Мы сели верхом и шагом поехали прочь. Ночь была яркой и тихой.
— Глупо вышло, — сказал Эван, когда мы под гулкое молчание удалились от амбара.
— А я-то думал, что всё получится, — отозвался Ойло. — Жаль сына вождя.
— Жаль их всех, — сказала Рута. — Они и правда путают осторожность с трусостью.
У подножия холма нас встретил Первый.
— Простите, — сказал он. — Я не могу перечить дяде, он выше меня, его слово — закон.
Ойло вздохнул.
— Едва ли выше. Ведь он всё-таки пустил нас.
— Чтобы потом выгнать, — покачал головой мужчина. — Я бы с радостью пригласил вас в мой дом, но, боюсь, потом дождусь неприятностей, и пострадает моя семья.
— Мы понимаем, — кивнул Эван. — Не расстраивайся. Спасибо тебе.
— Не за что, — и он низко склонил голову. — Надеюсь, придет время и все изменится — для нас и для вас. Будьте осторожны и храни вас Небо.
Мы подъехали к ущелью во второй половине ночи. Вокруг было тихо и пустынно — ни птиц, ни насекомых, только ветер, да и тот какой-то унылый.
— Ночью я с ними миловался всего раз, — сказал Ойло. — Лошадей держите ближе.
— Может, до утра подождем? — прошептала Рута. — А то ж не видно ничего!
— Сейчас исправим.
Пока они делали факелы, мы с Рутой заплетали волосы и покрепче привязывали вещи.
Перед нами лежала темная, узкая расщелина, которая затем, по словам Ойло, переходила в довольно широкое ущелье.
— Вы, главное, не бойтесь, когда их увидите. С виду-то они не симпотяжки, но и никакие не кровожадные твари.
— Почему же их все таковыми считают? — хмыкнул Эван.
— Просто не знают правды. Мокрицы первыми не полезут. И мы не полезем.
— То есть нам просто идти?
— Спокойно идти. Очень спокойно. Они когда выползут, вы шагайте себе дальше, без суеты и волнений. И ни в коем случае не останавливайтесь. Хотя, предупреждаю сразу, зрелище будет то ещё…
Мы медленно двинулись вперед. Два больших факела освещали дорогу. Их несли мы с Рутой — на случай, если всё-таки понадобится защищаться.
Мне становилось всё более неуютно, и я теребила ключик на груди. Когда над головой сомкнулся почти глухой свод, перечеркнутый лишь узкой звездной щелочкой, мое беспокойство переросло в дрожащую панику. Более тревожного места представить я не могла. Словно каменная ловушка, и камень осклизлый, угольно-черный. Ни мхов, ни лишайников, и в ноздри бьет запах протухших овощей. Нужно быть действительно храбрым человеком, чтобы раз за разом соваться в это безмолвное мрачное царство. Я поглядела на Ойло, и он ободряюще улыбнулся мне.
Когда сверху послышался шорох, у меня душа ушла в пятки. Как ни доверяла я Ойло, я страшно было всё равно.
— Ой, мамочки… — едва слышно пропищала Рута, и в круге света на мгновение возникла зубастая мокрица размером с нестриженную овцу. Она глядела на нас и клацала челюстями, ужасные длинные усы шевелились медленно и размеренно, и вместе с шорохом лапок порождали жуткий ритм, от которого кровь стыла в жилах.
— Вперед, — негромко сказал Ойло. — Без остановок. Старайтесь не глядеть наверх.
Сердце билось так громко, что я чувствовала его не в груди, а в ушах. Шум нарастал — это прибывали всё новые мокрицы. Я знала, что они ползают у нас над головами, и едва не касаются моих щек коричневыми усами и тонкими жесткими лапками… Боковым зрением я видела настороженные полчища, готовые в любой момент налететь на нас всем скопом. В какой-то момент Рута пошатнулась, но осталась на ногах, только ухватилась за локоть Эвана. Странно, но спокойней всего вели себя кони. Хотя они и фыркали, оглядываясь по сторонам, и шли резче обычного, но не взбрыкивали и не порывались броситься прочь.
Ужас длился и длился, мы шли и шли. От страха меня начало подташнивать, и дыхания не хватало. Я чувствовала, что близка к обмороку. Сотни, тысячи глаз, усов, сотни тысяч проворных лапок, поблескивающие склизкие панцири, чешуйчатые брюшки… Запах, гнилой запах пропитывал нас.
Но я шла. Долго, как долго! Ну когда же это закончится?.. Молчание. Мы все молчали. Просто шли. Постепенно мне стало как будто легче, но затем ужас снова заполз под кожу.
Я не знаю, сколько мы пробирались через ущелье. И помню смутно, как над головой снова замерцали звезды. Туман окутывал рассудок, Ойло тащил меня за собой за руку, Эван нес Руту на руках. Мокричный ритм ещё долго звучал в ушах, и когда мы развели костер, я никак не могла уснуть.
— Я… посмотрела наверх… — вдруг прошептала Рута. — Давайте никогда больше не пойдем через ущелье. Никогда. Они висели на стенах гроздьями…
— Простите, — виновато улыбнулся Ойло. — Но, честное слово, вы просто не знакомы с обычаями Пругов. Я знал, что миновать ущелье будет страшно, но поверьте, там нам ничто не угрожало. А вот безумное племя мы бы так просто не миновали. Мужчины-пруги куда как похуже мокриц. Неуправляемое стадо, готовое ради поживи убивать и калечить.
— Поживы? — переспросил Эван.
— Девушки. Они бы напали, чтобы забрать Фрэйу и Руту, — пояснил Ойло.
— А мокрицы не могли напасть? — хрипло спросила я, в который раз прикладываясь к фляге с водой.
— Могли, — не стал лукавить Ойло. — Но только в том случае, если бы кто-то из нас начал суетиться, кричать или побежал вперед сломя голову. Мы для них не добыча, а угроза. Они не едят людей, а убивают только потому, что те убивают их.
— Как же ты это понял? — спросил Эван.
— В первый раз и понял. Полез туда, хотя меня предупреждали берегом идти. Увидел полчища, очумел маленько, схватился за лук… Ну, они на меня и кинулись… — он усмехнулся. — Жутко было, конечно. Думал, что так и останусь там обглоданным…
— И?..
— Наверное, у меня сознание помутилось. Я — лук в сторону и говорю из-под чьих-то усов: Ребята, честное слово, сглупил! Не надо меня есть, я простой мирный торговец! Отпустите, ради бога, не калечьте горемычного… Чувствую — они так потихоньку, неспешно слезли. Я себя пощупал — подрали слегка, кровь идет, но жить вроде буду. Я руки поднял, и, как под стражей, медленно вперед двинулся… Конь с поклажей к тому времени уже миновал ущелье. Он-то умней меня оказался, понял, что волноваться нечего.
— И ты после этого снова туда полез?.. — восхитился Эван.
— Полез. Было ещё страшней, чем в первый раз, но я решил, что стоит с этим страхом справиться. Да и терять было нечего, разве что самого себя. Ха! Тоже мне, ценность!
Я вздохнула и взяла его за руку.
— Пожалуйста, больше не надо так думать. Ты теперь — наша ценность. Береги себя, и мы станем беречь тебя.
— А я — вас, — отозвался Ойло. Улыбка его стала нежной и печальной. — Потому и выбрал меньшее из зол.
В это мгновение он был удивительно похож на Алеарда: выражением глаз, энергией, самим внутренним чувством. Я обняла его.
— Спасибо, Ойло.
— Пожалуйста, — отозвался он, обнимая меня в ответ. Рута подвинулась и мы с Ойло обняли и её тоже, а Эван обнял всех нас.
Глава 7. Под землей
Весь следующий день шел дождь. Мы кутались в плащи и больше молчали. Кони привычно топали вперед, их мокрые гривы и хвосты потемнели и отяжелели.
— Ещё немного, — сказал Ойло. — Там будет пещера, в ней и заночуем.
— Что за пещера?
— Да обычная вроде, — пожал плечами трог. — Я глубоко не совался.
Откуда-то издалека донесся странный гулкий смех.
— У вас гиены тут не водятся? — спросила я.
— Мы называем их калцумами, — ответил трог. — Мелкие хищники, они всегда охотятся стаями. И если на мокриц наговаривают, то от этих лучше держаться подальше, они очень опасны. Хорошо бы, дождь их задержал…
— А что пещера? Там небезопасно? — спросила я.
— Ну… Это зависит от степени голода зверюг. Если они хотят есть — они достанут добычу откуда угодно.
— А костер? Не отпугнет их? — спросил Эван.
— Нет. Понимаете, эти гадины ни перед чем не остановятся. Они пригнут головы и пробегут сквозь пламя, поваляются по земле, чтобы плотные шкуры потушить — и готово.
— Ты, кажется, и с ними имел дело, — улыбнулся Эван.
— Имел, — кивнул Ойло. — Но с ними всё куда сложнее. Они злые, кровожадные и безумные. И не успокоятся, пока брюхо не насытят. — Он задрал рукав, и я увидела длинный шрам на предплечье. — Их было всего двое, но я едва жив остался. Один хватанул за ногу, другой прыгнул, думая свернуть мне шею. Я закрылся рукой, и он мне её тотчас сломал и располосовал чуть ли не надвое. Бежал я прямо так, со вторым, висящим на ноге, и с остатками руки. Кое-как оторвал от себя засранца, настучав ему по башке, запрыгнул, то есть залез на скалы, и оттуда обоих прикончил из лука. Я не сторонник убийств, но тут либо они меня, либо я их.
— Рана серьезная. Ты себя сам, что ли, зашивал? — нахмурился Эван. — И как стрелял с такой рукой? Боль-то была адская, наверное…
— Не до боли было. Жить захочешь — еще и не то вытворишь, — хмыкнул Ойло. — Нам нужно поторопиться. В паре часов езды есть канатный мост. Они его не перейдут, а если сунутся — уж там мы сможем дать отпор. Один калцум — страшная угроза, два — почти верная смерть. Стая же… — И он выразительно поглядел на нас.
Кони прибавили ходу. Из-за дождя мы двигались вдвое медленней, чем могли бы посуху.
— Вон там она, пещера, — показал Ойло. — Но теперь уже не до нее. Просто проедем через плато… Ох ты ж, дождь мне в штаны!.. Впрочем, он уже там, — мрачно закончил трог, и я, поравнявшись с ним, увидела причину столь бурной реакции. Внизу, у подножия скалы, на которую мы с горем пополам забрались, мохнатым непролазным клубком хохотала страшная стая. Намеренно или случайно, они перекрыли нам путь. Ойло резко развернул коня.
— К пещере, живо! Ещё несколько секунд, и нас унюхают!
Он как всегда знал, о чем говорит. Кони почуяли неладное и, напрягая озябшие ноги, трудно двинулись в гору. Всего-то пара минут прошло, и вслед долетел отчаянный рев: это двинулась следом за лакомой добычей огромная стая…
Когда мы шагнули под резко очерченный свод, Ойло тотчас отправил нас с Рутой разведать пещеру.
— Гляньте, можно ли пройти вглубь, и что там к чему, а мы пока такое пламя разведем, чтобы этим мало не показалось.
Я не успела спросить, из чего, и не стала размышлять о том, что мы в этой пещере как на блюдечке — заходи и принимайся пировать. Однако отчаиваться раньше времени не стоило. Из большого зала вело несколько проходов, и, возможно, дальше были ещё залы, которые подойдут для того, чтобы держать оборону.
Я вспомнила про небольшой фонарик и взяла его. Вперед, пригнуться… ещё ниже… Ползти… Мне начинало казаться, что единственный выход — уйти в Промежуток, но могли ли мы прихватить с собой Ойло и Руту?
Мы протиснулись под каменной плитой и оказались в большой пещере. Хорошее место для убежища, но кони сюда не пролезут.
— Гляди, там ещё один путь! — указала Рута.
— Ты беги туда, посмотри, ведет ли туннель к выходу, а я гляну, что это там за проход. — И я дала ей небольшую, но яркую ХИСу [1]
Вскоре в фонарике отпала необходимость. Вкрапления в породе мягко светились, и туннель походил на волшебный звездный путь. Я пробежала вперед ещё около пятидесяти метров и услышала шум воды. А потом устье прохода расширилось и моим глазам предстал огромный зал, заполненный белым светом. Я не стала разглядывать всю его красоту и побежала назад. Если мы все вместе сдвинем вон тот камень и завалим им проход… Переждем…
— Ну, что? — с надеждой спросила Рута. Непонятное пламя закрывало проход и горело само по себе, без дров.
— Ребят, там хороший большой зал, есть возможность укрыться и завалить проход булыжником… Гляньте, вдруг мы его сможем использовать.
Смотреть отправился Эван. Показалось или он скрылся в глубине пещеры чересчур стремительно? Мелькнул, словно звезда побежала по небу…
Он вернулся через несколько секунд. Наверное, от волнения я путала время, ведь хохочущий вой приближался.
— Отличное место. Идемте.
Проход, по которому пошла Рута, был удобен для лошадей.
— Пламя, как оно горит? — спросила я.
— Видела там на стенах жидкость? — отозвался Ойло. — Это она так горит. И довольно долго. Ого! Красиво здесь!
Мы провели лошадей к мирному прозрачному озеру и Ойло с Эваном налегли на булыжник. Мы с Рутой тоже помогали — в таком деле даже самые слабые руки пригодятся.
— Зар-р-аза! — прокряхтел Ойло.
— Эх, — отозвался Эван. — Ещё чу-у-уток… и ещё…
Мы поднатужились и всё-таки завалили проход. Сразу стало спокойней, но всё же я чувствовала себя здесь не слишком уютно.
— Отлично, — сказал, утираясь, Ойло. — С этим разобрались. Теперь надо поглядеть, что впереди. Хорошо, что пещера едва ли кем-то изучена, тотчас бы её разобрали на поделки. — И он, предупреждая вопросы, пояснил: — Звездный камень. Он очень дорогой. Прикиньте, дом себе из него сделать? Никаких дров не нужно, мало того что светит, так ещё и греет.
— Сюда бы мигом рабов пригнали, — тихо сказала Рута.
Эван вздохнул и обнял её.
— Поэтому мы никому об этом месте не скажем. Что, лошадей с собой возьмем?
Ойло почесал в затылке.
— Я бы оставил, но как-то боязно. Вдруг стая всё-таки сунется через пламя и камень сдвинет. Они могут. Так что, пока это возможно, пусть топают следом.
И мы двинулись вперед, через холодное мелкое озеро.
— Интересно, — сказала я. — Камень вокруг теплый, а вода ледяная.
— Да, это интересно, — кивнул Ойло. — Наверное, у неё есть на то свои причины.
Рута зачерпнула ладонью сбегавшую по стенам воду.
— Ты говоришь, горючая?
— Нет. Там не вода была, особая субстанция. Слизистая и довольно густая. Вот она и горит.
Кони вовсю пили, и мы тоже решили попробовать пещерной воды. Она оказалась вкусной, словно из колодца, и освежающей, с выраженным сладким ароматом.
— Замечательная, — улыбнулась Рута.
— Ага, — сказал Эван, зачерпывая ещё, — странная, но приятная.
И тут Ойло резко обернулся:
— Ясно-понятно. Пробрались всё-таки…
Мы разом обернулись вслед за ним.
— Идут сюда?
— И придут очень скоро, — кивнул парень. — Камень их задержит на какое-то время.
— А на равнине мы бы не спаслись? — робко спросила Рута. — Что, если впереди тупик, и…
— Наши новые друзья бегают куда быстрей лошадей. Они бы взяли нас в кольцо. Здесь у нас преимущество, потому как вон оттуда, — он указал рукой, — я смогу их отстреливать. Стая огромная, но в узком проходе им всяко придется лезть сюда по одному. К тому же камень они если и сдвинут, то не так быстро. Чуть увижу показавшуюся харю — тут же и…
Кони насторожились: теперь мы все различили тяжелый размеренный гул.
— У нас есть минута, чтобы поглядеть, можно ли занять более выгодную позицию, — сказал Эван.
И мы побежали через озеро. Шаг, два… Ещё мгновение — и тотчас камень под ногами содрогнулся. Мы не успели издать ни звука, как вместе с подвинувшейся плитой рухнули в кромешную мокрую тьму…
Холодно. Твердо. Вокруг царил непроглядный мрак. Я осторожно пошевелилась, но никого рядом не нащупала.
— Ребята! — негромко позвала я. Голос дрожал.
Тишина. Ни дыхания, ни возни. Как я оказалась одна?
Я встала и вытянула руки, с ужасом ожидая ощутить кругом себя каменную ловушку. Нет, вокруг была пустота. Я вспомнила пещеру на Земле и коварные провалы, и ногой ощупала пол. Ничего. Просто камень. Тогда ещё шаг в сторону, потом в другую, затем назад и вперед. Ничего. Мне было куда страшней, чем тогда с мокрицами. Вот так и понимаешь, что лучше видеть, чего боишься, чем ощущать страх невидимого.
А кони? Куда делись наши кони? Если мы провалились все вместе, как тогда оказались порознь? Я смутно вспомнила, что куда-то катилась. Значит, после обрушения плиты мы полетели по разным жерлам? Дай бог что ребята не разделились и остались целы после приземления! Пальцы ткнулись во что-то ледяное, и я вздрогнула. Пугаясь, я не кричала, хотя сестра и говорила, что лучше вскрикнуть и перевести страх в голос, а не молчать, как рыба. Я заставила себя снова протянуть руку и тронула нечто, находящееся прямо передо мной. Фонарик! Почему я сразу про него не вспомнила? Ведь рюкзак все ещё был со мной, и заветный светлячок мотался на поясе!
«Включить» свет оказалось не так просто. Оно и понятно — вдруг увидишь то, что не обрадует, а добавит новой порции ужаса? И всё же я зажгла его.
И отшатнулась, закрывая рот ладонью. Прямо передо мной призраком стоял синий человек. Сердце грохнулось в пятки, и кровь прилила к щекам. Я понимала, что от страха могу потерять сознание.
Его глаза были закрыты, тело как будто замерзло. Бледный лик, несмотря на явное страдание, был красив и показался мне смутно знакомым. Я присмотрелась и разглядела темные рыжие ресницы, каштаново-рыжие, с налетом седины, волосы, и длинные пальцы, сжимающие меч. Ого! Клинок был огромен, впрочем, как и сам человек. Я поняла, что он на самом деле под два метра ростом.
Ледяной человек безо льда. Застывший, но совсем не похожий на мумию. Почти живой, но не дышащий. Это была его гробница?
Я тщательно осветила пространство вокруг себя и поняла, что пещера огромна. Света фонарика не хватало, чтобы достигнуть её стен или потолка. Только я и он на гладком влажном плато. Темнота и тишина. Как так вышло, что я упала с высоты, которую даже не вижу, и осталась цела?
Человек спал, опираясь на меч. Не сразу, но я различила какие-то линии на полу и пошла вперед, пытаясь составить из них узор.
Через пять минут они начали складываться в буквы, а затем в слова. Благодаря Промежутку я могла читать их.
— Над… Благодарю… Огонь… Я… Властвую… Сердцем… Тебя… Покинуть… Путь…
Я так и сяк пыталась связать слова в одну речь, и, наконец, медленно пробормотала:
— Благодарю огонь за то, что властвую над сердцем. Я вынужден тебя покинуть и пройти свой путь. Никто с небес не приглядел за установленной границей. Теперь же мой удел — не сдаться и с тропы, указанной судьбой, в мир света не свернуть.
За спиной послышался тихий вздох, и я, холодея, обернулась…
Человек смотрел на меня. Светлые зеленые глаза светились, сиял и его чудный великанский меч. Только меч и глаза во тьме. Фонарик выпал из рук и выключился. Я не шевелилась, надеясь, что хотя бы удержусь на ногах. Странно, но всего через минуту сердце мое перестало биться как сумасшедшее, и страх ушел. Наверное, все дело было во взгляде холодного воина. Он медленно моргнул и начал проявляться во тьме мощным мерцающим силуэтом. Казалось, лед уходит из его облика, и на замену холодному сну приходит живой огонь, правда, все равно синий. Обозначились сильные руки в плотных перчатках, тело, облаченное в затейливую броню, почему-то босые ноги… И глаза стали темными и яркими, удивительного изумрудного цвета. Я снова вздрогнула, когда мужчина уверенным движением убрал меч в ножны за спиной. Он вдохнул, но не так, как это делают живые. Словно дышал по привычке, подчиняясь ритму жизни, с которой ещё не разорвал связь.
Какое-то время незнакомец разглядывал меня, а я в свою очередь изучала его. Теперь он совсем не походил на призрака, выглядел скорее магическим, нежели потусторонним. Знакомое, очень знакомое лицо. Если бы ещё глаза другого цвета…
— Здравствуй, — вдруг сказал он вполне человеческим, разве что слишком гулким голосом.
— Здравствуй, — отозвалась я. — Меня зовут Фрэйа.
— А меня Ярослав. Ты странница?
— По мирам, — кивнула я, и мужчина меня понял.
— Как давно Цикл возобновился? — задал он непонятный вопрос.
— Хм… Прости, я не знаю.
Мужчина шагнул ко мне.
— Из какого ты мира, Фрэйа?
— С Земли.
— Земля, — повторил он и слабо улыбнулся. — Хорошо. Значит, Изначальный мир вновь открыт. Каким даром ты обладаешь?
— Не знаю точно, — ответила я. Происходящее не казалось мне допросом, я знала, что наш разговор важен. — Дар превращать чувства в материю, так сказала прежняя трога из города в горах.
— Радуга, — непонятно отозвался он. — Древняя Нира всё ещё мертва?
Я кивнула.
— А разве она может воскреснуть?
— Города, подобные этому, могут многое, — ответил мужчина. — Но с каждым новым звездным циклом они угасают. Только душа полыхает вечно, особенно если она полна любви. Ты знаешь, где находишься, Фрэйа?
— Мы с друзьями скрылись в этой пещере от стаи калцумов. Точно не знаю, где я теперь. Мы провалились в озеро и разделились.
— Это непростая пещера, Фрэйа. И хорошо, что ты странница, знакомая с Промежутком, тем более наделенная сильным даром. Тебя привела сюда не цель, а возможность. Я спал слишком долго, чтобы не верить в судьбу. Идем, я покажу тебе кое-что.
Я пошла за ним без опасений. Мужчина тоже откуда-то знал, что я не стану сомневаться, а потому не оглядывался. Его походка, разворот плеч, осанка напоминали мне только одного человека, но я гнала эту мысль прочь.
Всюду, где он ступал, оставались мягкие неоновые следы, и буквы на полу начинали светиться. Постепенно я поняла, что мы находимся на огромном круглом возвышении. Мужчина подошел к самому его центру и, вынув меч, вставил лезвие в неприметное отверстие в каменном полу. Плато вздрогнуло, и мы отступили на несколько шагов назад. Из камня поднялся небольшой алтарь, и то, что лежало на нем, пугало куда как побольше, чем синий светящийся воин.
Это была маска. Черная, с узкими прорезями для глаз, вся покрытая чешуёй. Она не источала ни теней, ни света, но я ощущала её мощь и необозримую ненависть. Этот предмет мог запросто превратить целый мир в труху. И он лежал передо мной, дразнил, вызывал на поединок, нагло усмехался тонкими губами.
— Ты охраняешь её, Ярослав? — тихо спросила я. Теперь-то было понятно, что делал здесь этот мужчина.
— Да, Фрэйа. Ты ещё не знакома с течением времени, не ощутила Цикл. Но вскоре поймешь, что он — главная единица измерения жизни.
— А по-моему, главная единица — это любовь.
Мужчина знакомо усмехнулся. Он напоминал мне…
— Я расскажу, если хочешь.
Мысль затаилась. Она ждала нужного момента. Кем бы ни был Ярослав, его рассказ был важнее моих догадок.
— Расскажи, пожалуйста, — кивнула я, и без недоверия впустила в голову теплый, похожий на ветер голос.
— Я родился в мертвом мире, усердно борющемся за создание новой жизни. Тогда Промежуток был закрыт, и путешествия оставались под запретом даже для тех, кто стремился вернуться на родину.
Мои предки считали себя богами и были ими. Это просто, когда ты бродяга, но гордость наказуема. Хотя они несли только добро, оно было окрашено в цвета стремительной самоуверенности. Бродяги часто делают одни и те же ошибки — торопятся узнавать, впитывать, решать, и забывают о том, что у них может быть только один настоящий дом, который важно беречь и которому нужно быть преданным.
И одна любовь. Она не менее важна. У человека одно сердце, которое либо учится верности, либо растрачивает силы на маски, подобные этой.
Маска принадлежала могущественному бродяге. Мои праотцы считали его своим преданным другом. Когда случилась Битва, он пошел против всех, кто был ему дорог, считая, что узы величия согреют его сердце лучше уз любви или дружбы. Он знал, что никто не победит, и они это знали. Но он хотел, чтобы его помнили, и создал энергию, которую затем поместил в этот предмет. И мой праотец помогал ему, не зная, что их общее детище принесет столько бед.
Это маска темного Воина, Фрэйа. Великая и опасная, она хранится здесь потому, что горы из звездного камня — лучшее место для защиты от алчности. Но я знаю, что рано или поздно люди отыщут это место. Простые или подобные вам добрые бродяги, хотя скорее всего те, кто унаследовал иной путь. Путь разрушения.
Ты разбудила меня, Фрэйа. Соединила буквы и слова с точностью и искренним чувством. Слова имеют удивительную силу, особенно если верить в них. Слова — это ключ. Я — замок. И бояться нужно как раз того, кто сумеет взломать его вопреки затейливой защите.
У меня была семья, Фрэйа. Когда-то я ходил по этой земле и был счастлив. Теперь моя семья далеко, но они живы. И я пока ещё жив, но иначе, чем живут среди света. И это важно, ибо жизнь нужно ценить независимо от того, полна ли она горестей или окрашена в яркие цвета радости.
Не говори о нашей встрече кому ни попадя. Расскажи лишь тем, кому всецело доверяешь. Через несколько лет мое время истечет, и тогда ты должна будешь решить, что делать с этим местом.
— Почему я? Почему ты поверил первой встречной? — изумилась я.
— Потому что читаю в твоих глазах чувства, похожие на те, что когда-то испытывал сам. Я хорошо умею читать по лицам.
Я вздрогнула. Что?.. Голос, даже интонации…
— Что я должна буду делать? — я сжала пальцы и задала ещё один, страшный вопрос: — Занять твое место?
— Нет, — мягко улыбнулся он. — Такую жертву ты приносить не должна. Маску придется переправить в другое, более надежное место. Возможно, в какой-нибудь изначальный мир. Например, на твою родную планету. Понимаю, я прошу слишком многого, но если её не сокрыть, не перепрятать, до неё обязательно доберутся потомки нашего прежнего товарища. А если она окажется в их руках, шансы что-либо изменить очень малы.
О каком изменении шла речь? Я понимала, что провалилась в судьбу по самую макушку и должна плыть по течению, а потому кивнула:
— Хорошо. Я сделаю это, Ярослав. Вот только не поставит ли это под удар мой мир?
Он невесело улыбнулся.
— Ты умница. Это важный вопрос. Да, твой мир будет под угрозой. Но если это изначальный мир, у него хватит сил выстоять. К тому же принимать или нет столь мощный темный предмет — всегда решает не человек, а его родина. Ни один мир не задуман трусливым и полным ненависти, каждая планета изначально отважна и добра. А вот что станет с ней дальше — это решают люди и иные существа. Однако бывает и так, что реальность принимает решение самостоятельно.
— Можно я ещё спрошу? — спросила я, жадно поглощая информацию. — Я слышала от своего Хранителя про Цикл, теперь ты говоришь о Цикле. Что это?
— Единица измерения жизни Промежутка.
— Промежуток может умереть?
— Да, но не так, как умирает человек. Он не начинает заново, рождаясь подобно младенцу, не проходит все ступени развития. Он гаснет, превращаясь на крошечное мгновение в первозданную пустоту, а затем возвращается к себе прежнему и закрывается, чтобы очиститься от зла и вернуть баланс, не навредив странникам, что посещают его пределы. Откроется ли он снова, зависит от бродяг. Промежуток заполняется нашими жизнями. Если человек ведет себя достойно, не разрушая гармонию Вселенной — Промежуток растет и расширяется, заполняясь благостными чувствами. Если человек уничтожает поток баланса — Промежуток сжимается. Ритм сжатия и расширения — это стук сердца Промежутка.
— Значит, всегда будут те, кто намеренно разрушает миры ненавистью? Ведь чтобы стучать, Промежутку нужно и хорошее, и плохое.
— Не всегда, — ответил мужчина. — Мне было дано знание, что ритм Промежутка способен изменяться. Если он научится создавать, как это умеют люди, он создаст новое сердце, и оно будет стучать иначе. У каждого мира есть сердце, а Промежуток — это тоже мир. Он — колыбель всех реальностей, средоточие времени. Время тоже способно стучать быстрее и медленнее. — Он внимательно поглядел на меня. — Мое стучит всё спокойней. Я помог тебе разобраться, Фрэйа? Ты узнала всё самое важное?
— Да, хотя и жажду задать ещё уйму вопросов… Тебе пора?
Он слишком знакомо усмехнулся.
— Алеард!.. — вырвалось у меня.
На его лице всего на мгновение появилось растерянное, полное удивления и надежды выражение. Однако он почему-то ничего не сказал, хотя я и не сомневалась, что, поставь их рядом, они бы выглядели как отец и сын…
— Через несколько лет я растворюсь, и, прошу, не приходи раньше, чем когда тебе исполнится тридцать, — произнес он, пристально глядя мне в глаза.
— Но почему? Мы не должны больше видеться?
— Не могу сказать, почему, но мы увидимся.
Я вздохнула.
— Всё это так странно. Я чувствую себя потерянной.
Мужчина вынул меч, и алтарь медленно опустился внутрь, забирая с собой страшную маску.
— Так и есть, ведь пустота — это я, — и Ярослав улыбнулся, вставая точно на то место, где стоял прежде. — Обязательно расскажи обо всем Алеарду и приходите с ним вместе.
— Что?..
Он снова улыбнулся — теплой и печальной улыбкой.
— Я не смею сказать больше сейчас, но разговор не окончен. До свидания, Фрэйа.
— До свидания… — пролепетала я.
Да так и осталась стоять с открытым ртом. Когда тело его перестало полыхать, буквы на парящем во мраке плато все ещё горели. А потом откуда-то сверху донесся грохот, и через несколько минут к моим ногам опустилась лестница с почти гладкими, едва выступающими ступенями. Значит, вот как я здесь оказалась, просто скатилась вниз…
Я посмотрела на Ярослава в последний раз. Он оставил после себя больше вопросов, нежели ответов, и это было правильно. Однако самой важной обретенной истиной казалась печаль, что крылась в глубине его удивительных изумрудных глаз.
Я плутала по пещере, то проваливаясь по пояс в воду, то едва не застревая в узких проходах. Когда уставала звать ребят, просто останавливалась и отдыхала, а затем снова начинала кричать.
Кем был Ярослав? Предком Алеарда? Его прадедом, может быть? Но ведь он сказал, что родился здесь, на Аргоне, а Алеард — на Земле. И всё-таки они были так похожи внутренне и внешне, что я сломала голову, пытаясь решить эту загадку.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |