— Как любовь, — сказал Эван.
— Да, — кивнула я. — Ненависть, злоба, зависть, ревность, жестокость должны быть уравновешены в человеке любовью, спокойствием, самодостаточностью, доверием, нежностью. Нам делать выбор. Мы можем контролировать свои чувства. Никто не говорит, что злобы и ярости не должно быть в принципе. Если бы их не было — не было бы и нас. Мы, люди, объединяем в себе плохое и хорошее. Найти гармонию сложно. Чаша весов подвижна, шаг в сторону — и мы поддаемся саморазрушению, шаг в другую — и мы так добры, что не можем сказать «нет».
— Я поражаюсь, как мы похожи друг на друга! — воскликнул Ойло. — Троги и земляне! Кстати, каша готова. Еще немного, и она начнет подгорать, а я ненавижу горелую кашу. Я ненавижу ее почти также сильно, как ходить на корабле. Хотя нет, последнее куда хуже горелой каши. Так, дайте мне, я сделаю! — сказал парень, осторожно снимая котел с костра. — Ого, вкуснота! Соскучился я по каше! — и он начал раскладывать ее по деревянным мискам.
— Ну, прошу к столу, девы, воины и прочие, кого не видно! — весело сказал он. — Давайте хлебнем за то, что одна голова — это хорошо, а четыре — кладезь мудрости.
И мы хлебнули холодной родниковой воды, вкусной и сладкой, потом хлебнули еще, и принялись уплетать лакомую рассыпчатую кашу, которую Ойло называл солнечной по цвету крупы.
Я никогда не забуду эти дни. Километр за километром мы ехали вглубь прекрасной, но такой непостоянной земли. И всегда, в холодные ветреные ночи или ясные погожие дни, светило ли солнце или белая луна — я думала об Алеарде. Каждое мгновение врезалось в память с мыслями о нем. Елки, покрытые ворохом прозрачных капель в свете уходящего солнца; колеблемые ветром шелковые травы, доходящие до колен коням, серебряные ночью и золотые днем,; огромные радуги, рожденные в грозовом небе прожекторами розовых рассветных лучей; замшелые леса с великанами-деревьями, полными могущества и силы, и звериные тропки, пахнущие тайной; ветви над головой, похожие на руки, и тени, бегущие по своим делам светлой летней ночью; синие птицы, танцующие в ветвях и веселое фырканье лошадей над ухом поутру… Всё было им. Теперь я не цеплялась за воспоминания, я создавала новые. Я думала: Алеард рядом и видит этот мир вместе со мной, мы разделяем чувства и сны, вот только коснуться друг друга не можем…
Ойло рассказывал о своей семье, о погибшем брате. Он верил, что душа брата осталась с ним, проросла в теле вторым сердцем, как он выражался. Эван учил Руту ходить на руках и делать колесо, кувыркаться через плечо. Выяснилось, что Ойло умеет играть на губной гармошке, и мы стали устраивать «веселые» вечера. Трога иногда сменял Эван, который здорово насвистывал мелодии любой сложности. Мы водили хороводы, прыгали с обрывов в воду, гонялись друг за другом по теплым отмелям, кидаясь комками грязи, и хохотали от души. Мы строили замки из песка и делали ожерелья из засохших ракушек. Мы давали названия звездам и рассказывали по ночам сказки. Я чувствовала себя почти счастливой, и знала тогда — я там, где должна быть. И Алеард был со мной.
Много интересных мест попадалось нам по дороге. Встречались заброшенные города, которые запросто могли заселить призраки. И рощи прекрасных раскидистых деревьев, каждое из которых словно дышало вместе с ветром. А под ними цвели крупные бутоны, не боящиеся тени. Ни корней, ни травы было не видать под благоухающим голубым ковром… Мы продвигались через эти рощи осторожно, ведя коней в поводу, боясь тронуть цветы. К счастью, были там узкие тропки, и голубые красавицы не погибали под нашими ногами.
Ойло продолжал меняться, и теперь это были заметные перемены. Прежде весёлый, он таковым и оставался, но весёлость готовилась переродиться во что-то иное. Обычно такие процессы происходят либо за дни, либо за годы. Я не могла понять, куда свернул Ойло, какую новую тропу он избрал. Но это точно был правильный путь. Путь к счастью, пусть и нелегкому.
А ещё мне нравилось наблюдать за Эваном и Рутой. Конечно, им некуда было деться от острого языка Ойло, но я с удивлением заметила, что Рута стала отвечать на его шутки. Она по-прежнему ужасно смущалась и краснела, но зато не опускала глаза и не заикалась.
Когда близкий тебе человек узнаёт любовь, ты со скупой радостью следишь за тем, как она преображает его. Эван, прежде сорвиголова и шалопай, стал серьёзнее, рассудительнее и строже с собой. Он всё также шутил, острил и заразительно хохотал — когда над собой, но чаще над кем-нибудь из нас, — но при этом светился особенным притягательным светом. Тем самым, который исходит от обретшего главное человека.
Рута тоже светилась, и становилась с каждым днём всё краше. Счастье баловало нас.
В один из дней, когда мы ехали неспешным шагом и играли в слова, впереди показался белый караван. Белые кони, белые люди в белых одеяниях, правда, с чёрными всё-таки волосами. Ойло поморщился.
— Этого только не хватало.
— А что? — спросил Эван.
— Это служители Безликого. Сейчас попадём под проповедь. Уж вы мне поверьте, назовут и «язычниками», и «греховными отродями», и «богохульниками». Прибавим шагу.
Я тронула кобылу пяткой, и мы попытались побыстрее миновать белую плывущую толпу.
— Эй, трог! — обратился один из мужчин к Ойло. — Куда это вы собрались?
— Туда, — коротко ответил Ойло.
— Туда вам нельзя. Там дом великого Бога.
— Раньше не было, — хмуро отозвался парень.
— Теперь есть, — резко ответил мужчина. — Езжайте обратно.
— Обратно мы не поедем, — спокойно ответил Ойло. — Минуем ваш божественный дом по другую строну.
— Территория вокруг дома подвластна лишь жрецам Безликого! — угрожающе сказал мужик. — Сказал вам добром: поворачивайте!
— И до каких же мест простирается эта территория? — спросил Эван.
— До самых Палёных гор вся земля принадлежит богу.
— Отличненько! — улыбнулся брат. — Тогда мы переберёмся по небу.
— Язычник! — немедленно долетело в ответ, и я, кусая губы, чтобы не рассмеяться, оглянулась на Ойло. Он кивнул мне.
— Мы верим иначе, вот и всё, — сказал Эван. — Вы запрещаете нам верить?
— Никто не запретит верить, но есть единственно правильная вера. Почитай истинного Бога, а не его ложных двойников! Блюди заповеди, будь послушен и верен своим хранителям!
— То есть вам? А как отличить ложных от истинных? — поинтересовался Эван.
— Богохульник! — возмутился ещё один жрец. — Тебе ли рассказывать это? Ты, пришедший с чёрных земель, так и останешься в неведении.
— Какое счастье! — и Эван облёгченно вытер лоб рукой. — Ребята, мы поедем. Ну, дабы не осквернять своим присутствием ваши светлые мысли.
Я не успела понять, что случилось: рядом с одним из жрецов, прямо возле ног, ударила стрела.
— Спокойно и медленно, — приказал Ойло.
Я посмотрела на трога и с изумлением увидела в его руках маленький чёрный лук. Когда и, главное, откуда он успел его выхватить, для меня было загадкой. А потом я поняла, зачем он пустил стрелу. Один из жрецов прятал в складках плаща кинжал, и теперь медленно опускал его наземь. В кого из нас он собирался его метнуть?
— А теперь, богоподобные мои, мы отправимся дальше, — сказал Ойло. — Если ещё хоть один попробует так пошутить — пристрелю. Скажете хоть слово — пристрелю. Если поняли — разворачивайтесь и идите куда шли.
И жрецы пошли. Неохотно, давясь злобой. Мы провожали их взглядами долго, очень долго.
— Мотаем, — кивнул нам Ойло, когда они были уже на безопасном расстоянии.
— Тебя дедушка стрелять учил? — спросила я через час с небольшим, когда мы были уже далеко от мрачной процессии.
— Ага, он самый, — улыбнулся Ойло.
— А эти всегда такие? — кивнул в сторону ушедших Эван.
— Эти смирные. Поговорили, прежде чем за оружие хвататься.
— Дом Безликого? — спросила я.
— Там раньше было озеро и рощи диких яблонь. Красота, ребят, почти невозможная. Не хочу знать, что сделали с этим местом правоверные.
— Ловко ты их, — сказал Эван.
— С ними иначе никак. Прозеваешь — станешь рабом и калекой одновременно. Меня так уже пытались сцапать.
— И как же ты?.. — взволнованным шепотом спросила Рута.
— Получил по шее, принял парочку стрел… — вздохнул Ойло. — И удрал. Конь хороший был, его Моргун звали. Знаете, скоро дойдёт до того, что трогов обвинят в служении демону Макуше и заставят покаяться, добровольно спрыгнув в пропасть.
— Что за Макуша такая? — поднял брови Эван.
— Это Бог лжи, предательства и смерти, — вдруг ответила ему Рута. — Те люди, которые меня похитили, поклонялись Макуше.
— Аргонцы! — хмыкнул Ойло. — Бочку на трогов катят, а сами!..
— Именно так, — кивнула Рута. — Они приносили ему в жертву лесных животных, и убивали их всегда очень жестоко. Я закрывала глаза, но слышала их крики…
Она выдохнула и зажмурилась, и Эван обнял её, прижимая к груди.
— Словно в стену врезались, — сказал он. — Эта религия их погубит.
— Нужно снова прибавить ходу, ребят. Лучше скакать до вечера. Я знаю жрецов — они могут отправить по нашему следу законников… А мы и так в бегах, не хватало от двух отрядов удирать.
— Рано или поздно они нас догонят, — сказал Эван.
— Только не на Трогии. Туда они не полезут. Успеем — будем в безопасности на мертвой земле. Аргонцы думают, что, едва её коснувшись, теряешь душу. Мда… И не убедишь их в том, что мы едины. Да я и сам не рад этому единству.
Мы замолчали. Что ещё добавишь? Ойло был прав во всём.
Мы скакали до вечера, по дуге объезжая от греха подальше дом Безликого. Потом перешли на рысь и рысили всю ночь. Кони хорошо справлялись, но после такой перебежки им нужен был длительный отдых. Ойло вёл нас самыми затейливыми путями, мы дважды переправлялись через реки и петляли холмами, спускались в ущелья и пересекли густой колючий лес.
— Вряд ли хороших ищеек запутаем, но попробовать стоит, — сказал он. Я сразу подумала про Маира и про то, как мы «скрылись» от преследования.
Когда, наконец, был устроен привал, мы с Рутой тут же растянулись на одеялах и задрыхли.
И снова тревожный, непонятный сон. Некто гонится за мной, и я не хочу различать его в сумерках. Он громко и хрипло дышит, а у меня есть только один шанс убежать. Этот некто — уже не человек. Мне тяжело бежать, ему легко преследовать. Я знаю, что он хочет сделать, но чувствую страх издалека, потому что понимаю — он меня догонит. У меня есть оружие, но оно не поможет. Никто и ничто меня не спасёт сейчас. «Сейчас» — это слово крутится в уме, и постепенно я ни о чём более, кроме как о «сейчас», думать не могу. Сейчас он вцепился зубами мне в ногу. Сейчас мне больно. Сейчас я потеряю сознание…
А потом сразу другой сон. Светлый берег реки, и я это снова я. И «сейчас» вновь рядом. Только на сей раз оно прекрасно… Ни лиц, ни слов, ни осязаний. Чувства.
Я проснулась на закате. Ойло сидел возле меня и улыбался.
— Соня! — сказал он ласково.
— Ой, а сколько я?.. Прости, пожалуйста! Ты, наверное, очень спать хочешь?
— Не, я могу долго не спать, не переживай. Это у меня после корабля такая привычка. Я либо сплю, либо не сплю.
— А где ребята?
— Они гуляют, — тихо сообщил мне Ойло и смешно повёл бровями вверх-вниз.
Я рассмеялась и вылезла из-под одеяла.
— Я бы тоже не отказалась.
— Найдёшь своего Алеарда — нагуляешься, — подмигнул мне Ойло. — Может, и босыми ногами по травам Трогии вместе пройдёмся. Хотя… — Он поправил волосы, которые постоянно лезли ему в глаза. — У меня сомнений на сей счет больше, чем когда я мотался на куске корабля посреди океана…
— Что? — переспросила я.
— Есть такое место, ближе к нашему полуострову, называется море Демонов. Жутко там, из воды скалы вылезают, словно живые. Зазеваешься —кранты судну. Даже умелые мореплаватели обычно стороной обходят. А капитан упрямый попался. Я его предупреждал: не суйся! Но он же истинный аргонец. «Безликий с нами!», ага. Корабль развалился на кусочки, народ посыпался в воду требухой… Плохо помню, как уцепился за какую-то доску. Ну и мотался три дня по воде. Так вот тогда у меня было меньше сомнений в том, что я выживу, чем сейчас в том, что прежнюю Трогию можно найти. Это как хороший сон: хочешь, чтобы сбылся, да только вероятность этого…
— А я всё-таки думаю, что Трогию мы найдём. Вместе.
Ойло улыбнулся, подвинулся поближе и протянул мне руку. Я крепко сжала его ладонь.
— Верить в хорошее трудно, когда знаешь только плохое, — сказала я.
— Ты росла в семье, Фрэйа? У тебя есть братья или сёстры? Помимо Эвана, конечно.
— Сестра. Вредина. Мы с ней не ладим.
Ойло рассмеялся.
— Мы с братом цеплялись друг за друга до последнего. Он меня спас. Когда случилась та битва, он просто ударил меня по башке, чтобы отрубить… Потому что я, конечно, рвался в бой со всеми, но и погиб бы со всеми. Я очнулся злой, а потом, когда узнал, что он погиб, хотел догнать отряд аргонцев и перестрелять столько этих гадов, сколько смогу… Ненависть — не выход, — сказал мне дед. Иди, если хочешь, не стану тебя держать силой, — ещё сказал он. Я не мог его бросить, он к тому времени уже болел, ходил с трудом. И я задавил эту ненависть, Фрэйа. А теперь на её место пришла мечта. И это большая разница: быть заполненным ненавистью или мечтой.
— Согласна. Только я-то себя продолжаю ненавидеть за бессилие.
— Переставай! — и он пихнул меня плечом. — Думаешь, Алеарду понравится встретить сердитую, презирающую себя ворчуку?
Я рассмеялась.
— Просто Маир там, на Атории, совсем один.
— Маир там на Атории не пропадёт, — серьёзно ответил Ойло. — Успеешь ещё помочь ему.
Из-за дерева появились Эван с Рутой. Они держались за руки.
— А, привет влюблённым! — широко улыбнулся трог.
Рута покраснела.
— Привет! — ответил Эван, присаживаясь напротив нас и усаживая девушку на свой плащ. — Там в стороне, за пригорком, ягоды вкусные растут. Мы набрали вам, но, простите, съели всё по дороге…
— Мы вас прощаем, — рассмеялся Ойло.
В эту ночь дежурили мы с Рутой. Она рассказывала мне о маме. Разговор как-то плавно перешел в обсуждение иных миров, а потом и жизни на Земле.
— Мне Эван сказал, что у него много братьев. Как хорошо, когда ты не одинок! Вы нашли меня, и я нашла вас в своем сердце. Спасибо тебе, Фрэйа.
— И тебе спасибо, — отозвалась я.
— За что? — удивилась девушка.
— За Эвана, конечно, — улыбнулась я, и Рута тихо и счастливо рассмеялась.
— Внутри меня происходит что-то теплое… Такое, что может подтолкнуть уставшую жизнь или вернуть её, когда уже нет надежды. Но я ощутила это, только встретив вас.
— Возможно, это твой дар. Тот, который ты обретешь, коснувшись Промежутка. Или который обрела от рождения, но раскрываться он начал лишь сейчас.
— Да, возможно. Я рада, что он встрепенулся. Возможно, им я смогу помочь вам, сделать что-то хорошее…
— Уже хорошо, что мы вместе, — сказала я.
Рута кивнула и осторожно прижалась к моему плечу.
— Как звезды на небе, — сказала она. — Они тоже всегда вместе.
Ребята ушли за водой к ручью. Мы были недалеко от одного «мусорного» города, как называл его Ойло, и не планировали туда заезжать. Лес кормил нас.
До Трогии оставалось три дня пути.
Мы с Рутой собирали постели. Я успела подумать, как много нужно времени, чтобы сходить за водой, как вдруг кони насторожились. И тут же издалека долетели голоса ребят. Я расслышала достаточно, чтобы понять: на них напали, но не успела ничего предпринять. Из-за деревьев выскочило четверо дебелых мужиков; один из них схватил Руту, и она вцепилась ему в руку зубами, другой прыгнул ко мне, кровожадно ухмыляясь, но я крутанулась, разворачиваясь на пятках — и он рухнул пузом в костер… Двое продолжали сражаться с отчаянно бьющейся Рутой, и пока неудачливый тушил на себе рубаху, самый громадный, выругавшись, пошел на меня. И я ощутила страх, потому что мои увертки пригодны были только как нежданная защита от неопытного человека. Но этот мужик не шутки шутить пришел. И он был уверен, что очень скоро схватит меня.
Однако наука Айвора как всегда спасла меня от незавидной участи. Конечно, нападавший был куда более опытен и силен, но я была права. Я рванулась в сторону, делая безумный кувырок, и схватила свой меч. Моя выходка развеселила мужика. Он быстро шагнул ко мне, уворачиваясь от неумелого удара, и почти сцапал за запястье. Он не учел того, что я не была бессильной размазней, могущей только сопли пускать и молить о пощаде. Я достала его по руке не мечом, кинжалом, выхваченным из-за пояса, и достала сильно — кровь полилась на землю. От неожиданности он разжал клешни, и я отскочила.
Руту уже тащили прочь, и она извивалась, как змея. Сбоку начал заходить второй, с обожженным животом. Я подпрыгнула, хватаясь за сук, и быстро залезла на дерево. Я должна была увериться, что Эван и Ойло живы.
Они сражались с десятком вооруженных головорезов. У Эвана в руках была коряга внушительного размера, у Ойло — наш походный котелок. Он со звоном опускал его на головы нападающих, которые подходили слишком близко, и в другое время это, наверное, насмешило бы меня… Я собралась с силами, глубоко вдохнула — и спрыгнула вниз. И тут же что-то холодное и тяжелое скользнуло по ноге, и боль затуманила рассудок. Я не хотела звать Промежуток, но что-то странное случилось несмотря на мою волю. Меня кружило и ломало между светом и тьмой, мимо проносились головы и другие части тел, потом все стало медленно погружаться в густую клейкую массу. Она дошла мне до рта, тронула макушку, и, словно кувшин, меня заткнуло пробкой. Я увидела камни и море, и песок съедал глаза. Что-то стукнуло меня по голове, выжало и скрутило, как половую тряпку, и я ощутила, что лежу на земле.
Была уже ночь, я находилась на том самом месте, где была прежде наша стоянка. На бедре зияла рваная кровоточащая рана, но больно не было. Я приподнялась и поползла на карачках к реке. Мой брошенный рюкзак был выпотрошен до дна, а меч вместе с ножнами висел высоко на дереве. Почему-то никто из нападавших не попытался его достать.
Минут через пятнадцать мне удалось кубарем скатиться по песчаному склону к реке. Подол пропитался кровью, но мне было все равно.
— Эван! Рута! Ойло-о-о! — позвала я, срывая голос.
— Фрэйа, — донеслось из камыша тихое, — я здесь…
Это был Ойло. Он не мог двинуться с места. Битва продолжалась, пока у нападавших не кончились стрелы. От какой-то незначительной части трог увернулся, остальные… Я подползла, прижалась губами к его окровавленной щеке.
— Ойло! — выдавила я, глотая горячие слезы.
— Они их забрали… Руту и Эвана… Он был жив тогда… Они выстрелили в него сонной стрелой… — трудно произнес парень. — Я… сколько мог… трудно дышать! — Он закашлялся. — Помоги мне сесть, Фрэйа.
Я подняла его, прижимая к себе.
— Видишь вот, как всё обернулось! — И он раскрыл руки, из-под которых сразу хлынула густая клейкая кровь. Самая безжалостная стрела торчала как раз в том месте, где полагалось быть сердцу… Я поспешно, кое-как зажала рану ладонями, но это не помогло. Удивительно, что Ойло был всё ещё жив…
— Ойло! Боже мой! Подожди, потерпи еще чуть-чуть! — сказала я, не в силах подавить рыдания. — Кто-нибудь! По-мо-гите! — заорала я. — Э-э-эй, слышите меня?! Все, кто в разных мирах! Бури, я знаю, ты слышишь! Черт возьми, кто-нибудь, сюда!!!
— Фрэйа, — улыбнулся Ойло невесело. — Не кричи, не трать силы. Не стоит оно того. Разве я не заслужил это? Я плохой человек…
— Заткнись! — яростно сказала я. — Замолчи ты, бога ради! Что ты мелешь такое, глупый?! Ты мне как брат! — слезы мешали глядеть, и говорить было трудно. — Нельзя тебе умирать, нельзя! Я тебе не разрешаю!
— Ха! — выдохнул Ойло. — Даже так… Как брат! — я видела, что глаза его медленно застывают, смотрят сквозь меня, и он уходит, ускользает прямо из моих рук…
Собрав всю свою силу, всё, что было во мне тогда: ярость, отчаяние и боль, надежду и горечь, злость, решительность и упрямство — я сжалась до размера пуговицы, вспыхнула, сгорая от напряжения, обхватила парня руками и позвала Промежуток. В голове отчетливо зазвенело, Ойло прикрыл веки, будто спасаясь от яркого света. Пронеслось мимо дерево, еще одно, и меня чуть не стукнуло по голове веткой. Откуда-то сверху упала огромная птица и, не рассчитав, чиркнула меня по шее когтями. Меня мотнуло, отдирая от Ойло, но я клещом вцепилась в него… и мы бухнулись на знакомый белый песок.
Я огляделась и увидела, что камни столпились вокруг нас. Промежуток пустил меня и не оттолкнул его. И Ойло был жив.
Я утирала бегущие по щекам слезы, глотала их, соленые, и не могла остановиться. Ойло тихо и спокойно дышал. Кажется, он заснул. Я решилась отпустить его только минут через десять. Уложила на песок, раскрыла на нем рубашку — кровь из ран больше не сочилась, но я откуда-то знала, что так действует сам Промежуток, в котором время стоит. Стоит мне переместиться назад — и парень умрет от потери крови. Мы нуждались в помощи.
Я долго раздумывала, как мне позвать кого-нибудь. Меня знобило, руки тряслись, сознание меркло. В голове было пусто. Я подумала про Леонида. Я плохо знала его, и, если так посудить, уж если я и Алеарда не могла позвать, с какой стати на мой зов придет человек, с которым мы едва знакомы?
Я перебрала в голове имена и людей, и поняла, что ничего не выйдет. Никто не отзовётся. Промежуток не пустит их ко мне. Почему? На этот вопрос едва ли стоило требовать ответа. И тут мне пришла в голову сумасшедшая идея: если я не могу позвать ребят сюда, почему бы не перебросить Ойло к ним? Поговорить с камнями, узнать, кто где находится и отправить парня в другой мир. К тому же Леониду! Это было вряд ли выполнимо, но попробовать стоило. Я поднялась и пошла по берегу, опираясь на камни. Мне было тяжело идти, нога не слушалась. Камни молчали. Я гладила их, просила ответить, и с удивлением услышала Еву, Санаду и Раду с Николаем. Они не могли помочь мне, даже ценой огромных усилий я бы не протиснула Ойло к ним. И тут один из камней переместился в мою сторону из толпы собратьев, и от него шло такое нежное и сильное тепло, что я невольно шагнула навстречу, снова почувствовав в глазах дрожащие слезы… В этом мире находился Алеард. Я прижалась к камню, прося его впустить нас, но места там было только на одного. Этот камень оказался упрямым и привередливым. Он пыхтел и возмущался, и я напугалась совсем закрыть его. Решение было только одно. Самое правильное.
Я долго перла Ойло по песку. Он был несказанно тяжелым, и я чуть не надорвалась. Когда мы, наконец, дотащились до камня, парень внезапно проснулся.
— Фрэйа, ты? Чего это такое? Где это мы? — спросил он, с трудом продирая залитые кровью глаза. — Что со мной?
— Ойло! — я крепко обняла его. — Ойло, милый, мы в Промежутке! Время здесь замерло, и поэтому ты жив. Сейчас я постараюсь перебросить тебя к своему другу, и он поможет. Он тебя вылечит, я уверена в этом, но я не смогу пойти с тобой.
— К другу? В Промежутке? — он огляделся, поднял брови. — Ох, храни меня Пламя, это правда! — И парень коснулся своей раны. — Чудеса, да и только…
Ему пришлось опустить голову мне на плечо, он совершенно обессилел. Возможно, Промежуток закупоривал раны и дарил бесценные мгновения, но силы он не возвращал.
— Ты веришь мне?
— Я тебе верю, сестра. Что передать твоему другу?
— Скажи, что я думаю о нем и помню его.
— Ого, Фрэйа, — тихо произнес парень, — так ты меня к своему капитану закидывать собралась?..
— Да. А теперь, прошу тебя, лежи тихо. Я понятия не имею, что может произойти, если ты меня отвлечешь.
— Мы еще встретимся?
— Да, Ойло. Встретимся. Главное, чтобы ты жил.
— Главное, чтобы твой Алеард нашел тебя…
Я смогла ему улыбнуться. Зажмурилась, сжимая кулаки, потом расслабилась — и камень раскрылся, впустил Ойло, меня же отшвырнуло прочь с такой силой, что я лишилась чувств. В тот самый момент я забыла Ойло Рэда и Руту Гоц, забыла, словно их никогда не было в моей жизни. И мир, который был мной так трепетно принят в сердце, спрятался в глубинах памяти, в тех самых ее закоулках, куда можно проникнуть только спустя время.
Глава 8. Арва-Пьяла
Меня встретили старые-престарые деревянные хибары, полуразвалившиеся и замшелые. Деревья выросли прямо внутри них и расперли стволами хлипкие стены. Молчаливый и упорный, лес всё дальше заступал в этот странный город. Я никогда не видела такого количества маленьких домов. Казалось, им нет конца и края. Кто мог жить здесь?
Хотелось подумать вдали от всего, что могло мысли помешать. Я ощущала внутри болезненную пустоту, как будто случилось что-то судьбоносное. Я напрягала память, но она не поддавалась. Мне не хотелось ни есть, ни спать, к тому же странная рана на ноге чесалась и периодически кровоточила. Откуда она появилась? Поранилась ли я сама или кто-то ранил меня? Пустота владела моим сердцем, и оно согревалось только мыслями об Алеарде.
Всё пришло в норму, когда я решительно двинулась дальше. Этот мир больше других походил на сон. Сколько их уже было, этих миров? Я шла к намеченной цели отнюдь не кратчайшим путем, и шорох оттаявших мыслей не мог вынудить меня обернуться. Я знала, что если очень постараюсь, то найду Алеарда, но за свою несдержанность и упрямство мне придется заплатить.
Я часто думала о Маире и заставляла себя верить в то, что смогу помочь ему. Трудно было не метаться и не представлять плохого, ведь прошло столько времени.
Тихие это были места. В оконных проемах стояли треснутые глиняные горшки со следами ярких прежде узоров на боках, и в них таинственно и печально спали мертвым сном засохшие цветы. Дорожки меж домов, некогда просторные и веселые, поросли травой, и трава была как пыль. Деревья тоже были серыми, и листва на них пожелтела. Я заметила, что чем дальше ухожу, чем более засохшим, прозрачным становится мир. В самом начале лес и трава были зелеными.
К исходу дня я вышла к берегу реки. Вода в ней была серой, и она стояла. Ни малейшего намека на течение. Я не увидела ни волн, ни мелкой ряби. Вода спала. Спало небо, спали деревья, спали дома. Если за холмом, откуда я пришла, жизнь еще боролась, то здесь все давно смирилось со своей участью. Я чувствовала странное оцепенение, стоя возле воды. Мной не овладела усталость — и с чего бы? Я не испытывала ни голода, ни жажды. Я хотела остаться здесь. Навсегда. Не знать ни печали, ни радости, и спать вместе с окружающим миром. Просто спать и не видеть снов.
Резкий окрик, прозвучавший в сознании, заставил встрепенуться. Настойчиво и требовательно меня звал знакомый голос, и я решила, что это Бури. Сознание противилось движению, но голос звучал неприятно громко. Он ругался на меня незлобиво, заставлял поторопиться. Я вздохнула, лениво прикрыла глаза и позвала Промежуток. Прошло несколько секунд, потом минута. Ничего себе! Я по-прежнему стояла на берегу, но тишина уже не казалась прекрасной. Она была зловещей и тревожной. Тишина поняла, что ей не удалось меня сцапать, и хотела отомстить. В лесу затрещало, кто-то быстро шел ко мне, раздвигая ветви. Это было очень кстати — испугаться, потому что я вернула себе чувства и провалилась во тьму прежде, чем увидела идущее ко мне нечто.
Я позволила Промежутку выкинуть меня на его усмотрение в первый попавшийся мир. Хотелось забыться крепким сном и проснуться, когда все будет хорошо. Это было незнакомое, гадкое ощущение. Не физическая усталость, что-то гораздо серьезней и непреодолимей.
Я материализовалась прямо в городе, хорошо, что не на самой улице, а в переулке, и шлепнулась на мусорную кучу. Пахло оттуда так, что у меня слезы из глаз потекли. Сверху, прямо мне на голову, упал рюкзак. Я поспешно вскочила, отряхивая руки и одежду. Платье было не узнать, проклятая рана чесалась.
Город шумел. Этот шум мне не понравился. Я вдохнула воздух и поняла, что меня сейчас вырвет. Никогда еще не дышала настолько отвратительным воздухом! Я прижала к носу найденный в кармане рюкзака платок и огляделась. Просто переулок — заваленный хламом, темный и вонючий. Я стала пробираться к выходу, туда, где мелькала яркая вывеска какого-то заведения.
Внезапно выросший из темноты человек едва не схватил меня. Хорошо, что я вовремя отскочила прочь.
— Давай деньги! Гони деньги, кому говорю! — рявкнул он.
— Деньги? — глупо переспросила я.
Далее прозвучало слово, которое не берусь повторить, потому что оно было сказано слишком громко и оттого невнятно. Незнакомца взбесила моя тупость, а более того спокойный голос.
— У меня нет денег, — сказала я. — Дать мне вам нечего. Простите, пожалуйста.
Но он уже ничего не понимал.
— Ах, ты!.. — и пошел на меня. Здоровенный, сбрендивший и злой. В его руке — я только заметила — сверкал нож. Я не решилась вступить в бой, надо мной еще властвовало оцепенение, а потому разбежалась, и, подпрыгнув, уцепилась за ближайшую лестницу. Подтянулась на руках и полезла наверх, не дожидаясь, пока он полезет за мной. Снизу донесся поток бранных слов.
Я залезла на крышу, и глазам предстало отталкивающее и завораживающее зрелище. Огромный светящий город из камня и металла. Всё пылало электричеством, шумело и гудело, торопилось, дергалось, крутилось… Машины, поезда, люди… За моей спиной было тихо, и я поняла, что мужик решил не преследовать меня. Или просто-напросто не смог залезть следом. Я подошла к краю крыши, поглядела вниз. Не так уж и высоко. Этаж десятый, наверное. Хотя те небоскребы вдали впечатляют, даже у нас на Земле подобного не строили. Внизу, на противоположной стороне дороги, горела небольшая синяя вывеска: «Сын Коры». Почему-то мне стало любопытно, что это за место такое.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |