Не нужно, — решительно ответила я. — Если ты не против, я лягу так.
Сильные пальцы пробежали по моей руке от кончиков пальцев до самого плеча, второй рукой Алеард взял меня за пояс и притянул к себе. Сквозь мягкость волос я чувствовала его горячее тело обнаженной грудью. Это был ответ.
Как хотелось мне продлить эти мгновения! Я чувствовала их ценность, ускользающую трепетность и важность.
— Значит, мне тоже стоит раздеться, — тихо сказал Алеард. — Тем более что я, как и ты, привык спать голышом.
Я прикрыла глаза. Щеки горели, в горле пересохло от волнения. Впрочем, я не могла точно сказать, волнение ли это было…
— Да, Алеард. В домике снова жарко, так что… раздевайся.
Он весело хмыкнул и мягко поднял мое лицо выше, чтобы мы могли снова посмотреть друг в другу в глаза.
— Ты чудесная, Фрэйа.
— Красная, наверное, как помидора! — выговорила я, тихо смеясь.
Улыбка Алеарда стала широкой и счастливой.
— Только щеки. Мне нравится.
Он отпустил меня, и я зарылась в одеяло с головой. Решимости смотреть, как он разденется, у меня не было.
Однако через мгновение я не удержалась и высунула голову. Хорошо, что Алеард стоял спиной. Снова звери на его спине играли, но на сей раз они затеяли куда более опасную игру. Узнав о Промежутке и научившись путешествовать по мирам, я не могла поверить, что рисунок на теле может быть живым.
Я прикусила губы и уставилась на огонь. Не смотреть. Или посмотреть? Я подумала, что мое поведение насмешило бы местных девушек, которые привыкли не то что видеть раздевающихся мужчин, но и запросто их раздевать… Но я родилась на Земле. И если здесь боялись растратить деньги, дома мы боялись растратить чувства. А потому не бывало так, что люди сначала становились близки физически, а уже потом думали, любят ли друг друга.
Близость для землян давно перестала быть повседневностью. Никто не раздавал поцелуи направо-налево, кроме разве что дружеских, оставаться девственницей до встречи с единственным считалось правильной, честной преданностью. Люди доверяли чувствам всецело, и чувства доверяли им, потому, наверное, и проблем с памятью прошлых жизней не было. Правда, никто не помнил их все до единой, только те частички, что казались особенно важными. Земляне умели возвращать память, а затем перерабатывать её в опыт. Поэтому ни у кого не возникало проблем с неопытностью, но при этом люди сохраняли ласковую трепетность первого раза.
Я прекрасно знала, что в этом мире всё было иначе.
Алеард между тем лег рядом, и я обрадовалась, что важные мысли помогли мне стать смелее. Я осторожно подвинулась к нему.
— Думала о Земле.
— Вспоминала дом? — спросил он, заправляя мне за ухо непослушную витую прядь.
— Нет. Вспоминала, что для землян есть любовь. Мы стремимся узнавать, но делаем это иначе, чем здешние люди. Наверное, им будет трудно понять нас, как нам нелегко понять их.
Алеард кивнул и медленно подвинул меня ещё ближе, чуть повернул и оказался сверху, едва касаясь телом. Густотой разлилось по телу наслаждение. Ожидание обладает особой магией, ему подвластно время. Я уходила вглубь чувств, к тем их истокам, когда они превращаются в инстинкты. Дальше. Сильней. Медленней… Алеард глядел мне в глаза, не мигая. Я только спустя минуту поняла, чего он ждет. Алеард умело дразнил меня! Щекотал бородой и уклонялся от моих невинных поцелуев, и при этом неспешно ласкал руками, правда, не стаскивая одеяло. Нежная усмешка не сходила с его губ.
Мне надо было только дать ему знак, и он среагировал мгновенно. Желание, которое я давно перестала контролировать, пронзило тело до самого сердца, чтобы тотчас закрепиться в животе. Алеард целовал меня совсем как тогда под дождем, только на сей раз мы лежали в постели и были без одежды.
Никогда бы не подумала, что способна так безоглядно верить человеку в прикосновениях. Так, наверное, и овладевает телом любовь. Он согревал меня не только губами и дыханием, но и сердцем. Алеард отдавал особое, бесстрашное и решительное пламя, и я вбирала его, чтобы отдать от себя нечто сладкое и воздушное.
Нас отвлек друг от друга какой-то подозрительный шум. Алеард приподнялся, вслушиваясь, и поглядел на меня с сожалением.
— Малышка, там кого-то несет в нашу сторону. Да притом, кажется, целую толпу. Я оденусь и погляжу.
Я кивнула.
— Я тоже оденусь. На всякий случай…
Алеард вздохнул и провел ладонью по моей щеке.
— Не расстраивайся. Ты все равно моя, и от удовольствия никуда не денешься.
Я поцеловала его пальцы.
— Сейчас из меня снова выйдет помидорная сущность, Алеард.
Он рассмеялся.
— Хорошо.
— Я… должна сказать тебе…
Он остановился, не спеша натягивать штаны. Хорошо, что я глядела ему прямо в глаза.
— Я желаю тебя до безумия, Алеард. До боли и отчаяния. Я люблю тебя всем сердцем и доверяю всей собой.
Он отложил джинсы в сторону и склонился ко мне.
— Ты нужна мне до безумия, Фрэйа. Я чувствую отчаянную жадность и сражаюсь с голодом, как могу. Я люблю тебя, малышка, и поэтому постараюсь сдерживаться. Мы были одни, теперь одиночество разрушено, а потому кто-то должен быть разумным. И этим кем-то стану я.
Я рассмеялась и прижалась лбом к его горячей груди. Счастье слышать стук любимого сердца!
— Хорошо, Алеард.
Он поднялся и оделся, а затем вышел на крыльцо. Я поняла, что на пляже устроили какой-то праздник. Слышались звуки фейерверков, песни и музыка.
Мне пришлось надеть единственное сухое платье — сине-голубое, с широким подолом. Я не носила его по причине чрезмерной длины, но белое было мокрым, а влезать в «сценические костюмы» не хотелось.
— Ого! — вырвалось у меня, когда я присоединилась к Алеарду на крыльце. Кусты уже не спасали, потому что народ разгуливал и по нашему пляжу тоже. Люди были повсюду: в воде на лодках, на песке, на холмах.
— Эй! — приветливо прокричали нам какие-то ребята. Мы помахали им в ответ.
— Какой-то праздник, наверное.
Алеард поглядел на меня.
— И ты замечательно выглядишь.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Мне радостно выглядеть замечательно для тебя.
Он хмыкнул.
— Именно. Для меня. Пойдем ко всем?
В небе распустился потрясающий красоты фейерверк.
— Пойдем. Нам все равно не дадут поспать.
— Поспать, да, — кивнул Алеард. У него на щеках появились ямочки. — Я чувствую, мы оба очень, очень хотели спать, и собирались спать всю ночь напролет…
Он склонился и поцеловал меня в губы, не давая рассмеяться.
В эту ночь мы и правда не спали. Пляж был полон, народ веселился до упаду. Я немного переживала, что привыкшие не знать границ люди устроят пьяный дебош, но все обошлось.
Мы танцевали. Куртку Алеард, конечно же, оставил, и теперь на нем была красивая темно-синяя рубашка с затейливой вышивкой на спине. На ком-то другом подобная одежда, возможно, смотрелась бы аляписто и стремно, но только не на нем. Ему действительно шли сложные цвета и текстуры, но при этом он не одевался попугаисто и безвкусно. Во всем строгая и очень красивая мера, четкий осознанный баланс, которым хотелось любоваться. В совокупности с запоминающейся внешностью это давало неожиданный эффект: с нами постоянно кто-то хотел сфотографироваться. Когда я поделилась с Алеардом своими мыслями, он весело хмыкнул, крепче сжимая мою руку:
— Со мной, как же! Они с тобой хотят сфотографироваться, малышка. Ты похожа в этом платье на вечернее облако, залитое золотым светом. Арва-Пьяла — принцесса гроз.
— Тогда ты — мой король, — отозвалась я, смущенно улыбаясь. — Я и понятия не имела, что значит название города.
— Мне Корасон рассказал. Он по вечерам, до прихода буйной публики, бывает особенно разговорчив. Спрашивал, откуда я, потом и про тебя тоже. Я сказал, что издалека. — Алеард пощекотал пальцами мой затылок, и я вздрогнула, чувствуя прекрасные шаловливые мурашки, пробежавшие по телу. — Есть люди, которые, расскажи им о путешествиях, не поверят, но и не станут считать тебя сумасшедшим. Бродишь по мирам? Ну и броди себе на здоровье, только меня не трогай, — примерно так они рассуждают. Корасон как раз из этой компании.
— И часто ты таких встречал?
— Редко. Чаще всего смеются, крутят пальцем у виска. Некоторые верят, но просят доказать.
— Я бы, наверное, тоже захотела получить доказательства.
Алеард улыбнулся.
— И я.
Эта ночь прошла замечательно. Мы прыгали через костер и убегали друг от друга сквозь накатывающиеся волны. Звенели на запястье бубенцы, которые давали каждой девушке. Мы уже потом выяснили, что это был праздник Светлых Духов, а звон был призван отгонять нечисть. Издревле колдуньями здесь были женщины. Мы любовались белыми птицами, которых спускали с рук в небо, и их перья едва заметно светились. Птицы взмывали в вышину и возвращались к хозяевам. Мы катались на лодках с серебряными парусами, и удивительно, как ловко эти небольшие судна миновали приливные волны. Я не боялась за дом. Брать там было нечего, рюкзаки наши надежно хранил Промежуток.
Веселье закончилось только под утро. Пляж опустел, а мы уснули возле потухшего очага. Ночь была прекрасной, но я жаждала наступления новой. Утро поздоровалось прекрасным рассветом, и за завтраком, который начался в обед, мы много смеялись. И снова прогулки, снова океан и горячий песок. Алеард взял напрокат один из водных мотоциклов, и мы вдоволь накатались.
Уже под вечер, когда мы вернулись из магазина с едой, я ощутила нечто странное. Алеард готовил салат, я жарила овощ, похожий на картошку, думала о предстоящем счастье… И вдруг больно стукнуло сердце, словно кто-то издалека позвал на помощь. Я не успела поделиться с Алеардом этими отнюдь не радостными чувствами — он положил нож и резко повернулся ко мне. Светлые глаза были напряжёнными, пустыми, холодными.
— Фрэйа, мне придётся уйти.
— Что?! — выдохнула я.
— Ты тоже чувствуешь это, но не понимаешь, в чём дело. Кому-то нужна помощь. Зовущий голос слабый, боюсь, кто-то шагнул в Пропасть. Кажется, это Конлет.
— Боже мой! — Я отшатнулась от сковородки, недорезанная картошка шлепнулась на пол. — Алеард, я пойду с тобой. Пожалуйста!
— Нет, Фрэйа. Я не позволю тебе так рисковать. Пропасть — это… Нет. Ты останешься в реальных мирах.
Я рванула за ним в спальню, и едва сдерживалась, чтобы не кричать от ужаса. Нет? Что значит «нет»? Если он не попросит, я не останусь. Не попросит — не останусь!.. Он быстро оделся, но всё это время смотрел на меня. Я чувствовала, как слёзы непрерывным потоком льются по щекам, и больно закусила губы, чтобы не зарыдать во весь голос.
— Алеард, пожалуйста! — тихо произнесла я. — Пожалуйста!..
Он шагнул ко мне и крепко обнял, стал порывисто целовать.
— Прошу тебя, малышка! Останься! Сделай так, умоляю. Не ходи со мной! Ты всегда будешь в моём сердце, Фрэйа. Всегда. Но я не могу бросить его там. Он не позвал бы на помощь, не будь это крайний случай, ты же знаешь, какой он независимый. Фрэйа, погляди на меня! — я подняла глаза, цепляясь за последнюю возможность посмотреть на него. — Не плачь, малышка. Не нужно плакать. Я всегда найду тебя! — хрипло сказал он, и его голос меня напугал.
— Алеард, но ведь из Пропасти не возвращаются! Бури сказал, что оттуда нет выхода! — в отчаянии зарыдала я. — Пропасть — это смерть! — вырвалось из груди самое страшное.
— Я найду возможность вернуться к тебе, чего бы это не стоило. Ты — моя жизнь. Ты всё, чего я желаю. Я всегда буду помнить тебя, — и он крепко и яростно поцеловал меня в губы. — Прошу, уходи из этого мира немедля, не оставайся здесь. Это опасный мир. И ни за что, ни при каких обстоятельствах не шагай в Пропасть! Ты обещаешь беречь себя, малышка?
— Я обещаю, Алеард. Как мне жить без тебя? Как идти сквозь миры, если всё потеряет смысл?.. Не смогу одна. Не хочу! Я могла раньше, теперь разучилась быть одинокой. Я многого тебе не сказала, не успела сказать! И теперь остается только слово «прощай»…
— Нет, не прощай, Фрэйа, — вдруг очень спокойно ответил он, и посмотрел мне в глаза. — До свидания!
Он медленно отпустил меня, сделал шаг назад. Потом ещё один, дальше, в темноту… Я впилась взглядом в его спину, хотела догнать, остановить, обнять… Алеард обернулся, и это было последнее прощание — его полный муки, суровый и печальный взгляд. Я ни разу не видела, как люди уходят в другие миры. Оказывается, они просто растворяются, как туман над землей. Отчаяние, боль, ужас, гнев заполнили меня до краёв и разорвали, клочья души и разума разлетелись, как пепел от костра. Я знала, что от меня ничего не зависит. Не могла помочь Алеарду, и не ведала, что ждёт его. Не знала, вернётся ли он, и это убило во мне всякие чувства.
Я плакала целый день, а, устав от боли, которую не могли победить долгие слёзы, уснула. Но проснувшись, не почувствовала ни облегчения, ни грусти — ничего. Всё стёрлось и размазалось. Я распахнула дверь и вышла на берег. Небо серело.
Я зашла в океан прямо в платье и долго смотрела на горизонт, как будто там могла появиться та самая лодка, на которой приплыли бы ко мне Кристиан и Алеард… Я не помню, как переместилась в Промежуток. Это было уже не важно.
Миры мелькали перед глазами, как картинки с книжных страниц. Я не оставалась ни в одном дольше, чем на пару недель. Мне было неважно, куда идти. В таком состоянии опасно перемещаться, но я, наплевав на последствия, делала это очень часто.
Дважды я лезла обратно в мир Маира — но мгновенно вылетала прочь. После таких выкрутасов у меня сильно болела голова, и я не решилась пробовать снова.
Я была в мире, где росли деревья со стоэтажный дом — с огромными раскидистыми кронами, и под ними люди строили пугающие своими размерами небоскрёбы. Я прыгала вниз с фиолетовых скал в зелёные как малахит воды заливов, и забиралась на горы высокие, как само небо, и смотрела с высоты на цветущие долины и уютные селения, где жили розовые маленькие человечки. Ныряла в причудливо изогнутые озёра, в которых водилось множество разноцветных любопытных рыб, миновала страшные овраги, полные безумных существ, и они тянули ко мне руки, открывая рты в беззвучном отчаянном крике. Я видела жуткие кошмары, мертвецов ещё хуже тех, что были на мосту, и других, похожих на призраков. Я убегала от них или вступала с ними в бой, чтобы вкус победы принёс мне временное утешение. Я каталась верхом на зелёных чешуйчатых существах, похожих на динозавров, и кормила их огромными круглыми листьями и жёлтыми фруктами размером с арбуз. Я трогала землю цвета весенней листвы и траву белую, как снег, бывала в городах, где жили люди без имён, и в городах, где имя было священной частью души, и ни одно не повторялось дважды. Я наблюдала, как рушатся каменные исполины гор, и как потом мёртвое заполняется живым. Я бродила по бесконечным зимним лесам и стирала ноги на бесконечно длинных дорогах. Миры, полные огня и света, и миры, заполненные тьмой становились частью меня. Я пробиралась к забытым селениям сквозь снег и слякоть, по бездорожью, среди каравана других таких же, как и я, людей, бредущих устало прочь от воспоминаний. Я по-прежнему была странником, но что-то во мне надломилось.
Каждую ночь Алеард снился мне: далёкий недоступный образ. Это были тяжёлые сны, в них я чувствовала его боль, видела его одиночество. Оно, как и моё, медленно пожирало само себя. Я гналась за любовью, но не могла догнать, и просыпалась, вздрагивая, и долго лежала, не в силах снова уснуть.
Один раз я неудачно свалилась с большой высоты, но к счастью ничего не сломала. В этой реальности жили вполне дружелюбные мохнатые существа, похожие на белых медведей. Только морды у них были сплющенными, и глаза большие, чёрные. Они приняли меня хорошо и устроили в мою честь что-то вроде праздника. Я улыбалась, хотя мне и казалось, что это бессмысленно. Они водили хороводы и стучали в барабаны, прыгали и повизгивали. Я заснула возле костра и проснулась в Промежутке. Камни оцепенело молчали. Вокруг по-прежнему было красиво, но эта красота уже не вдохновляла.
— Фрэйа! — внезапно позвал меня знакомый голос.
— Бури?
— Да.
— Чего ты хочешь? — спросила я равнодушно.
— Фрэйа, ты теряешь себя.
— И что с того? Какая разница, кто я? Я не чувствую ничего, Бури — ни радости, ни печали. Раньше я была уверена, что Алеард найдёт меня, но теперь… Его слишком долго нет рядом. Я не чувствую его здесь, в Промежутке, не ощущаю его ни в одном из миров. Я видела их десятки, но его нигде нет. Не заставляй меня поверить, Бури.
— Не буду, — сказал он. — Тебе решать, во что верить.
— Я устала от всего. Если бы я знала, как бороться! Я словно безликая камера, фиксирую события, записываю их, но я лишь проводник, уже не живу, Бури. Не могу жить без него.
— Я не умею утешать, Фрэйа. Прости.
— Скажи, что Алеард вернётся!
— Я не знаю этого.
— Ты всегда всё знаешь, всегда! Ты — часть него. Вы связаны как братья-близнецы! — резко сказала я. — Бури, клянусь всем, что ещё осталось во мне хорошего, если ты не можешь внести ясность в происходящее, это сделаю я! Сейчас! Я шагну в Пропасть, и пусть меня искалечит, согнёт, разорвёт пополам! Как ты не понимаешь — я не могу жить без Алеарда! Он всё, чего я желаю!
— Фрэйа, я знаю, что тебе плохо и не хочу говорить загадками. Алеард просил меня всегда беречь тебя, даже когда он уже не сможет.
Я ощутила, как внутри всё рушится.
— Не говори так, словно его нет!
— Я не уверен, что он есть. И чтобы оградить тебя от последствий моего незнания, я заберу твои воспоминания о нём.
— Бури! Не смей!.. Я не хочу этого, слышишь?! — яростно закричала я.
— Я слишком люблю тебя, Фрэйа, чтобы заставлять так мучиться, — услышала я знакомый голос. — Ты дорога мне, и я не позволю тебе идти за мной.
— Алеард, — тихо сказала я сквозь слёзы, — прости меня…
— И ты меня прости, — ответил Бури, и мир вокруг померк.
И снова город, и снова я не знаю, как попала сюда. Дождливая серая улица, и только оранжевые фонари тускло горят, сообщая верный путь. А куда идти — всё равно не понятно… Ощущение такое, что мне выстрелили в голову из огромного ружья, и теперь эта дыра безболезненно кровоточит. Вместо головы болит сердце. И никакой доктор, даже самый лучший, не придумает лекарство от этой боли, не поможет ни сложнейшая операция, ни даже сила мысли. Чувство потеряно подобно иголке в стоге Вселенной. Едва ли такие потери находятся в пределах одной судьбы.
А я иду. Не идти нельзя — стоит остановиться, и накатывает ощущение липких прикосновений, словно мир пожирает меня, начиная с ног. Хочется побежать, и я бегу по лужам, ныряя в снопы света, пронзаемые каплями, и разбиваю себя в отражениях. Нет иных решений кроме тех, что я приняла сама, но как больно знать, что их последствия нельзя изменить. Я одна, но так не должно быть. Одиночество безжалостно. Не осталось ни страсти, ни радости, но пока что есть я сама — спокойная, отрешенная, ждущая.
Поначалу мне казалось, что я потеряла свою родину. Неясными очертаниями проступал большой бревенчатый дом у подножия гор, слышался смех близких и знакомые интонации звонких голосов… Но родной мир не звал меня, не причинял муки своим осторожным прикосновением к разуму. Я искала не место и не время. Я искала нечто другое, куда более необходимое чтобы дышать и радоваться собственному дыханию. Даже вдали от родины это что-то могло спасти меня, поддержать и обогреть.
Конечно, это была любовь. Но к кому — я вспомнить не могла, как ни старалась. Мысль о потерянной родной душе отдавала такой пустой болью, что приходилось тотчас перестраивать чувства на равнодушный лад. Так я училась пустоте.
В каждом новом мире я вглядывалась в лица людей, надеясь встретить знакомое. Иногда я задерживалась где-нибудь, и жила чьей-то жизнью. Становилась кем-то, не собой, конечно. Работала или училась, помогала тем, кому могла помочь, но это не приносило истиной радости. Судьбы сплетались, и только моей всегда удавалось вырваться из общего клубка.
Что значит проживать чужую жизнь? Наверное, это вроде неправильно выбранной судьбы. И снова как сон. Ты просыпаешься в не-своей постели и идешь по не-своим делам. Испытываешь определенный интерес к происходящему, но вдохновения нет, так же, как нет и сильных чувств и эмоций. Интересная игра, не более того. Возможно, что-то вызовет у тебя улыбку, принесет определенное удовлетворение, но вряд ли вспыхнет внутри души потрясающее, живое пламя. Вроде того, которое разгорается, когда влюбляешься…
Вот так я жила. Таков он был, мой путь. Ни названий, ни указателей. Можно ли это назвать свободой? Я не знала.
Когда я в очередной раз ступила в Промежуток, он словно вздохнул. Поднялся ветер, разметал мои волосы и зажег на небе новые звезды. Я увидела незнакомые камни, прикоснулась к ним, и как будто обрела важную тропку.
Глава 9. На островах
Новый мир встретил меня светом. Широкие сине-зеленые заливы и океан, такой спокойный и бесконечный, и высокие холмы, поросшие деревьями с ржаво-красной листвой, и маяки на каменных грядах, и пустынные жёлтые пляжи, уютные прибрежные города — всё казалось мне чудесным.
Дома были затейливыми: то худые высокие башенки, то округлые пузатые терема с широкими окнами из цветного стекла, то приземистые одноэтажные домики, стены которых были выложены перламутровыми ракушками. Люди здесь походили на землян, отлично шли на контакт и не прятались за масками, были разговорчивы и добры. Они звали свою землю Миртлеумом. Странное название сразу вызвало у меня множество вопросов, но я не стала задавать их. Прекрасный мир открывал жизнь беззаботную, полную простых ежедневных радостей. Я много плавала, гуляла и ела свежие фрукты. А еще здесь можно было летать. Все пользовались чем-то вроде дельтапланов, хотя и не совсем. Иногда мне казалось, что эти летучие штуки людям вообще не нужны, что полёты — часть их души, и они могут подняться в небо и без помощи «крыльев», если захотят. Впервые попробовав, я поняла, как это просто, и с тех пор везде перемещалась, летая. Происходящее походило на прекрасный сон. Я забыла обо всех своих переживаниях и на короткое время перестала тосковать по воспоминаниям. Конечно, я думала об утерянных друзьях, и хотела, чтобы они оказались здесь вместе со мной, и парили в лучах золотого солнца, и ныряли с огромных скал вниз, в сочные теплые воды заливов, и гуляли по тенистым лесам, среди вороха желтых листьев, и любовались закатами с вершин каменных маяков… Может быть, — говорила я себе, — где-то на другом краю планеты и они думают обо мне… А ещё я думала о Нем — трудно, утомительно и упорно. Внутри души я пела для Него, и голос, горячий, как пламя, сильный своей преданностью, мне отвечал.
Я часто смотрела на горизонт, туда, в синюю ослепительную даль, и думала — а что за водой? Я не знала, путешествуют ли местные за океан, и не видела больших кораблей, только легкие парусные лодки. Несмотря на простоту полетов, не думаю, что водный простор можно было так легко преодолеть.
Я жила на маяке вместе с девушкой по имени Кайла. У нее были темно-рыжие прямые волосы до плеч, яркие голубые глаза, нос с горбинкой, маленькие губы и выразительные тонкие брови. Смелая и ранимая, нежная и властная, решительная и застенчивая, иногда она уставала от собственного противоречивого характера и, плача, просила оставить её одну. Бормотала что-то о неизбежности, о том, что всему приходит конец. Поначалу я пыталась утешить её, но, каждый раз слыша в свой адрес спокойное «отвали!», решила так и сделать. Если человек хочет остаться наедине с собой, лучше внять его просьбе и не упрямиться.
А вообще с ней было легко. Мы не проводили вместе много времени — у Кайлы в городе были друзья, и она общалась с ними, а я разведывала окрестности. Мы спали на верхнем уровне маяка, на травяных матрасах, и укрываясь одеялами. Ветер в этом мире водился кроткий, тёплый, а дожди проливались короткие и веселые. Это был пока единственный мир, где осадки предпочитали одно и то же время — они приходили на закате. И каждый раз это было незабываемое зрелище — пелена лиловых капель, легкая голубая вата облаков, привычное розовое солнце, пронзающее радугами стену дождя. Облака бывали самых разных форм и размеров, даже такие, которые опускались близко-близко к земле, и мы на нашей верхотуре могли их «потрогать». Больше всего я любила облака-спирали, которые кренделями украшали небо и почему-то всегда были малиновыми. Их хотелось посыпать сахарной пудрой и съесть. А вот утром чаще всего приходили облака-стрелы — длинные и острые, через все небо. Они превращали голубой купол в веселую золотисто-белую зебру а, распадаясь, образовывали множество черточек, и тогда небеса как будто покрывались густыми травами… Ещё были облака, похожие на волосы — просто прямые или волнистые, и даже кудрявые. Небо в этом мире рисовали поразительные узоры.
Но Кайла не любила облака, в особенности густые и темные. И снова я, подчиняясь общему ритму жизни, ничего у неё не уточняла. Она в свою очередь не пытала меня о том, откуда я взялась. Её несколько удивляло мое невежество, но не настолько, чтобы вдаваться в подробные расспросы.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |