С древнейших времен до конца XX века 18 страница

Многонациональная Кубань. В палитру народной культуры Кубани свои краски вносили представители национальных окраин Российской империи и иностранные колонисты. В селах Варваровка, Павловка, Кирилловка, Глебовка, Мефодиевка, Владимировка и в Георгиевских хуторах на Черноморском побере­жье проживали чехи. До настоящего времени сохранились дома, построенные первыми поколениями переселенцев: узкие (4 - 4,5 м) и длинные (10 - 15 м), обращенные к улице («в щит»). Хозяйственные постройки располагались под одной крышей с жилищем. Дом состоял из трех помещений: жилой комнаты, сеней-кухни, кладовой.

Мужской костюм причерноморских чехов состоял из широких брюк и рубахи, иногда вышитой крестом. Головным убором служила фуражка, а молодежь носи­ла шляпы с небольшими полями, украшенные лентой и букетом цветов. В женс­кий комплекс одежды входила нижняя рубаха - кошилэ, нижняя юбка - споднич- ка, прямое длинное платье с рукавами или длинная прямая юбка - сукнэ. После­дняя обычно шилась из мешковины или ткани темных тонов. Юбка подпоясыва­лась веревочкой. Костюм дополняли фланда - кружевная блузка - и фартучек. На плечах носили шабэк (платок), а на голове - чепчик. На праздник чехи надевали чевэки - тапочки из свиной крашеной кожи. В качестве рабочей обуви как мужчи­ны, так и женщины носили постолы (башмаки из кожи). Для традиционного сто­ла чехов были характерны вареные кнедлики, клецки со свининой и капустой, штерц (обжаренный картофель с луком, с добавлением масла, сахара и корицы), шторум (мелко нарезанные оладьи), тонинки (хлеб с чесноком), пончики, караваи. Среди календарных праздников почитался день Святого Миколаша. В этот день по дворам ходили ряженые «ангелы» и «черти». Приходя в дом, они слушали, как молятся дети. «Ангел» спрашивал о поведении детей и послушным дарил гостин­цы (конфеты, яблоки, орехи). «Черт» заходил в дом и ловил детей, которые не успели спрятаться, грозно спрашивал: «Будэш послухат?» Непослушным детям давал гнилую картошку, тащил их к печке или легонько ударял лозиной. Дети очень боялись черта и старались быть послушными, чтобы родители не рассказа­ли ему об их проделках. Доставалось от «черта», в которого часто рядились моло­дые парни, и девушкам. 25 декабря праздновали Ваноцэ - Рождество. По домам ходили колядовать, желали хозяевам благополучия, счастья и здоровья. 6 января отмечали День трех королей. Трое мужчин надевали белую женскую одежду и ходи­ли по домам, пели песню с пожеланием счастья в новом году. В руках у них была корзина, в которую складывали подарки. За неделю до «Большого» поста праздно­валась Масленица (Масопуст) - с поеданием блинов, сжиганием чучела и устрой­ством маскарада. Вслед за «Большим» постом отмечали Пасху. Троица считалась праздником молодых, в особенности девушек.

Большинство кубанских поляков были городскими жителями, служили офи­церами и чиновниками, занимались ремеслом и мелкой торговлей. Уже к концу XIX - началу XX в. почти половина потомков польских переселенцев в качестве родного языка приняли русский.

Быстро завоевали симпатии жителей Кубанской области и Черноморской гу­бернии исключительно трудолюбивые болгары, искусные огородники. До появле­ния болгар, по рассказам армавирских старожилов, кубанцы не имели представле­ния о таких овощах, как помидоры, баклажаны, сладкий перец, кабачки.

Кубанские немцы-колонисты по земельной принадлежности были преимуще­ственно баварцами и швабами. Проживала здесь и этноконфессиональная группа меннонитов. Меннониты говорили на особом языке - «платтдойче», который от­личается от немецких диалектов и близок голландскому языку. Следование дог­мам религиозного учения делало их общину замкнутой.

Немецкие колонии повсеместно достигали экономического благополучия и, как свидетельствуют источники, производили на современников «приятное впечатле­ние своим опрятным и веселящим видом». В большинстве своем немцы отлича­лись трудолюбием, умением рационально вести хозяйство; значительную прослойку среди них составляли ремесленники - мастера многих жизнеобеспечивающих про­фессий.

А вот как в 1877 г. современники рисовали культурный облик кубанских молда­ван: «Внешний вид их жилищ в жалкой беспорядочной обстановке... Верхнее пла­тье хачхо - мужицкое; отличие же их: мужчина надевает сверх широких до неимо­верности, как широкая женская юбка, шаровар длинную, за колено, рубаху, сверху, по пояс, частовыстеганную куртку, подпоясывается широким, толстым - из крас­ной преимущественно материи - поясом; женщины в платьях и кохтах, по совре­менному малороссийскому образцу... молдаване же умеют варить борщ, но исклю­чительно печеный хлеб заменяют мамалыгой, едят много».

О греках Молдаванской волости Темрюкского уезда этот же источник сооб­щал: «Грамотность в населении очень редкая... Пища в греках: из пшеничной и кукурузной муки пекут хлебы пресные и на скорую руку, заколотив муки и сейчас замесив, в печь - и готов, варят мясо преимущественно во вкусе не кислом, с многими травами, а в особенности лук, чеснок и спаржа, едят мало, много пьют чай... На мужчинах еще виднеются красные турецкие ефесии с повязкою, шарова­ры с большою мотнею до колен, в башмаках или преимущественно постолах, жен­щины же многие еще в шароварах... юбке с подпоясанною широким поясом та- лиею, как обыкновенно турчанки или татарки».

Своеобразную этническую группу Кубани составляли амшенские армяне, пере­селившиеся из пределов Турции. Амшены сохранили многие древние обычаи и обряды, давно исчезнувшие в самой Армении. В предновогоднюю ночь ряженые взбирались на плоские крыши домов и молча опускали в дымоход на веревке спе­циальный мешок, в который хозяева складывали подарки. На Пасху амшенские армяне жарили поросенка, а в рот ему вкладывали красное яйцо. Красной лентой повязывали и приготовленную курицу. Красный цвет символизировал животво­рящую силу. Игровыми моментами, песнями и танцами была наполнена амшенс- кая свадьба. На свадьбе совершался древний обряд чурбон, когда резали жертвен­ного петуха и его кровью мазали ноги. Волосы и ладони невесты красили хной.

Претерпевала изменения культура горских армян, или черкесо-гаев, главным занятием которых являлась посредническая торговля. В начале 70-х годов XIX в. очевидец писал, что у горских армян плетеные сакли заменяются прочными дома­ми с «европейским» очагом. Другой автор в конце XIX в. сообщал о быте армавир­ских армян: «Исчезло затворничество женщин, восточные костюмы сменились европейскими... чуть ли не все девушки коренного населения превратились в бары­шень, ибо самая последняя из них носит шляпку и платье по моде. Похищенье невест, с диким гиканьем по улице, стало сокращаться, а дикие свадебные обычаи, заключавшиеся в скачках верхом на лошади через плетень и в хлестании скачущих хворостинами, совсем исчезли».

Характерной чертой эстонских поселений на Черноморском побережье Кав­каза была национальная замкнутость. В декабре эстонцы отмечали Катри сан- дик (праздник Катерины) с обязательным ряжением в роскошные старинные костюмы, когда ритуальные посещения всех домов сопровождались песней. Че­рез десять дней отмечали праздник Мартина, обряжаясь в старое и рваное; при этом допускались разного рода бесчинства, шутки: подмена ночью коров, затас­кивание тачки на крышу. В этот день исполнялись обрядовые песни. На Рожде­ство эстонское селение обходил Юлу Ванамис - в шапке, с бородой из конопли, в шубе мехом наружу, в маске, с мешком подарков для послушных и пучком хворостин для непослушных детей. Характерными элементами бытовой культу­ры эстонцев, проживавших в Черноморской губернии, были курные руги, «саун» (бани), традиционные блюда. Своеобразные черты прослеживались в обрядах жизненного цикла. Так, когда жених привозил невесту домой, она дарила его отцу рукавицы, а матери - передник.

Несмотря на специфику различных этнических групп, сосуществование их на Кубани имело исторически обусловленный характер и потому не несло угрозы для их культур. Постепенно сложилось единое этнокультурное пространство. Истори­чески выработавшаяся оптимальная межэтническая дистанция, не препятствуя взаимодействию, в то же время обеспечивала целостность и воспроизводство тра­диционных культур, сохранение их самобытности.

§ 31. Художественная культура

Деятели русской культуры и Кубань. Во второй половине XIX в. Кубань про­должала оставаться краем, тесно связанным с творчеством замечательных рус­ских писателей.

В 1886 г. длительную поездку по Кубанской области и Черноморскому округу предпринял Глеб Иванович Успенский. Первая же встреча писателя с кубанцами развеяла его представления о крае как о регионе, который якобы не затронут «греховодником-капиталом» и в котором сохраняются патриархальные отноше­ния. Увидев, что жизненный процесс необратим, Успенский с большой страст­ностью рассказал об этом в циклах «Кой про что» и «Письма с дороги», являю­щихся не только путевыми заметками, но и философскими раздумьями о судь­бах народа. В один из воскресных дней на Сенном рынке Екатеринодара Глеба Успенского поразила картина «женского рынка». «Тысячная толпа этих рабынь» предлагала свои руки владельцам табачных плантаций. «Бедные деревенские дети, - с горечью отмечал писатель, - чисто по детской наивности, полагают, что нужно как можно лучше принарядиться, чтобы нашлись охотники купить этот товар; все они разоделись как «маков цвет», в лучших платьицах, в лучших пла­точках, точно собрались песни играть. Сколько детской наивности в этой толпе женской молодежи, не знакомой еще с ощущением тоски в труде, не подозреваю­щей, что эти «планташи» (местное название плантации) умертвят в них это тру­довое «веселье», которое они, дети деревни, трудовой жизни, привыкли не отде­лять от работы!» В очерке «Мирошник» (из цикла «Письма с дороги») Глеб Ус­пенский рассказал о красавице-казачке, «справляющейся с массой работ без ма­лейшего утомления». Писатель восхищался тем, что «хозяйство ее шло как-то удивительно стройно и рассчитанно», потому что «все хлопоты лежали» на этой трудолюбивой, энергичной и умной женщине. В то же время Успенский с болью поведал о том, к каким изломам судьбы приводит неравноправное положение иногородних на Кубани.

Поездка на Черноморское побережье Кавказа великому русскому писателю Антону Павловичу Чехову дала материал для произведения большого художествен­ного и социального звучания - повести «Дуэль». Встречи со многими людьми, знакомство с жизнью в Новороссийске брата Александра (тоже писателя), поезд­ки в Туапсе, Сочи, Новый Афон дали Чехову возможность с удивительной красоч­ностью нарисовать картины приморского городка, где живут его герои. Писатель

1 1 Закал 0119 со всей мощью своего таланта показал, как безволие, физическая и умственная лень интеллигенции делают ее жизнь пошлой и безнравственной.

С Черноморским побережьем были тесно связаны жизнь и творчество писате- ля-народника Владимира Галактионовича Короленко, развивавшего традиции рус­ской этнографической школы. Живя в Джанхоте, Геленджике и Новороссийске, писатель интенсивно работал над рассказами, очерками и воспоминаниями, руко­писью «Истории моего современника».

Традиция интереса к Кавказу была продолжена в творчестве одного из после­дних крупных представителей критического реализма в России Ивана Алексееви­ча Бунина. Во второй половине 90-х годов Бунин не раз бывал на Кубани. Действие одного из рассказов, входящих в цикл «Темные аллеи», разворачивается в том числе в Геленджике и Сочи («Кавказ»).

Резкие социальные контрасты изобразил в своих рассказах «Чужие люди», «Дед Архип и Ленька», «Женщина» и др. Алексей Максимович Горький. Стран­ствия писателя по Югу России осенью 1891 г., его работа в станице Ханской Май­копского отдела нашли отражение в трагическом рассказе «Два босяка».

Александр Иванович Куприн в своих «Путевых картинках» с восторгом писал о «черной, жирной» земле «сытого края» - Кубани: «Пряник, а не земля! - восклик­нул бы в завистливом восторге наш рязанский или смоленский мужик, обижен­ный на этот счет матерью-природой; большие станицы, разбросанные широко по сочным лощинам, окружены виноградниками». В уста безымянного православно­го батюшки Куприн вложил суровую оценку социальных и экологических послед­ствий для Закубанья Кавказской войны и переселения горцев в Турцию.

Кубанская литература. Среди казачьих литераторов Кубани, подвергшихся сильному влиянию украинской литературной традиции, особое место занимает Василий Семенович Мова (1842 - 1891), уроженец хутора Сладкий Лиман (ныне в составе Каневского района Краснодарского края). Тяге писателя к украинской литературе способствовало обучение на историко-филологическом факультете Харьковского императорского университета. Но студентом Мова был не очень при­лежным: за четыре года одолел лишь два курса, пока не был исключен за неуплату. Лишь в 1868 г. на правах «постороннего лица» B.C. Мова закончил юридический факультет. Почти десятилетнее пребывание в Харькове было отмечено участием в местных литературных кружках, дебютом на страницах газеты «Харьков», где Мова публиковал статьи, очерки и рассказы, пропагандой творчества Т.Г. Шевченко. В 1873 г. B.C. Мова возвращается на Кубань, служит судебным следователем в ста­нице Усть-Лабинской, мировым судьей в Ейске, а затем - присяжным поверенным в Екатеринодаре. Служебная карьера ему не удалась. «Он не сумел удержаться с достоинством на высоте своего призвания и утратил всякое уважение со стороны благомыслящих граждан», - писал о Мове начальник Кубанской области Н.Н. Кармалин. Зато творческим подъемом и художественной зрелостью были отмечены литературные произведения B.C. Мовы: драма «Старое гнездо и моло­дые птицы», поэма «На степи!», баллада «Казачьи кости». В конце жизни, подводя итоги несбывшимся надеждам, он все чаще обращался к воспоминаниям о студен­ческих годах в Харькове. B.C. Мова смог опубликовать лишь полтора десятка стихотворений и несколько газетных статей и рассказов. Слава и признание при­шли к нему через полвека после смерти, когда в Германии, в США, на Украине вышли сборники его произведений. На Кубани сочинения B.C. Мовы были опуб­ликованы в 1999 г. благодаря подвижнической деятельности В.К. Чумаченко.

Самобытным кубанским писателем, талант которого высоко ценил А.П. Че­хов, был Николай Николаевич Канивецкий (1857 - 1911). Почетный мировой су­дья и гласный Екатеринодарской думы, Канивецкий большую часть своей жизни посвятил общественной деятельности. Благодаря таланту видеть значительное за непримечательным, казалось бы, фактом Канивецкий донес до нас во всей перво­зданной красоте своеобразие быта, обычаи и нравы кубанцев. Уже в первом своем рассказе «По станичному приговору» (1897) писатель сумел простыми языковы­ми средствами рассказать о победе человеческого духа над тяжелой силой плоти. В рассказе «За варениками» Канивецкий дал блестящее описание подвига четырех черноморских казаков, на которых врасплох напал целый отряд черкесов. Каждое слово, каждая реплика героев в рассказах «Из-за зайца», «Контрабандный чай», «Под Пасху» и др. дышат улыбкой. Повествовательная часть рассказов написана выразительным русским литературным языком, а персонажи говорят на неповто­римой, колоритной кубанской «балачке». Лучшие свои рассказы, напечатанные в «Кубанских областных ведомостях», Н.Н. Канивецкий объединил в книгу «Из былого Черномории». «Сколько глубокого юмора, здорового жизненного юмора скрыто в душе малороссов и ваших казаков, - говорил А.П. Чехов после знаком­ства с рассказами Канивецкого. - Я знал некоторых. Это такие интересные люди. У них цельнее, независимее характеры, чем у крестьян». Затем Чехов заметил: «Всего досаднее то, что на Кавказе, как вообще в провинции, очень трудна писа­тельская деятельность; язык сохраняется, литература создается, понятно, тогда, когда есть писатели, а следовательно, и книги на данном наречии; но скажите, пожалуйста, какие у вас на Кубани или в Терской области, примерно, писатели! Можно сказать, их нет! Да и как им быть: читают и так мало, а уж на малороссий­ском языке и совсем не станут разбирать издание; разве уж что-нибудь особенное, занимательное, как те рассказы, что вы мне сегодня прочли».

Живым, неподдельным юмором наполнены произведения и другого кубанского литератора - Александра Ефимовича Пивня (1872 - 1962), уроженца станицы Павловской, автора ряда поэтических сборников. Талантливым собирателем и по­пуляризатором казачьего фольклора, черпавшим из родников народного творче­ства сюжеты собственных произведений, заинтересовался известный московский издатель И.Д. Сытин. Он выпустил несколько книжек А.Е. Пивня для народного чтения: «Торбына смиху та мишок реготу», «Сим кип брехеньок», «Козача розве- га», «Веселим людям на BTixy» и др. Казаки обожали своего «ридного поета». По­слушать живое слова писателя собирались, как на праздник, тысячные толпы.

Произведения А.П. Чехова оказали серьезное воздействие на Ивана Филиппо­вича Косинова (1867 - 1929), уроженца станицы Абадзехской, по роду деятельнос­ти - участкового врача. В Екатеринодаре вышли два сборника его произведений: «В колесе жизни» (1901) и «Повести, рассказы» (1903). Герои рассказов И.Ф. Ко­синова - это представители сельской интеллигенции, размышляющие о своем профессиональном долге и смысле жизни, обычные станичники. Большинство произведений посвящено казачьей тематике, многие рассказы носят юмористичес­кий характер.

Определенное влияние на литературную жизнь края оказали украинские лите­раторы: драматург и прозаик Г.В. Доброскок, поэт Я.В. Жарко, М.А. Вилинская- Маркович (Марко Вовчок), Ф.И. Капельгородский.

В пореформенный период стала расцветать и адыгейская художественная сло­весность, развивавшаяся на двух языках: устная - на родном, письменная - на 11* русском. Важным звеном в переходе от фольклора к литературе явилось творчество Хапита Хамококо, Куйнеша Джанчатова, Юсуфа Хаджибиеко. К 60 - 80-м годам XIX в. относится творчество Крым-Гирея Инатова. Центральное место среди его произведений занимает очерк «Путевые заметки», в котором со знанием дела опи­саны быт, нравы и обычаи адыгов, отмечены тонкости адыгского этикета. Верши­ной развития адыгейской художественной литературы конца XIX - начала XX в. стало творчество Кази-Бека Ахметукова, перу которого принадлежат рассказы, повести и драмы. Он глубоко разрабатывал нравственно-этические проблемы, широко использовал в своих произведениях народные легенды и предания, ставил вопросы историко-культурного единства России и Кавказа.

Велико было значение и любительских драматических театров. В феврале 1876 г. «Кубанские областные ведомости» сообщали о спектаклях, прошедших в располо­жении штаба Екатеринодарского полка в ст. Хадыженской: «Вместо «Тактики» Ле­вицкого и «Военной игры» Скуроревского, до сих пор сосредотачивавших на себе внимание и интерес общества офицеров полка, появилась не менее интересная игра, но только уже не на тактических планах, а на сцене - гг. Котлярова, Лагунова, г-жи Копалевой и др. любителей; словом, у нас устроились любительские спектакли... Особенно удачно прошли малороссийские спектакли. Нижним чинам-черномор- цам, из которых главным образом состоит полк, эти пьесы, как более понятные, доставили большое удовольствие. «Оттак нашего брата вси жинки надувают...» - слышалось из задних рядов во время представления... Дальше, говорят, спектакли будут идти на пользу Босняков и Герцеговинцев; благо, за которое вообще нельзя не выразить признательности лицам, принимавшим участие в спектаклях наших».

С 1894 г. в Екатеринодаре, Ейске, Армавире открываются «синематографы».

Музыкальная культура Кубани представляла собой целостное художествен­ное явление. Во второй половине XIX - начале XX в. шел процесс снижения роли и значения народной музыки в жизни кубанцев (особенно городских жителей) и расширения влияния профессиональной музыки. Но в печати все чаще появля­лись статьи, призывавшие беречь песни, воплощающие народный дух, самобыт­ность и историческую память казачества. В 1870-х годах собиранием народных песен занималась Л.И. Кармалина, супруга начальника Кубанской области, изве­стная камерная певица, ученица М.И. Глинки и А.С Даргомыжского. В декабре 1873 г. она по просьбе М.П. Мусоргского послала ему из Екатеринодара несколько песен, записанных от казаков-старообрядцев. Издание народных песен осуществил Аким Дмитриевич Бигдай, мировой судья и музыкант-любитель. Труд, за который взялся Бигдай, выходил за чисто культурные рамки и приобретал общественное значение: в условиях быстрого увеличения численности иногороднего населения в Кубанской области проявилось обостренное желание казачества защитить и со­хранить свое самосознание, в том числе и с помощью самобытной песенной куль­туры. Четырнадцать выпусков «Песен кубанских казаков» А.Д. Бигдая вызвали живой отклик общественности и прессы.

Более столетия центром распространения церковного певческого искусства являлся Войсковой певческий хор. Наибольший вклад в развитие хора внесли регенты М.И. Лебедев, Ф.М. Дунин, М.С. Городецкий, Г.М. Концевич, Я.М. Тара- ненко. По численности, составу, образцовой организации, редкостному подбору голосов и высоко развитой технике пения хор считался первым на Кавказе, с ним не могли состязаться ни архиерейский хор, ни городские певческие объединения. Впервые попав в Войсковой собор в 1860 г. десятилетним мальчиком, Ф.А. Щерби­на позднее описывал свои впечатления от услышанного: «Особенно сильно меня поразили три песни - херувимское тройное «Господи, помилуй» и концерт... когда хор стройно и плавно запевал «Иже херувимы» и начались переходы и чередования голосов, когда попеременно слышались чистые голоса дискантов и альтов... не­слись голоса теноров или внезапно раздавалось мощное пение басов «Яко до Царя всех подымем». Я бессознательно улыбался, как улыбаются иногда от неожидан­ных, но приятных впечатлений... аккорды звуков в течение, по крайней мере, полу­часа наполняли, казалось, весь собор, то гремя и сверкая, как гром, то падая очища­ющим душу ливнем». Певчими в войсковом хоре были казаки из разных станиц Кубанской области. Знания и опыт, полученные за годы службы в хоре, давали им возможность по возвращении домой зарабатывать на жизнь трудом регента мест­ной церкви или учителя пения в школе.

На рубеже XIX - XX вв. популярными становятся «духовные концерты» из произведений современных русских композиторов на церковные тексты. Войско­вой хор знакомил кубанцев с сочинениями П.И. Чайковского, А.Д. Кастальского, А. А. Архангельского, А.Т. Гречанинова и других авторов. Подобные концерты фор­мировали у слушателей интерес к новому стилевому направлению русской духов­ной музыки, вдохновляли на создание хоров в станицах и городах края. Соборный хор удовлетворял эстетические потребности населения, способствовал понима­нию музыки, а также являлся музыкально-образовательным центром, подготовив­шим сотни регентов и учителей пения.

После образования в 1860 г. Кубанского казачьего войска в Екатеринодар из Ставрополя был переведен «музыкантский кавалерийский хор» - бывший оркестр Кавказского Линейного казачьего войска. Он состоял исключительно из исполни­телей на медных духовых инструментах и выполнял функции сугубо военного оркестра с соответствующим репертуаром. Войсковой музыкантский хор бывшего Черноморского войска превратился практически в бальный оркестр, исполняв­ший преимущественно светскую музыку русских и западных композиторов. Нали­чие в войске двух оркестров существенно расширило формы их участия в музы­кальной и вообще культурной жизни станиц и городов. В 1888 г., по примеру дру­гих казачьих войск, на Кубани остался один оркестр - музыкантский хор из 36 музыкантов и 18 учеников. К этому времени военные и духовые оркестры стали создаваться в полках и батальонах Кубанского казачьего войска, поэтому войско­вой музыкантский хор сохранял концертно-бальный характер. К концу XIX в. с увеличением струнной группы оркестра он трансформировался в симфонический.

Во второй половине XIX столетия основы музыкального профессионализма на Кубани закладывались домашними частными уроками, занятиями музыкой в учебных заведениях и музыкальных кружках. В это время любительство и профес­сионализм существовали во взаимосвязи, и различия между ними часто носили условный характер. С 1 ноября 1906 г. начались занятия в музыкальных классах Екатеринодарского отделения Императорского русского музыкального общества, где преподавали выпускники Петербургской и Московской консерваторий. Спус­тя три года музыкальные классы были преобразованы в училище.

Мастера изобразительного искусства вносили важный вклад в развитие ху­дожественной культуры Кубани. Самобытным художником-реалистом был Петр Сысоевич Косолап (1834 - 1910). Он окончил Павловский кадетский корпус, во время Крымской войны командовал пластунами, а в 1861 г. поступил в Импера­торскую Академию художеств, в класс гипсовых фигур. В 1863 г. на академической выставке экспонировалась картина Косолапа «Сумасшествие», которая была удо­стоена малой серебряной медали. Изображение бедного сумасшедшего музыканта, играющего на прогнившем чердаке у тела старушки-матери, среди ужасов беднос­ти и лишений, буквально потрясло зрителей. На следующий год П.С. Косолап выставил картину «Возвращение из ссылки». Только через двадцать лет эта тема была гениально развита И.Е. Репиным в картине «Не ждали». За незаконченное полотно «Последние минуты Шамиля в Гунибе» на академической выставке 1867 г. жюри присуждает П.С. Косолапу золотую медаль. Успехи кубанского художника давали ему право участвовать в конкурсе на большую золотую медаль, но Косолап «за прекращением от войска стипендии» был вынужден уехать в Екатеринодар, где продолжал военную службу и творческую деятельность.

Регулярно бывал на Черноморском побережье Кавказа живописец-пейзажист реалистического направления и активный деятель Товарищества передвижных художественных выставок А.А. Киселев. Несколько его полотен - «Горная дорога» (1909), «Тихая вода» (1900), «Ночь на море» (1909), «Кадошские скалы» (1902) - посвящены Туапсе.

По совету историка запорожского казачества Д.И. Яворницкого на Кубань для встречи с потомками запорожцев приехал в 1888 г. Илья Ефимович Репин. В ста­нице Пашковской он выполнил несколько десятков портретных набросков с каза­ков - участников Крымской войны. После возвращения с Кубани Репин завершил свое эпическое полотно «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

Центрами изобразительного искусства в Кубанской области в начале XX в. ста­ли школа рисования Е.И. Посполитаки и Екатеринодарская картинная галерея. Школа Посполитаки была первым частным учебным заведением на Кубани, где учились не только рисованию, но и ремеслу. Причем часть воспитанников обуча­лась за счет основателя школы. Основу Екатеринодарской картинной галереи со­ставила коллекция местного любителя живописи Федора Акимовича Коваленко (1866 - 1919). Его называли «кубанским Третьяковым», он был известным челове­ком в России, состоял в переписке с Л.Н. Толстым, И.Е. Репиным, Н.И. Рерихом.

В 1889 г. Главное управление казачьих войск сообщило известному скульптору Михаилу Осиповичу Микешину «заветное сердечное желание всех кубанцев ви­деть памятник Императрице Екатерине II в своем родном городе Екатеринодаре, носящем имя своей августейшей основательницы». Напряженная работа над па­мятником продолжалась до самой смерти Микешина, и лишь в 1907 г. была уста­новлена колоссальная статуя императрицы (вместе со статуями меньшего разме­ра: генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина-Таврического, кошевых атаманов Си­дора Белого, Захария Чепеги, Антона Головатого, а также кобзаря с поводырем). Шедевр Микешина простоял до 1920 г. и был демонтирован в связи с приближав­шейся годовщиной Октябрьской революции.

Архитектурный облик кубанских городов менялся в пореформенный пери­од. Если в 1870 - 1890 годах основным стилевым направлением являлся эклек­тизм, то к началу XX столетия он уступил место модерну. Заметный вклад в архи­тектуру Екатеринодара внес Иван Клементьевич Мальгерб. В качестве городского архитектора он руководил постройкой зданий мужской гимназии (ныне краевой центр эстетического воспитания и гуманитарного образования), епархиального женского училища (медицинская академия), коммерческого училища (академия физической культуры). Бесценными творениями Мальгерба стали Свято-Екате­рининский кафедральный собор и проект Свято-Троицкой церкви.

Выдающимся кубанским архитектором был Александр Петрович Косякин (1875 — 1919). Сын помощника атамана Кубанского казачьего войска, он пренебрег блестя­щей военной карьерой, которая открывалась перед ним, и поступил в Петербургс­кий институт гражданских инженеров. Окончив его и вернувшись на Кубань, Ко­сякин вскоре был назначен на ответственную должность войскового архитектора. Одной из первых его значительных работ стал проект трехэтажного здания Кубан­ского Мариинского института. Оно и по сей день украшает город (ныне Красно­дарский военный институт). В сентябре 1906 г. в станице Пашковской по его про­екту была заложена церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы. По своей ажурной, изящной архитектуре этот Божий храм не имел себе равных на Кубани. По проектам А.П. Косякина были возведены церкви в станицах Казанской и Сла­вянской. Замечательной работой архитектора стало и здание почтамта. Творения А.П. Косякина создавали городской «каменный пейзаж» и не затерялись среди других зданий Екатеринодара.

Мощный духовный потенциал, накапливавшийся на Кубани, не всегда, к со­жалению, реализовывался вследствие отдаленности региона, неразвитости обра­зовательной сферы, засасывающей будничности провинциальной жизни.

§ 32. Просвещение. Наука. Здравоохранение

Казаки и войсковая администрация уделяли большое внимание налаживанию гражданской жизни. Уже в конце XVIII в. появляются первые учебные заведения, затем создаются библиотеки, культурно-просветительные учреждения. Но в усло­виях Кавказской войны все это рассматривается как нечто второстепенное. И лишь с 60-х годов XIX в. наступил коренной перелом. Общественная жизнь в Кубанской области и Черноморской губернии активизировалась. Была сформирована сеть учебных заведений, начали выходить местные газеты, свои труды публиковали кубанские историки, экономисты, географы, за здоровье людей боролись врачи лечебных учреждений.

Дата добавления: 2015-10-21