С древнейших времен до конца XX века 23 страница

Деление населения по профессиям не совпадает с социальным делением. Со­ветская власть в 1920-х годах использовала классовую терминологию, деля селян на «бедноту», «середняков» и «кулаков» и подогревая ненависть к последним. В городе выделяли «пролетариев» и противопоставляли им «новую буржуазию» (или «нэпманов»), а иногда и «интеллигенцию» (презрительно именуемую «гнилой»).

В жизни все было сложней. Крестьяне и казаки предпочитали делить людей на хозяев, тружеников и лодырей. Старокорсунский казак Лопуховский так иронизи­ровал по поводу различий между социально-экономическими группами хлеборо­бов: «А потому я «кулак», що роблю день и ничь, а приходю до дому - цыбулю з’им, кладу кулак пид голову та лягаю спаты. А «середняк» - то такий чоловик, що у него вперэды сумка, та сзады сумка. А «бедняк» - що носить сини голифэ и шовровы сапоги и портфэль. У него больше ничого нэма. Що на ем - то и его. Тильки мы, «кулаки», и держимо советску власть та бедноту».

В среде кубанских хлеборобов ценились и стали частью их менталитета чув­ство неразрывной связи с землей, добросовестное отношение к труду, уважение к старшим, подчинение главе семьи, вера в справедливость общины и др.

Отношение к общественно-политическим событиям было неоднозначным. Кубанские казаки не очень любили власть, но в силу дисциплинированности под­чинялись ее требованиям. Новую власть они считали хуже старой. В среде молоде­жи отношение к власти было более лояльным, т.к. она рассчитывала на карьеру, продвижение по службе. Сословные проблемы, обострившиеся в период Граждан­ской войны, отошли на второй план в условиях экономического «поравнения».

Структура населения и его социально-психологический облик свидетельствовали

о неразвитости экономики, крестьянском характере хозяйства, «аграрном перенаселе­нии», влиянии «сельского» образа жизни и менталитета на немногочисленные города.

§ 40. «Нэповское» возрождение

От продразверстки к продналогу. Летом 1920 г. на Кубани была введена про­дразверстка. В этом году в Кубано-Черноморской области было собрано около

10 млн пудов хлеба. В период второй разверстки (из урожая 1920 г.) - около 31 млн пудов. Масличных семян в 1920 г. заготовлено 5,5 млн пудов, крупного рогатого скота - 128 тыс. голов. Как рапортовал Кубано-Черноморский областной испол­нительный комитет, разверстка была выполнена на 105 %. В результате заготовле­но 84,5 % валового сбора зерновых Кубани в 1920 г., 67 % - семян подсолнечника.

Разверстка не была четко спланирована: у крестьян и казаков брали часто весь хлеб, без учета прожиточного минимума. Некоторые из них вывозили на сдаточ­ные пункты и семенной материал. Хотя большей частью разверстке подлежали кулаки и богатеи, хлеб во многих случаях подчистую забирали у всех, в том числе и у бедноты. Заготовка продовольствия была проведена не столько за счет органи­зованности и сознательности населения, сколько в результате нажима военных и продовольственных организаций (сессии ревтрибунала, заседания продтроек). Точного учета при осуществлении продразверстки не велось, и поэтому на некото­рые станицы накладывали дополнительную разверстку, изымая все «излишки» зерна.

Отмена продразверстки, введение продналога весной 1921 г. постепенно облег­чили положение крестьян и казаков. Хотя они прозорливо предполагали, что, «не­смотря на отмену продразверстки, хлеб заберут весь». Продналог был одним из первых юридических и экономических актов нэпа и мыслился как основной эконо­мический стимул для подъема сельского хозяйства. Но на практике, особенно пер­воначально, он стал (и не мог не стать) продолжением прежней разверсточной и репрессивной политики советской власти в новых исторических условиях.

Новая экономическая политика в кубанской станице строилась по классовому принципу, чтобы «дать чувствовать бедноте, что советская власть ее интересов ни на минуту не забывает»; по принципу покрытия потребностей государства, «вызы­ваемых организацией общественной жизни»; на основе «декларированного нало­гового законодательства» (имеется в виду правильное и справедливое исчисление налогов).

В первые годы нэпа налоговая система имела существенные изъяны, оставши­еся от «военного коммунизма»: множественность и разнообразие налогов. Много­кратное обложение на равной основе несколькими ведомствами мешало нормаль­ному ведению хозяйства, негативно отражалось на экономическом состоянии и настроениях хлебороба, его отношении к новой власти. Размер хлебного налога для Кубано-Черноморской области составлял 7,4 млн пудов, хотя с августа по октябрь 1921 г. было собрано лишь 3,5 млн пудов (1921 г. был неурожайным). Хлеб собирался также и по единому проднаряду (разновидность продразверстки).

Помимо «хлебного обложения» были установлены налоги на картофель, масличные семена, яйца, молочные продукты, табак, шерсть, сено, продукты огородничества, бахчеводства и пчеловодства, мясо. Кубанская станица не только платила продналог, но и выполняла трудовую и гужевую повинности, уплачи­вала различные налоги целевого назначения, разнообразные налоги для мест­ных нужд (устанавливались отдельскими, волостными и станичными испол­комами и Советами; местный налог не должен был превышать 10 процентов государственного налога данного вида). В одной из станиц существовал даже налог на обручальные кольца. Налоговая пестрота особенно негативно воспри­нималась на Кубани, где казачье население до революции практически не обла­галось прямыми налогами.

В марте 1922 г. был установлен единый натуральный налог на продукты сель­ского хозяйства. Для Кубани он исчислялся в единой весовой мере - пуде пшени­цы. Размер налога был существенно уменьшен: по хлебу - почти в 9, по зерновому фуражу и масличным семенам - примерно в 5, по картофелю - в 18 раз. Между тем налогообложение на душу населения на Кубани было втрое выше, чем, к примеру, в Новгородской губернии.

В 1923 г. вместо продналога, других налогов и сборов в деревне был введен единый прямой сельскохозяйственный налог (ЕСХН). С января 1924 г. он стал взиматься только в денежной форме (червонцами), в размере до 5 % от дохода с одного двора. Однако на Кубани натуральная часть вначале превалировала над денежной. При определении размеров налога учитывались количество пахотной и сенокосной земли на едока в хозяйстве, количество голов скота, урожайность. В период реализации курса партии «лицом к деревне» (1924 - 1925 гг.) были сниже­ны налоговые задания для казачьих районов Северного Кавказа, включая и Ку­бань.

К продналогу население относилось негативно, с недоверием. Большинство крестьян рассуждало так: «Если бы только один раз в год брали, то было бы хоро­шо, а то все берут и берут». Особенно неодобрительно крестьяне оценивали денеж­ные формы налогообложения. Тяжесть этих налогов объяснялась «ножницами цен» на сельскохозяйственную продукцию и продукты промышленного производ­ства, вследствие чего у крестьян не было излишка денег (как известно, ценовые «ножницы» были вызваны разным уровнем производительности труда в аграрном и индустриальном секторах экономики). Так, если в довоенное время за 1 пуд пшени­цы кубанский хлебороб мог купить 6 аршин хлопчатобумажной ткани, то в 1923 г. - вчетверо меньше. После приобретения предметов первой необходимости денег на выплату налогов практически не оставалось. Почти все налоги власть была вы­нуждена взимать путем репрессий. В одной только станице Попутной масштабы арестов осенью 1923 г. доходили до 250 человек за одну «акцию». Естественно, что во многих районах до 75 % хлеборобов были настроены антисоветски («теперь нет хозяина, задушили налогами»).

Несмотря на декларации властей, крестьяне продолжали платить помимо ЕСХН косвенный налог по обязательному государственному страхованию, а также все­возможные сборы: гербовый, канцелярский, мостовой и др. С 1926 г. в число объек­тов обложения ЕСХН были включены специальные отрасли хозяйства (садовод­ство, огородничество, виноградарство), мелкое животноводство (овцеводство, ко­зоводство), некоторые виды неземледельческих заработков (с кузниц, сыроварен, сельскохозяйственных маслобоен, мельниц, крупорушек, молотилок). В среднем сумма ЕСХН на одно хозяйство за 1926 - 1927 гг. была исчислена в следующих размерах: в бедняцкой группе - 7,5, в середняцкой - более 42, в зажиточной - 105, в богатой - 205 рублей.

Сельское хозяйство: трудности роста. До октября 1917 г., составляя по терри­тории 1 /50 часть России, Кубань ежегодно давала не менее 1 /20 части всего произ­водимого в стране хлеба. До Первой мировой войны Кубано-Черноморская об­ласть приносила доходов примерно на 12 млн рублей золотом. Потребности насе­ления (продовольствие, фураж) обычно были меньше объема производимого, и «лишний» хлеб поступал в продажу. К 1920 г. крестьянское и казачье хозяйства

Кубани приобрели натурально-потребительский характер (то есть потребляли то, что сами производили, в отсутствие рынка продуктов и товаров). Сельское хозяй­ство скатывалось к «самоедству» (то есть к удовлетворению только собственных потребностей). По сравнению с дореволюционными значительно ухудшились ос­новные показатели сельского хозяйства.

Одной из острейших проблем был дефицит инвентаря (его количество в 1923 г. по сравнению с 1913 г. составляло менее 50 %). Недостаток инвентаря сочетался с изношенностью имеющегося. Пополнение инвентаря шло по двум линиям: путем ремонта (главное направление) и за счет приобретения у машиноторгующих орга­низаций (в рассрочку или с использованием ссуды).

Выход из кризиса обеспеченности сельскохозяйственными машинами и ин­вентарем виделся властям в «тракторизации». Каким представлялся тогда трак­тор? Газеты писали: «Крестьянской машиной мы считаем небольшой дешевый трактор, главным образом колесный, 12-20 лошадиных сил, цена которому от 2 до

3 тыс. руб. золотом» (пашет 2-4 десятины в день); «трактор, который могут купить сообща 8-10 крестьянских дворов... который бы бороновал, сеял, пахал... смог бы везти телегу со снопами или розпуски с лесом... вертеть молотилку, мель­ницу, лесопилку и так далее».

Цены на поступавшие в продажу трактора колебались примерно от полутора тыс. рублей («Запорожец», «Карлик») до 8 тыс. («Большевик»). Пользовался спро­сом трактор «Фордзон» (цена 860 долларов). Массовой «тракторизации» Кубани в 20-х годах не произошло, в частности, ввиду дороговизны смазочных материалов и быстрой изнашиваемости машин.

Источники свидетельствуют о значительном падении производства во всех отраслях животноводства. Годом «критического минимума» на Кубани считается 1922-й, когда поголовье лошадей составило 40 %, поголовье крупного рогатого скота - 31 - 53 % от уровня 1916 г. С 1923 г. начался некоторый рост.

После длительного послевоенного периода сокращения посевных площадей в 1927 г. наметилось некоторое их расширение (на 5-6 %). Падение урожайности на Кубани в 20-х годах было таким же значительным, как и сокращение посевных площадей. В 1922 - 1924 гг. по сравнению с довоенным десятилетием урожайность главнейших сельскохозяйственных культур упала на 8 - 32 %.

Валовой сбор зерновых в 1920 - 1921 гг. составлял 38 - 42 % довоенного. С 1923 г. началось медленное, постепенное восстановление объемов сельскохозяйственного производства, ускорение темпов развития крестьянских и казачьих хозяйств Куба­ни, которое, однако, продолжалось недолго. С 1925 г. происходит замедление тем­пов динамики сельскохозяйственного производства, и в 1927 г. оно не достигает довоенного уровня ни по валовым показателям, ни по товарности, ни по совокуп­ной стоимости. Такое состояние сельского хозяйства нарушало сложившиеся эко­номические связи, пропорции культур.

Посевная площадь Кубанского округа насчитывала в своем составе до 30 куль­тур. Из них главнейшее значение имели пшеница (озимая и яровая), ячмень, под­солнечник и кукуруза. На Кубани возделывалось свыше 500 сортов пшеницы, бо­лее 200 сортов кукурузы, столько же - картофеля. В 20-х годах кубанская станица широко культивировала и торгово-промышленные культуры (в первую очередь кукурузу, табак, подсолнечник). В крестьянских и казачьих хозяйствах выращива­лись и такие технические культуры, как кенаф, клещевина, анис, кориандр, хло­пок, лен, конопля.

В целях восстановления специальных отраслей хозяйства (виноградарство, садоводство, бахчеводство, огородничество) создавались плодовые питомники, огородно-семенные хозяйства, показательные огороды.

В качестве огородных выращивались такие культуры, как картофель, редька, редис, пастернак, петрушка, морковь, лук, помидоры, баклажаны, огурцы, перец, фасоль, горох, щавель, капуста, свекла и др. В среднем на душу населения прихо­дилось в год 2 пуда 8 фунтов картофеля и 3 пуда 16 фунтов овощей. Основная масса семян завозилась из-за границы. В сфере садоводства культивировались яблони, груши, черешни, абрикосы, персики, сливы, вишни, орехи, алыча.

В 20-х годах существовала реальная возможность развития сельского хозяй­ства по пути полного восстановления и совершенствования индивидуальных кре­стьянских и казачьих хозяйств при условии проведения в их интересах землеустро­ительной, кредитной, ценовой и налоговой политики. Эволюция сельского хозяй­ства могла бы пойти по пути укрепления и совершенствования семейно-трудовых хозяйств, часть которых в перспективе, возможно, переросли бы в фермерские. Но этого не произошло.

Сельскохозяйственная кооперация. В 20-х годах на Кубани действовало три вида кооперативных объединений: потребительская, сельскохозяйственная и про­мысловая кооперация. Важнейшей для аграрного региона являлась сельскохозяй­ственная кооперация, начало которой положил декрет ВЦИК и СНК РСФСР от

16 августа 1921 г. «О сельскохозяйственной кооперации». Сельскому населению предоставлялось право образовывать кооперативные товарищества или артели для совместного ведения производства, для снабжения необходимыми сельскохо­зяйственными орудиями, семенами, удобрениями, для переработки и сбыта про­дуктов земледельческого производства.

Сельскохозяйственная кооперация на Кубани играла колоссальную роль и яв­лялась одной из наиболее развитых в России. Ее задачи виделись «в развитии сельского хозяйства, защите интересов беднейших элементов населения, смычке пролетариата и крестьянства», в «самом широком вовлечении бедноты и батраче­ства в кооперацию».

К числу кооперативов относились: машинные товарищества, товарищества для разведения племенного скота, контрольные союзы, мелиоративные, страхо­вые, специализированные (пчеловодов, табаководов, семеноводческие, транспорт­ные, продовольственные) товарищества, ТОЗы (товарищества по совместной об­работке земли). В 1922 г. сельскохозяйственных кооперативов на Кубани насчиты­валось от 500 до 550, процент кооперированного населения колебался по отделам и волостям от 16 до 56.

Сельскохозяйственная кооперация занималась торговлей, в том числе инвен­тарем и машинами, предметами потребления и сельскохозяйственного обихода. Распределение инвентаря осуществлялось так, что хлебороб получал «машину» от товарищества по ценам мирного времени с рассрочкой платежа, причем сроки кре­дитов зависели от сложности техники (чем сложнее и дороже машина, тем боль­ший срок кредита, и наоборот). Через кооперацию шло и распространение тракто­ров. К ноябрю 1926 г. на Кубани из 702 тракторов 24 % принадлежало единолични­кам, остальные - кооперативам, организациям и учреждениям. Все ремонтное дело было сосредоточено тоже при сельскохозяйственной кооперации.

Крайсельсоюз производил заготовки скота, сырья, меда. Крайхлебсоюз осуще­ствлял 1/5 всех хлебозаготовок по Кубани. За 1925 г. сельскохозяйственная коопе­рация Кубани продала на одно кооперированное хозяйство всех товаров на сумму 250 рублей (потребительская кооперация - на душу сельского населения - на 3-4 рубля).

Сельскохозяйственная кооперация оказывала помощь бедноте. Это выража­лось в образовании из прибылей специальных фондов для внесения паев за бедно­ту, в рассрочке внесения пая бедняцкими хозяйствами (на срок от 1 года до 5 лет) с правом отработать задолженность личным трудом, в обслуживании бедноты снаб­женческими и ссудными операциями в первую очередь.

Снабженческо-сбытовые, заготовительные, кредитно-ссудные операции были основными в деятельности кооперативов. Политика покровительства бедноте ог­раничивала участие в кооперации крестьян и казаков, имевших продуктивное то­варное хозяйство. Власти сельскохозяйственную кооперацию пытались исполь­зовать как инструмент хозяйственного регулирования. Такая двойственная поли­тика пагубно сказывалась на развитии сельского хозяйства.

Земельная реформа. Земельный вопрос долго будоражил кубанскую станицу, хотя Центральная Россия к этому времени закончила земельные переделы, споры приутихли, а крестьяне впервые ощутили себя «свободными тружениками на соб­ственной земле». А что же Кубань с ее особыми формами землепользования? От­воевавшие Кубань весной 1920 г. большевики уже имели определенный опыт дале­ко не всегда мирного «общения» с казачеством. Поэтому с 1920 по 1922 г. советская власть предпочитала действовать осторожно и приняла декрет ВЦИК и СНК (24 ноября 1920 г.) «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях».

Декрет на первых порах устроил как власть, так и станицу. Безземельное насе­ление наделялось «излишками из нетрудового фонда» (земли хватало), у зажиточ­ных земля не отбиралась. Это успокаивало. Но вечно так быть не могло. В конце

1922 г. был принят Земельный кодекс РСФСР, унифицировавший земельные от­ношения в России и распространивший принцип уравнительного землепользова­ния на казачьи регионы.

Уравнительное землепользование большевики рассматривали как временную меру, а в перспективе предусматривалось коллективное земледелие. Но надо было подождать, подготовиться к обузданию «мелких буржуев». А пока можно было «порулить» земельными переделами, уравнять в землепользовании бедных и за­житочных, казаков и иногородних.

И забурлила кубанская станица... Казачьи хозяйства были традиционно крупны­ми. Сегодня мы бы назвали их фермерскими. Обратимся к конкретным данным. Ос­новным мерилом в казачьем землепользовании был земельный пай, который получал в вечное пользование каждый казак (женщина-казачка получала полпая). По закону величина пая была внушительной - 30 десятин (десятина была равна 1,09 гектара). В реальности пай на Кубани составлял 12-15 десятин, что тоже немало (особенно с учетом плодородия кубанского чернозема). В 1917 г. половина казачьих хозяйств были однопайными. От трех до шести паев было у пятой части хозяйств. Если одно- и двухпайные хозяйства можно считать крепкими середняцкими, то остальные (21 %) были крупными зажиточными хозяйствами предпринимательского типа.

Положение иногородних было другим. Основным контингентом среди них были арендаторы. Они же были самыми активными претендентами на получение земли. Советская власть, ища среди них опору, считала их землеобеспечение первооче­редной задачей.

14 Заказ 0119

Те иногородние, которые приехали на Кубань на заработки, без семьи, остава­ясь членами «своего» земельного общества (где-нибудь на Тамбовщине, Орловщи­не или в Воронежской губернии), вряд ли по праву претендовали на получение земли. Именно против этой категории иногородних будут активно выступать каза­ки. Советская власть истолкует это как сословную борьбу и выступит на стороне «безземельных». Но далеко не все иногородние являлись бедняками. Среди них были и крупные хозяева, купившие землю в собственность еще до революции.

Земельный передел в кубанской станице осуществлялся в форме землеустрой­ства. Землеустройство - это система мероприятий по организации земли как сред­ства производства. Это общее определение конкретизировалось в соответствии с особенностями землепользования в регионе. Советская власть сформулировала задачи землеустройства на Кубани: а) устранение сословного неравенства между казаками и иногородними «путем наделения безземельного иногороднего населе­ния»; б) уравнительный передел между всеми общинниками-едоками; в) разукруп­нение многодворной общины; г) передача земель лучшего качества и близких от места жительства бедноте; д) повышение агрокультуры, создание условий для ко­оперирования населения.

Здесь переплетаются две группы задач: агрономические и социально-полити­ческие. Кроме того, намечались они уже тогда, когда землеустройство было в разга­ре. Поэтому то, что писалось на бумаге, вовсе не всегда учитывалось на практике.

А практика землеустройства была драматичной и иногда непредсказуемой.

В течение 1923 - 1924 гг. землеустройство шло медленно, но в 1925 - 1927 гг. его темпы резко выросли. Этому способствовали различные мероприятия правитель­ства, в том числе и те, что осуществлялись ЦК РКП (б) в отношении казачества. В результате к 1 октября 1927 г. было землеустроено 98 % населения, 96,4 % трудовых земель. Картина выглядит благостной, но за цифрами скрываются судьбы казаков и крестьян, смена условий хозяйствования, перспективы станицы.

Землеустройство осуществлялось только по решению земельных сходов. Без­земельные голосовали за немедленный передел земли, старые землепользователи сопротивлялись. За землеустройство надо было платить землемеру. У бедноты денег не было, а государство стало выделять для этого деньги только с 1925 г. (вот почему с этого времени темпы землеустройства возросли). Напряженно обсужда­лись детали земельного передела. Власть пеклась о социально-политических за­дачах, а хозяйственные крестьяне - об агрономических. Без стычек и борьбы не обходилось.

В станице Пластуновской до революции основными пользователями земли были казаки. Надел на мужскую душу составлял 7 десятин. Из 1200 казачьих хозяйств более ста были беспосевными. Подобное положение сохранялось до 1923 г. Станичный сход согласился наделить землей лишь тех иногородних, которые жили в станице до 1914 г. Земля им отводилась вдали от станицы. Советские земельные органы не утвердили такой вариант и в 1924 г. настояли на новом решении, по которому все земледельцы получили участки из расчета 1,5 десятины на едока, причем бедноте выделили землю вблизи станицы.

В станице Медведовской иногородние, не дождавшись решения схода, стали захватывать земли. Так возник хутор Дербентский.

Землеустройству сопротивлялись не только казаки. В селе Львовском крупные владельцы земли долго не шли на земельный передел. Кончилось все столкновени­ем батраков с бывшими собственниками. Шесть зажиточных крестьян были убиты.

I и >рьба за землю отодвинула на второй план другие, в первую очередь агрономи- •нгкие, задачи землеустройства. Бедноте помогала власть. Так, 1 января 1924 г. и к пум Кубано-Черноморского обкома РКП (б) признал основной задачей земле­устройства «работу по наделению землей безземельного населения, задачу, един­» I нечто полно созревшую в условиях кубанской действительности как с полити­ческой, так и с хозяйственной стороны, полагая, что более совершенные формы кмжчюльзования будут вызревать медленно, по мере роста населения и обостре­нии земельной нужды, по мере подъема общего благосостояния крестьянства и по мерс окончания работ по наделению землей безземельного населения».

Расширяя землеустроительные работы в 1925 - 1927 гг., власть акцентировала in mi мание на их классовой составляющей. Это било по зажиточным хозяйствам, уменьшало их товарную направленность, убивало хозяйственную инициативу се­редняка. Об этом - многочисленные жалобы в крестьянских письмах: «Здесь каж­дый хлебороб сеет столько, сколько он может обработать»; «теперь ни дома, ни в степи не надорвешься работой: солнце на полдень, и все - домой!» Казак из стани­цы Троицкой весьма прагматично рассуждал о новой власти и о трудовой мотива­ции: «А на ще вона мини, ота власть? Богатить низзя. Як ще - на «черну доску»...

11 и, цыго ны хочу. Ныхай хозяйство гине: зроблю трохы, налог сдать, та соби, тай

I.трио».

В большинстве станиц имели место конфликты, носившие сословный харак­тер. Столкновения происходили на собраниях, иногда на базарах. В станице Пол­янской один из демобилизованных красноармейцев заявил: «Я, товарищи, пять.пт за революцию проливал кровь, дрался с казачеством, завоевал Кубань, а теперь мне - хозяину земли русской и испытанному хлеборобу, занимающемуся двадцать пять лет хлебопашеством, - бандиты и контрреволюционеры казаки не дают зем-.’III. Что же я должен делать? Я профессии никакой не имею, умирать с голоду не намерен, идти в батраки к казаку тоже, значит, я должен вновь их бить». Красноар­меец получил землю.

Отказ в наделении землей иногородних был частым явлением. Но отказывали тем, кто прибыл на Кубань в годы Гражданской войны и особенно после 1922 г. А ноток переселенцев в край не прекращался. Кубанское окружное землеуправление с< юбщало: «Отказ в земле иногородним... имеет место, но в большинстве тем иного­родним, кои прибыли после 1918 года». Кроме того, станичники не хотели давать.1смлю той части бедноты, которая не собиралась на ней работать. В докладе Тем­рюкского райисполкома отмечалось: «Некоторая...часть бедноты, совершенно

< сбившаяся от сельского хозяйства или не занимавшаяся им никогда, в пользова- нни землей заинтересована постольку, поскольку можно получить землю и, не

II рилагая к ней никакого труда, извлекать доход путем сдачи ее в аренду. В землеус­тройстве этот элемент не заинтересован и в этом отношении является пассивным,;i иногда и деятельным союзником сознательных противников землеустройства».

Земельный передел в станицах завершился к концу 1927 г.

Особенности казачьего и крестьянского землепользования нивелировались.! Зажиточная верхушка станицы сократила масштабы землепользования. Большая часть бедноты землю получила.

Но одно дело - получить землю, другое - успешно ее обработать. В станице начался обратный процесс - перераспределение земли через аренду. Так, в 1927 г. мелкопосевные (с посевом до четырех десятин) хозяйства освоили лишь треть отве­денной им земли. Остальную сдали в аренду более состоятельным хлеборобам.

1-Г

Товарность хозяйств снижалась по причине их измельчания. Экономика и по­литика в условиях кубанской станицы оказались в серьезном противоречии. Дан­ная модель землеустройства стала одной из причин того, что сельскохозяйствен­ное производство на Кубани так и не достигло довоенных показателей.

Промышленность и торговля. Особенностями экономического развития Куба­ни в 20-х годах были: ведущая роль сельского хозяйства, сравнительно слабая про­мышленность, мелкокустарный характер промышленного производства, тесная его связь с переработкой продуктов сельского хозяйства. По данным 1920 г., две трети предприятий находилось в сельской местности, что гарантировало наличие сырья для производства и удешевление продукции. И хотя официальная статистика утвер­ждала, что в 1920 г. выпуск промышленной продукции составлял 25 % к довоенному уровню, областная газета «Красное знамя» писала, что в Кубанской области стоит вопрос не о восстановлении промышленности, а лишь о ее развитии.

В январе 1921 г. был созван I Кубано-Черноморский областной съезд Советов, который утвердил контрольные цифры восстановления народного хозяйства об­ласти. Руководить данным процессом были призваны Кубано-Черноморский Со­вет народного хозяйства и областное экономическое совещание (экосо).

В течение 1921 - 1922 гг. в сфере промышленности произошла реорганизация. Только каждое десятое предприятие осталось в государственном секторе, осталь­ные планировались к сдаче в аренду (к весне 1922 г. 60 % предприятий уже работа­ли как арендные). Крупные фабрики и заводы были переведены на хозяйственный расчет и подчинены государственным трестам. (В 1923 г. было проведено укрупне­ние трестов, а вместе с ними - и промышленных предприятий.) В договорах арен­ды предприятий оговаривались срок аренды (обычно 3-5 лет), ее условия (напри­мер, оборудовать цех, наладить производство определенного вида продукции), ми­нимальная производительность, требования к качеству продукции, арендная пла­та (до 10 % «в натуре»).

Кубано-Черноморский Совет народного хозяйства в 1922 г. на первое место в области ставил мукомольную промышленность, объясняя ее развитие большим уро­жаем хлеба. Далее шли маслобойная, кожевенная (имелось два крупных завода - обувной и шорно-седельный), металлообрабатывающая (выделялись заводы «Ку- баноль» и «Армалит», а остальные - мелкие предприятия - были заняты ремон­том сельскохозяйственных машин и двигателей мельниц, маслобоек), нефтяная (нефть большей частью использовалась как топливо, добыча ее падала из-за от­сутствия рынка сбыта и конкуренции), цементная (деятельность заводов «угаса­ла» вследствие нехватки каменного угля), деревообрабатывающая (изделия заво­дов: «кустарные, мебель и прочие мелкие поделки»), поташная («тесно связана с маслобойными заводами и добычей подсолнуха;...стебли подсолнухов, из которых добывается зола, теперь уничтожаются на топливо»; зола нужна для производства поташа), табачная (ее значение невелико), мыловаренная промышленность («произ­водство кустарное и не покрывает потребности области»). Всего действовало 11 тыс. предприятий с 51 тыс. рабочих. Многие из предприятий были мелкие, кустарные и не имели большого промышленного значения даже в областном масштабе.

Обилие кустарных производств в регионе контрастировало с существованием больших промышленных объединений. Одним из них был Севкавметаллтрест, организованный в 1921 г. и включавший в себя крупные заводы Кубани: им. Седи­на (такс 1922 г. назывался бывший «Кубаноль»), «Краснолит», «Армалит», «Крас­ный», им. Калинина, гвоздильный и другие.

11ачинали свою работу и экзотические (по тем временам) предприятия. Напри­мер, и Краснодаре в феврале 1922 г. была открыта фабрика галеновых и химико­фармацевтических препаратов. Она обслуживала здравотделы, частных арендато­ром аптек (как Кубани, так и Ставрополья), выпускала косметику и парфюмерию (кремы, одеколоны), а также сапожный крем.

Дата добавления: 2015-10-21