В течение пяти дней эти полеты проходили благополучно. А 13 октября случилась беда... Стояла солнечная погода, в небе ни облачка. Собрав группу над аэродромом, я взял курс на восток. К нам пристроились для сопровождения несколько истребителей И-16.: «Все будет в порядке!» — подумал я, глядя на маневрировавшие выше нас юркие тупоносые истребители. Вскоре на нашем пути стеной встал снегопад. Истребители сопровождения вернулись на базу, а строй наших машин рассредоточился, чтобы избежать столкновения в облаках. Так мы шли минут пять. Снежная пелена скрывала нас от врага. Но вскоре снегопад уменьшился, а ютом и совсем прекратился. Из-за туч выглянуло солнце.
Осматривая очистившееся небо, я забеспокоился, и не напрасно. Над Ладогой появились три пары вражеских истребителей. Я убрал газ, чтобы дать возможность подтянуться отставшим самолетам и сомкнуть строй для отражения атаки «мессершмиттов».
— Подойти ближе к ведущему! — просигналил я ведомым. Экипажи, увеличив скорость, начали пристраиваться к моему самолету. В это время услышал голос бортмеханика:
— «Мессеры»!
Раздался дробный треск пулемета. Машину затрясло. Я продолжал лететь, строго выдерживая курс, настолько низко над блестящей гладью Ладожского озера, чтобы не задеть воду. Впереди и левее пилотской кабины увидел разрывы снарядов. Это «мессершмитт» атаковал наш самолет, но промазал.
Не сворачивая с курса, я старался удерживать минимальную высоту над водой. Остальные машины шли рядом. Только самолеты Константина Михайлова и Леонида Овсянникова отстали. На них-то и обрушили весь огонь «мессеры». Как спасти друзей? Пытался хоть как-то помочь им: сбавил скорость до минимальной, чтобы Михайлов и Овсянников догнали группу, приказал всем стрелкам вести огонь по врагу.
И все-таки фашистам удалось поджечь самолеты Михайлова и Овсянникова. Леонида тяжело ранило, но он, проявив мужество и мастерство, посадил самолет у старого Ладожского канала. Члены экипажа рискуя жизнью — вот-вот могли взорваться бензобаки, — спасли 28 пассажиров, вынесли командира. [39]
Досталось и экипажу Константина Михайлова. Вражеская пуля попала в кассету с осветительными ракетами. Она загорелась, но экипаж погасил пожар и произвел вынужденную посадку. Людей, самолет и имущество удалось спасти.
Прилетев на свой аэродром, мы с инженером отряда Иваном Петровичем Антоновым тщательно осмотрели самолеты, подвергшиеся атаке истребителей, и обнаружили десятки пробоин. Надо срочно отремонтировать самолеты. После ремонта группу транспортных машин повел в Ленинград Алексей Столяров.
Встреча с фашистскими истребителями, о которой я рассказал, стала для нас уроком. Мы поняли, что плотный строй, малая высота полета и дружный меткий огонь воздушных стрелков являются надежной гарантией безопасности полетов по воздушному коридору.
Дни становились короче, погода ухудшилась, наступили холода. Все чаще мела снежная пурга, пронизывая до костей техников и механиков, которые на открытых всем ветрам площадках готовили самолеты к полетам. Летать через Ладогу становилось все труднее. В морозные дни самолеты покрывались коркой льда или слоем снега. То и дело приходилось очищать от них крылья и хвостовые рули, но иногда ни людей, ни времени для этого не хватало.
Несмотря на все трудности, мы ежедневно летали в осажденный город, перевозили продовольствие, вооружение, бензин, авиамасло и другие необходимые городу материалы.
Моим заместителем по летной части был капитан Дмитрий Васильевич Кузнецов, замечательный товарищ и летчик высокого класса. В 1930 году он окончил школу военных летчиков на Украине, работал там летчиком-инструктором. За отличную подготовку летных кадров его наградили Почетной грамотой и ценным подарком — именным оружием. В 1940 году Кузнецов перешел в Гражданский Воздушный Флот, налетал более 6500 часов, был награжден почетным знаком ГВФ за миллион километров безаварийных полетов. В первые месяцы Великой Отечественной войны Кузнецов выполнил ряд ответственных боевых заданий Генерального штаба Красной Армии, показав себя умелым и бесстрашным пилотом. Под стать своему командиру были и члены его экипажа: бортмеханик И. В. Гордов, самостоятельно научившийся водить [40] самолет, бортрадист А. И. Павлов и стрелок В. П. Малофеев.
Комиссаром эскадрильи (так стали называть наши отряды к концу 1941 года) был Михаил Комаров. Лучшего и более надежного помощника я не мог и желать. Все заботы о быте, питании и отдыхе личного состава он брал на себя, отлично вел политико-воспитательную работу. Но недолго пришлось нам поработать вместе. Однажды при возвращении из Москвы самолет ЛИ-2 (так с декабря 1941 года стали называть самолет ПС-84), которым управлял пилот Суханов, подвергся нападению «мессершмиттов» и загорелся. Вместе с пассажирами и экипажем погиб комиссар Комаров.
После гибели Комарова комиссаром стал старший политрук Иван Михайлович Кузнецов. Человек большой эрудиции и высокой культуры, превосходный оратор и организатор, Иван Михайлович очень быстро завоевал авторитет и у летчиков и у инженерно-технического состава. Он по-отечески заботился о людях, умел беседовать с ними по душам, делился своими знаниями и опытом, рассказывал о международной обстановке и положении на фронтах войны, разъяснял решения партии и правительства. Говорил Иван Михайлович всегда горячо, от всего сердца, убежденно, а потому и очень убедительно.
Кузнецов умело направлял работу партийной и комсомольской организаций. Хотя он и не имел специального летного образования, но дело знал хорошо и сам часто вплетал на боевые задания.
В своих содержательных политинформациях Иван Михайлович всегда ставил перед летным и техническим составом конкретные задачи. В одной из них он сказал:
— Подумайте над такими цифрами: если один самолет доставит в Ленинград сверх нормы две с половиной тонны продуктов, то ими будут обеспечены тысячи человек.
После этой политинформации между экипажами развернулось настоящее соревнование за повышение полезной загрузки самолетов и за увеличение количества рейсов. Это стало особенно необходимым в ноябре, когда светлого времени для полетов с каждым днем становилось все меньше и меньше, а на промежуточном аэродроме самолеты нередко простаивали по 40–50 минут, так как там не хватало людей в [41] батальоне аэродромного обслуживания. Комиссары наших эскадрилий Дмитрий Гончаренок, Иван Кузнецов, Иосиф Булкин занялись улучшением работы наземных служб. Промежуточный аэродром заработал интенсивнее, надежнее: разгрузка и загрузка самолетов стали производиться быстро, простои прекратились.
Хорошо работали экипажи Д. Кузнецова, В. Заерко, А. Калины, А. Куликова, В. Шутова, И. Плешакова, Ф. Ильченко, В. Осадчего.
Я всегда поощрял любую полезную инициативу и самостоятельность командиров. Командир экипажа Василий Шутов готов был летать и день и ночь. В полетах он проявлял находчивость и смелость. Летал не только в Ленинград, но и в другие точки Ленинградского фронта.
В начале октября осложнилась обстановка на острове Даго. Этот остров, расположенный у входа в Финский залив, имел огромное значение для обороны Ленинграда. Фашисты неоднократно пытались высадить десант на его скалистые берега, но откатывались под ударами моряков Балтики.
Защитники острова дрались геройски, но боеприпасы были у них на исходе, иссякли запасы продовольствия, не хватало бензина для заправки имевшихся на острове истребителей.
3 октября мы получили задание Военного совета Ленинградского фронта — подготовить группу транспортных самолетов для обеспечения воздушной связи с осажденным островом. Мне приказали подобрать экипажи для выполнения этой задачи. Я выбрал экипажи Алексея Васильева, Василия Шутова, Романа Хасаева и Василия Литвинова.
Первым на остров темной октябрьской ночью вылетел экипаж Алексея Васильева (второй пилот Михаил Жуков, бортрадист Василий Окопный, бортмеханик Израиль Полисе). Самолет вырулил и сразу пошел на взлет. Набрав необходимую высоту, он вошел в облака и лег курсом на остров.
После трехчасового полета Васильев стал снижаться, пробил облака и сразу увидел два острова. Один из них — Даго. Васильев сделал круг над островом, ожидая условного сигнала. Вот и он — рядом со светящимся посадочным «Т». Пилот мастерски посадил тяжелую машину на маленькую площадку, заканчивающуюся скалистым обрывом к морю Не [42] выключая моторов, экипаж вышел из самолета. Из ночного мрака дон елись звуки быстрых шагов, потом показались фигуры приближающихся людей. Моряки подошли к экипажу, поздравили летчиков с успешным перелетом. Васильев сказал, что привез боеприпасы, продовольствие и бензин и что следующей ночью на остров прилетят сразу несколько самолетов с таким же грузом. Моряки быстро разгрузили самолет и стали усаживать в него своих раненых товарищей, женщин и детей.
Когда машину загрузили до предела, Васильев обошел и внимательно осмотрел площадку и только тогда поднялся в пилотскую кабину и сел за штурвал. Умело оторвал самолет от земли на самом краю скалистого обрыва и стал набирать высоту...
Трасса из Ленинграда на остров Даго была проложена. По ней в следующую ночь полетели вместе с Алексеем Васильевым экипажи Василия Шутова и Романа Хасаева, Самолет Шутова атаковали два фашистских истребителя. Воспользовавшись облачностью, Василий ушел от них и благополучно совершил посадку на острове Даго. Василий Шутов часто летал по этому маршруту, доставляя героическим защитникам острова все необходимое, вывозил оттуда раненых, детей и женщин.
12 октября в шести пунктах острова фашисты высадили десантные группы. С этого дня полеты на остров стали еще более опасными. Но Василий Шутов и другие летчики продолжали летать туда, прорываясь сквозь мощный заградительный огонь вражеских зениток.
20 октября Василий Шутов сделал последний рейс на остров. Он своими глазами видел, как геройски сражалась горстка оставшихся защитников острова — красноармейцев, матросов и офицеров-моряков, отражая одну за другой яростные атаки фашистов.
Экипажу в у ночь удалось вырваться из кольца окружения и улететь к родным берегам. А балтийцы дрались до последнего. 22 октября остров захватили фашисты.
Замечательным командиром корабля проявил себя Александр Калина, решительный и бесстрашный пилот. Много раз его экипаж попадал в трудные переделки, но всегда выходил победителем. Мастерски водил Калина девятки кораблей через Ладогу в Ленинград и обратно. 14 ноября 1941 года на его группу напали [43] несколько пар «мессершмиттов». Калина подал команду:
— Сомкнуть строй!
9 тяжелых кораблей выстроились крыло в крыло, а стрелки открыли заградительный огонь из 27 пулеметов. Вражеские атаки удалось отразить.
В аттестациях и наградных листах на Александра Калину я писал: «...в полетах в блокадный Ленинград проявляет летное мастерство, доходящее до виртуозности, смел, решителен, вдумчив и точен в расчетах, грамотен в тактике».
И не ошибся в оценке. После войны А. Калина длительное время работал в конструкторском бюро А. Н. Туполева.
Огромный опыт летной работы имел и командир корабля Алексей Куликов. Его наградили Почетным знаком ГВФ за миллион километров, которые он налетал. Куликов делал рейсы в Ленинград в любых погодных условиях. В его экипаже работал бортмехаником Василий Перелыгин — наш всеобщий любимец. Самолет и мотор знал как свои пять пальцев. Мог на слух мгновенно определить любую неисправность мотора и быстро ее устранить. Все делал быстро, весело, с огоньком, шутками и прибаутками, заражая товарищей своим задором. Василий, казалось, не знал устали. Если у кого-то что-то не ладится с самолетом, он тут как тут: поможет, посоветует, подбодрит. Дует ветер, крепчает мороз, метет снег, а Василий Перелыгин трудится как ни в чем не бывало и других за собой увлекает. И кажется, что одно его присутствие согревает и ободряет людей.
Мы, летчики, хорошо знаем, какую важную роль в транспортной авиации играют бортрадисты, обеспечивающие связь с землей и между экипажами. Иметь на борту хорошего специалиста — мастера по радио — счастье для экипажа. Одним из таких был бортрадист Василий Дрямин. Говорили, что он может с закрытыми глазами собрать и разобрать бортовую радиостанцию, быстро наладить приемник и передатчик на любую радиоволну. Дрямин действительно был радистом самого высокого класса: отлично владел техникой радиообмена, в совершенстве знал бортовую радиоаппаратуру, умел быстро устранять неисправности, мастерски владел таблицей кодированных сигналов.
Вот такие были у нас люди. И хотя напряжение воздушных перевозок в блокадный Ленинград и [44] обратно изо дня в день возрастало, все наши экипажи успешно справлялись с нелегкими и опасными полетами через Ладожское озеро.
В середине ноября наступили самые тяжелые времена для ленинградцев. Нормы питания снизились до минимума.
С 15 ноября мы регулярно стали летать на перегруженных самолетах. Каждый брал на борт груз на 500 килограммов больше, чем положено по инструкции. Для облегчения самолетов летчики и техники убрали из салонов скамейки, чехлы, инструменты. Бензиновые баки загружали с расчетом минимального расхода. Стоянки самолетов при заправке сократили до 15–20 минут. Важную роль играл промежуточный аэродром, с которого летчики делали в Ленинград по 2–3 и даже иногда по 4 рейса в день. Увеличилось и количество самолетов, обеспечивавших деятельность воздушного моста. Когда мы только начинали летать, в нашей эскадрилье насчитывалось всего 6 кораблей, а в ноябре их стало 18–20.
Переброска продовольствия, людей и вооружения по воздуху особенно интенсивно шла в ноябре, так как в это время вся связь с Ленинградом осуществлялась только с помощью воздушного моста.
Возросла в то время и активность вражеской авиации. Мы стали нести потери. 19 ноября, в 14 часов, при посадке на Комендантский аэродром наши самолеты подверглись нападению фашистских истребителей, в результате которого погибло и было тяжело ранено несколько наших товарищей.
Вот как это случилось. Девятка транспортных воздушных кораблей под командованием летчика Г. С. Голана прибыла из Хвойной на Комендантский аэродром. Из-за густой дымки над аэродромом группа вынуждена была пойти на второй круг, а звено истребителей сопровождения приземлилось. Когда в порядке очередности стали заходить на посадку наши самолеты, из-за облаков внезапно вынырнули 4 «мессершмитта». Три ПС-84 успели сесть, остальные шесть машин находились в воздухе и готовились к посадке. В это время «мессершмитты» и атаковали самолет Михаила Жукова. На высоте 200 метров им удалось его поджечь. Огонь охватил машину. Но экипаж мужественно и самоотверженно боролся за ее спасение. Задыхаясь в удушливом дыму, стрелок Степан Олейник, бортрадист Яков Ковалев и бортмеханик Александр [45] Страхов били по «мессершмиттам» из пулеметов. Фашисты продолжали наседать. Машина потеряла скорость и стала падать. А внизу штабеля мешков и ящиков с продуктами, порохом и взрывателями. Казалось, секунда-другая — врежется горящий самолет в склад боеприпасов и произойдет страшный взрыв. Но в эти несколько оставшихся секунд жизни коммунисты командир корабля Михаил Жуков и второй пилот Николай Дзукаев последним усилием выровняли и отвернули от склада падающую машину. Горящий самолет упал и взорвался за пределами аэродрома.
Два «мессершмитта» атаковали машину Евгения Киреева, идущую на посадку. Командир корабля был убит. Смертельно раненный бортмеханик Иванов успел выпустить закрылки, шасси, закрепить их стопором. Тяжело раненный второй пилот А. Я. Жукотский, собрав последние силы, посадил самолет. Ранения получили и остальные члены экипажа — бортрадист Неведома, стрелки Шмаков и Беломитцев. Это был самый тяжелый день для Московской авиагруппы.
Вскоре после этого случая мы с командиром эскадрильи В. Пущинским поехали к командующему военно-воздушными силами Ленинградского фронта генералу Александру Александровичу Новикову.
В кабинете командующего было холодно. Генерал сидел за столом в телогрейке. Когда мы вошли, он встал из-за стола, поздоровался с нами за руку, усадил. Мы доложили ему о работе и нуждах наших эскадрилий, попросили оказать помощь в улучшении взаимодействия с истребителями. Рассказали о потерях, которые понесли от вражеской авиации из-за слабого прикрытия, в том числе и о случившемся 19 ноября на Комендантском аэродроме.
— Видимо, товарищ командующий, — сказал я, — следует закрыть Комендантский аэродром. Фашисты бомбят и обстреливают его.
Генерал долго беседовал с нами, интересовался работой, жизнью и бытом летчиков, возможностями повысить интенсивность полетов в Ленинград через Ладожское озеро.
— Мы очень довольны вашей деятельностью, — сказал он. — Сделаем все возможное для обеспечения ее безопасности. [46]
Вскоре Комендантский аэродром закрыли. Наши самолеты стали садиться на аэродром Смольное, где базировался 286-й потребительный авиаполк. Его летчики надежно призывали транспортные самолеты и на подходе к аэродрому, и на посадке, и при разгрузке и загрузке.
Улучшилось прорытие с воздуха и других аэродромов, а также сопровождение наших групп истребителями.
Однако в последние дни ноября мы почувствовали, что противник вновь активизировался. Его истребители нападали на наши самолеты и во время полетов, и на аэродроме. Правда, наши экипажи уже накопили опыт борьбы с воздушным противником. Стрелки научились не только отражать атаки фашистских истребителей, но и сбивать их.
Ноябрь оказала самым напряженным месяцем. Зная, какие трудности переживают ленинградцы, мы старались перевези как можно больше продовольствия и вооружения Так, 21 ноября летная группа под командованием Дмитрия Кузнецова в составе девяти ПС-84 совершила 5 рейсов в Ленинград. Это был рекорд!
Не отставали и другие экипажи. В этот ноябрьский день самолеты всей авиагруппы доставили в Ленинград наибольшее количество продуктов — 214 тонн при норме 150 тонн.
В ноябре же мы получили приказ перевезти из Ленинграда в Москву 144 артиллерийских орудия и 836 минометов. Перед нами встал вопрос: как обеспечить срочную переброску этого вооружения? Путь был только один — воздушный. А груз-то крупногабаритный. Как разместить пушки в самолете? Но наши экипажи справились с этим заданием. Большая грузовая дверь самолета, открывавшаяся вверх, давала возможность вкатывать орудия, не разбирая их, и ставить в фюзеляж Самая большая сложность состояла в том, чтобы не нарушить центр тяжести, особенно при взлете и посадке. Но и эту трудность мы преодолели, с честью выполнив в самый короткий срок задание Государственного Комитета Обороны. В этой операции участвовала вся Московская авиагруппа особого назначения.
Обеспечение как этих, так и многих других перевозок занимались инженерно-технические работники эскадрильи, возглавляемые инженером Иваном Петровичем Антоновым. Инициатива и изобретательность инженеров, техников, мотористов, оружейников, прибористов, электриков способствовали успешной работе летчиков. Поэтому мы всегда с признательностью вспоминаем П. Разумова, П. Патина, А. Мартынова, К. Оликова, П. Николаева, Н. Мартынова, П. Кузнецова, Ф. Пономарева, Н. Бойчарова, Л. Рувинского, А. Галкина, С. Козлова, Н. Наумова, Г. Катинина и др. Благодаря их самоотверженному труду почти весь самолетный парк всегда был в исправном состоянии.
Инженерно-технические работники щедро помогали друг другу, не считаясь с нормами ремонтных работ. Вот пример. Самолет командира корабля Е. Мухина подвергся нападению вражеских истребителей. Были перебиты хвостовое оперение, тросы управления рулями высоты, пробит бензобак. На ремонт самолета по регламенту полагалось 10 дней, но техники под руководством инженера Антонова отремонтировали его за 3 дня. Как-то на самолете командира корабля И. Маслова при посадке лопнул центральный узел верхней фермы правого шасси. По нормативам машина подлежала списанию или заводскому ремонту. Инженер Антонов решил произвести сварку узла в полевых условиях, Ремонт занял всего 5 часов. Самолет снова встал в строй.
Около трех месяцев продолжалась наша работа по перевозке в Ленинград продовольствия, вооружения и различных материалов. Руководил ею Ленинградский обком партии. Андрею Александровичу Жданову ежедневно докладывали о количестве грузов, доставленных в город самолетами. Часто посещал аэродромы член Военного совета Ленинградского фронта А. А. Кузнецов, беседовал с летчиками, делился своими мыслями, советовался. О наших делах рассказывало Ленинградское радио, писали газеты.
Мужество ленинградцев, их стойкость воодушевляли нас. И мы летали в Ленинград в любую погоду, на перегруженных самолетах.
В конце декабря эскадрильи Московской авиагруппы особого назначения отозвали в Подмосковье. Для выполнения других ответственных боевых заданий. К этому времени уже начала действовать ледовая дорога через Ладожское озеро.
Но летчики Московской авиагруппы продолжали летать в Ленинград до снятия блокады. [48]
В.Пузейкин. Прикрывает 127-й
Шел сентябрь сора первого года. Трудное то было для нашей Родины время. Фашистские войска рвались в глубь страны. Советские воины храбро сражались с врагом, отбива его натиск. Мы, летчики 127-го истребительного авиаполка, прикрывали и поддерживали действия наших пехотинцев, танкистов, артиллеристов. Подниматься в воздух ежедневно приходилось по 5–6 раз.
21 сентября после полудня я повел звено истребителей МиГ-3 на прибытие эскадрильи И-153, которой предстояло штурмовать вражеский аэродром под Ельней.
Прикрываемые истребителями штурмовики пробомбили аэродром и уничтожили на нем десять «мессершмиттов», а на обратном пути штурмовали колонну вражеской пехоты.
Как только я приземлился, увидел свою командирскую «эмку», замаскированную под цвет желтеющей осенней листвы. Ко мне подбежал шофер.
— Товарищ майор Вас вызывают в штаб дивизии!
«Что могло случиться? — мелькнула мысль. — Ведь для постановки какой — либо задачи можно было воспользоваться телефонам!»
К исходу дня прибыл в штаб дивизии. Здесь меня ждал приказ: Немедленно перебазировать полк на аэродром восточнее Ленинграда, в распоряжение командования Ленинградского фронта.
Такой приказ иного из наших летчиков не удивил. Мы знали, что гитлеровцы день и ночь атакуют Ленинград, стремясь во что бы то ни стало овладеть городом.
На другой день после перебазирования полка я вылетел в Ленинград к командующему ВВС Ленинградского фронта генералу А. А. Новикову. Доложив о прибытии полка, сказал, что в нем после трех месяцев боев остались практически две эскадрильи и что, на мой взгляд, несводимо пополнить полк третьей эскадрильей.
— Состояние пола нам известно, — ответил командующий. — Поэтому принимая решение о вашем переподчинении Ленинградскому фронту, Ставка [44] передала в ваше распоряжение одну эскадрилью 29-го Краснознаменного истребительного авиаполка.
Сообщение командующего ВВС фронта чрезвычайно меня обрадовало. Через день наш аэродром уже принимал новых боевых друзей.
29-й Краснознаменный истребительный, как и наш 127-й полк, воевал на Западном фронте, так что его летчики были людьми обстрелянными, прошедшими серьезную боевую проверку в схватках с противником.
127-й полк поступил в распоряжение Восточной оперативной группы ВВС Ленинградского фронта. Мы с комиссаром полка А. П. Проскуриным выехали в штаб группы.
Здесь меня ожидала приятная неожиданность: группой командовал мой земляк, как и я, колпинец, полковник И. П. Журавлев. Едва я начал докладывать о перелете полка, командующий перебил меня возгласом:
— Вот это встреча! Сколько же мы не виделись?
— Лет восемь, пожалуй.
Так сошлись наши фронтовые дороги. Теперь полк поступал в распоряжение Ивана Петровича Журавлева, который за несколько лет до меня окончил авиационную школу. Конечно же, хотелось поговорить о делах, выходящих за рамки служебных отношений. Но было не до того. И Журавлев, пожав руку представившемуся ему батальонному комиссару А. П. Проскурину, произнес:
— Будем воевать вместе. Чем вы располагаете?
Я доложил, что в полку две эскадрильи, укомплектованные истребителями И-16 и И-153. Еще одна эскадрилья поступает от ВВС Ленинградского фронта. Имеется также звено новых высотных самолетов МиГ-3 — по тому времени самых совершенных машин.
Хотелось хоть немного, вкратце, охарактеризовать летный состав. Но Иван Петрович, взглянув на часы, сказал:
— О делах полка мы кое-что знаем. Ближе познакомимся в процессе работы. Возвращайтесь в часть. Боевую задачу получите на месте.
Первым встретил нас с комиссаром по возвращении на аэродром начальник штаба полка майор С. С. Кривущенко. Человек в высшей степени исполнительный, Кривущенко требовал от каждого той [50] четкости и точности, без которых немыслима армия вообще, а авиация в особенности. Майор всегда безукоризненно знал боевую обстановку на участке, где действовал полк.
Вот и теперь, несмотря на то, что мы только-только прибыли в новый район, Кривущенко уже успел установить контакт с начальником штаба соседней части. И теперь, пользуясь топографической картой, коротко доложил:
— Завтра вот с этого аэродрома (майор показал место на карте) вылетит группа транспортных самолетов. Нам приказано обеспечить их сопровождение в Ленинград и обратно.
25 сентября на рассвете первая группа истребителей ушла сопровождать, транспортный караван. Погода стояла неважная — сплошная облачность. В этой белесой пелене шестерке наших истребителей предстояло встретить в воздухе группу транспортных самолетов и сопроводит, их в Ленинград, на Комендантский аэродром.
Маршрут был сложным. Я хорошо знал его, так как до войны служил в Ленинградском военном округе. Поэтому решил на «миге» возглавить группу.
Взлетели еще затемно. Сделав круг над аэродромом, нашли по белым, красным, зеленым аэронавигационным огням летевшую строем «клин» девятку транспортных самолетов. Этот первый наш вылет прошел удачно.
Ежедневно для сопровождения «транспортников» поднималось несколько групп истребителей. Их, как правило, возглавлял: командир полка, комиссар, заместитель командир полка по полетам майор А. А. Привезенцев, командир эскадрильи майор Ф. Г. Зоц, некоторые командиры звеньев.
27 сентября я снова на своем МиГ-3 возглавил группу из шести И-16. До Комендантского аэродрома долетели хорошо. Но на обратном пути погода ухудшилась. В плотном строю самолеты прошли полосу облачности. Истребители заняли свои места в боевом порядке, готовые в любую минуту отразить нападение вражеских самолета. А они подстерегали нас над Ладожским озером. Внезапно со стороны солнца на нас на большой скорости буквально свалилась целая стая «мессершмиттов». В считанные секунды мы с Петром Бондарцом с его ведомым Лукой Муравицким заняли положение между транспортными [51] самолетами и фашистскими истребителями. Зная, что сзади нас прикрывают товарищи, бросились в лобовую атаку. Меткой очередью Лука сбил одного «мессера», остальные отвернули в сторону.
Подлетая к своему аэродрому, увидели уходивших от него «юнкерсов». Воспользовавшись отсутствием наших истребителей (а вслед за нами вылетело еще несколько групп сопровождения), фашисты атаковали наш аэродром и теперь, отбомбившись, летели восвояси. Конечно, далеко преследовать их мы не могли — горючее кончалось. Но все же Лука Муравицкий и Сергей Путяков, которых я прикрыл на «миге», сумели сбить по одному бомбардировщику.
А мне в этот раз не повезло. Прикрывая товарищей, я попал под пулеметный огонь. Длинная очередь повредила двигатель, и он стал работать с перебоями — то вовсе умолкал, то, начав работать, подозрительно чихал. Стремительно падала высота, а с ней уменьшался и шанс на удачное приземление.
«Дело плохо, — мелькнула мысль. — Дотянуть бы до ближайшего аэродрома».
До аэродрома я дотянул. Но и здесь не обошлось без происшествия. К аэродрому подлетал со стороны леса. Чувствуя, что вот-вот врежусь в деревья, изо всех сил потянул ручку на себя. Самолет буквально перепрыгнул через крайние деревья и сразу же коснулся земли. Кажется, пронесло.
И тут случилось непредвиденное. Моего вынужденного приземления, конечно, никто не ожидал. Как раз в эту минуту на линию старта выруливал транспортный самолет. Пришлось круто отвернуть в сторону. Машина скапотировала. И я, и «миг» оказались в «ремонте». Спасибо замечательному военному хирургу Анне Яковлевне Поляковой. Удачно сделав операцию, она быстро возвратила меня в строй. А умелые руки аэродромных специалистов «поставили на ноги» самолет.
Я уже называл имя Луки Муравицкого. Летчиком он был храбрым, мужественным. Его путь в авиацию типичен для нашего времени. С первого дня войны сражался с врагом. Самоотверженно действовал старший лейтенант Муравицкий и на трассе воздушного моста, прикрывая транспортные самолеты.
Однажды в паре с лейтенантом Сергеем Путяковым он прикрывал группу транспортных самолетов ЛИ-2. В районе Новой Ладоги на них напали три [51] «мессершмитта». Прикрыл собою транспортные самолеты, Лука открыл огонь и меткой очередью сбил, один Ме-109. С другим фашистом вел бой его ведомый. Третий «мессер» атаковал Муравицкого сзади, огнем из пушки повредил самолет, а летчика ранил в лицо. Но Лука продолжал вести бой и заставил фашиста отступить.
В октябре старший лейтенант Муравицкий снова получил ранение. Тогда две пары наших самолетов подверглись нападению фашистских истребителей. Завязался нелегкий бой. Несмотря на численное превосходство врага, наши летчики не подпустили его к транспортным самолетам. Будучи раненным, Лука и в этот раз сумел потопить один фашистский истребитель в Ладожском озере.
23 октября сорок первого года старшему лейтенанту Луке Захаровичу Муравицкому за отличное выполнение заданий командования и проявленное при этом мужество присвоили звание Героя Советского Союза. Впоследствии еще несколько наших летчиков получили это высокое звание.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |