11:ш заметно оживил кубанскую торговлю. К концу 1922 г. на долю частной трговли приходилось более 70 % товарооборота. Открывались новые торговые предприятия. Отмечалась специализация в торговле хлебом, мясом и рыбой, бакалейными товарами, мануфактурой, обувью, мебелью. Города и станицы пестрели тргопыми вывесками: пекарни «Россия», «Хлебопек», «Свой труд», «Работник»; п и поварня «Новая Бавария»; мануфактура «Станичник»; выделку из кож предла- la./in «Хромкожа», «Дубкожа», «Химкожа». Обслуживали посетителей многочисленные мастерские: белошвейные, портяночные, шапочно-фуражечные, сандаль- I ю чувячные, сапожные, по пошиву одеял, матрасов, окраске материй, изготовлению косметических средств. Были мастерские (преимущественно в городах), которые* изготавливали печати, штампы, картонажные изделия, фото. Действовали «трудовые артели» (извозчиков, грузчиков, бухгалтеров), «марафетные мастерские*» (кустарным способом производили дешевые сорта сладостей: ярко окрашенную карамель, пряники, засахаренные орехи, рахат-лукум, халву, ирис).
Промышленный потенциал Кубани привлекал внимание зарубежных инвес- юрон. Например, в апреле 1925 г. край посетила делегация из Голландии. Члены де легации ознакомились с маслобойными заводами и выразили надежду на развитие торговых связей, которые не успели осуществиться (возможно, из-за свертыва- ним нэпа).
В середине 20-х годов промышленность Кубани в основном была восстановлена. В дальнейшем осуществлялось техническое усовершенствование имеющихся предприятий, производилась реконструкция отдельных цехов и мастерских, а в
10 х годах началось строительство новых заводов и фабрик.
§ 41. Город и деревня: новое в старом, старое в новом
Повседневная жизнь горожанина. В 20-х годах на территории Кубани было I 'X городов. К началу 1920 г. горожане составляли 15,3 % всего населения, а к концу 1!)2() г. - 17,5 % (рост происходил в основном за счет сельских жителей). Самой многочисленной социальной группой городского населения являлись рабочие, со-
< таплявшие примерно треть всех горожан. Основная их часть была занята в фабрично-заводской промышленности. Второй по численности группой являлись служащие (около четверти городского населения). В следующую по численности ка- мторию горожан входили военнослужащие, безработные и иждивенцы государ-
< г пенных и общественных учреждений - около 9 %. Примерно 5 % городского населения составляли «лица, живущие на нетрудовые доходы», «не указавшие источник существования» и «хозяева с наемными работниками». К ним относились в основном так называемые «нэпманы» и «кулаки».
Город при нэпе представлял колоритное зрелище. Жизнь на улицах заметно активизировалась. Вовсю шла торговля с лотков папиросами, фруктами, игрушками, ширпотребом. Вновь появились рекламные вывески, плакаты, красочные имтрмны. Прилавки магазинов, рассчитанных на потребителя с достатком, были полны всякой снеди. В людных местах - на площадях, вокзалах, базарах - снова
ли беспризорники. На каждом углу - чистильщики обуви. Легковых автомобилей почти не было, нужды пассажиров удовлетворяли многочисленные пролетки.
Одевались горожане неброско. Мужчины преимущественно носили военную униформу цвета хаки или парусиновые куртки «толстовки». Партийно-комсомольская элита одевалась в черные кожаные куртки, уступившие затем место курткам «юнгштурм». Во второй половине 20-х годов следящие за модой юноши все чаще стали носить европейские костюмы с галстуками, кашне «а ля апаш», на ногах - остроносые полуботинки «джимми», полосатые носки. Единственный вид головного убора - английское кепи с огромным козырьком.
Одежда большинства женщин также отличалась бедностью: обувь старая, разбитая, грубые хлопчатобумажные чулки, невзрачные кофты. У многих на голове косынки, завязанные под подбородком. Никакой косметики. В тоже время модницы носили платья «птичьего» покроя - с летящими, как бы оборванными подолами. В моде были короткие юбки, ботинки на шнуровке, меха - лиса или песец - на плечах, маленькие, надвинутые на глаза шапочки. Женская стрижка была, как правило, короткой.
Из социально-экономических проблем самым серьезным испытанием практически для всех горожан в начале 1920-х годов стала инфляция, приведшая к росту цен на некоторые товары и продукты в 100 ООО и более раз {табл. 1).
Таблищ 1
Динамика роста цен на некоторые товары за 1914 - 1921 гг. (в рублях)
|
Ситуация осложнялась тем, что городские жители стали получать уменьшенный хлебный паек. Денежная часть среднего заработка рабочих составляла в 1921 г. менее 20 копеек в месяц. Горожан, не потерявших связь с селом, спасали огородные участки. Многие выживали за счет продажи части своего скудного имущества. Рабочие получали бесплатно некоторые промышленные товары первой необходимости.
В 1922 - 1923 гг. положение рабочих и служащих несколько улучшилось, если судить по абсолютным цифрам заработной платы. Рабочие получали в среднем
28 червонных рублей (1 червонный рубль равнялся 10 золотым); служащие - на
6 рублей больше. Между тем этих средств едва хватало на питание. Некоторые категории рабочих зарабатывали меньше, чем в 1914 г. Заработная плата служа- тих постоянно превышала заработную плату рабочих. Так, в 1924/1925 гг. средни й заработок рабочего составлял 53 рубля, служащего - 78; в 1925/1926 гг. - 61 и!)!) рублей соответственно. Часто случалось, что денег у предприятий не было, тгда зарплата выдавалась рабочим в натуральной форме или в виде купонов на продукты. К числу наиболее обеспеченных служащих относились руководящие советские и партийные работники. Зарплата некоторых из них доходила до (>00 рублей в месяц. Они занимали благоустроенные квартиры в центре города и имели прислугу. В то же время размеры государственных выплат иждивенцам государственных и общественных учреждений и безработным составляли в 1922 -
1923 гг. немногим более 6 рублей; в 1926 г. эта сумма повысилась всего на 1 рубль.
Относительно небольшие заработки горожан компенсировались низкими ценами на многие продовольственные продукты и другие товары (табл. 2).
Таблищ 2 Средние годовые цены на товары в 1924/25 и 1925/26 гг. (в рублях)
|
Одной из наиболее острых проблем для горожан в 20-х годах был «квартирный вопрос». По данным всероссийской городской переписи 1923 г., Краснодар по числу жителей занимал 15-е место в республике, а по динамике роста населения (наряду с Армавиром и Новороссийском) почти не имел соперников. При:>том областной центр сильно отставал в приросте жилой площади и в благоустройстве. Средняя плотность его населения увеличилась до 131,5 человека на гектар, что сравнялось с показателями Лондона, Вены и других крупнейших благоустроенных городов. Однако по перенаселенности Краснодар занимал в 1926 г. нторое место в стране (после Тулы): на одного жителя здесь приходилось только 4,\) кв. м жилплощади, что было почти вдвое меньше, чем предусматривалось санитарными нормами. Только с 1927 г. в городе началось строительство многоквартирных жилых домов с удобствами, включая знаменитую «стохатку» на углу улиц Седина и Почтовой (ныне Постовая).
Почти весь городской жилищный фонд находился в ведении ЖАКТов (жилищно-арендные кооперативные товарищества), сдававших жилье в аренду-преж- де всего членам профсоюзов. Около десятой доли жилфонда выделялось частным арендаторам. Это было наименее благоустроенное жилье. В результате кампании по «ущемлению буржуазии» в Краснодаре весной 1921 г. было высвобождено 2400 комнат. Многие благоустроенные квартиры в центре города перешли рабочим, служащим, командирам РККА, а их бывшие хозяева были переселены на рабочие окраины. Однако большинство рабочих проживало в полуподвальных, складских помещениях, в то время как реквизированные квартиры «бывших людей» вновь переходили от рабочих к старым владельцам или к новой - партийно-советской - элите путем «уплотнения» жильцов. Многие жители города ютились в вагонах, из- за чего простаивал железнодорожный транспорт. Акция по выселению домовладельцев и заселению в их дома железнодорожных рабочих, подобная краснодарской, была проведена осенью 1921 г. в Кропоткине и в других городах.
С лета 1922 г. для жителей Краснодара была введена квартирная плата. Все население города было разбито на три категории: служащие и работающие в государственных и кооперативных учреждениях; служащие и работающие в частных учреждениях; частные лица. Для первой и второй категорий квартплата устанавливалась в размере соответственно 1,32 и 2,00 рублей за квартирную сажень (свыше 4 кв. м); для третьей категории - от 10 до 40 рублей в зависимости от места проживания. В дальнейшем, вплоть до 1928 г., ставки квартплаты неоднократно пересматривались, однако социальное неравенство при определении их размеров по-прежнему сохранялось. Аналогичным образом регулировалась плата за трамвай: расходы, связанные с введением льготных билетов для некоторых категорий трудящихся, компенсировались дополнительным налогообложением «нетрудового элемента».
Повседневная жизнь горожан осложнялась плачевным состоянием городского хозяйства. Только 40 % улиц кубанской столицы были замощенными, и в частые ветреные дни город задыхался от пыли. Канализации не было совсем. Водопровод имелся лишь в каждом десятом доме, и, хотя качество краснодарской артезианской воды было очень высоким, жители окраин пили загрязненную воду из грунтовых колодцев. Все четыре бани находились в центре Краснодара и были очень дорогими. Посещаемость бань снизилась по сравнению с дореволюционной вдвое. Несмотря на более низкие цены на продукты, обеды в краснодарских общепитовских кооперативных столовых («обжорках») стоили в 2 - 3 раза дороже, чем в Москве (при невысоком качестве). Проведенное в 1927 г. обследование питания горожан вывило, что в среднем житель Краснодара потреблял в день четверть фунта хлеба, полфунта картофеля, 0,4 фунта прочих овощей, 0,3 фунта растительных жиров, 0,9 фунта животных продуктов.
Краснодар в 20-х годах воспринимался как город «вузовский и мещанский». Это очень показательно, поскольку до революции вузов на Кубани не было. Позже они сосредоточились в Краснодаре (с 1923 г. - сельскохозяйственный, педагогический и медицинский институты), здесь же были открыты рабфак и индустриальный техникум. Общая численность студентов в 1926 г. составляла 4 тысячи человек.
Студенты, преподаватели и вузы в целом испытывали серьезные материальные затруднения. Лекции в Кубанском университете, просуществовавшем до осени 1921 г., читались в кинотеатре в перерывах между сеансами. Политехнически й институт (просуществовал до июля 1923 г.) поначалу располагался в пяти номерах бывшей гостиницы «Метрополь». Размер госстипендии в 1922/1923 учебном году составлял в пересчете на твердую валюту 70 копеек в месяц. В последующем размер студенческой стипендии регулярно повышался, но и это не покрывало прожиточного минимума. В материальном обеспечении студентов четко проявлялся классовый подход. Кубанские вузы располагали незаурядными преподавательскими кадрами. Но даже профессура (Н.А. Маркс, А.Ф. Бенкен, Г.Г. Григор, М.В. Клочков, С.В. Очаповский, Б.Л. Розинг, Н.Ф. Мельников-Раз- веденков и др.) испытывала острую нужду. В 1924 г. профессор вуза получал «аработную плату на уровне школьного сторожа. Зарплата профессора в 1928 г. достигла лишь 35 % довоенного уровня. Поэтому более 70 % преподавателей ву-.юв подрабатывали совместительством.
Свободное время городские обыватели проводили по-разному. Среди зрелищ- пых мероприятий наиболее популярными были цирковые представления, кино и театр. Рабочий день служащих был в среднем на 2 часа короче, чем на производстве, что давало им преимущество в организации своего досуга. Будучи более обра- иованными и обеспеченными материально, служащие по сравнению с рабочими больше внимания уделяли чтению книг, газет и журналов. Нэпманы отдыхали в дорогих ресторанах, снимали для развлечений роскошные дачи, санатории, гостиницы, приглашая туда и партийно-советскую номенклатуру.
Массовые мероприятия (масленичные гулянья, карнавалы, ярмарки, спортивные соревнования) и праздники хотя бы на время объединяли горожан. В 1920 г. был установлен перечень из 16 праздничных дней: январь - Новый год (1), первый н второй день Рождества (7,8), Крещение (19), «День 9 Января» (22); март - «День ниспровержения самодержавия» (12), «День народной коммуны» (18); апрель - I >лаговещение (7), суббота Страстной недели, второй день Пасхи; май - «День Интернационала» (1), Вознесение, второй день Троицы; август - Преображение (19), Успение (28); ноябрь - «День пролетарского Октябрьского переворота» (7). Православные праздники (хотя и не все из двунадесятых) в начале десятилетия соседствовали с революционными.
Постепенно церковные праздники вытеснялись советскими, религиозная символика заменялась коммунистической. Альтернативой религиозным праздникам стали «комсомольское рождество», «комсомольская пасха», «комсомольское вознесение». Вместо церковных обрядов появились «комсомольские свадьбы», «Октябрины», «звездины». В конце 1920-х годов было запрещено отмечать Рождество. Специально в дни пасхальных торжеств назначались школьные занятия. В 1929 г. была введена «шестидневка» в школе, что должно было воспрепятствовать участию детей во всех церковных праздниках. Ответной реакцией учащихся и их родителей была массовая неявка детей в школу в дни этих праздников.
В 20-х годах попытки властей сократить число нерабочих дней за счет православных праздников не дали реальных экономических результатов. Кроме того, количество праздничных дней постоянно увеличивалось. Для советского общества второй половины 20-х годов характерным явлением стал стихийный рост числа «мелких праздников», отмечавшихся в рамках отдельных учреждений и организаций. Торжества сопровождались прекращением работы, проведением специальных заседаний и различными увеселительными мероприятиями. Так, в 1923 г.!)8 дней из 365 официально были нерабочими. В рабочих графиках частных предприятий праздничных дней было больше, чем в официальном календаре, поскольку там отмечали и все церковные праздники.
Досуг молодежи имел мало общего с досугом взрослых. В те годы наблюдался бурный рост юношеского хулиганства, и драки с поножовщиной были обычным занятием подвыпившей молодежи. Города делились молодежью на «края» (рабочие окраины), между которыми и происходили драки.
Широкое распространение в молодежной среде приобрел спорт, особенно английский футбол - «визитная карточка» двадцатых. Спорт тогда еще не стал массовым явлением, как в 30-х годах, однако среди части молодежи были популярны гимнастика Далькроза, физические упражнения по системе Мюллера, баскетбол, джиу-джитсу, бокс и т. д. «Новая» молодежь проводила свободное время в комсомольских и профсоюзных клубах, где в основном ставились агитспектакли на злободневные темы. Вплоть до середины 20-х годов блюстители коммунистической нравственности зорко следили за тем, чтобы молодежь идейно не разлагалась под влиянием «буржуазных» танцев «чарльстон» и «тустеп», а девушки не пользовались косметикой и парфюмерией.
Новшеством 20-х годов стало радиовещание. В 1926 г. приступила к работе Краснодарская широковещательная радиостанция, и радио стало вторгаться в повседневную жизнь горожан. Через год уже около тысячи краснодарцев имели любительские радиоприемники, подлежавшие обязательной регистрации. По воскресеньям центральных радиопередач не было, транслировались только местные радиогазеты и концерты. Качество звучания было очень низким. По словам современников, «вместо концерта получался только вой». В отличие от кино радио активно использовалось властью в целях политической пропаганды. Почти три четверти эфирного времени отводилось лекциям, докладам, радиогазетам идеологического и просветительского характера (с учетом особенностей возрастных и социальных групп). Просветительская часть радиовещания была связана в основном с антирелигиозной тематикой, естествознанием, популяризацией различных сведений из области аграрной науки, актуальных и для горожан. При этом радио рассматривалось партийными идеологами не как средство расширения кругозора хлебороба, а как источник практической помощи ему.
Сельская повседневность. Многие черты повседневной жизни горожан и селян в 20-х годах совпадают, поскольку социально-политические и социально-экономические процессы тех лет носили универсальный характер. Между тем кубанская станица жила особой жизнью, связанной со специфическим казачьим укладом. Писатель Артем Веселый подметил на Кубани различие казачьих и иногородних хозяйств. У казаков «белые хаты и богатые дома под черепицей, тесом и железом стояли строгим порядком, прячась в зелени вишневых садочков и акаций». По- другому выглядели жилища иногородних: «... огороженные камышовыми плетнями, подслеповатые саманные мазанки пятились на пригорок, уходили в степь... Садов мужики не разводили, считая это дело баловством».
По-прежнему труд кубанских хлеборобов разделялся на два периода. В весеннелетний сезон они всей семьей выезжали в степь на посев и уборку урожая. Хлеборобы, как правило, жили в степи в шалашах, работали от зари до зари, питались почти сухим пайком, изнуряя себя тяжелой работой. В осенне-зимний период казаки свозили собранный урожай в станицу, продавали свою продукцию и на вырученные деньги приобретали необходимые товары. Нововведением 20-х годов стало раннее, по сравнению с довоенным периодом, окончание рабочего дня. Объяснялось это небывалым разгулом бандитизма и конокрадства. Поля хлеборобов обычно находились в 10 - 15 километрах от станицы, и казаки стремились к вечеру нернуться домой, чтобы уберечь скот от угона.
Кубанские хлеборобы умели и отдохнуть. Основными развлечениями в станице продолжали оставаться свадьбы, крестины, церковные праздники (особенно престольные, или храмовые). Частыми были групповые драки. В отличие от города в станицах традиционные молодежные драки происходили между «кварталами». Кроме того, деревенская молодежь выходила на гулянья на «углы», которых в каждой станице было несколько. Например, в станице Полтавской было семь углов: «скрипачи», «чемарцы», «чайки», «сельские монахи» и др. Летом станичная молодежь, как прежде их отцы и деды, собиралась в свободное от работы время на «дьсвитки» или «посиделки», где можно было подобрать себе невесту либо похвастаться своим удальством. Зимой вечера сельской молодежи проходили в «хатках- клубах», для чего на окраинах станицы арендовались дома одиноких зажиточных казачек. Свадьбы, отмечавшиеся после сбора урожая (до заговен - 25 ноября), обычно сопровождались двухнедельным гуляньем. Зимой молодежь каталась на коньках на замерзших водоемах. В середине двадцатых возобновились традиционные конные скачки, джигитовки, рубка лозы на больших праздниках.
Наряду с традиционными развивались и новые формы молодежного досуга. Центром его организации в 20-х годах являлся комсомольский клуб, который был для некоторых юношей и девушек дороже дома родителей. Клубы размещались в самых лучших помещениях, находившихся в центре станицы или хутора, и обустраивались по тем временам роскошно. Как отмечал комсомолец 20-х годов А. Гвоздецкий (станица Ахтырская), обставить клуб мебелью, убрать коврами, украсить картинами не составляло труда, «пришлось только немного ущемить зажиточную часть станицы». В клубах ставились комсомольские спектакли, демонстрировались «живые газеты», проводились концерты самодеятельности и агитационные мероприятия «синеблузников», преимущественно антирелигиозной направленности. Разновидностью досуга кубанской молодежи стали «комсомольские улицы», когда комсомол через уличные гулянья пытался воздействовать на казачью молодежь.
Всевозможные нововведения воспринимались станичным населением в основном негативно. Отрицательную реакцию вызывали многочисленные комсомольские инициативы: устройство шумных антирелигиозных кампаний, клубных вечеринок, проведение политических мероприятий, спортивных игр. Станичники никак не могли понять, зачем рослые парни в трусах гоняют по полю мяч вместо того, чтобы работать по хозяйству («щоб воны, сукины сыны, без штанив ни бигалы бы ля Божьей церкви»). Аналогичным образом хлеборобы воспринимали одетых по-городскому, накрашенных и курящих девиц, агитирующих за освобождение женщины-казачки. Статус женщины в казачьих поселениях всегда был ниже мужского, и всякие попытки «низшего пола» стать вровень с мужчиной воспринимались казаками как посягательство на их законные привилегии.
Приметой деревенской жизни в 20-х годах был рост самогоноварения («шинкарства»). Пытаясь бороться с этим явлением, в 1925 г. правительство отменило «сухой» закон, объявленный еще в годы Первой мировой войны, и в продаже стали появляться «казенные» напитки: русская горькая, зубровка, всевозможные вина, ликеры, наливки. Бутылка русской горькой в 1925 г. стоила 1,98 рубля. Несмотря на дороговизну, казаки и крестьяне употребляли крепкие напитки. В 1926 г. населением Кубанского округа было потреблено в среднем 8 тысяч ведер спиртного в месяц (половина приходилась на город), или 1/100 (100 г) ведра на душу населения. Однако производство государственных напитков вовсе не снизило потребления самогона.
В 20-х годах на селе отмечается увеличение количества разводов. В довоенное время Кубань опережала Европейскую Россию по числу заключенных браков в полтора раза. Это объяснялось большей зажиточностью населения и тем, что сам процесс заключения или расторжения брака был сопряжен со многими затруднениями для вступающих в брачный союз или расторгающих его. Советская власть одним из первых своих декретов предоставила гражданам полную свободу расторжения брака, если он стал тягостным хотя бы для одного из супругов, и значительно упростила бракоразводный процесс. В результате в 1925 г. количество разводов на Кубани возросло по сравнению с довоенным в 3,5 раза. В городе в 1925 - 1926 гг. на каждые четыре брака приходился один развод. Однако для станицы и меньшие показатели (1 развод на 151 браков) были экстраординарным явлением.
Одевались в то время станичники бедно (в отличие от дореволюционного времени). Довоенную одежду многие уже доносили, а новую не могли купить, поскольку мануфактура была дорогой. Суконная, шелковая или плюшевая одежда, лаковые сапоги и галоши вообще были недоступны для большинства крестьян и казаков. В суконных френчах и галифе могли тогда разгуливать по станице только партийные и советские функционеры. Ни о какой сельской моде речи не было. Мода 20-х годов - исключительно городская мода. Деревенский быт не допускал проявления индивидуальности. Прагматичная сельская повседневность не предполагала показного ношения одежды. В станице все друг друга знали: кто беден, а кто по-настоящему богат. Уровень достатка там определялся не по дорогой одежде, как в городе, а по размерам и прочности дома, по обилию продуктов на столе. Только отправившись в город в поисках лучшей жизни, молодые крестьяне и казаки впервые могли ощутить потребность в подстройке под общий городской стиль, чтобы не выделяться в толпе горожан своим «станичным видом».
Одной из примет повседневной жизни в 20-х годах стали смена имен и фамилий и наречение детей новыми, революционными именами. Люди, принявшие советскую власть и желавшие начать иную жизнь, хотели зафиксировать свою новую идентичность через новое имя. Однако нередко таким путем практичные крестьяне пытались спасти своих детей от возможного преследования их со стороны советской власти. Так появлялись люди с новыми именами: Вилены, Замвилы, Тролезины, Тракторы, Лагшмивары, Даздрапермы, Оюшминальды и т.д. Замена имени ребенка, зарегистрированного в органах ЗАГС, новым, присвоенным ему на «Октябринах», разрешалась только в случае, если со времени регистрации прошло не более трех лет. О перемене фамилий и имен обязательно делалось публичное уведомление в местной газете.
В повседневной жизни станицы находили свое отражение социально-экономические меры советской власти, вызванные логикой нэпа. В 1922 г. на Кубани возродилось страховое дело. Первоначально подвергались обязательному страхованию от огня крестьянские строения, затем было внедрено обязательное страхование сельскохозяйственных посевов и растений от градобития. К середине 20-х годов население стало добровольно страховать крупный рогатый скот от падежа. Между тем практически все виды страхования, кроме добровольного страхования имущества и страхования жизни, были построены на принципе обязательности. Это воспринималось населением как новая форма скрытого налогообложения, и хлеборобы долго относились с недоверием к агентам госстраха. В результате ежегодно выполнялся план только по страхованию жизни. Задания по остальным видам с трахования оставались недовыполненными на 10 - 30 %.
В 1923 г. на Кубани вновь были открыты государственные трудовые сберегательные кассы. Это означало определенную стабилизацию не только в денежнокредитной политике, но и в экономическом сознании и в умонастроениях жителей региона. Менее чем за три года количество вкладчиков возросло в пять раз, а общая сумма сбережений - в девятнадцать раз. Но при отсутствии свободных денег на руках у населения уровень развития сберегательных учреждений существенно отставал от уровня дореволюционного времени, а основными вкладчиками являлись учреждения и организации. Среди социальных групп лидерами по вкладам были служащие, затем шли «прочие», рабочие и крестьяне. К весне 1925 г. только у 652 рабочих и 50 крестьян по всей Кубани имелись вклады в сберкассах, тогда как вкладчиков из числа служащих и «прочих» было в пять раз больше. Эти цифры наглядно показывают, кто реально выиграл от «пролетарской» революции.
Повседневная жизнь села напрямую зависела от природных факторов. В отличие от Краснодара чистой артезианской водой были обеспечены лишь немногие станицы: Пашковская, Марьинская, Старокорсунская, Тихорецкая и др. Ряд станиц южной части Кубанского округа использовали речную воду или воду горных источников. Наиболее загрязненной была вода в северных районах Кубани (Славянский, Усть-Лабинский, Кореновский, Медведовский и др.), где отмечалось и наличие в ней азотной кислоты. Особую группу составляли два района - Приморско-Ахтарский и Темрюкский, вода в которых отличалась повышенной жесткостью и была с примесью сероводорода. Жители этих районов пользовались исключительно дождевой водой или привозной (в цистернах), вследствие чего неоднократно возникали серьезные перебои в водоснабжении. Загрязненность воды была причиной многих эпидемических заболеваний.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |