Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Основания психологии (Principles of Psychology, 1855) 3 страница



Последствия невежества родителей. Мы встретим точно такое же невежество родителей и такие же пагубные последствия от него, когда перейдем от физического воспитания к нравственному. Посмотрите на молодую мать и послушайте, какие законы она предписывает в детской. Немного лет тому назад, она сама сидела на школьной скамье, набивая себе голову словами, именами и числами; мыслительные ее способности почти совсем не упражнялись; ей не давали ни малейшего понятия о методах обращения с пробуждающимся умом младенца и, в то же время, школьная дисциплина отнюдь не приспособила ее к изобретению своего собственного метода. Последующие за школой годы были посвящены молодой девушкой музыкальным упражнениям, вышиванью, чтению романов и выездам; никогда не приходила ей в голову мысль обдумать важность ответственности, лежащей на матери и, конечно, она не могла приобрести ни одного из тех прочных, разумных познаний, которые бы служили подготовкой к этой ответственности. Посмотрите теперь, как эта молодая, с не вполне еще сложившимся характером, женщина выполняет возложенную на нее обязанность; не понимая вовсе тех явлений, которые совершаются на ее глазах, она берется за дело, не легкое даже для тех, кто обладает большими познаниями и опытностью, чем она. Никогда ничего не слыхав о свойствах душевных движений, о порядке их развития, об их назначении, она не знает, где кончается польза и где начинается вред. Она вообразила себе, что такие-то чувства положительно дурны — что совершенно неверно — а другие безусловно хороши — чего также нельзя сказать; затем, не имея ни малейшего понятия о строении организма, с которым ей приходится иметь дело, она теряется и не знает, как обращаться с ним. Есть ли после этого возможность избежать тех пагубных последствий, свидетелями которых мы бываем на каждом шагу? Недостаток сведений по части умственных явлений с их причинами и последствиями делает вмешательство молодой, неопытной матери в воспитание ребенка гораздо более вредным, чем вполне пассивное отношение ее к этому вопросу. Постоянно противодействуя то тому, то другому проявлению жизненной силы в ребенке, иногда совершенно нормальному и благотворному, она лишает его удовольствий и пользы, портит, как его характер, так и свой собственный, и отчуждает его от себя; желая заставить ребенка исполнить то, что, по ее понятию, необходимо нужно, она прибегает то к угрозам, то к ласкам или подаркам, с целью закупить его, или же возбуждает в нем желание произвести приятное впечатление на посторонних. Молодая мать совсем забывает, что внутренние побуждения ребенка могут, в это самое время, находится в совершенном противоречии с наружным его поведением; но ей и дела нет до того, лишь бы ребенок вполне удовлетворял внешним условиям приличия; таким образом, она сама развивает в нем двуличность, страх и эгоизм, вместо хороших чувств. Настаивая на том, чтобы дитя всегда говорило правду, она первая подает ему пример противного, когда угрожает ему наказаниями и не приводит их в исполнение. Молодая мать ежедневно твердит детям, что они сами должны смотреть за собой, а между тем, появляясь на короткое время в детской, она сердится и кричит на детей за такие поступки, которые вовсе того не заслуживают. Она и не догадывается, что в детской, как и в жизни, та только дисциплина действительно благотворна, когда хорошее и дурное поведение вызывает естественные последствия — приятные или прискорбные, смотря по тому, из какого рода действий они проистекают. Находясь, таким образом, без всякой теоретической поддержки и не обладая способностью руководить своими собственными поступками, на основании наблюдений над умственным процессом, происходящим в детях, молодая мать теряет всякий авторитет в своем маленьком царстве: все ее распоряжения порывисты, непоследовательны, иногда прямо вредны и были бы даже пагубны, если бы в природе не существовало неудержимого стремления каждого развивающегося ума покорить себе все, более слабые, влияния.



Наставникам необходимо руководствоваться психологией. А умственное воспитание детей: разве его точно также не коверкают? Согласитесь, что все вообще проявления ума, не исключая и развития его в ребенке, подчинены известным законам, следовательно, нет никакой возможности правильно руководить воспитанием детей, без знания этих законов. Глупо было бы со стороны воспитателей предполагать, что они в состоянии надлежащим образом регулировать процесс зарождения и накопления понятий в детском мозгу, ежели они сами не понимают сущность этого процесса. Какая, значит, громадная разница между существующим методом преподавания и тем, который должен бы был существовать, когда почти никто из родителей и очень немногие из наставников знакомы с психологией. Принятая система обучения детей, как и следовало ожидать, крайне ошибочна и по своему содержанию, и по приемам; полезный разряд знаний устранен, а бесполезный навязывается насильно и притом ошибочным путем и ошибочным порядком. Под влиянием общепринятой узкой идеи, что воспитание должно ограничиваться знаниями, почерпнутыми из книг, родители, к великому вреду для своих малюток, слишком рано дают им в руки азбуку. Не признавая истины, что книги должны служить только дополнительным пособием, косвенным средством для обучения, когда в прямых оказывается недостаток,— средством, смотреть на все чужими глазами, а свои закрывать, наставники спешат пичкать детей фактами второстепенного достоинства, вместо главных. Они не понимают громадного значения самопроизвольного обучения, начинающегося с самого раннего возраста; они не догадываются, что вместо того, чтобы пропускать без внимания неутомимую наблюдательность ребенка и бранить его за ежеминутные вопросы: что? как? почему?— следует поощрять эту любознательность, давая ей правильное направление и удовлетворяя ее по возможности. Наставники же стараются занимать глаза и мысли детей предметами, непонятными для них в такой ранний период жизни и даже противными им; поклонники символов знания, а не самого знания, они не сознают, что ребенка тогда только можно ознакомить с новыми источниками сведений, доставляемых книгами, когда он достаточно ознакомится с предметами и процессами явлений, встречающимися ему в домашней жизни, на улицах, в полях и т. д.; и это не потому только, что непосредственные знания несравненно дороже косвенно полученных, а также и потому, что все написанное в книгах усваивается ребенком лишь сообразно с запасом предварительных сведений, почерпнутых им из практической жизни. Заметьте еще, что это формальное обучение, слишком рано начатое, ведется почти без всякого соотношения с законами умственного развития. Путь интеллектуального прогресса необходимо должен начинаться с конкретных (определенных) наук и заканчиваться абстрактными (отвлеченными), а между тем, такому отвлеченному предмету, как грамматике, который следовало бы преподавать гораздо позднее, учат детей с самых ранних лет; в это же почти время им преподается политическая география — мертвый, неинтересный предмет для ребенка, составляющий скорее дополнение к социологии, тогда как физическую географию, более понятную и более занимательную, чаще всего обходят. Почти все преподаваемые предметы распределены в неестественном порядке; детям прежде всего хотят дать понятие о значении слов, о различных правилах, принципах, вместо того, чтоб приучить их самих делать выводы из разнообразных явлений, как мы это видим в порядке природы. Но хуже всего, это вредная рутинная система заучиванья наизусть, система, посредством которой разум приносится в жертву мертвой букве. Посмотрите на результаты; от того ли, что понятия детей неестественно притупляются, вследствие долгого сиденья за книгами, от неправильного ли мышления, вызванного изучением предметов прежде, чем ребенок может их понять, и представлением обобщений прежде фактов, от которых они происходят; от того ли, что учеников и учениц заставляют пассивно воспринимать чужие идеи, нисколько не приучая их к любознательности и самодеятельности; от того ли, наконец, что способности детей чрезмерно напрягаются,— только по выходе из учебных заведений, немногие из воспитанников обладают той силой ума, которой бы можно было ожидать от них. По окончании экзамена, книги кладутся в сторону; бо́льшая часть приобретенных сведений быстро вылетает из памяти, благодаря беспорядочности, с которой они усваивались; то, что еще осталось — мертвый капитал, потому что искусство применять знание к практике не преподавалось в школе, а личная способность точного наблюдения и независимого мышления крайне мало развита. Прибавим ко всему этому, что большая часть сведений, получаемых в школе, имеет, относительно, очень мало цены, тогда как огромная масса их, несравненно более ценная по своему значению, оставляется без всякого внимания.

Важное значение теории воспитания. Нам следовало бы начать с тех, фактов, которые теперь вполне выяснились, а именно: что физическое, нравственное и умственное воспитание наших детей в высшей степени неудовлетворительно. В большинстве случаев, причиной тому сами родители, не обладающие теми знаниями, при помощи которых только и можно руководить детей. Чего ожидать, когда одну из самых сложных проблем берутся решать люди, не имеющие никакого понятия о правилах, от которых зависит это решение? Чтобы уметь хорошо тачать башмаки, строить дома, управлять кораблем или локомотивом, надо долго учиться. Неужели же процесс умственного и физического развития человека такая простая вещь, что следить за ним и направлять его можно без всякой подготовки? А если нельзя, если этот процесс сложнее всех прочих процессов в природе — за исключением одного — и если задача управлять им невыразимо трудна, то не безумие ли браться за такую задачу, не подготовя себя предварительно к ней? Лучше пожертвовать внешними, украшающими знаниями, чем пренебречь таким существенным знанием. Когда отец, действуя на основании ложных принципов, принятых им без всякого рассуждения, восстановляет против себя сыновей, озлобляет их жестоким обращением, разоряет их и сам делается через то несчастным, ему следует напомнить, что изучение этологии, или науки о нравах и поведении, пригодилось бы ему гораздо более, чем знание истории Эсхила. Когда мать оплакивает своего первенца, умершего от скарлатины и врач подтвердит ее подозрение, что мальчик, может быть, и выздоровел бы, если бы его организм не был истощен чрезмерными школьными занятиями, вследствие чего, несчастная изнемогает от горя и угрызений совести,— для нее едва ли послужит утешением то, что она может читать Данте в оригинале.

И так мы видим, что для управления третьим, большим отделом человеческой деятельности нужно одно — знание законов жизни. Некоторое знакомство с главными принципами физиологии и элементарными истинами психологии необходимо для правильного воспитания детей. Нет сомнения, что многие прочтут это заявление наше с улыбкой; им покажется нелепостью, чтобы родители изучали такие мудреные предметы; действительно, была бы явная нелепость, если бы мы потребовали, чтобы все вообще отцы и матери обладали обширными сведениями по этой части. Но мы совсем не то говорим; дело идет об общих принципах, с присоединением к ним таких объяснений, которые дали бы родителям точные понятия о предмете,— вот и все; а этому они могли бы научиться если не рациональным, то догматическим путем. Как бы то ни было, но следующие факты неоспоримы: умственное и физическое развитие детей подчиняется известным законам; коль-скоро родители хотя несколько отступят от этих законов, смерть ребенка неизбежна; если они хотят избавить своих детей от серьезных физических и умственных недостатков, они должны строго подчиняться всем правилам этих законов; достижение совершенной зрелости возможно для ребенка только при полном соблюдении всего того, что предписывается этими законами. Судите теперь, не должны ли те, кто надеется со временем сделаться отцом или матерью, стремиться узнать, в чем именно состоят эти законы?

Подготовка к роли гражданина. От родительских обязанностей перейдем к обязанностям гражданина; но сначала надо определить, что именно необходимо знать человеку, чтоб быть подготовленным к выполнению этих обязанностей. Отнюдь нельзя сказать, чтобы потребность знания, подготовляющего к гражданским обязанностям, оставалась у нас неудовлетворенною; напротив, в программу наших школьных курсов входит несколько наук, касающихся — по крайней мере, номинально — политических и социальных обязанностей. Самое видное место в этом отделе занимает история.

Бесполезность истории, преподаваемой в наших школах. Выше уже сказано нами, что сведения, получаемые детьми под видом истории, не имеют ровно никакой цены в смысле руководства. Едва ли который-нибудь из фактов, изложенных в наших школьных учебниках и весьма немногие из напечатанных в более пространных сочинениях, изданных для взрослых, выясняют действительные причины политических событий. Биографии монархов (а наши дети только это и заучивают наизусть) не дают почти никакой идеи о современном состоянии общества; все эти придворные интриги, заговоры, похищения престолов и тому подобное, равно как описание личностей, участвовавших в этом, очень мало выясняют причины национального прогресса. Мы читаем, например, о каком-нибудь споре из-за власти, окончившемся битвой; автор называет по именам таких-то и таких-то полководцев и главных из подчиненных им лиц; рассказывает, сколько у сражающихся было пехоты, кавалерии, орудий, описывает, как расположены были войска, как они маневрировали, как атаковали неприятеля на одном пункте и отступили на другом; как в такую-то часть дня они понесли такое-то поражение, а в другую — одержали такую-то победу; как при одном особенном движении пал такой-то из главных военачальников, а при другом — искрошили целый полк такого-то названия; как, после долгих колебаний успеха, победа была одержана той или этой армией; обе стороны потеряли столько-то убитыми и раненными, а победители взяли в плен столько-то. Теперь скажите, из этой массы подробностей, составляющих сущность исторического рассказа, есть ли хоть одна, которая бы могла произвести какое-либо влияние на образ ваших действий, как гражданина? Положим даже, что вы внимательно прочли не только сочинение Пятнадцать решительных мировых битв, но и описание всех прочих битв, о которых упоминается в истории,— научило ли бы вас это чтение рассудительнее подать свой голос на ближайших выборах? Но, ведь, все это факты и факты интересные, скажете вы. Без сомнения (если только все они вообще или отчасти не выдуманы); для многих они могут быть даже весьма интересными фактами, но это еще не доказывает. чтобы они имели какую-нибудь действительную ценность.

Ложное или извращенное мнение часто придает кажущуюся ценность предметам, вовсе этого не заслуживающим. Маньяк цветовод не продаст любимой своей тюльпанной луковицы даже на вес золота. Для любителя древностей обладание безобразным черепком старого китайского фарфора составляет высшее счастье. Есть люди, платящие большие деньги за останки знаменитых убийц. Нельзя же утверждать, чтобы такого рода вкусы могли служить мерилом ценности предметов, а если нельзя, то надо согласиться и с тем, что слабость к некоторым историческим фактам не есть еще доказательство их ценности, и потому мы должны определить ее, как определяем другие факты, то есть, узнать, какое употребление можно сделать из них. Если вам придут сказать, что кошка вашего соседа вчера окотилась,— вы ответите, что это сведение не имеет для вас никакой цены, хотя в сущности, это также факт, но факт, вполне бесполезный, никоим образом не могущий влиять на вашу жизнь и помочь вам научиться, как жить полной жизнью. Приложите теперь это мерило к массе исторических фактов, и вы получите тот же самый результат; из них нельзя вывести никаких заключений, потому что это все бесполезные, разбросанные факты, не могущие служить руководящим началом, а в этом-то преимущественно и состоит назначение фактов. Читайте их, если хотите, для развлечения, но не льстите себя надеждой, что вы поучаетесь через них.

То, что, собственно, составляет историю по большей части выпускается из исторических сочинений; только в последние годы, историки начали давать нам действительно ценные сведения. Так как в прошедшие времена, король был все, а народ — ничто, то и в истории тех времен деяния королей наполняли всю картину, тогда как жизнь народа служила только темным фоном для нее. Теперь же, когда благосостоянием народа начинают интересоваться гораздо более, чем благосостоянием правителей, историки начали внимательнее следить за явлениями социального прогресса. Предмет, действительно стоящий изучения — это социология; нам нужно знать все факты, могущие объяснить как нация организовалась и как она развивалась. Дайте нам, во-первых, понятие о правительстве страны, затем, дайте как можно менее пустых подробностей о личностях, составлявших это правительство, и как можно более подробностей о том, что́ совершено при нем: какие учреждения оно установило, каких методов придерживалось в деле администрации, какими предрассудками руководилось, какой вред нанесло стране и т. д.; опишите нам характер и действия не только центрального правительства, но и всех местных, до мельчайших их разветвлений; параллельно с этим дайте нам также понятие о духовном управлении, об его составе, образе жизни, силе власти и отношениях к государству; прибавьте к этому сведения об обрядах, вероисповедании, религиозных идеях, не только номинально принятых, но и искренно исповедуемых и служащих основой народной жизни; расскажите нам о взаимном влиянии сословий одного на другое, выражаемом в общественных законах приличия, титулах, приветствиях и форме разговора; познакомьте нас со всеми обычаями народной жизни дома и вне дома, включив сюда взаимное отношение полов и отношение родителей к детям; укажите образцы народного суеверия, начиная с древних мифов, до простого колдовства; затем, разверните перед нами картину промышленной системы страны, чтобы показать, до каких размеров было доведено разделение труда, как распределялись ремесла — по кастам, гильдиям или иначе; каковы были отношения между хозяевами и рабочими; посредством кого и чего рассылались товары, каковы были пути сообщения, какие деньги ходили в обращении. Следовало бы также дать отчет о промышленных искусствах, рассматриваемых с точки зрения техники, указать, какие производства были более в ходу и каково было качество продуктов. Далее нужно бы обрисовать умственное состояние нации в различных фазисах его, не только по отношению к роду и размерам воспитания, но я по отношению к научному прогрессу и преобладающему образу мыслей. Степень эстетической культуры сказывается в архитектуре, живописи, одежде, музыке, поэзии и народных вымыслах. Все это необходимо нужно описать, не забыв упомянуть о вседневной жизни народа, об его пище, жилищах и развлечениях. Наконец, в заключение, в виде связи общих фактов, надо представить теоретическую и практическую нравственность всех классов, отразившуюся в законах, привычках, поговорках и поступках. Собрание такого рода фактов должно быть передано с той краткостью, какая только возможна при полной ясности и точности изложения; их следует сгруппировать и распределить в таком порядке, чтобы они могли быть поняты в целом и рассматриваемы, как находящиеся во взаимной зависимости части одного великого целого. Главная цель подобного способа изложения состоит в том, чтобы читатель тотчас мог заметить связь, существующую между событиями и мог узнать, какие социальные явления тождественны между собой. Соответственные описания последующих веков должны быть так составлены, чтобы мы могли сейчас видеть, как принимались каждое верование, каждое учреждение, обычаи и порядки и какая связь существует между предшествующими и последующими учреждениями и порядками. Вот единственный род сведений, касающихся прошедших времен, которые могут служить гражданину руководством при выполнении им его обязанностей. Единственная история, имеющая практическую ценность, есть, так называемая, описательная социология. Высшая услуга, какую может оказать историк человечеству, заключается в умении составить такого рода описание жизни нации, чтобы оно послужило материалом для сравнительной социологии и последовательных определений конечных законов — этого основания всех социальных явлений.

Наука, как ключ к истории. Надо заметить, что заручившись даже достаточным запасом этих, действительно ценных, исторических сведений, мы, сравнительно, не извлечем из них большой пользы, ежели не будем иметь к тому ключа; ключ же этот может дать только наука. При отсутствии биологических и психологических обобщений, нет возможности рационально объяснять себе социальные явления; люди тогда только сделаются способны понимать самые простые факты социальной жизни, как, например, отношения между предложением и спросом, — когда они запасутся соразмерным количеством первоначальных, эмпирических понятий о человеческой природе. А так как самые элементарные истины социологии не могут быть поняты без некоторого знания того, как вообще люди думают, чувствуют и действуют в данных обстоятельствах, то очевидно, что обширные сведения в социологии возможны лишь при соответствующем ознакомлении с физическими и умственными способностями человека. Рассмотрите этот вопрос с отвлеченной точки зрения, и вывод обнаружится сам собой. Общество состоит из индивидуумов; все, что совершается в обществе совершается совокупными действиями индивидуумов, следовательно, индивидуальные действия служат ключом к разрешению всех социальных явлений. Но действия индивидуумов зависят от законов их природы, а потому, чтобы понять эти действия, надо прежде понять самые законы их; законы же эти, в наипростейшей их форме, оказываются выводами из законов тела и духа вообще. Из этого следует, что понимать социологию нельзя иначе, как изучив прежде биологию и психологию, или, выражаясь проще: все социальные явления суть явления жизни в самом обширном смысле слова, подчиненные законам жизни, и понять их можно только после изучения этих последних. Таким образом, управление четвертым отделом человеческой деятельности зависит, как и первых трех, от науки. Из сведений, получаемых человеком, в течение курса его школьного воспитания, очень немногие могут быть ему полезны при исполнении им гражданских обязанностей. Только небольшая часть пройденной им истории пригодится ему на практике; но он недостаточно подготовлен, чтобы уметь извлечь из нее пользу; он не только не чувствует потребности в материалах к описательной социологии, но даже не имеет понятия об этой науке; точно также он не имеет понятия об обобщениях органических наук, без которых описательная социология немного ему поможет.

Эстетическое воспитание. Наконец, мы дошли до пятого, последнего отдела человеческой деятельности, состоящего из приятных занятий и развлечений, наполняющих свободное от трудов время. Рассмотрев, какого рода воспитание лучше всего приспособляет человека к самосохранению, приобретению средств к жизни, исполнению родительских обязанностей и к социальной политической деятельности, нам предстоит теперь обсудить вопрос, какого рода воспитание приспособляет человека к другим разнообразным целям, не вошедшим в упомянутую программу, именно: к наслаждению природой, литературой и изящными искусствами во всех их формах. Так как мы упоминаем о них в конце, после предметов, гораздо более необходимых для человеческого благосостояния, подводя каждый предмет под мерило его ценности, то можно предположить, что мы отнесемся слегка к этим, не столь нужным, предметам. Но такое заключение было бы крайне ошибочно. Мы не менее других признаем цену и значение эстетической культуры и доставляемых ею удовольствий. Без живописи, скульптуры, музыки, поэзии и приятных ощущений, вызываемых красотою всякого рода, жизнь утратила бы половину своих прелестей. Мы не только не считаем развитие и удовлетворение вкуса вещью не нужной, но горячо верим, что, рано или поздно, наступит время, когда это стремление будет играть в жизни человеческой гораздо бо́льшую роль, чем теперь. Когда человек, вполне поработит, для собственной пользы, силы природы, когда орудия производств дойдут до совершенства, следствием чего будет громадное сбережение труда, когда воспитание достигнет такой системы, при которой подготовка к наиболее существенной деятельности потребует, сравнительно, гораздо меньше времени, чем теперь, и когда, следовательно, у человека окажется в итоге очень много свободного времени, — тогда прекрасное в искусстве и природе непременно обратит на себя всеобщее внимание. Но признавать эстетическую культуру широким проводником к счастью, не значит еще признавать ее необходимым базисом человеческого благосостояния. Какое бы важное значение она ни имела, она все-таки должна стоять позади тех родов культуры, которые прямо влияют на ежедневные наши обязанности. Выше уже сказано, что литература и изящные искусства возможны только при существовании таких родов деятельности, которые делают возможными индивидуальную и социальную жизнь. Очевидно, что о них следует и говорить после. Цветовод ухаживает за растением ради цветка; он дорожит корнями и листьями единственно потому, что они способствуют развитию его; но хотя цветку, как конечному продукту, подчинены все остальные части растения, цветовод знает, однако, что корни и листья, в сущности, имеют наибольшее значение, так как от них зависит развитие цветка. Он прилагает все старания, чтобы растение выросло здоровым, зная, что было бы безумием ожидать пышного цвета от небрежно выращенного растения. Совершенно то же видим мы и в рассматриваемом случае. Архитектура, скульптура, живопись, музыка и поэзия имеют полное право быть названными цветом цивилизованной жизни. Допустив даже, что они до того важны по своему значению, что подчиняют себе цивилизованную жизнь — источник их происхождения (что едва ли может быть доказано), все-таки нельзя не признать, что развитие здоровой цивилизованной жизни должно стоять на первом плане, культуре же, способствующей этому развитию, следует отвести одно из самых почетных мест.

Вот где резко бросается в глаза несостоятельность нашей воспитательной системы. Она положительно пренебрегает растением ради цветка, хлопочет об изяществе, забывая существенное; она не даст детям никаких знаний, споспешествующих самосохранению; самым элементарным образом знакомит их со способами приобретения средств к существованию, предоставляя им черпать, как придется, бо́льшую часть этих сведений из последующей жизни; она даже слегка не подготовляет их к исполнению родительских обязанностей и, в то же время, имея в виду сделать из детей хороших граждан, сообщает им массу фактов, большею частью ненужных, без всякого ключа к объяснению их; но за то, она очень усердно знакомит детей со всем тем, что способствует утонченности, лоску и блеску. Допустим, пожалуй, что знание нескольких новейших языков вещь весьма приятная и что чтение, разговоры и путешествия дают этому знанию некоторую законченность; но из этого совсем не следует, чтобы подобные результаты покупались ценою знаний, необходимых для жизни и приносимых, в этом случае, в жертву. Положим, что классическое образование вырабатывает изящный и правильный слог: нельзя же, однако, сказать, чтобы достижение изящества и правильности слога могло равняться, по своему значению, с усвоением принципов, служащих руководством при воспитании детей. Допустим, что литературный вкус может изощриться через чтение древних поэтов; но из этого еще не следует, чтобы изощрение вкуса имело такую же степень важности, как изучение законов здравия, например. Таланты, изящные искусства, беллетристика и вообще все то, что, как мы уже сказали, составляет цвет цивилизации, должно быть вполне подчинено научному образованию и дисциплине, на которых зиждется цивилизация. А так как эстетической культуре посвящаются только свободные часы человеческой жизни, то она и должна занимать место в последнем отделе воспитания.

Изящные искусства основаны на науке. Отведя, таким образом, настоящее место эстетическим знаниям и доказав, что изучение их хотя и входит в отдел элементарного воспитания детей, однако, должно занимать второстепенное место, объясним теперь, какое знание более всего делает человека способным к вышеназванной последней сфере деятельности его. На этот вопрос мы ответим то же, что отвечали и прежде. Как ни странно может показаться с первого раза наше утверждение, тем не менее, оно вполне верно: высшее искусство, какого бы рода оно ни было, основано на науке, потому что без науки немыслимо существование ни совершенного произведения, ни точной его оценки. Очень может быть, что многие из знаменитых художников и не обладали научными сведениями, в том тесном смысле, как у нас принято понимать это выражение; но будучи зоркими наблюдателями по природе, они, вероятно, всегда обладали запасом эмпирических обобщений, заменяющих науку в ее низшем фазисе; не достигали же они совершенства потому, отчасти, что обобщений-то у них было немного да и те были не точны. Что изящные искусства основаны на науке, становится ясным a priori, когда мы вспомним, что все художественные произведения изображают, более или менее, объективные и субъективные явления и настолько бывают хороши, насколько согласуются с законами этих явлений, а чтоб достичь последнего, художнику необходимо знать самые законы. Что это заключение a priori выведено из опыта, мы сейчас увидим.

Готовясь быть скульпторами, молодые люди должны прежде всего ознакомиться с костями и мускулами человеческого тела, изучить их расположение, взаимную связь и движение мышц. Это составляет часть науки анатомии, изучение которой необходимо для избежания грубых промахов, совершаемых неучеными скульпторами. Знание правил механики также необходимо для них, а так как художники часто ею пренебрегают, то в скульптурных произведениях иногда встречаются важные механические погрешности. Возьмем пример: для изображения стоящей фигуры требуется, чтобы перпендикулярная линия, идущая от центра тяжести — техническое ее название: линия направления — проходила чрез основание опоры; поэтому, когда человек принимает положение, называемое «покойным», при чем одна нога его, на которую он опирается, вытянута совершенно прямо, а другая стоит свободно, — то линия направления должна падать в середину ступни вытянутой ноги. У скульпторов же, незнакомых с теорией равновесия, очень часто положение фигуры изображается так, что линия направления падает как-раз посредине, т. е. между ногами. Незнание законов скорости движения тел приводит к такого же рода промахам; доказательством этому может служить знаменитая статуя Дискобола, которая так поставлена, что изображающий ее атлет должен неминуемо упасть вперед в то самое мгновение, как он бросит диск.


Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>