Российская академия образования 21 страница

42. Firth I. Sounds and Prosodies. — TPS, 1948.

43. Flanagan J. L. Some properties of the glottal sound source. // Journal of Speech and Hearing Research. — V. 1. — 1958.

44. Ganeshsundaram P. C. A Cascade Modulation Theory of Speech Formants // Zeitschrift flier Phonetik und allgemeine Sprachwissenschaft. — Band 10. — 1957.

45. Hill Arch. Suprasegmentals, Prosodies, Prosodems // Language. — V. 37. — № 4 (1), 1961.

46. Husson R. La voix chantee. — Paris, 1960.

47. Jacobson R., Fant G., Halle M. Preliminaries to Speech Analysis. M.I.T. Acoustic Lab. Tech. Rep. — № 13. — 1952.

48. Jacobson R., Halle M. Fundamentals of Language. — Gravenhage, 1956.

49. Jacobson R., Halle M. Phonology in Relation to Phonetics // Manual of Phonetics, Ch. 14. — Amsterdam, 1957.

50. Ladefodged P., McKinney N. P. Loudness, Sound Pressure and Subglottal Pressure in Speech // Journal of Acoustic Society of America. — V. 35. — № 4. — 1963.

51. Lieberman Ph. Some Acoustic Correlates of Word Stress in American English // Journal of Acoustik Society of America. — V. 32. — № 4. — 1960.

52. Lieberman Ph. Perturbations in Vocal Pitch // Journal of Acoustic Society of America. — V. 33. — 1961.

53. Lieberman Ph. Intonation Perception and Language. — Massach., 1967.

54. Lienard J. S. La synthese de la parol historique et realisations acruelles. Rev. Acoust. — V. 3. 1970.

55. Lindquist J. Laryngeal Mechanisms in Speech // STL — QPRS. — V. 2/3. — 1969.

56. Lyons L. Phonemic and Non-phonemic Phonology // Intem. Journ. of American Linguists. — V. 28. — № 2. — 1962.

57. Martony J. Studies of the voice source // STL — QPRS. — V. 1. — 1965.

58. Moerner M., Fransson F., Fant G. Voice Register terminology and Standard Pitch // STL — QPRS. — V. 4. — 1963. — V. 15/1. — 1964.

59. Paget P. Human Speech. — London: Regal Paul, 1930.

60. Sierisema B. Timbre, Pitch and Intonation // Lingua. — V. XI. — 1962.

61. Uldull E. Ambiguity: Question or Statement // Proc. of Intern. Congress of Phonetic Sciences. — Helsinki, 1958.

V.4. Об управлении сегментным (звуки)

и супрасегментным (интонация) процессами

в порождении речевого сообщения1

В плане речевых исследований определенный интерес представляет рассмотрение отношения между производством звуковой последовательности и ее интонированием, то есть между управлением сегментным и супрасегментным рядами.

Из всего опыта человеческого общения и многочисленных исследований известно, что всякая звуковая последовательность, произведенная артикуляционным аппаратом человека, определенным образом интонируется, но относительно психологической схемы этого отношения есть только некоторые предположения [3]. Эти предположения,

основывающиеся на единичных, разрозненных фактах, сводятся к тому, что в процессе произнесения осуществляется раздельное управление сегментным (звуковым) рядом и интонацией.

Для того чтобы представить, как может осуществляться такое управление, сделаем следующее предположение: в памяти взрослого человека записано несколько алфавитов1, среди которых — алфавит сегментов и супрасегментных единиц, и правил оперирования ими. Супрасегментный алфавит, вероятнее всего, может состоять из трех подалфавитов, первый из которых объединяет интонемы [4], второй объединяет единицы, связанные с волеизъявлениями [1], а третий — эмоциональные интонемы [2]. Примерный список интонем (стереотипных синтаксических интонационных моделей или моделей, связанных с предметно-логическим планом выражения) получен в экспериментально-фонетических исследованиях, выполненных в ЛЭФиПР2. Среди единиц этого списка обязательно называются такие интонемы, как «вопрос» и «утверждение». При этом, если подойти к оценке этих интонем с позиций коммуникативной функции речи, то следует отметить, что ее осуществление предполагает наличие двух основных актов общения — акта выдачи какого-либо сообщения (всевозможные формы утверждения) и акта побуждения собеседника к выдаче нужного говорящему сообщения (всевозможные формы вопроса). Другими словами, исходя из коммуникативной природы речи, основными интонемами могут считаться интонемы вопроса и утверждения. Именно на материале этих интонем может быть с наибольшей очевидностью рассмотрена проблема производства звуков и интонем.

По данным многих авторов [6], в супрасегментную единицу, или интонему, входят такие явления, как тон, интенсивность и т. д., но, с другой стороны, именно эти явления и характеризуют определенные сегментные единицы, то есть звуки, в которых отсутствие или наличие тона, например, существенно важно для их определения.

Возникает вопрос, когда это изменение вызвано правилами (или командами) одного алфавита, а когда — другого. Будем считать, что если изменения тона обусловливаются изменениями в форме и объеме речевого тракта, то такие изменения вызваны управлением сегментным алфавитом. Если же изменения тона происходят при сохранении формы и объема, то они могут быть вызваны супрасегментным управлением.

Тот факт, что в некоторых случаях речевой патологии, алалии, моторной афазии человек не дает супрасегментных изменений тона на звуковой последовательности, может свидетельствовать об управлении только сегментным алфавитом.

Экспериментально-фонетическое исследование определенным образом подобранного речевого материала может предоставить некоторые данные для обсуждения этого вопроса.

Методика. В этом исследовании подвергался изучению характер изменения только одного параметра из всей структуры физических характеристик интонем вопроса и ответа, а именно характер изменения частоты основного тона F0. Исследование проводилось на минимальной коммуникативной единице — однословном предложении, представленном в основном двусложными словами структур СГСЃ (С) и СЃСГ (С). Выбор данных структур обусловлен частотностью встречаемости как входящих типов слогов, так и всей структуры в целом.

Согласные в интервокальном положении — звонкие, гласная фонема во всех случаях одна и та же — «а», например, «сажа» — «сажать». Было отобрано 17 слов, каждое из которых произносилось десятикратно с логической интонацией вопроса и ответа. Всего было проанализировано 650 сигналов в произнесении двух дикторов. (Интонация вопроса дополнительно исследовалась на нескольких произнесениях еще 10 дикторов.)

Результаты изменения F0 на двусложных структурах были соотнесены с изменением F0 на многосложных структурах того же типа. Например, структура СГСГСЃ (С) представлена словом «Магадан», структура СГСГСЃСГ — словом «наломала» и т. д.

Эксперимент проводился в Лаборатории экспериментальной фонетики и психологии речи (руководитель — проф. В. А. Артемов).

Запись материала исследования велась на магнитофоне МЭВ-15 с последующей перезаписью на шлейфовый осциллограф МПО-12. Весь расчет осциллограмм проводился визуально, точность подсчета — четверть периода, допускаемая ошибка измерения ±7%.

Результаты. Рассмотрим типичные графики изменения для некоторых F0, произнесенных с интонацией вопроса и ответа.

При сравнении графиков структур 1-го типа (СГСЃ) — интонации вопроса и утверждения (ответа) — возможно выделить две части в каждой из этих кривых. Первая

Рис. 1. Схематическое представление изменений F0 для 1) структуры СГСЃ и 2) структуры СЃСГ, произнесенных с интонацией а — вопроса и б — ответа (женский голос).

часть в обоих случаях — вопроса и ответа — представлена равномерным плавным изменением кривой F0 параллельно оси абсцисс, вторая часть кривой на графиках резко различается, в зависимости от того, вопрос это или ответ.

Изменение F0 на первой части структур СЃСГ, произнесенных с интонацией вопроса, было рассмотрено в статье И. А. Зимней и В. А. Фомичева [5]. Был сделан вывод, что изменения F0 обусловлены изменениями артикуляционного тракта, тогда как изменения F0 в ударном гласном обусловлены коммуникативностью интонации вопроса.

Сопоставляя эти два графика, можно заметить, что подобные же изменения F0 наблюдаются и на структуре СГСЃ, произнесенной с интонацией ответа, за исключением 4-го элемента структуры, то есть ударного гласного. (Этот факт отмечался еще А. В. Богородицким).

Создается впечатление, что для произнесения однословного предложения с интонацией ответа достаточно произнести ударный гласный ниже, чем неударный гласный. Но так как частота основного тона F0 произнесения неударного гласного обусловлена состоянием (формой и объемом) артикуляционного тракта, то, следовательно, необходимы специальное усилие или специальная команда, чтобы понизить эту частоту на ударном гласном.

Обсуждение результатов и выводы. Полученные результаты исследования могут быть схематически представлены также в виде гистограмм, в которых по ординате отложены значения F0, а по абсциссе — длительность элементов структуры, нормированная по времени (время каждого элемента равно единице). Отклонения в каждой точке ±7% (рис. 1). На схемах рисунка 1 с еще большей очевидностью выявляется характер изменения F0 на всех неударных элементах обеих структур, не зависящий от коммуникативного типа интонации, и характер изменения F0 на ударной гласной, полностью зависящий от типа коммуникативности.

Полученный экспериментальный материал позволяет сделать вывод о наличии двух взаимозависимых форм или команд управления. Первая команда стимулирует непосредственно процесс произнесения, то есть процесс артикуляции звуков речи. Вторая команда, реализуемая в ударном гласном, направлена на формирование основного, релевантного для коммуникативных типов интонации

характера изменения частоты основного тона F0. Исходя из выше предложенных функций этих команд, F0 должна быть примерно постоянной на протяжении неударных элементов структуры (ее незначительные изменения могут обусловливаться только самими условиями артикуляции звуков — местом и способом). Как указывалось выше, это положение нашло экспериментальное подтверждение. Вторая команда целиком зависит от того, какая интонема должна быть воспроизведена: если это вопрос, то на ударном гласном частота F0, как известно, должна повыситься; если же это ответ, то значение F0 не должно только превысить значение F0 для неударного гласного этой структуры.

Сделанные выше выводы позволяют наметить тот план, по которому может осуществляться взаимное существование и функционирование двух команд. Можно предположить, что первая команда, стимулирующая производство звуков речи, функционирует на протяжении всего процесса произнесения. Вторая команда подается в то время, когда начинает произноситься ударный гласный. И в зависимости от того, какая интонема алфавита воспроизводится, эта команда повышает или удерживает (понижает) частоту F0 на определенном уровне.

Проведенное исследование косвенным образом подтверждает наличие двух команд — двух управлений. О наличии таких управлений свидетельствует приводимый в работе Н. И. Жинкина [3] следующий интересный факт. Н. И. Жинкин совместно с А. Р. Лурия наблюдал больного (моторная афазия) с локальными нарушениями корковых участков мозга. Ими было отмечено, что при левостороннем поражении у больного нарушалось управление сегментами, то есть звуковой последовательностью: «В ротовой артикуляции появляются пропуски элементов из алфавита». При правостороннем поражении было отмечено нарушение управления интонацией.

Этот факт говорит в пользу того, что такие два вида управления существуют и притом имеют различную локализацию.

Рассмотренные в данной статье материалы исследования могут быть полезными при изучении всей сложной и

многогранной проблемы коркового управления речедвигательным анализатором.

Ссылки на литературу к V.4

1. Бельский А. В. Побудительная речь // Ученые записки I МГПИИЯ. — М.: МГУ, 1953. — Т. VI.

2. Витт Н. В. Об инвариантных зонах эмоциональных состояний, выраженных в интонации. // Сообщения I и II // Новые исследования в педагогических науках. — Сб. III и VI. — 1965.

3. Жинкин Н. И. Механизм регулирования сегментарных и просодических компонентов языка и речи // Доклад, сделанный на съезде «Поэтика и лингвистика» в Польше 19 августа 1961.

4. Жинкин Н. И. Механизмы речи. // Изд. АПН РСФСР. — М., 1958.

5. Зимняя И. А., Фомичев В. А. О некоторых результатах исследования одного из акустических стимулов, вызывающего восприятие речевой интонации вопроса // Вопросы психологии. — 1964. — № 5.

6. Якобсон Р., Халле М. Фонология и ее отношение к фонетике // В сб.: Новое в лингвистике. — М., 1962. — Вып. 2.

VI. Смысловое восприятие

речевого сообщения

VI.1. О смысловом восприятии

в процессе слушания (аудирования)1

Восприятие речи представляет собой специфический психический процесс как в силу второсигнальной природы раздражителя (речевого сигнала), так и в силу того, что «возможность восприятия предполагает у субъекта способность не только реагировать на чувственный раздражитель, но и сознавать соответственное чувственное качество как свойство определенного предмета» [21. С. 198]. Являясь специфически человеческой функцией, восприятие речи в нормальных условиях коммуникации может быть определено как смысловое восприятие, так как в общепсихологическом плане, «будучи осознанием предмета, восприятие человека нормально включает акт понимания, осмысления» [21. С. 205].

Все исследователи речевого восприятия отмечают тот факт, что этот процесс осуществляется на нескольких уровнях (вопрос, правда, заключается еще и в том, последовательно или параллельно они включаются). Однако однородность в определении этих уровней еще не достигнута. Так, например, выделяются уровни: синтеза (первичного) — анализа — синтеза (вторичного); восприятия — узнавания — понимания; или уровень фонемный — морфемный — словесный, фразовый; уровни распознавания — разборчивости — смыслового восприятия; или уровень фонетический — фонематический — грамматический — семантико-смысловой; уровни слухового ощущения — восприятия — понятийный (лексико-грамматический) и т. д.

Определение слухового восприятия речи как многоуровневой, иерархической структуры предполагает сложный

аналитико-синтетический путь обработки входного сигнала по разным параметрам: акустическим, семантико-языковым и смысловым в процессе (одномоментного, свернутого) восприятия [26. С. 70]. Верхней точкой этой структуры во всех схемах является понятийно-смысловая интерпретация входного сигнала и, следовательно, смысловое восприятие может рассматриваться как высший уровень речевого восприятия, достигнув который, человек оперирует уже смыслами, а не значениями отдельных языковых единиц. «Воспринимая речь, человек и реагирует на нее как на речь, то есть как на известное смысловое и образное содержание, реализованное различными средствами языка в их тесном взаимопереплетении» [13. С. 199].

В силу того, что смысловое восприятие в основном рассматривается как процесс опознавания вербальных образов и установления смысловых связей между ними на основе понимания отражаемых предметных отношений, проблема формирования первоначального образа восприятия [9] не является предметом нашего обсуждения. Но следует отметить, что и схемы формирования образа восприятия (на материале работы зрительного анализатора) тоже многоступенчаты и содержат такие уровни операций, как обнаружение объекта, выделение его содержания, ознакомление с содержанием в процессе перцептивных или перцептивно-викарных действий (или в другой терминологии — обнаружение — различение — идентификация).

Таким образом, основная психологическая «проблема изучения восприятия речи может быть сформулирована как исследование процессов и явлений, происходящих при «...переходе от акустического изображения предложения к изображению на языке-посреднике» [27. С. 6].

В круг вопросов, вовлекаемых в решение этой психологической проблемы, могут быть включены следующие:

1) определение уровней восприятия; их количества; характера обработки информации на каждом из них; последовательности или параллельности их включения в процессе симультанного восприятия;

2) определение оптимальной (необходимой и достаточной) единицы восприятия, на основе обработки которой мозг принимает решение о характере речевого воздействия (звук, звукосочетание, слово?) и зависимости характера этой единицы от уровня восприятия;

3) нахождение всеобъясняющей модели восприятия речевого сигнала и определение роли перцептивных (моторных) действий на каждом из уровней восприятия;

4) определение взаимодействия процесса формирования первоначального образа и опознавания в восприятии речевого сообщения.

Круг этих вопросов, с одной стороны, раскрывает сложность и многогранность психологической сущности речевого восприятия, а с другой — указывает на необходимость четкого определения того, что является объектом рассмотрения в каждом экспериментальном или теоретическом исследовании.

Предметом обсуждения данной статьи является смысловое восприятие как симультанный целостный акт отражения речевого воздействия безотносительно к рассмотрению его механизма и процессуальности. Обсуждению подлежит: а) взаимоотношение понятий «смысловое восприятие» и «аудирование», б) взаимодействие факторов, обусловливающих смысловое восприятие речи.

Как отмечает С. Л. Рубинштейн, термин «восприятие» «имеет двоякое значение. Он обозначает, с одной стороны, образ предмета, который возникает в результате процесса восприятия, но он обозначает также и самый этот процесс восприятия... Для того, чтобы правильно понять восприятие, надо обе эти стороны — акт и содержание восприятия — брать в их единстве» [21. С. 198—199] и в качестве примера приводится тот факт, что «воспринимая, человек не только слышит, но и слушает... не только слушает, но и прислушивается или вслушивается» [21. С. 198—199].

И далее С. Л. Рубинштейн подчеркивает, что «воспринимая, он (человек) таким образом производит определенную деятельность...» [21. С. 198—199].

Сопоставление терминов, связанных с видами языковой рецепции (по Брауну) [14; 162]:

зрительный — слуховой,

глаза — уши,

видеть — слышать,

смотреть — слушать,

читать — аудировать,

приводит к определению той деятельности, природа которой раскрывалась выше С. Л. Рубинштейном. Другими словами, это сопоставление позволяет по аналогии с чтением,

одним видом коммуникативно-речевой деятельности определить и другой вид этой деятельности — аудирование. Но такой подход не определяет ни тех психических процессов, которые лежат в основе этой деятельности, ни их взаимосвязи, в то время как в основе этого вида деятельности лежат сложные перцептивно-мнемические и мыслительные процессы, проявляющиеся в различных соотношениях в зависимости от уровня восприятия при аудировании.

Так, объектом аудирования могут быть отдельные звуки, и тогда восприятие будет осуществляться на уровне распознавания. Если же объектом аудирования является речевое сообщение, то процесс будет осуществляться на уровне смыслового восприятия [10]. Поэтому рассмотрение аудирования как «эквивалента описательному обозначению одного из видов речевой деятельности коммуникации — восприятию и пониманию речи на слух» [12. С. 18] или как синонима только понимания — «понимание устной речи, или аудирование» [22. С. 77], указывая на взаимообусловленность этих понятий, не вскрывает характера интересующей нас связи между ними.

Рассмотрение же аудирования как одного из видов коммуникативно-речевой деятельности (в единстве процесса и результата, акта и содержания), а восприятия и понимания как психических процессов, посредством которых эта деятельность реализуется, позволяет определить характер этой связи и выделить объект психологического исследования — смысловое восприятие речи.

Таким образом, реализуясь в сложном виде коммуникативно-речевой деятельности — аудировании, объединяющей в себе процесс «слушания» и «слышания», смысловое восприятие, несомненно, обусловливается особенностями этой деятельности1.

Эти особенности могут быть сгруппированы в зависимости от характера участия человека в акте коммуникации; условий предъявления речевого сигнала; психологических характеристик воспринимающего речевой сигнал человека; структуры самого речевого сообщения.

Как известно, акт коммуникации определяется наличием по крайней мере двух партнеров — говорящего и слушающего. Слушающий может быть активным участником

общения, то есть слушать собеседника с тем, чтобы, поняв его мысль, выразить свое мнение. В данном случае смысловое восприятие мотивировано потребностью понять и выразить это понимание. Несомненно, что такая мотивация создает установку, которая является приведением «перцептивной схемы, то есть схемы реакции, в состояние готовности» [20. С. 20]. Это состояние не может не выражаться в большей сосредоточенности и концентрации внимания, а следовательно, и в большей продуктивности всех психических процессов.

Но слушатель может быть и пассивным участником коммуникации, то есть слушать собеседника только с целью понимания. В этом случае нет мобилизации умственной деятельности, так как нет непосредственной задачи выразить свою мысль на основе понимания собеседника. Другими словами, нет условий, контролирующих, а следовательно, и стимулирующих понимание.

Такое пассивное участие может выявляться в условиях как направленного на слушателя речевого воздействия, так и ненаправленного (человек слушает разговор двух других людей). Последний случай — ненаправленного пассивного участия в аудировании — является наименее благоприятным для продуктивности смыслового восприятия.

Следовательно, при обучении аудированию целесообразно идти от активного (диалог) к пассивному направленному (слушание монологических высказываний) и от него к пассивному ненаправленному (слушание диалогов) участию слушателя в акте коммуникации.

Термины «активность» — «пассивность» могут быть применены и к самому процессу аудирования. В определении активного слушания, данном И. Р. Гальпериным, присутствуют все характеристики, определяющие этот вид деятельности («слушание», «вслушивание», «слышание»). «Человек, употребляя ходячее образное выражение, весь превращается в слух» [6] при активном слушании, то есть в процессе собственно аудирования.

Но может быть и состояние слышания без направленного слушания, то, что, по всей видимости, и определено И. Р. Гальпериным как пассивное слушание. Это то, что противостоит коммуникативно-речевой деятельности, определяясь только состоянием слухового анализатора и постоянной активностью мышления человека.

«При пассивном слушании внимание уделяется пониманию основного содержания сообщения. При таком слушании от внимания слушающего ускользают второстепенные детали, факты. Слушатель, не напрягая слуха, воспринимает речевой поток недифференцированно, удерживая в своем сознании лишь то, что выделено самим говорящим» [6]. Несомненно, что такое состояние готовности слухового анализатора к вербальному воздействию должно формироваться раньше, чем формируется аудирование как вид коммуникативно-речевой деятельности.

Наряду с влиянием степени участия слушателя в акте коммуникации на смысловое восприятие оно обусловливается также и особенностями слухового предъявления речевого сообщения.

В качестве первой особенности выступает временной характер самого процесса слухового восприятия, заключающийся в накоплении во времени информации, удержании ее на уровне кратковременной памяти и ее текущей обработки (ср. понятие «текучести» в работе Г. Г. Сабуровой [22]). При рассмотрении этой особенности и возникают еще нерешенные в психологии проблемы единиц и скорости обработки вербальной информации. По мнению исследователей речи, «весьма вероятно, что размеры элементов восприятия меняются в зависимости от цели различения, и слушатель регулирует скорость обработки в зависимости от типа речевой информации. Например, если фонетическая информация мгновенно предсказывается, он может больше внимания уделить просодической информации» [25. С. 308].

Эта особенность временной обработки слухового сигнала по сравнению с пространственно-временной обработкой зрительного значительно затрудняет процесс аудирования по сравнению с процессом чтения, но, так как эта особенность не зависит ни от слушающего, ни от говорящего, она должна только учитываться при переносе упражнений по развитию чтения на формирование аудирования и при организации специфических упражнений.

В качестве других особенностей слухового предъявления выступают такие, которые зависят от самого источника звучания — человека и переносятся на сам объект восприятия — звучащую речь. «В условиях аудирования речь воспроизводится говорящим, и слушатель попадает

как бы в зависимость от его манеры говорить, темпа речи, ее продолжительности и других условий» [14. С. 163], — отмечает З. А. Кочкина. Таким образом, в качестве условий, зависящих от говорящего, могут быть названы следующие: 1) артикуляционные данные говорящего, артикуляционная чистота, степень редукции и т. д.; 2) время предъявления (длительность звучания сообщения); 3) темп произнесения (средняя длительность слога); 4) степень заинтересованности говорящего в том, чтобы быть понятым, проявляющейся в эмоциональности, четкости выделения логического и эмфатического ударения, в правильности и четкости интонационного оформления.

Артикуляционная чистота произнесения и нормативная степень редукции неударных слогов, принятая для каждого языка, являются аксиоматическим положением для характеристики звучащей речи. Это условие особенно должно соблюдаться на начальном этапе обучения аудированию. По мнению З. А. Кочкиной и И. Ф. Огородниковой, «представляет трудность при аудировании и длительность звучания сообщения. Поэтому тренировку нужно начинать с коротких трех-пятиминутных сообщений и увеличивать их длительность до 20—40 минут, приближая их к условиям реальных лекций и докладов» [15. С. 21], и до полутора часов, по мнению И. Ф. Огородниковой.

Несомненный интерес при рассмотрении особенностей слухового предъявления представляет работа Г. Б. Архипова, в которой была выявлена не только общая зависимость восприятия от темпа звучащей речи, но и характер этой зависимости. Во-первых, Г. Б. Архипову удалось выявить влияние темпа на определенные уровни восприятия — при медленном темпе речи усложняется «синтетическое обобщение впечатлений в законченный образ речи», быстрый темп мешает «аналитическому рассмотрению речевого потока» [4. С. 32] и, во-вторых, было достоверно показано, что «если же темп предъявленного отрывка приближался или сравнивался с личным темпом испытуемого, последний характеризовал такой тип, как «нормальный темп речи». В этом случае создавался оптимальный режим передачи — приема информации, и испытуемый схватывал не только основную мысль, но и легко воспроизводил детали» [4. С. 32].

О влиянии последнего фактора, то есть степени заинтересованности говорящего в том, чтобы быть понятым,

на смысловое восприятие речи пока можно судить только на основе эмпирических данных, на основе наблюдений. Но о правомерности существования такого влияния может косвенно свидетельствовать тот факт, что заинтересованность говорящего выявляется в эмоционально повышенном тонусе, который, в свою очередь, должен вызвать эмоциональное сопереживание у слушателя. Психологически же оправданным является положение: то́, что вызывает эмоциональное сопереживание, — запоминается и осмысляется лучше, чем нейтральное, индифферентное.

По свидетельству исследователей проблемы восприятия и понимания речи, этот процесс всегда оказывается под влиянием самого характера речевого сообщения, определяемого языковыми особенностями (фонетическими, грамматическими, лексическими, стилистическими) и логико-смысловой структурой текста сообщения. Анализируя причины влияния языковых особенностей на процесс понимания иноязычной речи, И. Ф. Огородникова прежде всего отмечает несовпадение языковых систем (проявляющееся во всех аспектах языка). На уровне грамматики и лексики в качестве дополнительных трудностей выступают «различие форм словообразования и омонимичность» [19. С. 112—113]. В работе «К вопросу о понимании иноязычного текста» Л. И. Криваткина еще более определенно в качестве главных причин влияния языковых особенностей называет: «слабое знание языка, в частности, непонимание лексического состава и синтаксического строя предложения. Сюда же относятся ошибки, обусловленные недооценкой многозначности слов, особенно служебных, неумением воспринимать устойчивое словосочетание и проводить словообразовательный анализ, наличием пренебрежительного отношения к синтаксическим формам, а также и ошибки, связанные с недоучетом порядка слов в предложении» [16. С. 116].

Дата добавления: 2015-10-21