Российская академия образования 26 страница

Третьей психологической характеристикой, общей для процессов восприятия и производства речи, является

предугадывание, предвосхищение, предворение следующего действия. Это, несомненно, является частным случаем общего антиципирующего поведения человеческой психики.

Применительно к процессу речевого производства обычно говорят об упреждающем синтезе. В работах многих исследователей и в наших экспериментах было показано, что уже в самом начале каждого речевого действия предворяется последующее. Например, в произнесении слова редуцируются первые слоги в результате предвидения ударности последующего. Наиболее ясно это предворение проявляется и речевом восприятии. В исследованиях Ю. Ф. Полякова, В. II. Критской и наших работах было показано, что человек в процессе речевого восприятия выдвигает встречные гипотезы определенной вероятностной ценности. Это положение является частным случаем общей вероятностной модели восприятия, разработанной Е. Н. Соколовым. Нами был проведен количественный и качественный анализ выдвигаемых гипотез по методике Шеннона — Т. Слама — Казаку, а также некоторым другим. Анализ процесса вероятностного прогнозирования в восприятии и упреждающего синтеза в производстве позволяет говорить о том, что им присуща одна и та же общая психологическая особенность, характеризующая речевой процесс.

Можно предположить, что для производства и восприятия речи окажутся одинаково значимыми такие характеристики, как: 1) ограничение длины и объема речевого высказывания возможностями оперативной памяти и 2) предпочтительность одних форм вербального выражения мысли другим как в процессе производства, так и в процессе восприятия. Рассмотрение всех вышеназванных аспектов взаимодействия работы слухового и двигательного анализаторов и психологических особенностей восприятия и производства речи позволяет говорить о речи, как о сложном интермодальном процессе1.

VII.2. Вербально-коммуникативная функция

человека в порождении и восприятии

речевого сообщения1

Речевая деятельность формируется и развивается в единстве с общим интеллектуальным развитием, в котором речь опосредствует становление и качественное своеобразие функционирования высших психических процессов и состояний, в свою очередь, обусловливающих само речевое развитие. В то же время виды речевой деятельности суть проявление вербально-коммуникативной функции человека. Рассмотрим, что это значит.

Исследователи вербального общения традиционно отмечают внутреннюю связь его рецептивной и продуктивной сторон. Начало этой традиции восходит к работам В. Гумбольдта, который «...впервые разгадал сущность речевой деятельности как взаимообусловленной корреляции двух дополняющих друг друга процессов, из которых один распадается на фазы формирования речи-мысли и ее звуковой зашифровки, а другой — противоположный по своей направленности процесс — состоит из дешифровки и последующего воссоздания мысли в опоре на знания языка и свой личный опыт» [Кацнельсон, 1972. — С. 107—108]. При этом важно подчеркнуть, что для Гумбольдта речь, процесс высказывания мысли и понимание «есть различные действия одной и той же языковой силы». Эта «языковая сила» («языковая способность», «язык», «языковая деятельность») и рассматривается нами как сложная высшая психическая функция.

Специфика этой функции заключается прежде всего в интегративном характере, который проявляется в двустороннем ее воплощении и в том, что она реализуется на основе других высших системных функций человека: мышления, памяти. Особую роль в ее реализации играет мышление — специфически человеческая способность опосредствованного отражения предметов и явлений действительности в их связях и отношениях. При этом важно подчеркнуть исходное для нашего описания положение, что само мышление могло стать инструментом опосредствованного

отражения действительности только в единстве с этой высшей интегративной функцией. Не менее специфичным для нее являются способ и средства существования. В роли средств реализации этой функции выступает язык как система разноуровневых единиц от фонемы до словосочетания и правил оперирования ими (например, грамматических, семантических, логических). При помощи и посредством языка, во-первых, формируется и существует сама понятийная система человека (обобщенное и опосредствованное отражение реального мира), во-вторых, формируется и формулируется мысль в процессе речевой продукции — письма (говорения).

Наряду со средством важен и способ реализации данной функции. Способом формирования и формулирования мысли (отражение предметных связей и отношения к ним посредством языка) служит речь. Речь нами трактуется как внутренний и внешний (устный и письменный) способ построения самой мысли. Знаковый характер средств и способа, то есть языка и речи, определяет опосредствованный вербальный характер этой функции, а ее связь с основной целью реализуемой ею деятельности определяет ее коммуникативность.

Соответственно, можно назвать эту высшую интегративную функцию вербально-коммуникативной функцией (ВКФ). Она реализуется двумя процессами — смысловым восприятием и смыслопорождением, или смысловыражением, которые представляют внутреннюю сторону рецептивных и продуктивных видов речевой деятельности. Утверждение, что смысловое восприятие и смысловыражение представляют собой разнонаправленное (от мысли к слову и обратно) выражение единой вербально-коммуникативной функции, во-первых, хорошо согласуется с положением В. Пенфильда о том, что, несмотря на определенную локализацию слуховой и речедвигательной функций соответственно в зоне Вернике и Брока, «речевой механизм должен функционировать как целое и не может быть разделен на ограниченные функциональные единицы» [Пенфильд, Робертс, 1965. — С. 206]. Во-вторых, единство этих процессов внутри одной функции определяется и тем, что, по словам Н. И. Жинкина, «код, на котором человек кодирует и декодирует, один и тот же» [1982. — С. 53].

Как известно, единство всякого явления прежде всего должно выражаться в единстве его структуры для всех его проявлений, в частности для всех проявлений ВКФ. Схемы смыслового восприятия и смысловыражения при их наложении и будут представлять такое структурное единство, в котором могут быть выделены три уровня. При этом сами совмещенные схемы этих процессов представляют собой некоторую модель.

Первый уровень этой модели, осуществляющий непосредственный контакт с окружающей средой, — перцептивно-моторный. Он реализуется в процессе устного вербального общения в слуховой и артикуляторной (речедвигательной) модальности. Перцептивно-моторный уровень осуществляет функцию а) входа (с первичным преобразованием параметров акустических в нервную импульсацию) и б) выхода (с конечной трансформацией артикуляционной активности в акустические параметры) речевого сигнала. О едином принципе организации входа и выхода ВКФ свидетельствует, во-первых, соответствие физических параметров входного и выходного акустических сигналов, регламентируемое внутренней согласованностью работы слухового и речедвигательного анализаторов; во-вторых, участие слуховой обратной связи (равно как и проприоцептивной) в производстве акустического сигнала и встречной моторной активности в процессе его различения и опознания. Другими словами, принцип перекодирования нервной импульсации через артикуляционную в структуру параметров акустического сигнала должен быть тем же, что и принцип перекодирования акустических параметров в нервную импульсацию. Отметим, что первый уровень ВКФ — это уровень перевода с акустического кода на нервный и обратно — с кода нервной импульсации на акустический.

Второй уровень модели ВКФ — формирование (и формулирование) мысли — предполагает установление предметно-смысловых соответствий при помощи языковых средств. Оно выражается движением от смысловых связей к предметным и наоборот. Раскрытие предметного содержания чужой мысли в слушании осуществляется на основе вероятностного прогнозирования [Зимняя, 1973] через анализ всей иерархии смысловых связей высказывания («материализованных» в вербальных связях) в последующий пространственный синтез [Лурия, 1969] всех

предварительных решений для получения результата — понимания или непонимания. Другими словами, это процесс раскрытия предмета чужой мысли на всех уровнях высказывания (то есть распредмечивание этой мысли для себя). В процессе говорения происходит тот же процесс установления предметно-смысловых соответствий, только при выражении предметного содержания своей мысли прежде создается пространственный синтез всего высказывания, или его программа, реализуемая в ходе текущего анализа соответствия вербальных средств и способа формирования и формулирования мысли этой программе.

Происходящий процесс выражения мысли, то есть ее опредмечивание, предполагает создание всей иерархии смысловых связей, одним из основных показателей которой является связность. Ее реализация в процессе слушания и говорения служит опорными точками между и внутриуровневых переходов. Таким образом, пространственный синтез, реализуемый в слушании (в смысловом восприятии), в «процессе объединения разрозненных мыслей в единое целое, процессе обобщения, без чего невозможно было бы формирование общего вывода» [Соколов, 1968. С. 97] и в говорении (в смысловыражении), в формировании программы, представляет собой общий пункт этого уровня модели. Второй уровень — это уровень перевода с языковых средств на смысл и со смысла на языковые средства.

Третий уровень модели ВКФ — смыслообразующий, в процессе слушания реализуется в понимании (или непонимании) предмета высказывания и установлении коммуникативного смысла и коммуникативного намерения чужого высказывания. Этот уровень предполагает высший синтез смыслокомплексов, осуществляемый средствами предметно-схемного индивидуального кода или универсального предметного кода (Жинкин, 1982). В процессе говорения смыслообразующий уровень выявляется в образовании коммуникативного смысла и коммуникативного намерения, реализующихся в замысле собственного высказывания и затем развертывающихся в его программу. Третий уровень ВКФ — это уровень перевода с предметного на смысловой план и со смыслового на предметный.

Все уровни модели ВКФ как бы входят друг в друга, поэтому их разграничение, естественно, носит условный

характер. В целом, ВКФ (или языковая способность) представляет собой, таким образом, сложный механизм приема, переработки и выдачи вербальной информации посредством языка как средства и речи как способа формирования и формулирования мысли во всех видах речевой деятельности в процессе общения.

Сама ВКФ предполагает знание (наличие и владение) языковых средств и правил оперирования ими. Вслед за Н. И. Жинкиным можно выделить три группы таких правил — логические, семантические и грамматические (морфологические и синтаксические). «Синтаксическое правило должно появиться сразу, как некоторая законченная схема сочетания слов, только при этом условии произойдет операция отбора элементов с решетки морфем» [Жинкин, 1958. С. 357]. Следует, вероятно, добавить, что при этих условиях произойдет операция правильного отбора слов, тогда как при незнании синтаксического правила, хотя операция отбора также будет произведена, но она осуществится неправильно, в результате чего может получиться, например, такое сочетание: Хорошая мальчик будет поехал на юге.

Семантические правила определяют сочетаемость слов по их значению, точнее, по принципу понятийной сочетаемости. В приведенном выше примере соблюдено именно семантическое правило, хотя сочетание слов не оформлено синтаксически. Следует предположить, что в процессе речепорождения отбор слов по семантическому правилу не должен предваряться отбором по синтаксическому. Независимость существования этих правил хорошо иллюстрируется примером «текста», предложенного Л. В. Щербой студентам для синтаксического разбора, Глокая куздра штеко будланула... бокрёнка (цит. по [Реформатский, 1960. С. 272]), в котором сами по себе незначащие слова приобретают значение в структуре синтаксического целого.

К третьей группе правил Н. И. Жинкин относит логические правила, «регулируемые критерием истинности и ложности» и отражающие предметные отношения [1958. С. 359]. Например, в правильно синтаксически и семантически оформленном предложении Рыбы летают высоко нарушено именно это правило.

Вероятно, правомерно говорить еще об одной группе правил, которые в какой-то мере объединяют все рассмотренные, то есть о группе вероятностно-статистических правил, которые вырабатываются на основе лингвистического опыта и часто не могут быть осознаны самим говорящим. Заключаются эти правила в учете вероятности сочетания слов при их отборе. Формирование этих правил может явиться следствием большой частоты встречаемости какого-либо конкретного сочетания слов, в результате чего вероятность его появления будет очень высока, и широкого действия механизма аналогии, переноса. Можно предположить, что именно учет вероятности сочетания слов и правильность их использования в заданном контексте и определяют так называемое чувство языка.

Существенно, что в отношении формирования и пользования синтаксическими правилами наибольшей объяснительной силой обладает теория порождающей грамматики. При этом, как отметил Н. Хомский, «...чтобы избежать одного постоянного недоразумения, вероятно, стоит повторить, что порождающая грамматика не является моделью для говорящего или для слушающего. Она стремится охарактеризовать в наиболее нейтральных терминах знание языка, которое дает основу для действительного использования языка говорящим — слушающим» [1. С. 13—17]. Соответственно, «порождающая грамматика» — это некоторое устройство, которое формирует и реализует в процессе общения имеющуюся в языковом сознании коммуникантов совокупность правил.

Ссылки на литературу к VII.2

1. Жинкин Н. И. Механизмы речи. — М., 1958.

2. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М., 1982.

3. Зимняя И. А. Психология слушания и говорение // Дисс. докт. психол. наук. — М., 1973.

4. Канцельсон С. Д. Психология языка и речевое мышление. — Л., 1972.

5. Лурия А. Р. Высшие корковые функции человека. — М., 1969.

6. Пенфильд В., Робертс Л. Речь и мозговые механизмы. — Л., 1964.

7. Реформатский А. А. Введение в языкознание. — М., 1960.

8. Соколов А. Н. Внутренняя речь и мышление. — М., 1968.

9. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. — М., 1972.

VII.3. Интерфункциональное

(интерпсихологическое) взаимодействие

слухового и речедвигательного анализаторов

в процессах слушания и говорения1

Интерфункциональное взаимодействие Г1→С2, представляя собой сложное взаимодействие процессов слушания и говорения общающихся людей, естественно, определяется целым рядом психологических факторов, часть которых обусловливает саму реализацию интерфункционального взаимодействия, другие — степень его эффективности. Так, необходимыми условиями реализации коммуникативного акта является то, что говорящий и слушающий а) пользуются одними и теми же средствами семантического кодирования, то есть одним и тем же языком2, что б) механизм реализации сенсорного кодирования, то есть переход от акустического воздействия к нервному возбуждению и наоборот (через артикуляционные движения) изоморфен у обоих партнеров3 и что в) акустические характеристики выходного сигнала говорящего соответствуют или согласуются с разрешающей способностью входа, то есть слухового анализатора слушающего. Степень эффективности интерфункционального взаимодействия слушания и говорения определяется прежде всего соответствием интерпретационных возможностей партнеров общения. При этом, под интерпретацией нами понимается процесс установления смысловых связей на всех уровнях смысловой иерархии высказывания и соотнесение этого процесса осмысления с коммуникативным намерением и реальной ситуацией общения.

Сначала остановимся на рассмотрении соответствия характеристик слухового и речедвигательного анализаторов, как аппаратов, производящих и воспринимающих акустический сигнал в процессе коммуникативного акта, то есть соответствии их разрешающих способностей,

основывающихся на дифференциальной чувствительности этих анализаторов. Рассмотрение этого уровня взаимодействия слушания и говорения важно, так как именно он обеспечивает элементарную различимость звуков речи1. Говоря о взаимодействии, взаимосвязи слухового и речедвигательного анализаторов, исследователи вербальных процессов, как правило, имеют в виду интрафункциональную взаимосвязь этих анализаторов, обеспечивающую их «совместную работу» или в наших терминах реализующую актуализацию вербально-коммуникативной функции ВКФ. Так, материалы многочисленных исследований (А. Р. Лурия, В. Пенфильд, П. Робертс и др.) показывают, что «вторичные отделы слуховой коры позволяют осуществлять не только сложную аналитико-синтетическую работу, будучи важным «комбинационным центром» слухового анализатора, но выполняют эту работу в тесном взаимодействии с теми участками нижних отделов лобной области, которые следует рассматривать как корковый конец двигательного анализатора, имеющий у человека специальные речевые функции» [14. С. 98]. На этой же основе имплицируется и интерфункциональное взаимодействие слухового и речедвигательного анализаторов в схеме Г1→С2. Так, предполагается, что говорящий в процессе коммуникативного акта, являющийся потенциальным слушающим, и слушающий, являющийся потенциальным говорящим, реализуя каждый свою вербально-коммуникативную функцию, основывающуюся на интрафункциональном взаимодействии слухового и речедвигательного анализаторов, тем самым реализуют интерфункциональное взаимодействие в схеме Г1→С2.

Такой план рассуждения однако не вскрывает главных причин соответствия работы слухового и речедвигательного анализаторов в процессе интерфункционального взаимодействия Г1→С2. Основа этого соответствия заключается, на наш взгляд, в том, что «у всех идей она (речь) контролируется одними к теми же областями коры» [7. С. 233] и что у всех людей производство и восприятие речи осуществляется одними и теми же органами, хотя их анатомическое строение и характеризуется определенными

индивидуальными отклонениями1. Самым важным является то, что вербальная коммуникативная функция прижизненно формируется именно в условиях интерфункционального взаимодействия Г1→С2.. Выступая в роли говорящего и являясь в это же время потенциальным слушателем, человек «прилаживает» выходной акустический сигнал по собственному слуховому эффекту, но, что самое главное, и по реакции слушающего. Как отмечают все исследователи онтогенеза физиологических механизмов речи, основную роль в этом процессе «прилаживания» играет звукоподражание, основывающееся на механизме врожденного имитационного рефлекса, то есть установление интрафункционального взаимодействия через интерфункциональное.

Так, исследование Г. С. Лях показало, что «у детей в возрасте от полутора до восьми месяцев отмечается живая имитация артикуляционной мимики взрослых без предварительной тренировки...» и что «присоединение к мимической артикуляции соответствующих звуков вызывает у ребенка звукоподражательные реакции» [16. С. 16]. Другими словами, произнесение, артикуляция звуков речи данного языка изначально обусловлено внешним формирующим этот процесс воздействием взрослого, то есть процессом слушания. Таким образом, уже на этом этапе реализуется коммуникативный акт: 1) взрослый говорит — ребенок слушает и 2) ребенок пытается говорить, ответно реагировать — взрослый слушает. Возникающая в системе взрослый — ребенок «обратная речеслуховая связь» [22. С. 7] является своеобразным регулятором «прилаживания». Но такая постановка вопроса противоречит утверждению Л. А. Чистович и В. А. Кожевникова, что «на первом году жизни речеобразование является в значительной мере автономным (мало зависит от восприятия) и отражает процессы созревания нервной системы [25. С. 130]. Это противоречие может быть объяснено тем, что мы в своем выводе основываемся на развиваемом исследователями школы Л. С. Выготского положении, что процессы созревания обусловливаются обучением в широком смысле этого слова, а не противополагаются ему. Как нам кажется, опыты Г. С. Лях являются непосредственным

свидетельством этому. Но, не принимая утверждения автономности речеобразования, мы полностью соглашаемся со сделанным на основе анализа исследований Э. Ленненберга, М. Престона и др. [28] выводом Л. А. Чистович и В. А. Кожевникова о том, что основную роль слуховой контроль (в коммуникативном акте Г1→С2) играет для выработки артикуляции слоговых комплексов. Так, гласноподобные звуки, производимые ребенком до 6 месяцев, формируются на основе двигательной активности речевого тракта, выражающейся в крике, гулении. Но гласноподобные звуки это еще не речеобразование — это заготовки, предпосылки формирования речевых звуков, которые могут быть актуализированы только в процессе общения. Если же этого общения с говорящим нет, то и гласноподобные звуки останутся на уровне только простых голосовых реакций. Очевидна роль начальных этапов интерфункционального взаимодействия слушания и говорения для всего последующего процесса общения1. Усвоение и соблюдение общепринятой нормы этого взаимодействия в начале онтогенеза в значительной степени определяет последующую степень соответствия процессов говорения и слушания вообще и их физических характеристик, в частности, в вербальном общении. Таким образом, в силу общности анатомического строения анализаторов и условий формирования ВКФ у всех членов данного языкового коллектива акустический сигнал характеризуется такими изменениями его параметров, которые как бы отражают согласованность разрешающих способностей этих анализаторов. Психоакустические исследования Г. Фанта, Дж. Фланагана и др. показали, что «основные координаты речевого сигнала можно определить как в акустической, так и в артикуляторной области и что обе области, с точки зрения восприятия, коррелированы между собой» [23. С. 278]. Но остается неопределенным вопрос соответствия артикуляторной и перцептивной «области» или, точнее, соответствия разрешающих способностей слухового и речедвигательного анализаторов в терминах основных координат или параметров речевого сигнала. При этом следует оговориться, что описываемое

нами соответствие показывает только объективную системную готовность анализаторов к взаимодействию слушания и говорения. Тогда как в реальном коммуникативном акте имеет место не однозначное соответствие физических параметров, а опосредствование физического воздействия закономерностямми психического отражения.

Как отмечает В. А. Артемов, «органы чувств являются своеобразными передатчиками, преобразующими воздействие физических свойств предметов и явлений внешнего мира в нервный процесс, на основе которого и возникает ощущение их качеств» [2. С. 137]. Поставленная таким образом проблема взаимоотношения физических свойств и воспринимаемых качеств речевого сигнала является проблемой соответствия и трансформации объективного в субъективное. Этой проблеме были посвящены психофизические измерения Вебера, Фехнера, Гельмгольца, а затем и специальные психоакустические исследования [8. С. 315—344], а также [210. С. 92—93], [21], в результате которых была установлена зависимость объективных и субъективных шкал изменения характеристик акустического сигнала. Так было, например, определено, что ощущаемая слухом громкость звука приблизительно пропорциональна логарифму звукового давления, определяющего силу звука. Соответственно, для каждого параметра были установлены своеобразные «корреляционные» шкалы. Так, для изменения частоты тона в герцах была установлена соответствующая шкала в мелах, где условно принято, что частота тона в 1000 гц и громкостью в 40 дб соответствует высоте тона в 1000 мел (шкала В. Кенинга, 1949 г.). Эта шкала «до 1000 гц будет примерно равной по частоте, а выше — равномерной в масштабе логарифма частот» [19. С. 114]. Экспериментальное исследование В. В. Люблинской уточнило характер зависимости частоты и высоты в диапазоне частоты основного тона, или в пределах диапазона голоса. Эту зависимость можно «аппроксимировать с помощью монотонной непрерывной функции», а «... факт сохранения во всех случаях связи «один к одному» между частотами стимулов и реакцией заставляет считать, что отношения по частоте на множестве сигналов сохраняются и на множестве описаний этих сигналов в нервной системе» [25. С. 65—67]. Этот вывод означает практическое совпадение значений частоты и

высоты в голосовом диапазоне. Более сложные отношения установились между физическим свойством силы звука и воспринимаемым качеством громкости. Для определения зависимости силы звука и громкости установлена децибельная шкала, в которой уровень громкости в дб, как известно, определяется по формуле:

где N — громкость звука в децибеллах, I0, P0, X0 — стандартные (или нулевые) уровни, соответственно, I0 — силы звука (10-9 эрг/сек..см2), P0 — эффективного звукового давления (2.10-4 бар) и x0 — эффективного значения колебательной скорости (4,8.10-6 м/сек). Эта зависимость громкости от силы звука (или давления) достаточно определенна только для средних значений уровней. В децибельной шкале определены и пороги слышимости — от 0 дб до 120 дб, причем верхний болевой порог в 120 дб выполняет охранную функцию, ибо звук громкостью в 145—150 дб вызывает разрушение кортиева органа1.

В исследованиях лаборатории Л. А. Чистович методом имитации было также показано, что между силой звука и громкостью, то есть «между сигналом и его описанием в нервной системе по данному параметру нет однозначного соответствия2, хотя порядок расположения стимулов по физической шкале, несомненно, сохраняется в описании, сохраняются и относительные величины разностей между стимулами в последовательности» [25. С. 68—69]. Таким образом, очевидно, что субъективная оценка интенсивности представляет более сложный процесс, нежели оценка временных и тональных параметров. И если, «при восприятии сложного тона определение его высоты более сложно и не поддается простым расчетам», [19. С. 114]3, то тем более это относится к определению громкости и тембра речевых звуков. К тому же сложность интерпретации

понятия интенсивности речевых сигналов связана также и с тем, что ее измерение в зависимости от целей исследования проводится как бы на разных уровнях интеграции звуковой энергии, Так, Г. Флетчер [26. С. 65—69] предлагает разграничивать шесть уровней и, соответственно, шесть понятий интенсивности речевого сигнала: мгновенную, усредненную, среднюю слоговую фонетическую и пиковую интенсивность.

Мгновенная интенсивность (instantaneous speech power) — это величина звуковой энергии, производимой в любой момент. Иногда эта величина в 100 раз превышает усредненное значение интенсивности. Усредненная интенсивность (average speech power) — значение общей интенсивности звучания, деленное на время. Средняя интенсивность речи (mean speech power) — усредненная интенсивность речи за каждую сотую секунды. Слоговая интенсивность речи (syllabic speech power) — максимальная величина «средней интенсивности речи» достигаемая во время произнесения слога. Фонетическая интенсивность речи (phonetic speech power) — максимальная величина «средней интенсивности речи», для каждого произносимого гласного или согласного. Как отмечает Г. Флетчер, эта величина наиболее удобна при сравнении относительного количества энергии в различных звуках речи. Обычно фонетическая интенсивность гласного в слоге соответствует слоговой интенсивности. Пиковая интенсивность речи (peak speech power) — максмальная величина «мгновенной интенсивности речи» за все рассматриваемое время произнесения. Уже одно простое перечисление подходов к определению интенсивности показывает трудность их соотнесения с субъективными ощущениями громкости. Это тем более затруднительно, что, например, слоговая интенсивность речи, измеряемая либо так, как предлагает Г. Флетчер, либо площадью под огибающей распределения звуковой энергии в слоге, является функцией не только интенсивности, но и других факторов, и в частности, лингвистического опыта слушающего. Это с особой очевидностью проявляется при восприятии эффекта ударения, в котором интенсивность играет важную роль1.

Следующим важным параметром речевых звуков является их спектральная характеристика, воспринимаемая как тембр звука. В силу того, что разные участки спектра воспринимаются слухом по-разному, весь частотный диапазон был разбит на так называемые «критические полоски слуха» (шкалы Г. Флетчера (1953) и Э. Цвикера (1961)). Критической полоской речи называется область частотного диапазона речи, воспринимаемая как одно целое, и по слуховому ощущению эквивалентная тону в шкале мелов. Если в шкале Г. Флетчера в диапазоне от 200 до 8000 гц определено 20 таких полосок с шириной от 53 до 590 гц, то в шкале Э. Цвикера их 24 в диапазоне от 51 до 13500 гц с шириной от 80 до 3500 гц., что при замене эквивалентным тоном соответствует градациям в высоте в 100 мел.

Как мы видим, интерфункциональное взаимодействие слушания и говорения предполагает сложные взаимоотношения физических свойств и воспринимаемых качеств речевого сигнала, в результате чего последний и становится «субъективным образом объективной действительности». При этом существенно отметить, что воспринимаемые качества как отдельного физического свойства, так и определенной их совокупности, образующей структурное целое, являются результатом категориальности восприятия, в основе которой лежит зонная природа этого процесса. Как показало исследование восприятия спектрально-искаженных изолированных звуков [11. С. 47], в процессе восприятия под один и тот же эталон подводятся заведомо разные звуки. Это может означать два факта: или то, что воспринимающий аппарат не различает внесенных спектральных изменений, или то, что сам эталон представляет не какую-либо фиксированную спектральную характеристику, а своеобразную «зону», допускающую отклонения в определенных пределах. Первое допущение нельзя принять в силу большого количества убедительных данных об очень тонкой аналитической работе воспринимающего слухового аппарата. Значит, объяснение нужно искать во втором положении.

Дата добавления: 2015-10-21